Текст книги "Ночь дракона"

КРАСНАЯ ШАПОЧКА И СЕРЫЙ ОБОРОТЕНЬ

Хороший лес! Толстые стволы вековых вязов, покрытые кустистыми розеточками лишайника, распростерли руки-ветви с шершавыми темно-зелеными листьями. Дубы – не те раскидистые великаны, что одиноко растут на безлесных всхолмьях, а строгие и подтянутые лесные деревья, – стояли, подобно колоннам заброшенного древнего храма. Их резная листва прихотливо переплеталась в кружевной полог и пропускала только редкие лучики света, осторожно шарившие в сумраке по лесной подстилке. В прорехах на месте старых отвалившихся сучьев бесценными изделиями из тончайшего фарфора поднимались белые, словно светящиеся изнутри грибы – одна из разновидностей мухоморов, – божественно красивые и смертельно ядовитые. Неглубокий лог зарос частым грабинником: здесь ветви свивались уже совсем непроницаемым пологом, становившимся по ночам пристанищем упитанных серых сонь. В целом лес казался мрачным, но не таким, как старый ельник или пихтач, которые подобны суровому магу-некроманту, нет. Этот лес скорее напоминал какого-нибудь седобородого старика волхва – ворчливого, но доброго в глубине души.

Я был голоден. И больше всего мне сейчас хотелось не каких-нибудь позавчерашних бутербродов (это оставим на крайний случай), а большого куска жареного мяса. Мясо же, начисто игнорируя мои желания, продолжало бегать, прыгать и щипать траву, совершенно не намереваясь превратиться в жаркое. При этом потенциального жаркого было полно: едучи верхом, я за последние полчаса спугнул двух косуль и оленя.

Спешившись, я не торопясь разделся и сложил одежду в переметную суму. Аконит покосился на меня, но остался стоять – к перевоплощениям хозяина он относился совершенно спокойно. Хороший у меня конь, злой и послушный одновременно. Благодаря своей караковой масти и короткому хвосту он немного похож на огромную сторожевую собаку. И кусается, в случае чего, не хуже любого кобеля. Я потрепал его по шее. Аконит переступил ногами и фыркнул, – дескать, все под контролем, хозяин.

…На меня нахлынул совсем иной мир – в первую очередь мир запахов. Человек, даже самый одаренный по части обоняния, не почувствует и пятой части тонких (совершенно необязательно – приятных), пронизывающих мир ароматов, доступных нюху самого бездарного пса. Я смог различить запахи липы и дуба, запахи осоки и лисохвоста. Мне стали заметны пути перемещения лесных обитателей: вот тут вчера, ближе к вечеру, пробежал заяц; здесь прошла по стволу вяза белка (похоже, с детенышем в зубах); а на этом месте, поспешно собирая корм, метались мыши, почуявшие приближающегося к ним горностая. Я опустил нос к самой земле и ощутил, как прошел в почве крупный червь – потревоженная земля отозвалась изменением запаха; как где-то под тонким слоем перегноя разлагается, возвращая долг лесу, некий маленький зверек – разлагается давно, превратившись уже просто в комочек костей и земли.

Ну и главное, ради чего я вообще затеял трансформацию, – это еда. В лесу мне было проще добыть пропитание, находясь в звериной, а не в человеческой ипостаси. Я внимательно принюхался и осмотрелся, почти сразу же почуяв самую удачную добычу. Судя по всему, группа ланей паслась на небольшой полянке неподалеку, и с одной стороны их к тому же подпирал грабинник, в который лани не полезут. Говорят, в большинстве мест лань из-за ее глупости поистребили волки. Что ни говори, а волк – действительно санитар леса, выкладывающийся на каждой охоте до предела, а значит, нападающий по мере сил на некрупную или неоправданно медлительную жертву. Взрослый олень одинокому волку не по зубам, разве что добыча уже находится на последнем издыхании, да и я в своем зверином обличье не рискнул бы в одиночку покуситься на здорового рогача. Косули же уйдут, на открытом месте полагаясь на скорость, а в лесу – еще и на маневренность; без загонной охоты волкам с ними не состязаться. А вот лань, с ее привычкой бестолково носиться по зарослям, – это то, что надо. Волки либо вымотают ее до бессознательного состояния, либо она сама свернет себе шею.

…Убитую лань – молоденького самца, сломавшего себе ногу на второй минуте погони, есть в сыром виде я все-таки не стал. Иногда, конечно, приходится утолять голод и сырым мясом, но все же я человек, со своими человеческими предрассудками и привычками. Поэтому я, перекинувшись, развел костерок неподалеку от тропинки и с удовольствием стал обжаривать над ним свежий сочный ломоть ланьего окорока, наблюдая, как мясо покрывается тонкой золотистой корочкой, и вдыхая вызывающий слюноотделение аромат. В отличие от любого хищника, я предпочитаю хорошо прожаренное мясо (и вкуснее и меньше шансов гадость какую-нибудь подцепить), да к тому же с солью и с перцем.

Две сороки, усевшись на ветку вяза, неодобрительно сверлили меня черными глазами. Эти достойные птицы, увидев задравшего добычу хищника, собирались присоединиться к пиршеству, и вдруг – на тебе! Хищник превратился в человека и, вместо того, чтобы разорвать лань, вывалив на землю ее вкусные потроха, нажраться и уйти в кусты для послеобеденного отдыха, придумал портить мясо жаркой! Подергивая длинными блестящими хвостами, белобоки скакали по веткам, громким треском сообщая всему лесу о моем коварстве. Но, несмотря на это, путница, вышедшая из-за поворота тропки, заметила меня, только подойдя почти вплотную.

– Ой! – самая естественная реакция на неожиданную встречу. Я вежливо кивнул в знак приветствия. Молодая девушка, девчонка еще совсем, лет пятнадцати-шестнадцати. Куртка – старая, видавшая виды, штаны и сапоги – тоже не первой молодости. В руке у нее была корзинка с какой-то снедью.

– Присаживайтесь, юная дева, – предложив я, продолжая жевать и указывая на бревнышко рядом с костром куском жареной оленины на обструганной палочке.

– Здравствуйте, – девушка тоже решила проявить вежливость. – Спасибо, – это уже за предложение присесть.

– Мясо жареное будешь? – поинтересовался я. – Больше все равно ничего нет.

Девушка покосилась на лань, наверняка заметив, что животное удушили зубами.

– Волки задавили, – соврал я, – да я их согнал. Ничего, поедим, а остатки они подберут. От них не убудет.

Девушка осторожно взяла предложенный кусок оленины, поблагодарив. Видимо, версия с волками ее вполне устроила. Какое-то время мы молча ели.

– Не боишься через лес одна ходить? – поинтересовался я. – Волки ведь!

– Я привыкла. Волки у нас летом ни на людей, ни на скотину обычно не нападают, только вот в этом году чего-то… – она осеклась.

– Что, нападали? Странно, дичи полно, с чего бы им к жилью лезть?

– Ну, было у нас в деревне три случая, – неохотно созналась девушка. – Люди говорят – волки, но сама я их не видела.

Тем мне и пришлось удовлетвориться. Впрочем, я не настаивал – какое мне, в конце концов, дело? Что я, охотник или тайный стражник, чтобы выяснять, кто в какой безвестной деревеньке по пьяни пристукнул соседа, а вину взвалил на волков…

– Куда идешь-то? – спросил я.

– К бабушке, она у меня за лесом живет, недалеко. Поесть ей несу, она старая, ей самой ходить тяжело…

Вот тебе раз! Мне-то казалось, что лес глухой, а тут – и с одной стороны деревня, и с другой…

– Ну что ж, захвати вот и мяса свежего. Мне хватит, да еще и волкам с сороками останется. Бери, бери, пока предлагаю.

…Деревня действительно оказалась недалеко: я обедал жареной ланью в каких-нибудь полутора верстах от опушки, к которой вплотную примыкали первые огороды. Деревня как деревня, есть и ветхие дома, и крепкие. По другую сторону, за околицей, делянки зеленеют, коза чья-то на привязи пасется.

Задерживаться здесь я не собирался, а потому не хотел и привлекать к себе особенного внимания. Не мудрствуя лукаво, напросился ночевать на сеновал к первому же селянину, показавшемуся мне не слишком пьяным. Мужик, нестарый еще бобыль, назвавшийся Борутой, оказался общительным и даже зазвал меня ужинать. Отказываться было как-то неудобно, хотя солидная порция оленины еще вовсю грела мне и душу и тело.

– Вы, часом, не рыцарь какой будете? – поинтересовался мужик.

Я кивнул. Рыцарь так рыцарь. Я когда-то подумывал заделаться в странствующие рыцари, но потом почитал рыцарский устав и решил, что овчинка не стоит выделки.

– Правильно вы, милсдарь, сделали, что у нас остались ночевать! – сообщил мне мужик, когда беседа наконец наладилась, подмазанная полкружкой браги. – Потому как в наших лесах ночью ездить опасно стало!

– С чего бы это? – удивился я.

– Ну, – мужик еще отхлебнул бражки и занюхал рукавом, – вам-то, может, и неопасно, вы на коне да при мече. Волки у нас нынче расшалились, уже трех человек загрызли!

– Да ну! – вполне искренне изумился я (не придумала девка, надо же!). – Что ж они так, посередь лета? Я через лес ехал – там волкам дичи за пять лет не съесть!

– Так-то оно так! – согласился Борута. – Да, видать, нашим волкам человечина больше по вкусу! Хотя они и прочей живностью не брезгуют: где собаку задерут, где еще кого.

Я задумался. Догадка, которая пришла мне в голову, была неприятной, поэтому делиться ею с бобылем я не стал. Тот же, еще пообщавшись с кружкой, наклонился ко мне и продолжил, понизив голос до громкого шепота:

– Я, милсдарь, в волков этих слабо верю. Люди говорят «волки», да только не волки это.

Я приподнял бровь, выражая внимание к его словам, что, видимо, было истолковано Борутой правильно, потому что он продолжил:

– Я вам скажу по секрету – не волки это никакие, ведьма это!

– Ведьма?

– Ведьма настоящая! Вот она-то волком и оборачивается, а может, и настоящих волков завораживает колдовством-то своим, вот они ей заместо псов и служат! Живет где-то в лесу, знали бы где – сожгли бы! Да только кто ж ее туда искать сунется, в чащобу?

– Боязно? – поинтересовался я. Мужик честно кивнул. – За что ж она вас так невзлюбила?

– Да она о прошлом годе поветрие на коров наслала, чуть не половину скотины извела. Корова у старосты заболела, пузырями какими-то пошла, ведьма-то ее лечить вроде вздумала, да со старостой поругалась. А почитай на следующий день и начала скотина болеть… Ну, мы ведьму сжечь хотели, как положено, так она сбегла в лес. Потом-то, понятно дело, народ поостыл, ну а она, видать, затаила обиду…

– Да, – сказал я, вставая, – интересная у вас деревенька. Ладно, хозяин, спасибо за стол, за кров… Дорога была дальней, пойду-ка вздремну.

Как выяснилось, верх сеновала с остатками прошлогоднего сена я делил с ушастой совой, посмотревшей на меня с нескрываемым презрением, а затем с гуканьем отбывшей в ночь. Я вытянулся на соломе и с удовольствием закрыл глаза.

Понятная история. Ведьма, значит. Лечила корову, возможно, от ящура, и лечила хорошо, иначе бы полег весь деревенский скот, а не половина. Но ящур заразен и неумолим, всю скотину не смогла бы спасти даже очень опытная знахарка. А с неудачливым лекарем – людей он пользует или животных – разговор короток. И началась в деревеньке охота на ведьм…

Разбудили меня громкие крики, в которых преобладал женский визг. Скатившись с сеновала, я выбежал на улицу и тут же уткнулся в толпу, окружившую некий предмет. При моем появлении люди немного поутихли и расступились. Присутствовавший здесь же Борута, указывая куда-то на землю, воскликнул:

– Видали, милсдарь, что делается?!

Центром всеобщего внимания оказался в высшей степени неприглядный труп мужика, которого сначала загрызли, метя в горло (досталось и лицу), а затем весьма неаккуратно распотрошили, съев большую часть внутренностей. Меня слегка передернуло: я видал и не такое, но привыкнуть к подобному трудно, если вообще следует привыкать. Нагнувшись, я всматривался в следы возле тела. Довольно странно. Следов не то чтобы совсем не было – не было следов волка. Имелись отпечатки лап собаки, но то была обычная дворовая шавка, способная загрызть в лучшем случае курицу. Крестьяне, столпившиеся вокруг, высказывали свои предположения и давали советы. Борута, преодолев тошноту (с лица он спал основательно), склонился рядом со мной, уставившись на дорожную пыль, и вдруг, тихо вскрикнув, протянул руку и достал что-то, что было этой пылью присыпано. Кулон на порванном кожаном шнурке – самодельный, из полупрозрачного камня. Амулет.

Толпа заволновалась. Раздались возгласы: «Ведьма! Сжечь ведьму!» Я некоторое время разглядывал находку, а затем, зажав ее в руке, пошел к дому Боруты, предоставив жителям самим решать, что делать с трупом (я заверил их, что покойный не восстанет из могилы, но, похоже, убедил не всех). Пройдя десятка полтора шагов, я стал запихивать амулет в карман и нечаянно выронил его. Тот покатился по земле, и я лишь со второго раза поймал его и теперь уже положил в карман без проблем.

– Вот, видели, что делается? – повторил Борута. – Милсдарь, вы же рыцарь, с мечом обращаться умеете, не за так же просто такую железку с собой возите. Да и к ведьмам у вас, рыцарей, любви большой вроде нету, истребляете их повсюду, чтоб пакости свои честным людям не чинили. Может, подсобите нам? Уделаете колдунью проклятую? Я со старостой поговорил, за нами не станет, только смертоубийства прекратите!

– Где ж я искать-то вашу ведьму буду? – поинтересовался я.

Мужик воспринял эти слова как согласие.

– Знаю я, как ее найти! – сказал он, понизив голос. – У нас на окраине вдова живет с дочкой непутевой. Дочка эта постоянно в лесу околачивается. Мать-то ее как овдовела, так не в себе слегка, за девкой не следит и знать не знает, где та время проводит. А я ручаюсь, что она к той ведьме бегает, поесть ей носит или еще чего. Та ее приворожила, видать. Вот за девкой и надо проследить, она прям к ведьме и выведет!

– Что ж вы сами не проследили? – усмехнулся я.

– Боязно, – мужик потупился, и я понял, что мало кто из жителей селения решится зайти так далеко в лес, особенно теперь.

– А с чего вы взяли, что она в лес не по грибы ходит?

– Та кто ж те грибы у нее видел? – сказал Борута. – Вот травки какие-то приносит, может, колдовские, а, может, так. Да сами посудите – она иной раз из лесу ночью уже возвращается, и цела-целехонька, а двое мужиков месяц назад из ближних кустов сразу в мир иной отбыли!

– Месяц? – переспросил я. – А кого третьего загрызли? Не два месяца назад, случаем?

– А вы почем знаете? – изумился Борута. – Рассказывал, что ль, кто? Так вот точно, уж месяца два прошло, как жена старостиного свояка корову заблудшую пошла искать. Так обеих и приели… Бабы с тех пор как вечереет, по домам сидят, силком за ворота не выгонишь.

– Ладно, – вздохнул я, – потолкую я с этой вашей ведьмой.

– Вот и хорошо, – обрадовался бобыль. – А то жизни никакой нет! А я посмотрю: как та девка в лес пойдет, тут вам и крикну.

Вдовина непоседливая дщерь пошла в лес вечером того же дня. Борута не поленился показать мне ее с приставленной к сеновалу лестницы – тоненькая фигурка мелькнула между деревьями на краю опушки, позолоченными закатным солнцем.

Седлать Аконита я не стал, а сразу же направился к лесу, нацепив ножны. Тропа была уже мне знакома – я по ней и приехал; с чувством направления у меня тоже пока было все в порядке, поэтому я почти напрямик дошел до того места, где накануне готовил жаркое. Остатки лани лежали практически нетронутые, только поклеванные птицами; волки же моей подачкой не соблазнились, предпочтя, видимо, живую двуногую добычу. Я прошел параллельно тропе еще с четверть версты и, найдя подходящее место, затаился в засаде. Было бы, конечно, надежнее принять звериный облик – в таком виде меня едва ли человек сможет заметить, если я сам не захочу, – однако же было непонятно, куда деть одежду и, главное, меч. А у меня было предчувствие, что меч мне еще пригодится.

Девица появилась вскоре, минут через семь. Я хоть и ожидал увидеть свою вчерашнюю знакомую, был поражен увиденным настолько, что чуть не выдал себя. Представьте себе, как по вечернему лесу тихим шагом, стараясь быть незаметной, идет девушка в охотничьей куртке и заправленных в высокие сапоги кожаных штанах, с охотничьим ножом на поясе – и… в красной шапке!

Она что, пыльным мешком ударенная? Ох уж эти сказочки, ох уж эти сказочники! Красная Шапочка и Серый волк! Мне бы теперь (развеселился я) выйти, приняв вид зверя, и поинтересоваться: «А где живет твоя бабушка?»

Я бесшумно двинулся за девицей. Красная шапка делала ее похожей на гигантский оживший мухомор. Нет, такой маскарад даже последняя деревенская дурочка просто так не устроит! Шапка эта дурацкая видна в лесу издали (пока не совсем стемнело) – значит, ее кто-то должен увидеть. Значит, это сигнал.

Кому? Бабушке? Дескать, крестьяне подкупили заезжего рыцаря, чтобы он тебя в лучший мир отправил, смывайся через заднюю дверь? Нет, это вряд ли: ей проще было бы либо вовсе не ходить к бабке, либо, если она разгадала план земляков, попробовать завести меня в какое-нибудь гиблое место. Стоп, а почему я думаю, что она ведет меня именно к престарелой колдунье, а не заманивает в болото (хотя откуда здесь болото?) или еще куда? И тут до меня дошло, кому этот знак предназначался! Мне. Девочка действительно наслушалась сказок! Охотники – вот кто еще участвует в действии. Охотники, которые должны прийти и спасти бабушку и Красную Шапочку от злого волка. Только на этот раз они придут не спасать. Плевать на тряпки, потом подберу! Я разоблачился, забросал одежду листьями и, перекинувшись, взял в зубы ножны с мечом. Девушка ходила этой тропкой часто, звериным чутьем я без труда нашел ее след и, уже не останавливаясь, помчался вперед. Пробежал совсем немного, с полверсты. Одинокий домик стоял в самой чаше, скрытый за грабинником так, что практически не был виден даже с той хилой тропки, которая к нему привела. Девица, как оказалось, пользовалась несколькими путями и не натаптывала последние сажени тропы, подходя к дому. Меч в зубах все время мешался, я перехватил его поближе к оголовью, пролез через кусты, подбежал к двери и поскреб доски когтями. Дверь открылась неожиданно, но еще более неожиданными были первые слова, которые я услышал:

– А, это ты, Сивер! Давно тебя не видела.

Я проскочил в дом и выплюнул меч на пол.

– Вурдалак тебя заешь, Тивена! Так это ты – страшная ведьма?

– Сам же знаешь, что ведьма, – усмехнулась стоявшая передо мной женщина. С виду ей было лет сорок пять, но я знал, что она раза в три старше – одна из самых старых и самых сильных колдуний Королевства. – Но уже немолодая, а потому вовсе не такая страшная. Во всяком случае, кое-кто боится меня недостаточно.

– Боится, похоже, и еще как! Иначе бы я не изображал тут собачку с поноской.

С Тивеной, талантливой колдуньей-самоучкой, я познакомился в дни своей бурной юности, когда только начинал осваивать ремесло наемника. Ей довелось однажды приводить меня в рабочее состояние после того, как я попал в какую-то глупую передрягу. Она едва ли была в восторге от моего общества, но в промежутках между приемами какого-то вонючего целебного отвара я узнал много интересного об окружающем мире и потому провел время с пользой. Так вот, тогда, лет десять назад, я считал, что Тивена стара. Сейчас у меня появилась уверенность, что эти десять лет не были для ее возраста столь уж существенны.

– Тебя наняли меня убить? – спокойно спросила Тивена, садясь на кровать.

– Так и есть, – согласился я. – Но что-то мне подсказывает – наняли не от имени старосты…

В дверь постучали, а затем в дом вошла девушка и тут же отпрянула, увидев меня, сидящего посреди комнаты в зверином обличье.

– Не бойся, – сказала Тивена. – Это Сивер, мой старый знакомый.

– А это действительно твоя внучка? – поинтересовался я.

– Да нет, – отозвалась Тивена. – Это Радана, моя ученица, причем из лучших… И, вероятно, последняя. Вчера, между прочим, почти сразу распознала в тебе волкодлака… Ну вот, теперь все в сборе.

– Не все, Тивена.

– Все, уж поверь старой женщине. Остальные двое только что подошли и стоят за кустами слева от дома.

Я лишь озабоченно покачал головой.

– Я слышала днем обрывок разговора и поняла, что они пойдут за тобой, – сказала «внучка». – Но зачем?.. Чего они ждут?

– Ждут, когда я убью ведьму, – отозвался я. – И тебя заодно – под горячую руку, так сказать, в пылу битвы. Сами ведь они не могут сюда войти, правильно? (Тивена кивнула). А местные из-за них же боятся далеко в лес ходить.

Тивена закляла свой дом от вервольфов и пыталась закрыть от них и деревню. Короче, мешала страшно. Поэтому вервольфы постарались перевести мои подозрения на Тивену. Они подбросили к месту своей последней «охоты» некий амулет, чтобы подкрепить идею о причастности ведьмы к убийствам. Я «случайно» уронил его, а когда нагнулся, чтобы поднять, то заодно успел разглядеть следы двух оборотней; возле самой жертвы следы были аккуратно затерты. Видимо, кто-то из оборотней стоял в это время в толпе и, заметив мой маневр, сделал правильный вывод. Надо полагать, они рассчитывают, что с ведьмой я все же расправлюсь, но, зная, что я видел их следы, не могут поручиться, что я не начну нового расследования, когда вернусь. В общем, они собираются меня убить на обратном пути. И все шито-крыто: заезжий рыцарь погиб в неравной борьбе со злой колдуньей.

(Должен сказать, что оборотничество приводит не только к периодической смене облика, но и к изменению сознания. Причем в самых разных формах: от полной потери памяти при переходе из одной ипостаси в другую – до вполне сознательных действий, направленных против своих же сограждан).

– И что ты собираешься делать? – поинтересовалась Тивена. – Пока ты здесь – ты в безопасности, к тому же я могу дать тебе амулет.

– Нет, это не годится. Ну хорошо, я смогу уйти отсюда и из деревни целым и невредимым. Но вы-то останетесь! Не ровен час, заедет в эти места настоящий странствующий рыцарь… Или оборотни еще какой способ измыслят… Нет, решившись охотиться на меня, они загнали себя в ловушку, пусть и ненадежную – они одни и далеко от людей. Этим надо воспользоваться. Хотя не знаю как.

– А вы не могли бы на них напасть в… – Радана замялась, – в таком обличье? Ведь в нем их укусы вам не опасны…

– Девочка, меньше верь сказкам, – усмехнулся я (насколько это мне позволяла звериная морда). – Да, для животных укус оборотня не опаснее укуса любого другого хищника. Но я-то человек, в каком бы облике ни находился. И если вервольф меня укусит (а равно – если я его укушу), то результат будет столь же печальным, что и для обыкновенного человека. Так что я не могу контактировать с ними ни в человеческом, ни в зверином обличье.

Тивена, внимательно поглядывавшая в окно, обернулась к нам.

– Они разделились. Не знаю, что они задумали, но один из них пошел обратно на тропу.

– Судьба на нашей стороне, – прохрипел я. В этот момент я перекидывался в человеческий облик, а это не слишком приятно. Радана стыдливо отвернулась, Тивена же, естественно, и бровью не повела.

– Луна сейчас выйдет, – сказала она. – Торопись.

Сдернув с ее постели покрывало, я кое-как задрапировался им и, держа в руке обнаженный меч, тихонько вышел наружу. Край луны показался над лесом, серебря верхушки вязов. Немного подождав, пока глаза привыкнут к такому освещению, я спустился с крылечка и огляделся.

Прямо напротив меня, рядом с кустами, стоял Борута, мой любезный хозяин. Я не без удовольствия отметил, что он несколько опешил, увидев меня почти нагишом, в каком-то подобии то ли юбки, то ли набедренной повязки.

– Ну как, милсдарь? – дар речи вернулся к мужику на удивление скоро. – Убили ведьму проклятую?

– А как же! – отозвался я.

Борута тихонько отступал от меня, стараясь незаметно сохранять дистанцию.

– Можешь сам заглянуть – лежит зарубленная, вся изба кровищей забрызгана!

– Вот и славно, вот и спасибо вам. – Борута стрельнул глазами в сторону дома, затем вновь перевел взгляд на меня. – Только уж не обессудьте, живым вам отсюда не уйти, не нужно нам это.

– Вам – это оборотням, что ли? – Я вытащил из-за спины руку с мечом.

– Вы с ножиком-то поосторожнее, – как-то нехорошо процедил Борута. – Мы это тоже умеем, да только не надобно нам это.

В его руке также появился меч. Бобыль, отступая от меня, вышел из тени. В лунном свете клинок его меча льдисто блеснул, глаза вспыхнули нечеловеческим огнем. И тут Борута бросился прочь, видимо, разгадав мой замысел. Но не успел – меч выпал из его руки, спина выгнулась горбом, одежда, лопаясь по швам, скользнула на землю, лицо исказилось от боли, переплавляясь в звериную морду.

Трансформация вервольфа крайне болезненна, зато, в отличие от моей, очень стремительна. У меня в запасе было совсем немного времени до того, как он окончательно обратится в зверя. Вздохнув, я бросился вперед, занося меч. Успел. Из-под лезвия брызнула темная кровь (я поспешно отпрыгнул, чтобы она не попала на кожу ног), обезглавленный оборотень беззвучно распластался по земле, чуть-чуть не успев закончить превращение.

Я вытер меч остатком его рубахи, грустно глядя на скорчившийся труп – уже с хвостом и когтистыми лапами, но еще не полностью покрытый шерстью. Надо будет потом попросить Тивену промыть клинок каким-нибудь очищающим раствором.

Как-то раз умница-принцесса Лисса, захлебываясь от восторга, рассказала мне об одном прочитанном ею трактате. Там говорилось, что в каждой крупице нашего тела существуют особые, невидимые глазом, мельчайшие частички, состоящие из особого «вещества наследственности», определяющего всё в нашей внешности и в наших способностях. Благодаря этому веществу олень вырастает оленем, а саламандра – саламандрой; в нем «записана» и караковая масть Аконита, и страсть Лиссы к науке, и моя способность оборачиваться зверем (которого только в темноте и с большого перепуга можно принять за волка). Подобно тому как алхимик по прописи готовит сложное зелье, а корабел по чертежу строит фрегат, наш организм по этим частичкам лепит самого себя.

Но есть похожие частицы, состоящие из того же вещества, но живущие сами по себе и называемые «ядовитой слизью». Они шпионами-лазутчиками проникают в наши тела и используют их себе на потребу, направляя наши силы по ложным путям. Результатом может быть и краткий насморк, и моровое поветрие. И… превращение человека в оборотня.

Наверняка Борута был неплохим человеком и хорошим хозяином. Он мог бы жениться снова, обзавестись детишками, держать коров, сеять хлеб и пить бражку с попросившимися на постой путниками, если бы однажды его не укусил пробежавший через деревню оборотень. А что более вероятно, он этого оборотня даже убил, всего лишь поцарапавшись или порезавшись при этом. И «слизь» попала в его кровь, сделав вервольфом. Теперь в лунные ночи бобыль должен был болезненно превращаться в чудовищное подобие собаки, терзаемой неутолимым голодом. В этом нет никакой романтики, даже черной. Через пару лет он догорел бы и умер в муках где-нибудь на своем же сеновале, кусая в агонии собственные лапы. Но до этого вырезал бы половину деревни.

Я осторожно пристроил свой окровавленный меч возле крыльца Тивены. Мне ведь пришлось бы нести его в зубах, а я не хотел рисковать. Я поднял и осмотрел меч покойного вервольфа – вполне приличный и, главное, чистый. Перекинувшись, я сжал зубами черен и двинулся на встречу со вторым оборотнем. В этом облике наводка Тивены мне была не нужна, я вполне мог найти его по запаху.

Подельник Боруты, естественно, уже был в звериной шкуре, хотя и успел перед этим аккуратно раздеться, поскольку его не заставали врасплох. Я, не останавливаясь, пробежал мимо него по тропинке по своим же старым следам. Озадаченный, тот припустил следом. Бегал я, к счастью, быстрее, поэтому не давал себя догнать, да вервольф не очень-то и спешил и даже не особо принюхивался. Судя по всему, он принял меня за Боруту, не в силах разглядеть в темноте различия между мной и оборотнем и сбитый с толку запахами наших прежних следов.

В конце концов оборотень отстал и остановился. Я тоже затормозил, держась от него на достаточном расстоянии. Нападать на него, будучи зверем, я не мог (укусов было не избежать), а для нападения в человеческом облике мне требовалось время.

– Ты… куда… бежишь? – прохрипел вервольф. Оборотни, вопреки распространенному мнению, обычно способны разговаривать и в зверином обличье, но это дается им с трудом.

– Тот… ведьму не убил, – я старался подражать его речи. – Она в меня чем-то швырнула… чуть не спалила.

– Ничего… Найдем еще… охотника. – Глаза оборотня горели в сумраке, отражая лунный свет. Я покосился на луну – она нагло висела чуть ли не в зените и заходить явно не собиралась. Оборотень тоже посмотрел на светило, не ожидая подвоха.

Теперь надо было тянуть время. Я попятился за толстый ствол вяза, меняя обличье, и, как только смог распрямиться, постарался залезть на старое дерево. Набегавшийся вервольф переводил дыхание и не обратил внимания на мои маневры. Поэтому был крайне озадачен видом голого мужика с мечом в руке, появившегося на толстом суку над его головой.

– Ты-ы? – рявкнул он. – Так… ты… тоже… оборотень?

– Не хочу огорчать, но я не просто оборотень, а волкодлак. Я не завишу от ваших глупостей вроде полной луны, да и звериный облик у меня посимпатичней будет.

Зверь глухо зарычал, готовясь к прыжку:

– Это… легко… можно… исправить!

Я приветливо помахал ему с ветки, стараясь оценить возможную высоту его прыжка. Все-таки звериная ипостась вервольфа глупее его же человеческой: оборотень легко поддался на провокацию, скакнув вверх и звучно клацнув челюстями в воздухе. Я покачал ногой, поддразнивая его, а заодно и держа наготове меч. Зверь издал рев уже совсем без примеси человеческих интонаций и принялся скакать под вязом, как циркач на батуте. Возле луны непонятно откуда возникла маленькая тучка, медленно, но верно разрастаясь. «Ай да Тивена, ай да старая ведьма!» – порадовался я. Когда разбухшая туча накрыла лунный диск мягкой черной подушкой, лес погрузился во тьму. На время установилась такая тишина, что даже оборотень замер, прервав свои попытки добраться до меня. А затем где-то в стороне полыхнула зарница, ярко очертив контуры ближайших крон. Тяжелая дождевая капля ударила по тонкой ветке (так, что та дрогнула) и лениво скользнула вниз, мимоходом мазнув меня по руке. И сразу же, как по команде, ее многочисленные товарки гулко забарабанили по вязовым листьям.

Точный расчет тут был почти невозможен: оборотни некоторое время остаются в звериной шкуре даже тогда, когда луны уже не видно, и время это индивидуально. Я чувствовал, как редкие капли, пробиваясь сквозь крону, растекаются по моим плечам и спине, и надеялся, что непогода ускорит процесс обращения.

Вервольф повертелся под деревом, вероятно, над чем-то раздумывая, но затем все-таки решил еще разок прыгнуть. И начало обратного превращения застал уже в воздухе, с шумом рухнув в не успевший намокнуть опад. Помня о контрольном времени, я сиганул с ветки, чудом не переломав себе ноги на выступающих из земли корнях, и резко рубанул мечом почти наугад, ориентируясь лишь на звуки, издаваемые копошившимся на земле врагом. Нет, мой меч все же лучше. Этот застрял, глубоко вонзившись лезвием в тело, и вырвался из руки.