Текст книги "Земля мертвых. Боги войны"

Сергей Котов
Земля мертвых. Боги войны

© Котов С., текст, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Глава 1

Михалыч словил пулю снайпера. Арктический вездеход всё-таки не совсем военная техника, несмотря на защитный камуфляж. Брони нет совсем.

На рефлексах я сбросил передачу и активировал стояночный тормоз. Потом с криком «Ложись!» сам распластался под приборной панелью. Наверняка снайпер попробует снять сразу двоих, пользуясь растерянностью. Так и вышло: одновременно с моим криком снова звякнуло стекло. Пуля ударилась в железную переборку за моей спиной, отрикошетила и на излёте разбила обзорное зеркало справа.

Механик всё ещё бился в конвульсиях. Я чувствовал тепло его крови, стекающей мне на правую руку. Мужика было очень жалко: двадцать лет выслуги, на пенсию собирался. Жена, дети почти взрослые, скоро внуки были бы… больно. Но эмоции мне не мешали думать.

Мысленно я восстановил картинку за ветровым стеклом за секунду до выстрела. Где может быть позиция? Кругом, до горизонта – сплошняком белая равнина. Мелкая ледяная крупа метёт, солнце неясным пятном в ледяном мареве… да ветер. Этот вездесущий ветер. Блин, как он стрелял-то? Впрочем, ветер постоянный, без порывов. Но наверняка не обошлось без баллистического компьютера да лазерных дальномеров. Слева и впереди – тёмный провал. Я знал, что там море и крутой берег, хотя ничего не видно. Наверняка стрелок где-то там. Больше просто негде оборудовать гнездо. Значит, угол обзора у него не может быть высоким. Иначе меня бы достал. Но какой именно? Могу ли рискнуть и рвануть назад, в технический и жилой модули?

Надо проверить. Я вынул из держателя высокий камуфлированный термос, где ещё плескались остатки моего кофе, протянул руку и начал медленно поднимать его над головой.

– Тащ капитан, что… – Летёха в техническом отсеке отреагировал на моё движение и, похоже, решил выйти из убежища.

– Замри! – перебил я. Лейтенант затих и остановился. Умный парнишка.

– Тестирую угол, – пояснил я, продолжая поднимать термос.

Снова «дзинь» – пуля пробила стекло и вырвала термос из ладони. Удар был довольно ощутимым, ладонь сразу онемела.

– Видал? – спросил я.

– Так точно, – ответил лейтенант.

Термос сбили достаточно высоко. Я мог пролезть через жилой модуль на склад оборудования. Взять там броник и активировать снегоход. Он хранился внутри тёплого периметра – как раз для того, чтобы не надо было долго прогревать в случае чего.

И всё же – какой у них план? Конечно, стрелок видел, что завалил одного. Что он теперь будет делать? Движок и топливная система у вездехода под днищем. Серьёзного ущерба технике он нанести не сможет. Однако двигаться вслепую я тоже не могу – тут, возле побережья, это особенно опасно. Значит, снайпер просто будет держать нас на прицеле, не давая носа высунуть, пока штурмовая группа не подберётся ближе. И вот этого допустить ни в коем случае было нельзя.

– Оставаться на месте. Держать оборону, – приказал я.

– Есть, – ответил лейтенант. Технических спецов, которые находились в жилом модуле, слышно не было. Но я надеялся, что у них хватит ума не высовываться.

Я протиснулся в проход между сиденьями, стараясь не слишком поднимать зад: он мне был ещё дорог. С тоской взглянул на новёхонькую мембранную куртку, которая висела на крючке за креслом. Мне её выдали специально для этой командировки. Штатная температура до минус пятидесяти, плюс химические грелки… но доставать было нереально. Оставалось надеяться, что работающий движок снегохода не даст мне замёрзнуть те несколько минут, которые я буду рвать по снежной равнине, уворачиваясь от снайперского огня.

Ненавижу холод. Выживу – все сорок пять дней заслуженного отпуска проведу в Сочи. Или в Крыму. Позже решу.

Когда я дополз до технички, снайпер что-то заподозрил и засадил ещё одну пулю в несчастное лобовое стекло. Хорошо хоть на складе был ремкомплект: я это точно знал. Проверял по описи перед выходом.

– К-к-куда вы? – выдавил один из спецов со своего спального места в жилом модуле, когда я проносился мимо.

– Спасать нас! – на бегу ответил я.

– Удачи! – крикнул тот, не смея даже выглянуть в коридор. Молодец! Надеюсь, у остальных тоже хватит ума не высовываться.

– Спасибо! – ответил я, уже хватаясь за крепления вездехода.

Рампа долго не желала открываться. Должно быть, наледь намёрзла. В отчаянии я начал молотить её носком ботинка, и неожиданно это помогло: натужно взвизгнули электромоторы, и металлическая плита с рифлёной колеёй начала медленно опускаться.

Дохнуло холодом. Туманное облачко от выходящего тёплого воздуха быстро сдуло вездесущим ветром. Я поёжился, глядя наружу, в холодную муть, полную ледяных точек.

Секунд через тридцать вездеход был готов. Как только двигатель завёлся, я заглянул в оружейку. Достал пару броников: один тут же нацепил на себя – какая-никакая, а защита не только от пуль, но и от холода; второй кинул на плечо. На другое плечо повесил АКС-У. В штаны и карманы на бронике запихал шесть магазинов. Должно хватить. Всё равно дольше на холоде не выдержу. Шлемы тоже хранились в оружейке – как боевые, так и те, которые предназначены для езды на снегоходах. Поколебавшись немного, я выбрал шлем из первой группы: да, тяжелее, но защита серьёзная. Если повезёт, с пулей справится.

Громко хэкнув, я устроился на сиденье, разместил перед собой второй броник – так, чтобы он полностью прикрывал руль, потом задержал дыхание и дал по газам.

Холод сразу добрался до меня, терзая тысячами ледяных игл. Ничего, надо терпеть. Главное, что руки и ноги слушаются. «Нет, никаких Сочи, – подумал я про себя, – только Сирия. Говорят, там море теплее. В Латакии новый отель недавно сдали, реклама по всем отделениям “Воентура” висела. Выбью путёвку!»

Теперь главное – скорость. И манёвренность. Я двигался зигзагом, неожиданно меняя направление через неравные промежутки времени.

В таких условиях, конечно, пулю не услышать – даже если она ляжет в паре сантиметров от снегохода. Поэтому приходилось рассчитывать на зрение.

То ли я смотрел недостаточно внимательно, то ли стрелок затаился. Позади была уже половина дистанции до берега, но никакого движения я так и не засёк. Расслабился немного, траекторию держал прямее – холод-то никуда не делся, и я чувствовал, что мышцы начинают деревенеть. И тут же был наказан: пуля ударила в броник, чуть не сбросив меня с машины. Только чудом удержался за рулём, но подставил под удар оголённый бок.

«Динь!» – было слышно даже сквозь шум движка. Повезло – прилетело на пару сантиметров ниже моей груди, в силовую балку, на которую опиралось сиденье. Стрелок нервничает. Перестраховался, взял ниже, чем надо, – и вот результат.

Я зарычал и оскалился. Рывком выровнял машину. Успел засечь движение краем глаза – на самой линии горизонта, где за белой мглой уже проглядывало море.

Через пару секунд я даже смог поймать вспышку выстрела. Точно искорка на белом фоне. Но пуля прошла мимо. А потом я достал АКС и открыл заградительный огонь. Это было сложно, очень сложно: мышцы сводило от холода, пальцев я почти не чувствовал. Но держал и броник, и автомат, при этом умудряясь рулить.

Полкилометра. Стрелка не видно – затаился. Четыреста метров. Четыре вспышки подряд! И ни одного попадания – он что, вслепую стреляет?! Триста метров. Теперь я разглядел маскировочный вал. Позиция снайпера на верхушке. Интересно, что там? Техника? Двести метров. Снова три вспышки! Удар в броник. Сил хватило удержаться – но боль в суставах дикая, сразу в локтях, кистях и плечах. Снова зарычал, оскалившись. Сто метров. Первый рожок закончился.

Не останавливаюсь, влетаю под основание маскировочного вала. Тут снег вперемешку с белой тканью и каркасом из алюминиевых трубок. Меняю рожок. Очередь по верхам: кажется, там было движение.

Выбираюсь из маскировки, обхожу сбоку.

Тут блок-контейнеры! Белые, в арктическом исполнении. Целых пять штук! Прямо настоящая база. И когда успели?

Но удивляться времени не было.

С АКС на взводе я рванул к ближайшей двери. Уже нацелился на замок – но не понадобилось; дверь легко распахнулась. В тепло очень хотелось, но спешить нельзя. Я распластался по стеночке. Присел. Потом повёл стволом и дал очередь вслепую. Только после этого, не мешкая ни секунды, рванул внутрь.

Почему-то я не сомневался, что кого-нибудь да задел. Меня ведь видели; должны были выйти «встречать». Но нет: в небольшом тамбуре за дверью и коридорчике было чисто. Если не считать побитого очередью пластика, конечно.

Я рывком забросил себя внутрь. Перекатился, проверил коридор. Чисто. Что они там, уснули, что ли? Или я задел своей очередью? В последнее верилось слабо – но мало ли что в жизни бывает? Замер, кайфуя от ощущения тепла, несмотря на боль в пальцах. Но расслабляться рано: даже если стрелок (или стрелки?) реально полёг – это надо обязательно прове-рить.

Похоже, я оказался в чём-то вроде оперативного штаба. В небольшом помещении, выходящем окнами на море, была карта во всю стену, несколько работающих мониторов, кофемашина и куча бумаг, разбросанных на столе. Море катило свинцовые волны с белыми барашками и даже на вид было ледяным. Я невольно вздрогнул. Странно всё-таки, что блок-контейнеры поместили прямо на берегу обрыва, при здешних-то ветрах… хотя я ведь толком не разглядел противоположную сторону. Вдруг там скала продолжается, а контейнер стоит на небольшой площадке, опираясь на скалу, как на стену? Тогда ветер с острова не страшен – он пройдёт выше, а ветер с моря, как сегодня, будет только прижимать жилище плотнее к берегу…

Наверху что-то скрипнуло. Я тряхнул головой, чтобы прервать поток лишних размышлений, и бесшумно сместился ко входу в штаб. Потом скользнул обратно в коридор. Дошёл до узкой лестницы, ведущей в блок-контейнер наверху. Там точно кто-то был, я слышал шаги. Значит, медлить нельзя.

Стрелка я нашёл в местном аналоге оружейки. Массивная металлическая дверь была распахнута. Я опустился на колени, мельком заглянул внутрь, осознал картинку. Он стоял в полный рост. Здоровый парень в арктическом камуфляже, винтовка – в левой руке, стволом вверх. Приклад упирается в пол. Успеет прицелиться? Точно нет.

Я взял АКС на изготовку. Рывком переместился в дверной проём, целя снайперу в грудь. Тот, увидев меня, осклабился. Поднёс ствол винтовки к подбородку и произнёс, обращаясь ко мне и глядя в глаза: «Gonna meet you on the other side. See you, dude. You kinda cool one» [1]1
  Увидимся на другой стороне. Пока, чувак. Ты крутой.


[Закрыть].

Осознав, чтó он собирается сделать, я рванул вперёд. Но не успел, конечно – череп стрелка взорвался, обдав меня фрагментами костей и мозга.

Глава 2

Был соблазн осмотреть базу детально, закопаться в документах и картах. Но ребята ждали меня в вездеходе. Едва ли они решатся нарушить приказ. Значит, даже лобовуху ремонтировать не будут. День, конечно, тут длиннее, чем на материке в это время года, но до заката не так много времени осталось. А ремонтировать ночью, под пронизывающим ветром и ледяной крупой – то ещё удовольствие. К тому же придётся освещать место работ, а это прямое нарушение наставлений о светомаскировке.

Но, конечно, я должен сначала убедиться, что стрелок был один. Это само по себе очень странно – никто не отправляет нелегальные военные исследовательские миссии в такие места в одиночном составе. И действительно: я обнаружил четыре раздельные спальни. Они явно были обитаемы – в шкафчиках личные вещи, на стенах – фотографии. Вот только хозяев нигде не было. Я обследовал все контейнеры, тщательно осмотрел местность на предмет возможных схронов. Чисто! То есть вообще ничего, даже следов.

В одном из гардеробов я позаимствовал арктический комбез. Благо нашёлся моего размера. Экипировавшись, я отправился на внешний осмотр. И довольно быстро обнаружил металлическую лестницу со страховочными кольцами, которая вела вниз, к полосе прибоя, где в небольшом гроте-укрытии был оборудован причал для катера на воздушной подушке. Вот и средство заброса нашлось. Озадачивало только, что судно на месте, – значит, отсутствующие члены команды не могли эвакуироваться, оставив «стрелка».

Был вариант, что часть команды отправилась на вылазку, в глубь острова. Но в контейнере-ангаре стояло два снегохода, и больше бы туда при всём желании не влезло. Если кто-то и ушёл из обитателей, то пешком. Хорошо бы тут, на базе, оставить засаду… но сначала надо вернуться, успокоить своих.

Я направился к снегоходу. И только когда завёл двигатель, сообразил, что на мне чужой комбез. Проблема: со своими не связаться никак, нам предписано полное радиомолчание. Поэтому о рации я даже не подумал, когда выезжал. Пришлось натянуть поверх комбеза второй броник, избавиться от шевронов – благо они были на липучках – и надеяться, что меня не примут за чужака. Других вариантов просто не было.

Уезжая, я оглянулся. Теперь базу было видно отчётливо: я сорвал часть маскировки, когда въехал в неё на снегоходе. Но моё внимание привлекли не верхушки белых контейнеров с бывшим снайперским гнездом. Дальше, на скалистом берегу, километрах в трёх от базы, я заметил странное сооружение. Впрочем, у меня не было уверенности в том, что это искусственный объект. Может, просто игра природы: скалы так причудливо сложились, что теперь напоминали руины какого-то древнего замка. Но разглядывать диковинку времени не было. Потом, после ремонта вездехода и детального обследования базы, можно будет туда заглянуть, проверить что и как, для успокоения. Но не раньше.

Ваня – так звали лейтенанта – встречал меня у открытого пандуса. Как положено, он держал меня на прицеле, пока я не откинул визор, показывая лицо.

– Тащ капитан, вы! – радостно крикнул он, опуская ствол.

– Так точно! – ответил я, стараясь перекричать ветер.

Мы вместе загнали снегоход на место и закрепили машину штатными креплениями. Потом закрыли пандус.

– Надо бы Михалыча убрать… – сказал я, снимая вражескую одежду.

– Сделано, – ответил Ваня, – в медотсеке, оказывается, холодильник предусмотрен. А я и не знал. Мы с доктором убрали…

– Добро, – кивнул я. Честно говоря, – я и сам забыл про оборудование медотсека. Хотя перед выходом штудировал все ТТХ вездеходного комплекса.

– Тащ капитан, надо бы с ремкомплектом разобраться, – продолжил лейтенант.

– Слушай, – ответил я, – давай-ка ты будешь меня звать Сергей Александрович. Обстановка у нас тут специфическая. Отойдём от устава, исходя из полевой целесообразности.

– Есть, Сергей Александрович! – ответил Ваня и добавил шёпотом: – Так в конторе у вас принято, да? Я слышал.

Я рассмеялся. Но потом всё-таки ответил:

– Так точно, Иван Михайлович.

– Ну и отлично, – улыбнулся Ваня, – с гражданскими, опять же, удобнее. Сольёмся совсем!

– Совершенно верно. – Я улыбнулся в ответ, потом кивнул в сторону стеллажа, где, как я помнил, лежал ремкомплект лобового стекла: – Ну что, делом займёмся?

Лейтенант кивнул в ответ и потёр ладони.

За следующие два часа я раз пять успел проклясть создателей ремкомплекта и раза три – инженеров, спроектировавших вездеход. Нет, конечно, сама по себе машина была хороша: комфортная, надёжная, с многократным резервированием всех ключевых узлов. Но вот к полевой ремонтопригодности были серьёзные вопросы. Видно, что тема замены лобовухи прорабатывалась чисто теоретически. Операцию, которую по инструкции должны были выполнять двое, мы вчетвером еле осилили. Иначе просто рук не хватало, чтобы держать все нужные прокладки и распорки в должном положении при заполнении герметиком.

Но в конце концов мы справились. Буквально за пару минут до заката. Ещё раз проверив установку, я, облегчённо вздохнув, активировал световые щиты. Теперь внутренности вездехода были надёжно защищены от внешнего наблюдения. Можно было смело включать свет.

– Ну, господа хорошие, – сказал я, активируя вечернюю схему освещения, – теперь можно и об ужине подумать!

Двое научников, помогавших нам с установкой, радостно заулыбались. Ваня согласно кивнул, поднялся и направился в сторону камбуза.

– Я займусь, – сказал он, – моя очередь.

– Что-что, а распарить сухпай этот парень здорово умеет, – сказал Лев Владимирович, один из научников, сухой высокий мужик лет сорока, с седыми висками. Он переглянулся с коллегой, который хихикнул в ответ.

– Почему распарить? – Ваня остановился у выхода, озадаченный. – Он разогревается просто. Сублимированную лапшу уже два года как из комплектов исключили.

Научники рассмеялись. Я понимал, что Лев процитировал какое-то произведение – фильм или книгу, хорошо известные его поколению, но сообразить, откуда именно была цитата, не смог. Поэтому просто загадочно улыбнулся и кивнул.

– Исключили, и слава богу, – ответил Михаил Александрович, второй научник, полноватый лысый тип, похожий на колобка, – ничего полезного.

– Пойду Семёныча позову, – сказал Лев, – он сам не свой. Так и сидит в спальном отсеке…

– Они с Михалычем сдружиться успели, – вздохнул Ваня, – оба – рыбаки заядлые…

Научники опустили глаза. Помолчали.

– Ладно, я приберусь пока тут. За ужином встретимся, – сказал я. После чего начал собирать остатки ремкомплекта.

Ужин вышел странным. Поначалу вроде шутили. Ощущалось, как напряжение отпускает, уходит страх немедленной смерти. Так бывает после боя. Потом опять вспомнили Михалыча. Помянуть было нечем, конечно; алкоголь в таких экспедициях под строжайшим запретом. Поэтому обошлись короткими речами и минутой молчания.

После этого разговор уже не клеился. Каждый доел свою порцию, потом молча разошлись по помещениям: кто-то в спальный отсек, кто-то – в рабочий. Я вернулся в кабину, заполнять журнал. Ваня пошёл со мной – нам теперь нужно было на двоих разбить вахты.

– Глянь координаты, – попросил я, открывая журнал. Он был бумажным и заполнялся от руки на специальной огнеупорной бумаге. Архаизм, конечно, зато полная независимость от технологий.

Написав краткий отчёт, сверяясь с часами, я снова вернулся к графе с координатами.

– Иван Михайлович? – позвал я недовольно.

– Тащ капитан… – отозвался лейтенант севшим голосом, – Сергей Александрович…

– Что там? – Я поднял голову, оглянувшись на пост связи.

– Наверное, навигация сломалась, – отозвался Ваня, – хотя странно… я запустил портативную, то же самое…

– В смысле – сломалась?

– Спутники не ловит.

– Переключи на режим «Бэйдоу», – сказал я.

– Пробовал, тащ… Сергей Александрович. Не ищет.

– А портативный терминал?

– То же самое.

– Где брал переносной?

– Тут парочка в шкафу была…

– Парочка?

– Ну да. Положено.

Я встал и подошёл к посту связи. Посмотрел на терминал. Открыл окно диагностики. Судя по показаниям, прибор был абсолютно исправен. Я вырубил свет в кабине, закрыл переход в отсеки и поднял светозащиту. Снаружи прояснилось: на северо-западе всё ещё краснели отсветы заката, а на небе высыпали крупные звёзды. Я глянул через специальную выпуклость бокового окна, позволяющую делать визуальный осмотр кузова. Антенна на месте. Да и портативные терминалы должны были работать; световая защита радиопрозрачна.

– Хрень какая-то… – констатировал я.

После этого включил радио, настроил канал для аварийных кодированных сообщений. По нему нас должны были известить, если бы вдруг случилось что-то глобальное, вроде атомной войны. Об этом думать не хотелось – но иного объяснения исчезновению орбитальной группировки навигационных спутников я не находил.

Аварийная частота молчала. Я включил сканирование эфира по всем диапазонам. Приёмник должен был остановиться через секунду – после того, как уверенно поймал бы ближайшую радиостанцию. Но этого не произошло. За несколько минут автомат прошёл все диапазоны и вернулся в исходную точку.

Мы с Ваней переглянулись. Даже в звёздном свете было видно, как лейтенант побледнел.

Я вернул экраны на место. Зажёг свет. После этого сказал:

– Иван Александрович. Пригласи-ка, пожалуйста, научников.

– Но у них личное время…

– Откажутся – конвоируй, – ответил я крайне серьёзным тоном.

Лейтенант кивнул и вышел из отсека.

Глава 3

Судя по тому, как переглядывались специалисты, я сразу понял, что для них происходящее не было таким уж сюрпризом.

– Ну что, господа хорошие, – начал я, когда они заняли место за столом в оперативной рубке, – секретность – секретностью, но для эффективного выполнения задачи мне нужно знать, какого фига тут происходит.

Научники снова переглянулись. Потом Семёныч – тот самый, который горевал по убитому механику – вздохнул и произнёс:

– Мы сами знаем далеко не всё…

Я помолчал секунду. Подошёл к сидящим. Постарался посмотреть каждому в глаза; никто не выдержал мой взгляд дольше, чем пару секунд.

– Значит так, – продолжил я, – допускаю, что вы не в курсе. Но по приказу, который получил я по линии своего начальства, мне прямо предписано доложить о нештатной ситуации и запросить подмогу, вплоть до ракетного удара по заданным координатам, в случае прямого столкновения с ДРГ противника. Нарушить радиомолчание в этой ситуации разрешается. Столкновение уже произошло, как вы, надеюсь, заметили. Так что или мы поговорим – или я докладываюсь начальству и прерываю миссию.

Семёныч вздохнул как-то особенно горестно.

– Вы же знаете, для чего мы здесь, – сказал он. – После того как исчез стройотряд двести тридцать, нам…

– Да, я был на инструктаже, – ответил я, – и провалами в памяти не страдаю. Мне известно об обстоятельствах обнаружения их вездехода. Я читал протокол следственной комиссии. Да, дело необычное. Строительные отряды не каждый день пропадают в полном составе. Плюс странности в средствах фиксации, из-за которых пошли эти нелепые слухи о Зоне. Мне это всё прекрасно известно. Нам удалось, по всей видимости, обнаружить причину исчезновения строителей.

Специалисты глядели на меня выжидающе, но спокойно и даже несколько отстранённо.

– Но это никак не объясняет исчезновение сигнала спутников ГЛОНАСС и полное радиомолчание, – закончил я.

Семёныч снова вздохнул.

– Похоже, вы не особо удивились, – констатировал я.

– Мы ожидали… разных вещей, – ответил Семёныч, глядя мне в глаза, – однако спектр возможных… явлений был слишком широк, чтобы имело смысл их обсуждать на инструктаже.

– Что ж, – я скрестил руки на груди, – полагаю, теперь нам есть о чём поговорить.

Семёныч поглядел на коллег.

– Скажите, Сергей, – спросил он, – вы когда-нибудь были в Японии?

– Я – военный человек, как вам прекрасно известно, – ответил я, – и не могу посещать страны, не одобренные «Воентуром».

– Да, конечно, – кивнул учёный, – но… вы могли бывать там в детстве. Верно? Хотя неважно. В Японии очень интересная национальная религия. Синтоизм называется. Её приверженцы считают, что буквально всё окружающее наполнено духами-ками. Реки. Озёра. Горы. Растения. Буквально всё, даже свалки.

– Очень рад за японцев, – ответил я, – но, пожалуйста, ближе к делу.

– Что ж. До недавнего времени эти воззрения, как и многие другие, казалось, не имели никакого отношения к реальности.

– А сейчас что, имеют? – вмешался лейтенант, забыв о субординации. Я строго поглядел на него, но промолчал; он опустил взгляд.

– Современная математика и фундаментальная физика значительно продвинулись, – ответил учёный, – особенно теория информации и теория хаоса… вы ведь понимаете, о чём я?

– Все офицеры изучают высшую математику, – я пожал плечами. – К чему вы?

– Вы ведь слышали про бомбардировки Хиросимы и Нагасаки? – спросил учёный. – В то время никто ведь даже не задумывался о том, что происходит со сложными информационными структурами, вроде людей или животных, при практически мгновенной дезинтеграции. Какие интересные явления при этом возникают.

Мы с Ваней переглянулись.

– Просто понимаете, для японцев то, что случилось потом, не было странным. Это были просто ками, разгневанные и опечаленные трагедией. Которые вдруг захотели помочь родной земле, окружающим. Восстановить, так сказать, своё присутствие. Равновесие. Они даже смогли хранить это в секрете, довольно долгое время…

– …Пока американцы не сообразили, что к чему, – вмешался Лев, хмыкнув. – Впрочем, даже после этого они действовали очень осторожно!

– Не понимаю, – сказал я, – можно как-то ближе к делу? При чём тут ками?

– Мои коллеги стараются, – ответил Михаил, – но как в двух словах объяснить фундаментальнейшие проблемы современной физики? Только на примерах.

– Вы вряд ли это помните, и в школах это не проходят, – снова заговорил Лев, – но во второй половине прошлого века Япония вдруг показала невероятные темпы развития, сильно обогнав остальной мир. В основном за счёт развития самых передовых технологий. Они первыми открыли промышленную полупроводниковую литографию, и долгое время их компании, производящие оптику, «Кэнон» и «Никон», занимали лидирующие позиции в производстве машин, которые делали полупроводники. Они даже были второй экономикой мира, можете себе такое представить? Потом, конечно, технологическое лидерство у них отняли. Поток новых технологий иссяк, страна пришла в упадок.

– Какое… – Я хотел спросить: «Какое отношение это имеет к нашей ситуации?» Но тут до меня начало доходить.

– Как… как это происходило? – спросил я, чувствуя, как вдруг пересохло во рту.

– Это знают только контактёры, – Лев пожал плечами, – а они предпочитают молчать.

– Но иногда бывают и прямые передачи, – добавил Михаил. – Взять вездеход от пропавшей экспедиции. На борту были… скажем, технологические изделия, которые были неизвестны до этого случая. В официальном отчёте это не указано, конечно. Об этом знает только специальная группа нашего НИИ.

– Люди и животные гибли так близко, что грани между структурированными реальностями смещались. Информационные всплески не успевали абсорбироваться, – снова заговорил Лев.

– Кое-что прорывалось оттуда к нам, – добавил Михаил. – Иногда это было очень полезно. Не всегда, но довольно часто. Новые технологические решения. Изделия. И даже готовая информация. Всё это обеспечило Японии технологический прорыв. Технологии из невозможных миров, если понимаете, о чём я.

– Они специально очень бережно подошли к сохранению наиболее пострадавшей части своих городов. Это, как они думали, обеспечит длительную сохранность конфигурации соприкосновения. Но сначала о происходящем догадались американские спецслужбы и учёные. Начали использовать это для собственного развития. И поток «откровений» начал иссякать. Пока не исчез полностью.

– До сих пор неизвестно, почему это произошло, – сказал задумчиво Семёныч. – Японцы предпочитают думать, что это естественный процесс. Что соприкосновение затухает со временем. Но мы знаем, что ряд американских исследователей считает собственное вмешательство одной из причин деградации контакта.

– Я так понял, что-то подобное появилось на Новой Земле? На полигоне? – спросил я и тут же добавил: – Но это ведь нелогично! Тут не было жертв. Тут вообще не было людей. Такие места ведь специально подбирались, чтобы минимизировать ущерб…

Учёные переглянулись. Потом Лев сказал:

– Верно, что людей тут не было… но вот насчёт животных…

– Тут было самое большое число погибших теплокровных за всё время ядерных испытаний, – добавил Михаил, – особенно птиц. Несколько десятков миллионов зараз… и не только они. Ещё белые медведи, тюлени. В общем, масштаб Аномалии тут будет побольше!

– То есть это не обязательно люди должны быть? – уточнил я.

– Любые сложные информационные структуры. – Михаил пожал плечами. – Если вам интересно, птицы устроены не сильно проще нас…

– И что, строители должны были разведать, реально ли получить что-то полезное в предполагаемой точке… соприкосновения у нас? – предположил я.

Учёные снова переглянулись. Лев улыбнулся, и мне совершенно не понравилась его улыбка.

– Зона давно разведана, – сказал он. – Более того, мы, наши контактёры уже начали получать новые технологии. Вполне успешно.

Вот это было неожиданно. Офицеры моего профиля привыкли владеть всей полнотой информации. А тут, получается, меня использовали втёмную! Не скрою – я немного растерялся.

– Гиперзвук, который вывел наши военные возможности на новый уровень. Лазерное оружие… Как вы понимаете, не предполагалось, что вы это узнаете. Всё, что требовалось, – это поставить новые средства обнаружения на границе Аномалии, создать заслон для диверсионно-разведывательных групп, которые, по нашим данным, активизировались в последнее время. Они проводят своих контактёров, надеются урвать кусок пирога. Мы предполагали, что гибель экспедиции – их рук дело, – признался Лев.

– А это не так? – уточнил я.

– Нет. Судя по всему, – Семёныч вздохнул, – они провалились в Аномалию.

– Понимаете, у контактёра главная задача – это остаться на поверхности нашего мира. Не уйти туда, откуда приходят знания. И много чего ещё, кроме знаний. Нужно получить нужное – и тут же обратно. Внутрь – нельзя. Оттуда ещё никто не возвращался.

– Скажите, а тот снайпер, который убил Михалыча, – продолжил Семёныч, – вы… не разговаривали? Ну, может перед тем, как вы его…

– Это не я его, – я покачал головой, – он сам себя. Да, он сказал что-то вроде: «Ты крутой! Встретимся на другой стороне». Это что-то должно значить?

– Аномалия растёт. Становится сильнее, – продолжил Лев. – Ещё никто не контактировал и не проваливался так далеко от места взрыва… Мы должны были всего лишь обследовать новые границы.

У меня холодок пробежал по спине.

– Судя по тому, что вы так легко всем этим делитесь… – задумчиво произнёс я.

– …мы находимся внутри, – закончил за меня Лев. – И не будем друг друга обманывать. Вероятнее всего, мы не выберемся. Но сможем сделать кое-что полезное для наших. Возможно, удастся протолкнуть что-то обратно. У той группы это получилось с вездеходом.

Ваня смотрел на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. Но мне нечем было его успокоить.