Текст книги "Ночь дракона"

Две молнии одна за другой прочертили небосвод, осветив место стычки. То ли Тивена перестаралась с погодой, то ли так и было задумано – чтобы уж наверняка, – но гроза, похоже, разгулялась всерьез.

Трансформация (в обе стороны) почему-то начинается с глаз. Корчившийся у моих ног монстр, у которого уже начала выпадать шерсть, жалобно заскулил и обратил ко мне совершенно человеческий взгляд, полный боли, ужаса и обиды.

– Извини, лекарства от твоей болезни не существует. Это все, чем я могу помочь, – я выдернул меч и ударил вервольфа вторично. Глаза его погасли, застыв бессмысленными стекляшками. – Прости, я знаю, это не твоя вина…

…Выждав положенное время («слизь», вызывающая при попадании в кровь ликантропию, погибает в мертвом теле через сутки), я принес головы обоих оборотней старосте, клятвенно пообещав, что нападения прекратятся, а заодно провел разъяснительную беседу «О роли ведьм в обществе». Староста не менее клятвенно заверил меня, что препятствий волшбе чинить не будет и с ведьмой он не ссорился, поскольку его корова в тот злополучный мор как раз и не пала… Я рассказал обо всем этом Тивене.

– Нет, – женщина грустно покачала головой, – в деревню я не вернусь. Вот Радана – молодая и способная, пусть она пока там попрактикует. Всему, чему она могла научиться от меня, она научилась. А мне уже пора. Найду какое-нибудь местечко, где меня никто не знает, и буду там доживать свои последние годы. Не поднимай удивленно брови! Я ведь только внешне бодро выгляжу, а на самом деле мой срок давно уже близится к концу. Сивер, ты молод, тебе об этом думать не пристало, по крайней мере сейчас.

– Тивена, сколько вам лет? – спросил я.

– А сколько бы ты дал? – отозвалась она с легкой тенью кокетства. – Сивер, колдуны и ведьмы живут долго, но я дольше всех. Мне в этом году исполнится сто восемьдесят.

– Ну надо же! – изумился я, отступая к двери. – А я бы вам больше ста двадцати ну никак не дал! – Я пригнулся, уворачиваясь от ухвата: – Тивена, да вы еще меня переживете, а то и моих детей, если они у меня будут!

Я выскочил на улицу, а следом за мной вылетел ухват. Двигался он по сложной траектории и, несмотря на все мои увертки, все же меня догнал. Из домика раздался смех Тивены – звонкий, совсем молодой.

– Да она и внуков моих переживет, – проворчал я, поворачиваясь к оседланному и готовому в путь Акониту и потирая ушибленное ухватом место пониже спины.

Жеребец покосился на меня и глумливо заржал.

– Помню я одну историю про оборотней, – сказала Ивона, отрывая меня от воспоминаний. – Это когда я с принцессой Лиссой познакомилась. В самом деле, очень толковая девчонка.

– Ей было бы приятно услышать это из уст старшей и опытной подруги, которая живет на этом свете – подумать только! – на три года дольше.

Ивона запустила в меня огрызком моченого яблока.

Одд, на время отставив опустевшую кружку, перебирал струны лютни. Меня всегда поражало, как он играет. Не в смысле «ах, как играет!», а в смысле – как ему это удается? Толстые пальцы Одда могли не просто согнуть подкову – тролль иной раз машинально завязывал ее в узел, когда находился в задумчивости. И я бы еще понял, если бы лютня была в человеческий рост, с каким-нибудь дубовым грифом, стянутым для прочности стальными кольцами, и со струнами из жил индрика-зверя. Но нет, инструмент был самый обычный, Одд при мне купил его лет семь назад в лавке в Турвине. Поэтому в рамках физических законов нашего мира я никак не мог уяснить, как тролль попадает пальцами по струнам, и не по каким-нибудь, а по нужным.

– А ты знаешь, что история с алхимиком получила свое продолжение? – спросил я Ивону негромко, чтобы не сбивать музыкального настроя Одда. Но настрой сбился.

– С каким таким алхимиком? – живо заинтересовался тролль, прижав струны ладонью и тем самым резко оборвав мелодию.

– Да есть у нас один знакомый, – усмехнулся я. – Уж и не знаю, слышал ты о нем или нет.

– А я думала, его съели, – вставила Ивона, осматривая стол с видом человека, который уже, в принципе, сыт, но хочет проверить, не забыл ли он еще чего-нибудь здесь попробовать.

– Да нет, не съели, выкрутился. А попался по-глупому…

– Ну все, заинтриговали. – Одд решительно отложил лютню и вылил в свою кружку остатки настойки. – Оборотни, алхимики, кто-то кого-то съел…

– Там еще и хищные лошади были, – усмехнулся я.

– Так я и говорю – рассказывайте, не томите. – Тролль с грустью изучил опустевший «сосуд вдохновения», поставил его на пол и извлек из-под лавки следующий, торжественно объявив: – Калина на меду кончилась, будем пить ежевику на семи травах.

– Ну нет, – решительно сказала Ивона. – Вы, мальчики, пейте, а мне хватит! Тем более что я еще хочу до конца истории про алхимика досидеть…

– Да вы и начало-то никак рассказать не можете! – возмутился Одд.

– Все-все, – успокаивающе поднял я руку, – уже начал. Плесни только мне немного – в горле пересохло…

КОНИ-ЗВЕРИ

Нет, едва ли Лиссавиоль, седьмая из принцесс маленького вассального королевства Фиерон, сможет когда-нибудь найти понимание среди членов своей семьи. Конечно, после выхода труда, написанного бароном Жувье, собирание всевозможных редкостей, да и просто познание тайн природы, стало модным среди аристократии. Но все-таки это же ненормально, когда юной девушке какие-то древние кости милее, чем новые платья! И можно даже понять ее домочадцев и слуг, полагающих, что ковыряние в земле порочит доброе имя Фиеронского королевского дома. Впрочем, вообще легко понимать людей, глядя на их ситуацию со стороны.

Я же не собирался глядеть на ситуацию ни с какой стороны – ни с внешней, ни с внутренней, полагая, что Лисса – девочка умная и сама разберется. В данный момент я как раз находился на аудиенции у Ее Высочества, то есть валялся на диване, положив сапоги на резной подлокотник. Свой меч я предварительно продел через дверные ручки, дабы народ попусту не шлялся. Нет-нет, я вовсе не был на таком хорошем счету у монархов, чтобы мне разрешали запираться с их дочерьми (не потому, что был замечен в чем-то предосудительном, а просто аристократических кровей во мне до сих пор не сыскалось). Да и попал я в комнату Лиссы через окно, а кроме того, точно знал, что снаружи к двери приколота записка: «Не входить! Идет опыт». Последнее слово внушало домочадцам священный трепет и само по себе было неплохой гарантией, что сюда никто не станет ломиться.

Эта комната в покоях принцессы привела бы в восторг любого ученого, а вот утончённую аристократическую натуру довела бы до нервного потрясения, вплоть до обморока. Главное (и самое видное) место в ней занимали два массивных дубовых шкафа с отличными дорогими стеклами, вправленными в потемневшие от времени створки. Из-за стекол на нас взирали пустыми глазницами черепа, среди которых волчий был самым незатейливым и безобидным. Перекрученные рога и уродливые выросты соседствовали здесь с длинными лезвиями клыков или кривыми частоколами зубов, торчавших под разными углами из навсегда сомкнувшейся пасти. Между черепами темнели черные и бурые обломки времени – ископаемые кости неведомых существ, а огромные окаменевшие раковины лежали наподобие закрученных бараньих рогов. В комнате также находились шкафы с книгами, прозрачный футляр с увеличительным прибором, телескоп, сверкавший надраенной бронзой да вышеупомянутый диван, на котором в данный момент я возлежал вопреки всем правилам придворного этикета.

Диванчик был удобный – я чувствовал, как моя спина, утомленная бесконечными странствиями в седле (за что она вовсе не была мне благодарна), блаженно расслабляется. В одной руке я держал «правильный» бутерброд (с сыром, солидным куском колбасы и еще полудюжиной ингредиентов), в другой – оскаленный череп из коллекции Лиссы. Я редко смотрюсь в зеркало, когда пребываю в звериной ипостаси (и потому твердо знаю только одно: с волком у меня сходство в высшей степени отдаленное), но, по моим представлениям, эти окаменелые останки крайне напоминали волкодлака. Правда, объем мозга, помещавшегося в сей черепной коробке, был весьма незавидным (во всяком случае, о себе я гораздо лучшего мнения). Может быть, размышлял я, когда-то по земле ходили племена диких волкодлаков, чью вторую ипостась можно было лишь с большой натяжкой назвать «человеческой». И в окружении тех тварей, чьи кости сейчас пылятся в принцессином шкафу, эти мрачные сгорбленные субъекты – волосатые, с низкими лбами и глубоко посаженными глазками – бродили по бескрайним первобытным равнинам, оборачиваясь в минуту опасности или для охоты быстроногими и зубастыми, но – увы! – слабыми на голову хищниками. Лисса в это время нервно расхаживала по комнате, на ходу листая какой-то гримуар. Пролистав его до конца, она захлопнула книгу, бросила ее на пол (я уловил отчетливый запах библиотечной пыли) и достала с полки следующую.

– Значит, говоришь, в Оренополе продавали коня Дидомена?

Мне с большим сожалением пришлось выпустить изо рта бутерброд, дабы ответить на этот вопрос:

– Я говорю, что знакомый барышник на Оренопольской конской ярмарке видел коня, как он выразился, «невиданной красоты», то есть весьма странного и необычного на вид. И конь этот трескал мясо.

– Откуда он взялся на ярмарке, ты не спросил?

– Барышник?

– Да нет же, Сивер! Разумеется, конь.

– Спросил, а как же. Он сказал, что интересовался у продавца, но тот ушел от ответа: нахваливал коня как объезженного, а заодно и натасканного в качестве сторожа. Но самому барышнику конь показался диким, недавно пойманным или пригнанным из вольного табуна.

Лисса некоторое время сосредоточенно листала книгу, не глядя на меня. Я же спокойно доедал бутерброд. Отличную колбасу делает здешний мясник: нежную, безо всяких жилочек, лишнего жира и, не дай боги, костей, но зато с перчиком, оливками и… леший знает еще с какими приправами! Я с умилением посмотрел в зеленый глазок оливки, ответно взиравший на меня из уцелевшего куска колбасы, а затем с оттенком грусти отправил остатки бутерброда в рот.

– Сивер! – Лисса опустила гримуар и бесцеремонно оторвала меня от поэтических размышлений о кулинарии. – Мне надо поехать в Оренополь и попробовать разыскать этого коня.

– Поезжай! – охотно согласился я. Никакой другой реакции я от Лиссы и не ждал. – Премудрая, а тебя твой венценосный родитель отпустит?

– Что значит – поезжай? – возмутилась Лисса и, подумав, почти сразу же смягчилась: – А ты что, компанию мне не составишь? Ну, Сивер, я же без тебя ни коня не найду, ни вообще… Не охрану же мне с собой брать, из этих дворцовых… долболомов?!

– Премудрая, – я устало закрыл глаза, откинувшись на диванный валик, – я тебе все рассказал? Все. Наводку на цель дал? Дал. Но мне ведь тоже кушать что-то надо. Я собирался податься в Эвксинию, а может, и в Кверк. Поискать работы, яблок-персиков пособирать или загрызть кого. Опять же в Эвксинии тепло, там лето еще долго длиться будет…

– Хорошо, – в голосе Лиссы послышалась сталь, она отложила книгу и гордо выпрямилась, в одно мгновение став похожей на истинную особу королевских кровей (взрослеет девочка!). – Я тебя нанимаю!

Я удивленно приподнял бровь.

– Я тебя нанимаю, – повторила Лисса, – назначая оклад в размере двух золотых монет в день, плюс премиальные – двадцать золотых разово, при успешном исходе. Устраивает?

Я расслабленно кивнул, внутренне улыбаясь. В своих испачканных известью кожаных штанах, высоких сапогах и с неизменным «хвостом» волос, Лисса сейчас выглядела величественнее своих разодетых сестер и как две капли воды походила на мать – очаровательную женщину, управлявшую этим маленьким королевством железной рукой.

Сие наваждение длилось еще пару секунд, а потом Лисса все же оттаяла и вернулась в свое обычное состояние духа.

– Сивер, – сказала она почти извиняющимся тоном, – я же знала, что ты согласишься поехать. Но неужели ты мог подумать, что потом я оставлю тебя умирать с голоду?

– Хорошо, уговорились, – такую страшную перспективу я не рассматривал. – Премудрая, мне совершенно незачем выслушивать от твоего отца упреки в моем негативном воздействии на твое воспитание. Поэтому мы с Аконитом будем ждать тебя за карьером завтра утром, на восходе. Так что не опаздывай…

– А теперь, Премудрая, объясни мне, простому серому волкодлаку, что это за кони такие? Подумаешь, мясо жрут! Я вон тоже жру…

Мы с умеренной торопливостью ехали навстречу восходящему солнцу. Дорога, еще влажная от росы, почти не пылила под копытами наших отдохнувших коней. Где-то в промокших насквозь кустах, забывшись, заорал коростель и тут же замолк. Компания трясогузок перепорхнула дорогу перед самым носом Аконита, обозвав нас на своем птичьем языке всеми доступными бранными словами. Листва берез, обычно сероватая в полдень, сейчас играла золотистыми отсветами.

– А я не отказалась бы присоединить к своей коллекции череп твоей звериной ипостаси…

– Не дождешься!..

– …И не называй меня Премудрой, а то буду звать тебя Исчадием Тьмы!

– А я и не возражаю. Зови как хочешь.

– Хорошо, – Лисса фыркнула. – Это наверняка не кони – в обычном смысле слова. Среди давно вымерших тварей были такие – отдаленно похожие на лошадей, – но при этом они, судя по всему, были либо хищниками, либо всеядными. Подобные реликты иногда попадаются и теперь – вспомни вепрелона или виверну! Однако о непосредственно «конях» есть лишь одно упоминание.

Она перевела дух, откинув со лба прядь волов и продолжила:

– Около двух тысяч лет назад…

Я присвистнул; впрочем, такой срок кажется бесконечно долгим, пожалуй, только людям и гномам, с их кратким веком.

– …некий человек по имени Алкид взялся раздобыть для царя, которому служил, несколько коней особой стати. Кони эти имелись в хозяйстве у другого тогдашнего царя – Дидомена, который, согласно легенде, кормил их человеческим мясом. Алкид не стал сильно задумываться над этической стороной вопроса, ведь Дидомен якобы был жутким тираном, да и вообще, победителей не судят. Короче говоря, он разбил войско этого самого Дидомена, дворец его спалил, а коней захватил. Злобные твари, пока их не связали как следует, успели заесть насмерть чуть не полкоманды Алкидовой галеры. Несказанно изумленный таким поведением лошадок, работодатель Алкида не придумал ничего лучше, как приказать выпустить их куда-нибудь в лес. Там их, по преданию, съели дикие звери, хотя я с трудом представляю себе зверей, которые рискнули бы напасть на плотоядную лошадь. Разве что драконы… Вон даже твой Аконит – хотя и кусается, как зараза, и мяса не ест, но, думаю, волки бы с ним справились разве что впятером, и то не без потерь…

Дорогу нам перескочила косуля – крупный рыжий самец с короткими рогами-вилочками, собиравшийся, вероятно, передневать в маленьком колочке возле самого тракта. Отбежав саженей на сто, он остановился и издалека, преисполненный чувства собственной значимости, стал нас по-своему облаивать. Мы равнодушно проскакали мимо. Лисса машинально оглянулась на него и продолжила:

– Откуда кони взялись у Дидомена, история умалчивает (точнее, утверждает, что это подарок богов). И до последнего времени их считали легендой. Однако я уже трижды слышала, что на конских ярмарках нет-нет да и появлялся плотоядный жеребчик. Вероятно, выпущенные Алкидом кони выжили и где-то продолжали существовать, – может быть, в горах той же Эвксинии…

Оренополь еще не показался вдали, но уже давал о себе знать глубокими колеями тракта, частыми придорожными кострищами, сломанными тележными колесами и битыми кринками. Здесь тоже попадались ручьи и речушки; но если ранее мы проезжали их бродом, пеня холодную воду копытами коней, то теперь – по добротным деревянным мостикам, кое-где подгнившим, а кое-где новым, заботливо отремонтированным. По мере того как по краям дороги становилось все больше признаков цивилизации, пропорционально убывало количество птиц, чирикавших в придорожных кустах. Однако в стороне от тракта лес еще держал свои позиции: вязы и ясени стояли в своем вековом дозоре, укутав ноги стволов частым орешником и тощими стволиками подроста. Этот лес, как мне было известно по прежнему опыту, почти вплотную примыкал к городским стенам. С другой стороны города раскидывалась бесконечным махровым полотнищем степь, украшенная зелеными шапками колков, где до сих пор можно было встретить косяки диких лошадей, злобных и сторожких, а то и стада мрачных косматых круторогих диких быков – уров.

Мы остановились перекусить в тени под разлапистым кленом. Кусты заслоняли нас от дороги (на которой, несмотря на наезженность, мы до сих пор никого не встретили), над головой еле слышно шумела звездчатая листва.

– Как ты думаешь, – спросила Лисса, намазывая маслом хлебный ломоть, – удастся нам найти покупателя того коня?

– Ну, если то, что сказано в легендах, – правда, то только в виде конских яблок.

– Да ладно тебе! – фыркнула принцесса. – Не настолько же эти кони кровожадны! Ведь барышник на рынке как-то с ними справлялся. И потом, мы ведь даже не уверены, что там был именно конь Дидомена. Мало ли что народ торговый рассказывает?

– Тсс!.. – Я поднял палец и прислушался. Лисса мгновенно замолчала. Я покосился на Аконита – караковый конь задумчиво, но, впрочем, без особого страха, смотрел куда-то сквозь кусты лещины. – Так… – Я скинул куртку и начал поспешно разуваться. – Кто-то к нам подбирается со стороны леса. Будь настороже, а я взгляну, кто это.

Томительно долго изменяется тело… Иногда хочется, чтобы трансформация происходила, как у обычного оборотня, за каких-нибудь двадцать-тридцать секунд. Правда, у них она сопровождается мучительной болью и кратковременным параличом. Я же продолжал озираться и прислушиваться, чувствуя, как тело обрастает шерстью, как прорастают когтями кончики пальцев, как нарастает поток запахов, недоступных человеческому носу.

Я скользнул в чащу, под сумрачный свод ветвей, и втянул воздух, пытаясь отыскать ниточку запаха, ведущую к незнакомцу. Запах отыскался быстро и оказался подозрительно знакомым. Найдя путеводную нить, я уже уверенно скользил по ней, припадая на лапы и высматривая цель в зеленоватом полумраке.

Ага, вот он! Точнее – она. Девушка лет двадцати, невысокая и стройная, с коротко стриженной серебристой шевелюрой, опоясанная мечом, внимательно всматривалась в лесные тени, сжимая в руках взведенный арбалет. За ее спиной насторожился каштановый жеребец с серебристыми, почти в тон волос хозяйки, гривой и хвостом.

– Эй, Охотница! – окрикнул я ее вполголоса. У моей звериной ипостаси проблем с речью нет, но голос, конечно, не совсем человеческий, более грубый и резкий. Я метнулся в сторону точно рассчитанным движением, и тут же блестящий наконечник болта расщепил тоненький ствол лещины там, где я только что стоял. Девушка мгновенно отбросила арбалет и выхватила из ножен меч.

– Хорошо стреляешь, Ивона! – Я выступил из кустов, улыбнувшись во всю пасть. Человек нервный и неподготовленный при виде такой улыбки, обнажившей заостренные лезвия зубов, мог бы упасть в обморок. Но девушка, стоявшая передо мной, спокойно отправила меч в ножны, размяла пальцы и уставилась на меня исподлобья большими карими глазами.

– Сивер, – сказала она медленно, – я тебя сейчас придушу голыми руками!

– Привет, Охотница, я тоже рад тебя видеть! – И почему это женщины постоянно грозят мне удушением и другими способами физической расправы?

– Нет, ты стой, пожалуйста, и не мешай мне! Какого лешего ты подкрадываешься, да еще и в таком облике!

– Извини. Я не удержался. Когда в следующий раз захочешь скрыть свое присутствие от меня или подобного мне, пользуйся не «Эльфийскими ландышами номер пять», а какими-нибудь другими духами. Что ты здесь делаешь?

Ивона вновь помрачнела.

– Охочусь, – сказала она. – За неделю – два оборотня, и я не уверена, что это все. С этой стороны купцы уже боятся подъезжать к Оренополю. Оборотни, правда, за все время задрали только одного человека, но регулярно кидаются на проезжих, кусают за ноги лошадей, так что те несут, сбрасывая и седоков и поклажу.

– Стоп, стоп! Купцы что, ночью здесь ездят?

Вервольфы обычно пугали только местное население, поскольку появление раз в месяц в полнолуние не слишком мешало проезду торговых людей.

– В этом-то и дело. Они – оборотни – появлялись вне зависимости от полнолуния, и не только ночью, но и днем. Купцы же говорили про странных волков, а не про вервольфов, но я выследила и убила двух зверюг – оборотни это были самые настоящие. Да, и еще: говорят, тварь здесь какая-то шастает, на вид – вроде конь, а как поближе посмотришь – из пасти клыки кровавые торчат. Но это местные жители рассказывают, я сама не видела, хотя конские следы на лесных тропах встречаются.

– Лошадь, значит… А мы за ней и приехали как раз, – под рассказ Ивоны мы дошли до опушки по еле приметной тропке.

– Мы? – удивилась Ивона.

– Да. – Я подошел к клену и начал трансформироваться в человека. – Знакомьтесь. Это – Лисса, принцесса крови. Между прочим, девушка очень толковая, начитанная и пылающая нездоровой страстью ко всяким страховидлам. А это – Ивона, маг Жизни, или, как говорят эльфы, Охотница. Бренные останки всяких монстров, которые ты, Лисса, скупаешь на рынках для своей коллекции, попадают туда и благодаря Ивоне.

Девушки посмотрели друг на друга с большим недоверием. В глазах Ивоны читалось легкое презрение: с одной стороны, она, происходившая отнюдь не из простолюдинок, испытывала банальную неприязнь по отношению к высшей, королевской аристократии. С другой – охотница на чудовищ свысока смотрела на тех, кто пользовался плодами ее трудов. В ответном взгляде Лиссы тоже блеснул льдистый оттенок, и она уже собиралась сказать какую-нибудь колкость, но я ее перебил:

– Так, Ивона, ты с нами едешь? Тогда, девушки, по коням, поговорим по дороге! А то придется в темноте ночлег искать. И не смотрите так друг на друга! Лисса, поверь мне, Ивона – девочка добрая и умная, просто у нее сегодня тяжелый день. («Сейчас как тресну!» – с характерной добротой в голосе отозвалась Ивона.) Охотница, расслабься! Лисса своими руками перекопала столько земли в поисках всяких чудес, что на приличный курган хватит. И недаром ее Премудрой прозвали. В общем, у вас найдется, что обсудить.

Трактир назывался «Конь и ур», демонстрируя натуралистические познания своего владельца. Деревянная вывеска над дверью изображала означенных зверей, сошедшихся, судя по всему, в смертельной битве над кружкой пива. В этом трактире, пусть и не лучшем в Оренополе, всегда было людно, но не тесно. Здесь обмывались и заключались сделки, обсуждались стати лошадей, цены на сельхозпродукцию, здесь в голос ругали сборщиков податей и таможенников, травили охотничьи байки и истории про различную жить и нежить, отравляющую (или наоборот) жизнь тем, чье благополучие зависит от земли и того, что на ней растет.

Надежды мои имели счастье оправдаться: девушки довольно быстро нашли общий язык и теперь что-то живо обсуждали. В будущем их конкуренция могла, конечно, создать трудности, поскольку враждующие женщины опасны в первую очередь одна для другой. Но если эти две девицы начнут дружить «против кого-нибудь», то у их разрушительной мощи будет немного аналогов. Впрочем, мне-то что. Я оставил их за увлекательным занятием – они объясняли разносчице, чего бы им хотелось поесть и выпить, – а сам подсел к бару. За стойкой толстый, рослый для своей расы гном с окладистой рыжей бородой любовно полировал тряпкой кружку, периодически посматривая сквозь нее на масляный светильник, висевший под потолком. Посмотрев в очередной раз на мир через ее мутное стекло, он заметил в этом мире меня. Секунду он пребывал в удивлении, а затем оставил кружку и расплылся в улыбке.

– Рад видеть тебя в добром здравии, почтенный Эзмер-ар-Угилон, – поприветствовал я его.

– Рад видеть и тебя, Сивер. Как тебя в наши края занесло?

– Собирался я прогуляться до Внутреннего моря, да по дороге попросили меня девиц двух непоседливых, родственниц моих, к тетке сопроводить – тут, неподалеку. Ну а уж раз мимо проезжали, так нельзя ж в крупный город не заехать. Ох, и навязались на мою голову! Да вон они сидят, – добавил я, видя, что Эзмер с любопытством оглядывает зал. – Та, что повыше, – племянница моя двоюродная по материнской линии, а что пониже – сестра сводная по отцу: младшая, разумеется.

– Так она вроде эльф? – В полумраке глаза гномов видят куда лучше человеческих.

– Наполовину, – охотно согласился я: все равно шило (в виде заостренных эльфийских ушек) в мешке не утаишь.

– Справные девки, – вынес свой вердикт гном, – только уж больно худосочные.

– Да ну их, этих девок, – отмахнулся я, – дай-ка мне лучше кружечку своего темного да расскажи, что тут у вас происходит интересного.

– Да что у нас может особенно интересного происходить? – Гном поставил передо мной кружку с медленно ползущей вверх шапкой пены, – Я ж тебя знаю, вряд ли ты интересуешься прогнозами урожая капусты да пшеницы или ценами на рогатый скот. Лошадь покупать не собираешься?! Аконит твой в порядке?

– Да вроде был в порядке минут десять назад. – Я слегка сдул пену и отхлебнул прохладной темной жидкости. Что ж, пивали мы и лучше, пивали мы и хуже… Неплохое пиво здесь, особенно когда его водой не разбавляют.

– Ну вот. Так что тебе рассказать? Где-то с полгода назад один барышник странного коня продавал. Вот это, пожалуй, самое интересное из всех последних событий.

– Странного?

– Ну да. Все, как слух прошел, ходили смотреть. И детишки мои в том числе. Говорят, вроде конь, а вроде и нет. Ноги с тремя копытами, но два из трех земли не касаются, ровно как у свиньи. Хвост вроде как кошачий, а изо рта клыки торчат. Но статью крепок и складен. Я б мальчишкам и не поверил, но и купцы мне про то же баяли.

– И что, – поинтересовался я, – польстился кто на такого зверя неведомого?

– Так ить на базаре дураков-то завсегда много. А может, кто для зверинца прикупил как диковинку… Да только, кажись, сбег он – народ говорит, видели такого в лесах здешних. Где баб шуганет: как пробежит по тропе, зубами клацая, так бабы, корзинки побросавши, из лесу деру дают и обратно – ни ногой. Где на подводу выкрысится из кустов, так что обычная лошадь едва воз от страха не переворачивает. Детишки в лес нынче совсем почти ходить перестали: кого родители не пускают, а кому и самому боязно…

– Ну вот, а ты говоришь – ничего интересного! – Я прекрасно представлял реакцию здешних обитателей. Для тех, кто живет на окраине степи, да к тому же еще и в городе (пусть даже этот город отличается от деревни только размерами) и без того каждый поход в лес по ягоды – событие. А когда по зарослям какая-то шкодливая тварь бегать начинает, так местный житель вообще глубже чем на десять саженей в лес не зайдет. – А что купцы говорят, волки не беспокоят?

– Были случаи, грешили даже на оборотней. Да похоже, что все-таки обычные волки. Ну нападут на лошадей, за ноги покусают. Пару кляч зарезали – так это каждый год происходит. А людей вроде бы не трогают. Тебе, может, пивка подлить? – Эзмер покосился на мою опустевшую кружку.

Девушки, добившись от разносчицы еды и кваса, что-то горячо обсуждали и даже не сразу заметили мое возвращение. Кажется, Лисса расспрашивала Ивону про магию.

– Со мной как-то раз случай произошел, когда я еще только училась колдовать, – рассказывала Ивона. – Говорили мне, что незнакомые заклинания нужно аккуратно применять, даже если они на первый взгляд безобидные, да я над этим не особо задумывалась. Так вот, один дедок попросил меня помочь урожайность повысить на своем огороде. А для этого разные заклинания есть, от некоторых вообще все подряд начинает расти, включая осот и одуванчики – таким заклинаниям меня давно отец научил. Другие – целевые, для определенных культур. Очень действенные, как оказалось, особенно если их определенным зельем усилить. Так вот, дед этот – огородник – меня на ночлег пустил, да еще и денег не взял за постой, вот я и решила ему помочь как следует. А недели через три возвращалась той же дорогой, мимо хаты того дедка. Дай, думаю, загляну, проверю, как там плоды моих трудов. Дедок увидел меня и – по глазам вижу – не может решить, благодарить или ругаться. Представляешь, у него огородик – всего ничего, и весь вспучился буграми. А из земли ботва репы прет в полтора моих роста, пяди две в толщину. Дед с бабкой и внучкой крайнюю репину лопатами подкопали и теперь тянут, стараются. Шавка рядом крутится, тоже общим трудовым энтузиазмом заразилась – зубами за ботву ухватилась, помогает! М-да, думаю, перестаралась; хорошо, если эту репу есть можно, а то только и проку будет – в столицу, на выставку достижений сельского хозяйства отвезти. Пришлось и мне помогать. Репа-то получилась чуть не с тележное колесо, надо было еще эту тяжесть из ямы выволочь. В общем, с одной грядки навалили мы полный воз репы; я под конец умаялась так, что, ей-богу, лучше бы все то же время мечом махала.

– Но репа-то хоть съедобная оказалась? – поинтересовалась Лисса.

– Не самая лучшая, но вполне съедобная. Но я теперь репу вообще есть не могу, даже видеть мне ее противно!

– Так, девушки, – я наконец вклинился в разговор. – Лисса, это в первую очередь тебя касается. Странный конь есть на самом деле, видят его в лесу, через который мы ехали. Местные жители полагают, что он сбежал от владельца и боятся. Кстати, оборотней боятся меньше и всерьез не принимают, списывая все на обычных волков.

– Я несколько удивилась такому малому числу жертв, – отозвалась, посерьезнев, Ивона. – Оба вервольфа явно не были только что обращенными, и число жертв, да еще на задворках такого города, да возле тракта, должно было быть гораздо большим. Я, конечно, рада за местных жителей, но…

– Ладно, извела оборотней и извела… Тебе хоть заплатили?

– Да ничего! Считай, на общественных началах поработала. Меня ж никто не просил… Сивер, знаешь, что показалось мне особенно странным? Я ведь этих двоих убила с перерывом в пять дней!

Ого! Что-то меня в рассказе Ивоны настораживало и раньше, но, размышляя о кровожадных скакунах, я не придал этому значения. В течение пяти дней – два вервольфа.

– Леший, ты же говорила, что они неурочно появлялись! А это точно были не мои сородичи? – поинтересовался я.

– Ну ты что! Обижаешь. Я все-таки не первый год как Охотница!

– Ладно, разберемся, – сказал я. – Эй, добрая женщина, еще квасу! И мяска какого-нибудь…

Разбираться мы начали на следующий день, предварительно хорошо выспавшись. В соответствии с принципом «ищи, где светлее» мы вошли в лес по той тропе, на которой последний раз видели чудную коняку. По первости тропа была крепкая и нахоженная, но в полуверсте от опушки начала медленно истаивать, растворяясь в сумраке и превращаясь в малозаросшую полоску земли (видимо, именно отсюда в прежние годы грибники и ягодники начинали активно разбредаться в стороны в поисках вожделенных даров леса).