Текст книги "Лицензия на грабеж"

Мы с Валерием переглянулись и заулыбались. То, что нес Егоров, не лезло ни в какие ворота. Но к нашему изумлению он попросил Бочкину приобщить к делу все документы, которые подтверждали его показания.

Я задумался. Если разобраться, то опровергнуть показания Егорова было если не невозможно, то крайне затруднительно…

Этим же вечером, едва переступив порог квартиры, я зашел в Интернет и вбил в поисковую строку Яндекса запрос – «Компания «Все работает». Когда Яндекс вывел результаты поиска, я кликнул на верхнюю строку и зашел на сайт. Вверху на главной страниц красовался рекламный слоган: «Все работает».

Найдя в разделе «контакты» номер телефона, я набрал его цифры на клавиатуре своего мобильного аппарата, и нажал на кнопку вызова.

– День добрый, – вежливо поздоровался я, услышав в динамике молодой мужской голос, бодро сообщивший, что меня приветствует компания «Все работает». – Скажите, ваша фирма называется именно «Все работает»? – уточнил я.

– А что вы хотели? – напрягшись, засопел в трубку мой собеседник.

– Хотел узнать, работает у вас такой Семен Фуботников? Он год назад ремонтировал мне комп, – соврал я.

– Год назад, – задумался парень, – нет, не работает. Уже не работает, – уточнил он, – месяц назад уволился и свалил куда-то. Давайте я соединю вас с другим специалистом?

– Нет, не нужно, – ошеломленно протянул я, не ожидав, что звонок даст такие результаты, причем сразу. – Скажите, а может, у вас работают такие, Мишанкин Сергей и Дзюба Олег?

– А ты случайно не мент, – грубо спросил собеседник, – вопросы какие-то задаешь не по делу?

– Нет, не мент, – спокойно парировал я. – Просто он приходил с этими людьми ко мне в офис.

– Нет у нас таких, и не было никогда, – буркнул парень и отсоединился.

Я стал листать страницы сайта и на последней странице, наконец, нашел то, что мне было нужно. Внизу маленькими буквами указывалось: ООО «Гамма Фарм» и был написан адрес местонахождения этой фирмы. Вот тебе и компания «Все работает».

Я стал размышлять. Фуботников – фамилия крайне редкая. Введя ее в строку поиска, я нашел лишь две ссылки и обе на украинские сайты. Через некоторое время у меня уже был полный расклад. Семен Фуботников упоминался в Интернете всего один раз, как системный администратор из Волынской области. На том же сайте были указаны его номера телефонов, рабочего и домашнего. Я попеременно стал их набирать, но домашний не отвечал, а мобильный был заблокирован.

Не откладывая дело на потом, я подготовил ходатайство о прекращении уголовного преследования Ставинского ввиду его непричастности к преступлению. В ходатайстве указывалось, что мне удалось узнать из телефонной беседы с представителем компании «Гамма Фарм». Завтра же оно будет лежать на столе у следователя.

***

Среда, 30 сентября 2009 года

Несмотря на то, что заседание коллегии по уголовным делам Московского городского суда было назначено только на 14 часов, я приехал в суд перед обеденным перерывом. Сегодня будет рассматриваться моя кассационная жалоба на приговор Головинского суда по делу Ставинского. Как я ни старался, добиться оправдательного приговора для своего подзащитного мне не удалось. Следствие было закончено в конце апреля молодым следователем по фамилии Шестаков, сменившим Бочкину. Суд пролетел, как фанера над Москвой. Судья, огромный, словно медведь, детина лет сорока, ни в чем разбираться не захотел. Все мои ходатайства отвергал напрочь. Семь томов уголовного дела были рассмотрены в течение полутора месяцев. Результат – обвинительный приговор и два года условно. Как нам и пророчили Гакаев и Бочкина. Руки, конечно, я опускать не стал. Подал на приговор жалобу. Только вот в объективность ее рассмотрения особой веры не было. Были на то причины. Так уж повелось – не имей сто рублей, а имей сто друзей. И не где-нибудь, а среди судей. И если такие друзья у тебя были, то «сто рублей» им должны были принести твои клиенты. Только в этом случае можно было надеяться на «объективное и беспристрастное» правосудие, и то не всегда.

Я спустился вниз, сдал в гардероб куртку, но подниматься на второй этаж, где должно было проходить судебное заседание, не спешил.

Усевшись на скамейку около большого, во всю стену зеркала, я достал из портфеля книгу в мягкой обложке. К делу Ставинского я был готов, и нужно было немного отвлечься, благо время позволяло. А очередное творение Владимира Колычева в такой ситуации было лучшим развлечением.

Глубоко погрузиться в сюжет я не успел. Пришел Ставинский и с ним вдвоем мы поднялись на второй этаж.

Едва мы оказались в зале судебных заседаний, у меня от удивления чуть не отвисла челюсть. В председательствующем судье я узнал своего давнего друга – Олега Макушина, рядом с которым сидел второй мой знакомый, бывший судья Московского гарнизонного военного суда, Ловцов. Вот так удача! По их поведению я понял, что они тоже меня узнали, но виду не подавали. Как, впрочем, и я.

Когда судья-докладчик разъяснил коллегии суть дела, я поднялся и четко, по-военному, доложил основные доводы своей жалобы. После меня выступали представительница потерпевших и прокурор, но их я уже не слушал. Глядя на Макушина, старавшегося не встречаться со мной взглядом, я вспоминал события, происходившие одиннадцать лет назад.

***

Вторник, 13 января 1998 года

В военной прокуратуре Ракетных войск стратегического назначения с утра было тихо. И не удивительно. После вчерашнего празднования Дня прокуратуры, проходившего в кафе «Лесное», офицеры нашей следственной группы были хмурые, погруженные в себя. Видно было, что погуляли они на славу. Праздник, как говорится, удался. И на фоне всеобщей хмари веселое настроение старшего лейтенанта юстиции Кравчука казалось неуместным.

– Привет интровертам, – бодро поприветствовал я всех, едва переступив порог кабинета. В отличие от своих коллег сегодня я был в военной форме.

Трое молодых мужчин в гражданской форме одежды хмуро посмотрели на меня.

– Издеваешься? – меланхолично протянул капитан Юхнин, единственный среди находившихся здесь офицеров военный дознаватель. На его широком лице отобразилась страдальческая гримаса. – Людей жестокий будун колбасит, а он издевается.

– Да ладно вам, – жизнерадостно улыбнулся я, поблагодарив про себя Бога за то, что вчера почти не пил. – Главное, до обеда продержаться, а там уже легче будет, – изрек я со знанием дела.

Я хотел занять свое рабочее место, когда майор Макушин вдруг поднялся и, направившись мимо меня к выходу из кабинета, глазами дал понять, что хочет поговорить со мною наедине.

Олег был старше меня на семь лет. Мне – двадцать пять, ему – тридцать два. Но в отличие от меня, попавшего в систему военной прокуратуры сразу же после выпуска из Военного Университета, Макушин был настоящим боевым офицером, успевшим вкусить, что такое Афган, и дослужившимся до должности командира разведроты. В военную прокуратуру Олег перевелся каких-то два года назад. Невысокий, крепко сбитый, с симпатичным, мужественным лицом. Голос приятный, глубокий. Таких страсть как любят женщины. Но Олежа однолюб, как женился на своей Ольге на пятом курсе военного училища, так и не изменял ей ни с кем. Если, конечно, верить ему самому. Но я верил. Мы как-то сразу с ним сдружились, несмотря на разницу в возрасте. Макушин был прикомандирован к нашей группе от военной прокуратуры Оренбургского гарнизона, я же проходил службу в Ахтубинске.

– Беда, Вась! – потерянно выжал из себя Олег.

За полгода, которые мы находились тут, я видел друга в таком состоянии впервые.

– Что случилось? – разволновался я за друга.

– Вчера в «Лесном» я потерял обойму от табельного пистолета, – горестно вздохнул мой товарищ.

Он расстегнул пиджак и отвернул полу. У него «под мышкой» я увидел кожаную кобуру с пистолетом. – Я вчера так же ходил. Ума не приложу, куда она могла деться. Это все, Вась, кранты мне. Если не найду сегодня до обеда, пойду сдаваться прокурору войск, писать рапорт на увольнение. Кончилась видно моя славная карьера в Вооруженных Силах.

– Да ты погоди, не кипишуй, – озабоченно поскреб я подбородок. – Ты вчера ее снимал?

– В том-то и дело, что не помню, – виновато глянул на меня друг. – Ты же знаешь, что вчера началось, когда разъехалось начальство. Только танцев на столе не было.

Что верно, то верно. Я чуть не прыснул со смеху, когда вспомнил, как прокурор отдела общего надзора, балагур и весельчак подполковник Гунько, сорокалетний толстяк с красным испитым лицом, показав мне на лихо оттанцовывавшую на танцполе секретаршу генерала Вертунова, предложил:

– Пригласи ее на медляк, и в койку. Она пойдет, это я тебе говорю. Баба она незамужняя, на мужиков голодными глазами смотрит. Чего ты вытаращился? Ну да, страшна, как моя жизнь, но если голову отрубить, то с пивом потянет…

– В «Лесное» ходил, спрашивал? – уточнил я у Олега.

– Да спрашивал, – потерянно махнул он рукой, – толку-то. Никто ничего не видел.

– Дела, – сочувственно вздохнул я. – А ты уверен, что потерял ее? Может, дома оставил или здесь, в кабинете?

– Я уже все перевернул. Нет, я точно помню, что брал ее с собой. Ну, какой же я идиот, – в отчаянии воскликнул Олег.

Съездив по поручению руководителя следственной группы в земельный комитет, на обратном пути я решил пообедать все в том же кафе «Лесное». Я снял верхнюю одежду, повесил ее на вешалку и, сев за свободный стол, стал ожидать официанта. В это время за мой стол подсел высокий сухой полковник лет пятидесяти с петлицами ракетчика. Глянув на мои эмблемы, он уточнил:

– Вы из военной прокуратуры?

– Так точно, – кивнул я. Этого офицера я видел впервые. Было странно, что старший офицер проявляет интерес к персоне младшего, да еще в таком месте. Интересно, что ему нужно?

Вместо ответа мой собеседник вдруг достал из портфеля пистолетную обойму с патронами и, показав ее мне, спросил:

– Случайно не вы вчера тут оставили?

– Что вы за нее хотите? – медленно сглотнув, по-деловому осведомился я, буравя глазами вожделенную обойму.

– Пять бутылок водки, – так же конкретно ответил полковник.

– По рукам, – не стал я торговаться. Я представил, какими глазами посмотрит на меня Олег, когда я, как бы невзначай, засвечу перед ним свою добычу.

– Только «Смирновки», – хитро прищурился полковник.

Попросив старшего офицера подождать за столом, я купил здесь же, в кафе, пять бутылок водки и передал ему, получив взамен столь желанную обойму.

Еще немного, и я мог опоздать. Макушин был мрачнее тучи. Он шел по коридору прокуратуры навстречу мне, держа в руках лист бумаги.

– Ты куда? – удивился я.

– Сдаваться, – с безнадегой ответил мой товарищ. – Иду к генералу с рапортом на увольнение.

– Ты серьезно? – не на шутку разволновался я. – блин, чуть не опоздал. – Я облегченно выдохнул.

– Ты это о чем? – повел бровью Олег, нервно теребя в руках бумагу.

– А вот о чем, – я вынул из кармана кителя обойму и показал другу.

– Ну ты и сука, – заскрежетал зубами майор. – Я думал, ты мне друг, а ты меня так разыграть решил? – Похоже, Олег всерьез собирался начистить мне лицо.

– Эй, ты чего, – всполошился я, – дурак что ли совсем? Я поведал другу о своей встрече с полковником. Сначала Макушин мне не поверил, но потом стал благодарить…

– Вась, ты даже не понимаешь, что ты для меня сегодня сделал, – сидя вечером того же дня со мною в ресторане, растроганно произнес Олег. – Сегодня же я мог быть с позором уволен, а ты… я никогда этого не забуду. Даю слово офицера. Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, я сделаю все, чтобы тебе помочь. Теперь я твой должник…

***

Пятница, 2 октября 2009 года

В зале судебных заседаний Московского городского суда находилось несколько журналистов деловых изданий. Откуда они здесь взялись, я не знал, но подозревал, что это работа Макушина. Мы со Ставинским перед началом заседания уже успели дать интервью журналистам газет «Коммерсант» и «Ведомости», журнала «РБК» и сайта «Право.ру», выразив надежду, что незаконный, необоснованный и несправедливый приговор Головинского районного суда сегодня все же будет отменен.

Позавчера заседание суда было перенесено на сегодняшний день. Я догадывался, для чего это было нужно Макушину. Дело в том, что судьей-докладчиком по этому делу был не он и не Ловцов, а третий судья, который меня не знал. Скорее всего, у него уже был заготовлен проект определения, оставлявшего приговор в силе. Но когда Олег увидел меня, судьи посовещались и решили дело слушанием отложить. Макушину нужно было самому изучить это дело и найти в нем зацепки, позволявшие отменить приговор суда и направить дело на новое рассмотрение. Ведь тогда, в девяносто восьмом, он дал мне слово офицера и должен был сдержать его во что бы то ни стало. Офицерская честь для таких людей, как Олег, была превыше всего.

И свое слово он сдержал. Судья-докладчик зачитал кассационное определение, в соответствии с которым приговор Ставинскому был отменен, после чего нас опять взяли в оборот представители средств массовой информации.

***

Понедельник, 5 октября 2009 года

Едва прибыв в офис, я включил компьютер и зашел в Интернет. Мне не терпелось зайти на сайт «Право.ру», где сегодня должна была появиться статья о нашем триумфе в Мосгорсуде. Но все же, перед тем, как это сделать, я еще раз решил проверить свою электронную почту, хотя проверял ее только час назад, еще дома. Так и есть, интуиция меня не подвела. Я как чувствовал, что должно прийти какое-то важное письмо. Единственное из непроверенных писем было от некоего Ивана Иванова. Может, спам? Но нет, это был не спам. Неизвестный поздравлял меня с отменой приговора по делу Валерия Ставинского. А вот дальше было интереснее. Аноним на полном серьезе утверждал, что представители Европейского юридического бюро, выступавшие в этом деле в качестве потерпевших, в действительности не имели никакого отношения к корпорациям, которым Ставинским якобы был причинен материальный ущерб. Для того, чтобы добиться для своего подзащитного полного оправдания, Иванов рекомендовал мне внимательнее ознакомиться с доверенностями, выписанными от имени корпораций указанному юридическому бюро. Неизвестный утверждал, что доверенности эти липовые и вскрыл передо мной такую схему, что у меня пошла кругом голова.

Доброжелатель писал, что лица, якобы выдавшие эти доверенности от имени корпораций, либо вообще не входили в состав их советов директоров, либо в момент выдачи доверенностей Европейскому юридическому бюро занимали совершенно иные должности, не дающие им права их выдавать. В этом легко было убедиться, зайдя на материнские сайты корпораций, где в разделе «руководство» были приведены списки членов советов. Кроме того, проверить эти факты можно было путем истребования и приобщения к материалам дела выписок из торгового реестра страны регистрации этих юридических лиц. В такой выписке, помимо сведений о регистрации юридического лица, его акционерах и местонахождении, должны были содержаться сведения о лицах, имевших право без доверенности действовать от его имени.

Я был потрясен. Если эти факты найдут подтверждение, это будет означать, что Европейское юридическое бюро – шайка мошенников? Но это были еще «цветочки». «Ягодки» шли следом.

В своем письме Иван Иванов утверждал, что нам со Ставинским противостоит не столько судебная и правоохранительная системы, сколько могущественная преступная организация, поставившая такие, как наше, уголовные дела на поток. Дело в том, что такое экспертное учреждение, как НИЦ «Институт деловых исследований», проводившее по нашему делу экспертизу, в действительности, конечно же, существовало. Вот только никакой лаборатории в нем никогда не было. Как, впрочем, и эксперта с фамилией Погремушкин. А чтобы у меня больше не оставалось насчет этого сомнений, аноним предложил мне сравнить ИНН, указанный на печати лаборатории НИЦ «Институт деловых исследований», чье заключение было представлено в дело, с ИНН некоего ООО «Простыни и подушки», чьи данные легко можно было найти по базе системы «Спарк». Эта система использовалась арбитражными судами для идентификации фирм и компаний, выступавших в судебных заседаниях в качестве истцов, ответчиков или третьих лиц.

Закончив читать, я впал в ступор. Если подтвердится даже часть информации, которую мне передал этот Иванов, вырисовывается интересная картина. Кто-то, назовем его «гражданином Икс», создал организованную преступную группу, поставившую себя между корпорациями с одной стороны и предпринимателями Москвы, а может, и всей России, с другой. Задействовав своих людей из правоохранительных органов, эта преступная группа, используя авторитет судебной системы, сначала добивалась для невиновных бизнесменов обвинительных приговоров, после чего, вполне возможно, используя в арбитражных судах эти приговоры, взыскивала с них на свои счета огромные деньги. Причем, согласно части третьей Гражданского кодекса, в двойном размере. Естественно, что корпорации могли даже не догадываться о том, что их используют подобным образом. Но как такое возможно? Ведь у каждой корпорации есть своя служба безопасности, свои бизнес-подразделения в России, сайты и т.п.

Я достал ключ, открыл верхнюю дверцу сейфа, и достал оттуда адвокатское досье. Найдя в нем копию экспертного заключения, я сверил ИНН на печати лаборатории НИЦ «Институт деловых исследований» с ИНН ООО «Простыни и подушки», найденным в Интернете. Они совпадали.

Я позвонил по номеру телефона этой лаборатории, указанному в заключении.

– Добрый день, вы позвонили в «Институт деловых исследований» – отозвался на том конце провода голос электронной барышни, – введите внутренний номер или дождитесь ответа сотрудника…

– Слушаю вас? – услышал я, наконец, голос живого человека.

– Здравствуйте, я – адвокат Кравчук, – с нетерпением представился я, – соедините меня пожалуйста с вашей лабораторией.

– Какой еще лабораторией? – удивился мой собеседник. – У нас нет никакой лаборатории.

– Тогда с экспертом Погремушкиным, – невозмутимо попросил я.

– Молодой человек, а вы ничего не путаете, у нас нет такого эксперта. Может, вы ошиблись, – растерялся говоривший со мною парень.

– Спасибо, – пораженно выдавил я и отключился.

Похоже, этот Иванов был прав. Но кто он? И как смог выйти со мной на связь?

Нужно было действовать. Но сначала необходимо было разработать четкий план действий. Ставинского я решил пока в курс дела не вводить. Изучив американские сайты корпораций, сделав необходимые пометки и взяв копии доверенностей представителей потерпевших из досье, я отправился к нотариусу.

Глава шестая

Четверг, 15 октября 2009 года

Как же быстро человек привыкает к хорошему. Три года назад жизнь Олега Ломакина дала такую трещину, что, казалось, все, больше ловить в жизни ему нечего. Не сегодня–завтра придут судебные приставы, выбросят вещи из квартиры на улицу и все. Нет, бомжом он, конечно, не стал бы, родители бы приютили. Но вера в себя была бы подорвана основательно. Опять к родному разбитому корыту. И когда? Когда уже исполнилось тридцать пять.

А сегодня он уже не рад заработку в две тысячи долларов за день. Маловато будет. Недоволен Олег. Не так что-то идет. Раньше больше на круг выходило. Просторный офис у него на улице Лесной, в трехстах метрах от Белорусского вокзала. Половину этажа офисного центра его контора занимает. Три помощника, два десятка стажеров. Другую половину этажа занимала компания Европейское юридическое бюро. Все у его нотариальной конторы с ними вскладчину: и расходы, и доходы. А еще квартирку себе Олег прикупил за миллион долларов в элитном жилом комплексе «Алые Паруса». Правда чуть ли не самую маленькую, всего сто метров, стыдно как-то даже. И машина у него не самая крутая. «Ниссан-Пэтрол». Разве ж это машина? Вот то-то и оно. А доходы последнее время почти не растут. И долг ему еще отдавать Карпицкому. Нет, те полмиллиона, которые ему выдала жена Карпицкого, он уже вернул, причем с процентами. И еще миллион отдал за то, что стал нотариусом. Но столько же он еще был должен.

В дверь кабинета постучались. На пороге стояла Люция, его помощница, длинноногая красавица-татарка. Высокая, волосы черные, длинные, ясные глубокие глаза, чувственные губы и фигура на загляденье.

– Олег Александрович, – волнующе промурлыкала девушка, – к вам пришел адвокат Кравчук. Говорит, что по очень важному делу.

– Как будто ко мне все приходят лясы поточить, – не глядя на нее, раздраженно буркнул Ломакин. – Ладно, пригласи его, – смилостивился нотариус. – А, впрочем, подожди, не приглашай. Пусть подождет минут десять, мне срочно нужно к Лидии Ароновне заскочить.

Офис у Ломакина почти триста квадратных метров, а кабинет расположен в дальнем углу. Для того, чтобы попасть на половину Европейского юридического бюро нужно было пройти через свои владения и разделяющий офисы нотариальной и юридической контор холл, где, несмотря на то, что его люди работали как пчелы, в ожидании приема толпилось довольно много посетителей.

– Это нотариус? – кивнув на фигуру удаляющегося мужчины в дорогом костюме, уточнил я, сидя в холле, у одной из стажерок, приглашавшей очередного посетителя,

– Да, это наш Олег Александрович, – не без гордости подтвердила девчушка, которой на вид было не больше восемнадцати лет.

Через несколько минут Ломакин вернулся и спросил, есть ли среди присутствующих адвокат, который его ожидает. Мы прошли в его кабинет. Нотариус, показав рукой мне на кресло напротив него, занял свое и с интересом посмотрел на меня.

– Моя фамилия Кравчук, – представился я.

Несмотря на шикарную обстановку кабинета и холеного, смотревшего на меня свысока Ломакина, я не испытывал неловкости, которую обычно чувствуют простые люди, попавшие на прием к столь значимому человеку.

– Я пришел к вам вот по какому делу, – начал я. – Мой подзащитный, Валерий Ставинский, обвиняется в нарушении авторских прав корпорации Гиперсофт и еще трех компаний.

Я открыл свой портфель, вынул оттуда четыре копии доверенностей, выданных Европейскому юридическому бюро от корпораций на право представительства их интересов и еще четыре уже от имени Европейского юридического бюро Карине Блинцовой, и положил их перед Ломакиным.

– Эти доверенности были заверены вами. Я тут провел небольшое расследование и выяснил, что люди, выдававшие эти доверенности в Соединенных Штатах, никакого отношения к корпорациям не имеют, – внимательно посмотрел я на собеседника. И с нажимом повторил: – Ровным счетом никакого.

Ломакин растерянно, словно ища точку опоры, мазнул по мне взглядом, медленно сглотнул, опустил голову, и, стараясь не выдать своего волнения, спросил:

– И что вы хотите от меня?

– Ничего, – пожал я плечами. – Вы знаете такую Ирину Сотникову?

– Вы имеете ввиду нашего, – он осекся, – в смысле, переводчика Европейского юридического бюро?

– Да, – подтвердил я, внимательно глядя на собеседника.

– Знаю. И что?

– А то, что ею был неправильно переведен текст доверенностей, выданных нотариусом в США.

– И в чем же неправильно? – заинтересованно, но с беспокойством во взгляде уточнил Ломакин.

– А вот, полюбуйтесь. – я достал еще один листок бумаги и предложил:

– Давайте сверим. Я буду читать перевод, который мне сделали в другом бюро переводов, а вы будете смотреть в текст любой их этих доверенностей.

– Давайте, – неуверенно пожал плечами хозяин кабинета.

Из доверенности от имени корпорации Гиперсофт, представленной в материалы уголовного дела, следовало, что иностранный нотариус удостоверил подлинность подписи господина Сэмюэля О*Донелла, подписавшегося как Старший управляющий и Старший юрисконсульт по Европе, Ближнему Востоку и Азии, занимающий должность юридического представителя Гиперсофт Инк. в Сан-Рафаэле/Калифорния-США.

А из перевода той же доверенности, сделанного независимым переводчиком, усматривалось, что подпись, проставленная на доверенности, является подлинной подписью господина Сэмюэля О*Донелла, утверждавшего без предоставления нотариусу соответствующих документов, что он является Старшим управляющим, Старшим юрисконсультом и законным представителем Гиперсофт Инк. в Сан-Рафаэле/Калифорния-США.

– Ну что, разницу почувствовали? – вопросительно вскинув брови, спросил я, глядя на побледневшего собеседника.

– Почувствовал. – По его лицу можно было понять, что Ломакин лихорадочно соображает, как ему повести себя в этой непростой ситуации. – Даже если вы правы и перевод работником Европейского юридического бюро выполнен не совсем корректно, мне вы претензии все равно предъявить не сможете.

– Почему же? – напрягся я.

– А потому, что в соответствии с Гаагской Конвенцией, документы, на которых проставлен апостиль, нотариус заверяет без какой-либо дополнительной проверки. Это же касается и любых доверенностей. Если мне представлена иностранная доверенность, на которой стоит апостиль, я в соответствии с нашим законодательством обязан выдать на ее основании российскую доверенность и, опять же, без дополнительной проверки.

Похоже, первый шок у Ломакина прошел, и он смог не только справиться с волнением, но и обрести прежнюю уверенность в себе.

«Да хитро придумано, – подумал я, – тот, кто затеял все это, явно не дурак. Ишь, как ловко этот нотариус вышел их ситуации. Действительно не подкопаешься». – Я не был силен в международном праве, но не сомневался, что Ломакин говорит правду. Даже если бы сейчас вместо меня здесь сидели сотрудники правоохранительных органов, то и они предъявить нотариусу ничего бы не смогли. Английским тот наверняка не владеет, да и не обязан владеть, апостили на иностранных доверенностях стоят. Так что можно считать, что с него взятки гладки. Хотя наверняка этот жук является пособником мошенников, а может, и организатором. Как бы то ни было, но ответить мне было нечем, и я откланялся.

Следующим пунктом моего плана был визит к переводчику Ирине Сотниковой. Но той на месте не оказалось. На ресепшн Европейского юридического бюро я попросил дежурившую там девушку, чтобы она передала Сотниковой мою просьбу связаться со мной, и, дав ей свою визитку, отправился в офис.

***

18 января 2010 года, понедельник.

Кто не был, тот будет, кто был – не забудет. Так, кажется, принято говорить про российские суды. Я согласен с этим утверждением на все сто. И не только потому, что в нашем уголовном суде состязательностью сторон, задекларированной законом, и не пахнет, но и потому, что хоть криком кричи, хоть воем вой, а адвокатов судьи не слышат или не хотят слышать. И действительно, что он, этот адвокат, может сообщить нового и полезного правосудию? Да ничего. Ему лишь бы гонорар отработать, да откровенного злодея святым мучеником представить.

Вот и выходит, что любое ходатайство или заявление стороны защиты звучит в суде как глас вопиющего в пустыне. Хоть ты что делай, хоть гопака танцуй, а судью этим не проймешь. Он, судья – воробей стреляный. И не такие спектакли видел и дифирамбы слышал. Вот и огрубело его сердце, как говорят, профессиональная деформация произошла. И потому слышит он, что защитник ему говорит, а не разумеет, а видя, не видит.

Сегодня по делу уже пятое заседание. И на каждом из них я приобщаю к делу свои ходатайства. Самое небольшое из них занимало три страницы, но самое большее время, которое судья Албанцев посвящал рассмотрению ходатайства, составляло минуты две. При этом, каждый раз Его Честь тяжело вздыхал, будто его заставляли сделать трудную и никому ненужную работу, и прежде чем прочитать ходатайство «по диагонали», всегда спрашивал, как и сейчас:

– Ну, что там у вас еще на этот раз?

В отличие от грузного и немного флегматичного судьи Рыкова, рассматривавшего это дело первый раз, Албанцев был высоким сухощавым мужчиной лет тридцати пяти с непроницаемо спокойным лицом. Увидев его первый раз, я подумал, что за видимой маской безразличия на лице этого человека наверняка скрывается ранимая душа ярого поборника справедливости. Но я заблуждался. Похоже, этому деятелю действительно все, что не касалось его лично, было глубоко «по барабану».

– Опять ходатайство, – сказал я, словно извиняясь.

– Вижу, что ходатайство, – нахмурился судья. – О чем оно?

«А прочитать не судьба?» – закралась мне в голову крамольная мысль. Но вслух я произнес:

– Если кратко, то все о том же.

Сидевшая напротив меня и Ставинского молодая блондинка в синей прокурорской форме с длинными волосами и глупыми, как у овцы глазами, отвлеклась от созерцания своих наманикюренных ногтей и с видимым неудовольствием фыркнула.

– О чем, о том же? – не унимался судья, даже не думая самостоятельно изучить документ.

– Ваша Честь, – терпеливо начал я. – Мы с подзащитным сегодня вот уж как пятый раз пытаемся довести до вас даже не свою позицию по этому делу, а некую информацию. Первое: следователем и вами представителем потерпевших по данному уголовному делу признано Европейское юридическое бюро, чьи юристы, Блинцова и Игольникова, присутствуют сейчас здесь. Они утверждают, что являются официальными представителями корпораций «Гиперсофт», «Адобс», «Риф» и «Аутотейбл», о чем свидетельствуют их доверенности, находящиеся в деле.

– Вы можете короче? Четко, ясно и лаконично? – как от зубной боли поморщился судья.

– Короче не получится, – терпеливо возразил я. – Так вот. На примере «Гиперсофт Инкорпорейтед» хочу еще раз довести до вас свои сомнения в том, что лица, признанные по делу представителями потерпевших, являются на самом деле таковыми.

С моих слов, помимо разницы перевода текста доверенности, и того факта, что нотариус Ломакин имел право заверить заокеанскую доверенность без дополнительной проверки полномочий выдавшего ее лица, имелся еще целый ряд обстоятельств, позволявших сделать однозначный вывод: ни Европейское юридическое бюро, ни Блинцова с Игольниковой, не имели никакого отношения к корпорациям. И вот почему.

– В мире существуют две основные системы нотариата, – продолжал я, – латинского и англо-саксонского типа. В России сложился латинский тип, тогда как в США – англо-саксонский, где нотариус не играет той роли, какая отведена ему в России. Нотариусы в Соединенных штатах выполняют сугубо удостоверительные функции. Они удостоверяют копии документов, свидетельские показания, а также подписи обратившихся к ним лиц. Деятельность нотариуса там регламентируется законодательством конкретного штата. Но и это не все. Нотариальные функции в США выполняют две категории лиц: нотариусы, назначаемые высшими органами власти штата, а также нотариусы по вопросам установления факта. Так вот, для справки, число последних во многих штатах исчисляется десятками тысяч и к ним законодательно не предъявляется никаких особых требований. Не требуется даже юридического образования. Установление факта – единственная функция такого нотариуса. Иными словами, на примере доверенностей наших «потерпевших», нотариус Джеймс Уоррен, Ваша Честь, всего лишь удостоверил факт того, что к нему обратился господин Самюэль О*Донелл, но никак не то, какую должность и где занимает или занимал этот человек. Даже если тот заявил бы, что является Президентом США, нотариус по вопросам удостоверения факта, а именно таковым являлся Уоррен, обязан был удостоверить лишь факт того, что перед ним О*Донелл. И все!