Текст книги "Бабочка в коконе. Роман"

Бабочка в коконе
Роман
Сергей Курган

© Сергей Курган, 2017

ISBN 978-5-4485-9157-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. Городской телефон

Все началось с телефонного звонка

Я проводил очень бурное, по обыкновению, совещание с сотрудниками редакции, дым стоял коромыслом, гора окурков в пепельницах росла с умопомрачительной быстротой, и мы уже стали переходить на повышенные тона. Наши редакционные совещания, которые все по привычке называли «летучками», хотя они длились иногда по нескольку часов, были для меня источником постоянной головной боли. Особенно много хлопот доставлял мне наш шеф отдела происшествий Миша, которого коллеги часто звали Майк, потому что он всегда подчеркивал свою приверженность к американскому стилю работы. Главным образом, он настаивал на том, чтобы мы всякий раз расширяли отдел происшествий, ибо, по его убеждению, именно это «народ читает», или, как предпочитал выражаться кое-кто из сотрудников редакции, «пипл хавает».

В принципе я, конечно, не возражал против того, чтобы отдел происшествий занимал в газете достойное место, коль скоро это была городская вечерняя газета, но превращать ее в чтиво для домохозяек мне все же не хотелось. К тому же Майк имел неисправимую привычку настаивать, чтобы его материал был дан «срочно в номер». Эти слова он всегда произносил с явным удовольствием, смакуя их, как гурман, дегустирующий старое вино. Он всякий раз уверял, что «без этого материала номер будет пустым», и это начинало меня не на шутку раздражать. Вообще-то говоря, я уже давно подумывал, как бы от него избавиться, но Майк действительно был незаменим в газете – это был профессионал и настоящий энтузиаст своего дела, а подобное сочетание встречается в нашей среде не слишком часто.

Boт и на этот раз он с упорством, достойным лучшего применения, твердил о том, что необходимо вставить «срочно в номер», как всегда, очередной его материал, хотя у нас попросту не было для этого места – не могли же мы, в самом деле, снимать рекламу! В то же время, газета наша была не ежедневной, мы выходили только два раза в неделю, и Майк боялся, что нас опередят. Это, конечно, был серьезный аргумент, так как мы держались, и неплохо держались на плаву во многом именно благодаря нашей оперативности, и нам зачастую удавалось опережать солидные ежедневные газеты. Пока они, как слоны, поворачивались, мы, благодаря нашей большей подвижности, уже успевали дать свою публикацию, и немалая заслуга в этом принадлежала Майку.

Он, как обычно, стоя и размахивая в воздухе дымящейся сигаретой, с блеском в глазах отстаивал свой материал. Все возражения тонули в звуках его сильного громогласного голоса. Помимо прочего, он имел очень колоритную внешность – высокий, уже лысеющий, но с большой окладистой бородой, которой он весьма гордился.

Я почувствовал, что голова у меня буквально раскалывается, и попросил тишины:

– Хорошо, достаточно, – сказал я. – Как я понял, речь идет о таинственных призраках на Восточном кладбище. Они бродят там по ночам, вылезая из могил, в которых им почему-то не лежится, так? Все это, конечно, очень мило, но малость заезжено. Нам нужно что-нибудь поновее и пооригинальней.

– Ты меня не понимаешь, – возразил Майк, – это не выдумки, это не я сочинил – это рассказывают люди, которые видели все своими глазами, например, сторож. Сколько раз можно объяснять?! Может, это и не оригинально, но это было на самом деле.

– Ну конечно, – ответил я, – никто в этом и не сомневается. Ведь кладбищенский сторож – это компетентнейший наблюдатель, заслуживающий полного доверия. Интересно, сколько он принял «на грудь» перед тем, как начать свои наблюдения?

Послышались смешки. Майк был задет за живое, глаза его налились злостью, но он сумел удержать себя в руках.

– Зря ты к этому так относишься, – только и сказал он. – Может, этот сторож и не трезвенник, но если б ты сам с ним поговорил, а ещё лучше, если б ты сам туда сходил ночью, то тебе не было бы смешно.

– Майк, – заметил я, – у меня хватает дел и в менее романтических местах. Я не хочу тебя обидеть, мы все тебя очень ценим, но эти заплесневелые кладбищенские ужасы немного набили оскомину.

Майк хотел что-то сказать, но я не дал ему открыть рот – я и так уже порядком от него устал:

– Майк, старик, – продолжал я, – ты сам видишь, что поставить твой материал в номер нет никакой возможности, если не снимать рекламу, а это «святая святых». Я не возражаю против твоего материала в принципе, но его можно подготовить к следующему номеру; я думаю, никто нас не обставит. И потом, почему бы тебе самому не сходить ночью на кладбище и не убедиться во всем своими глазами, а? Может быть, тебе даже удастся взять интервью у этого призрака или как его там? Вот это была бы в самом деле сенсация! А я оставлю тебе место. Скажи, сколько тебе надо? Я могу дать тебе дополнительно две колонки, как обычно, на третьей полосе.

Майк задумчиво закурил Бог знает какую по счету сигарету и, криво улыбнувшись, сказал:

– Ладно, фиг с ним. Будет тебе материал к следующему номеру. А насчет интервью…

Майк погладил свою бороду.

– Короче, хорошо смеется тот, кто смеется последним, – закончил он.

Он сказал это с таким вызовом и с такой убежденностью, что я бы, наверное, расхохотался, если бы у меня были еще на это силы. Но я уже устал и, убедившись, что совещание, наконец, можно считать законченным, вяло бросил:

– Финиш. Все свободны.

Все дружно вскочили со своих мест, разом с шумом отставив стулья, и перебрасываясь репликами, потянулись к выходу из кабинета.

И тогда зазвонил телефон.

***

У меня на столе два телефона: один, с селектором, связан с приемной, другой – городской. Обычно мне звонят в приемную, и моя секретарша, Леночка, соединяет или не соединяет их со мной, в зависимости от моего желания или нежелания. Прямой же телефон – это, как я говорю, «тайна мадридского двора», потому что я даю его очень немногим. Впрочем, это скорее секрет Полишинеля, так как, оказывается, он известен всем, кому не лень. Причина такого положения вещей кроется, естественно, в нескромности моих друзей, не умеющих или же не желающих держать язык за зубами.

Моя работа очень напряженная и нервная, а, кроме того, у меня хронически не хватает времени, поэтому я всегда бешусь, когда мне звонят не по делу. Мне неоднократно приходилось объяснять, что я даю этот телефон для особых случаев, и что им нельзя злоупотреблять, но все без толку. В конце концов, я решил, что номер надо поменять, однако сделать это оказалось непросто, так что я стал подумывать о том, чтобы передать его кому-нибудь из сотрудников редакции, а пока я хотел было просто отключать его, но не решился – вдруг кто-нибудь позвонит по действительно срочному делу. И я оставил все, как есть.

И вот теперь звонил именно этот телефон. Кто бы это мог быть? И какого черта? Я колебался, брать ли трубку. Эта «летучка», на которой мне пришлось выдержать бешеную борьбу с Майком, совершенно меня доконала. Телефон продолжал трезвонить. Я с рaздрaжением сорвал трубку с рычaгa:

– Алло.

– Извини, дружище, что я тебя отрываю от дела, но это важно, – произнес на том конце провода хорошо знакомый мне хрипловатый баритон.

Борис вообще не слишком часто звонил мне, а тут вдруг ни с того, ни с сего, да еще прямо на работу. Хотя мы с Борисом были старыми и близкими друзьями, перезванивались мы довольно редко, причем, как правило, звонил я. Я был удивлен – вероятно, у него действительно что-то срочное.

– Привет, – ответил я, – рад тебя слышать. Признаться, не ожидал. Чему обязан таким редкостным событием?

– Вот что, Вовунчик. Мне надо с тобой посоветоваться.

– О'кей. Валяй. Какой совет ты хочешь получить от меня? О вложении акций? О покупке недвижимости? Или что-нибудь щекотливого свойства?

– Нет, Вовуша, это касается женщины. И это – не телефонный разговор.

Вот оно что. Женщина. Кажется, он опять хочет устроить смотрины. Всех своих женщин, а их у него было немало, он обязательно показывал мне, хотя я никогда не понимал, зачем? Мои советы, положительные или отрицательные суждения, которые я высказывал, никак не влияли на его с ними отношения, по крайней мере, я такого влияния что-то не замечал.

– Понятно, – сказал я. – А что же Таня? Ты с ней уже больше не гуляешь?

– Не иронизируй. С Таней у меня все кончено. И потом, если б ты только видел Наташу.

– Ах, вот как – стало быть, Наташа. Кажется, это уже не первая Наташа, среди тех, что у тебя были. И обо всех ты говорил в восторженных выражениях.

– Это все теперь не имеет значения. Моя Наташа – это какое-то чудо.

– Ну-ну. И ты, конечно, хочешь мне ее показать, не так ли?

– Да, но не только.

Борис замялся.

– То есть? – спросил я. – Что еще?

– Видишь ли, – вновь заговорил он, – мне сначала нужно с тобой поговорить, кое о чем расспросить.

– Расспросить? – изумился я. – О чем? Я что, ее знаю?

– Нет. Думаю, что нет. Дело не в этом. Просто мне нужно с тобой обсудить кое-что. Ты же журналист и вообще эрудит, знаешь кучу всякой белиберды.

Я разозлился. Терпеть не могу, когда мне так говорят.

– Если, по-твоему, это белиберда, то какого черта ты обращаешься ко мне?

– Извини, Вовуша. Я не хотел тебя обидеть. Я вовсе не думаю, что это белиберда, наоборот. Просто так обычно говорят.

– Кто так говорит?

– Ну, – смутился Борис, – просто часто считается, что все эти сведения обычно никогда не бывают нужны в жизни, понимаешь?

– А сейчас, значит, они тебе понадобились? Интересно, для чего? Уж не хочешь ли ты провести над своей – как ее? – Наташей какие-нибудь эксперименты?

– Оставь этот юмор для какого-нибудь другого случая, ладно? Наташа – очень необычный человек, я никак не могу в ней разобраться. Меня интересуют твои соображения.

– Ну, хорошо, – уже успокоившись, согласился я. – Ты хочешь, чтобы я зашел?

– Да. И желательно, сегодня. Если ты, конечно, сможешь.

Сегодня? О Господи! Денек и без того обещает быть нелегким. Но чего не сделаешь ради старого друга?

– Хорошо. Я зайду сегодня. Когда?

– Понимаешь, я хочу, чтобы ты ее увидел после того, как мы поговорим.

– Ну, и…? В чем проблема?

Борис молчал.

– Какие проблемы, черт возьми? – не выдержал я.

– Нет, ничего, – наконец ответил он. – Заходи в семь, сможешь?

– Хорошо. Договорились. Ты что-нибудь хочешь еще сказать, или это все?

– Пока все. Не буду больше тебе мешать. До вечера.

– До вечера.

Борис повесил трубку, я же в задумчивости сидел еще некоторое время, вертя трубку в руках. Что у него там за тайны? Чего он хочет от меня? Похоже, на сей раз – это не просто смотрины. Может, он влюбился на полную катушку? Он явно чего-то не договаривает.

Я закрыл глаза и несколько раз надавил на них пальцами. Это всегда помогает мне, когда я утомлен.

А Бог ты мой, в конце концов, просто какая-то амурная история! Я повесил трубку и переключился на текущие дела.

Глава II. Она приходит только ночью

День действительно оказался для меня нелегким: мне пришлось выдержать несколько деловых встреч, каждая из которых буквально высосала из меня силы. Кроме того, возникли недоразумения с типографией, где печаталась наша газета, и, наконец, какой-то разгневанный читатель требовал опровержения опубликованной у нас информации по совершенно ничтожному поводу – на уровне детской песочницы – речь в заметке шла о благоустройстве дворов. Не сдержавшись, я накричал на Леночку за то, что она пустила этого психа ко мне, после чего она расплакалась, и чтобы ее успокоить, мне пришлось подарить ей набор шоколадных конфет, который я держал, разумеется, для абсолютно иных целей. В 6 часов вечера я закрылся в своем кабинете, и, желая хотя бы немного успокоиться, выпил две рюмки водки, которую всегда держал в своем баре.

Малость придя в себя, я отправился к Борису. К счастью, он жил совсем недалеко от нашего офиса, и мне представилась возможность пройтись пешком. Погода была чудесная: ярко светило солнце, в воздухе было разлито удивительное тепло – начало сентября, последние погожие деньки, которыми одаривала нас природа перед долгим и нудным периодом дождей, слякоти и холода. Я шел по городу, наслаждаясь чудным вечером, и постепенно мысли мои отвлеклись от текущих дрязг и приняли иное направление. Я задумался о Борисе.

Мы познакомились с ним давно, еще в институте, хотя и учились на разным факультетах. С тех пор мы постоянно поддерживали отношения и с течением времени тесно сдружились. Борис был очень интересным мужчиной: довольно высокий, черноволосый, с уже пробивающейся сединой, придававшей ему еще больше шарма, с красивым мускулистым телом и слегка смуглой кожей, которая производила эффект ровного устойчивого загара. Женщины всегда вились вокруг него, и он привык к этому, как к чему-то само собой разумеющемуся. Он менял их, по крайней мере, по нескольку раз в год. Многих из них я знал, но запомнил лишь некоторых – тех, которыми он был особенно увлечен или тех, что задержались дольше обычного. Черты остальных изгладились из моей памяти. При всем при том, ни одной из них он не был увлечен настолько, чтобы потерять голову. Возможно, поэтому он так и не женился. Должно быть, такая жизнь была ему по душе, но со временем все мы стареем, и нас начинает тянуть к чему-то надежному, постоянному. Потрепанному кораблю нужна спокойная гавань, и мы становимся более сентиментальными, быстрее, и главное, сильнее привязываемся к друзьям, но особенно – к женщинам. Раньше или позже наступает момент, когда беззаботные игрища прекращаются, и мы начинаем осознавать приближение неотвратимого конца. И тогда нам особенно необходимо присутствие рядом человека, с которым можно с радостью разделить оставшуюся часть жизни, отпущенной нам Создателем. Может быть, у Бориса наступил как раз такой момент? Может быть, он влюбился всерьез?

Размышляя обо всем этом, я пересек парк, вошел в подъезд и нажал кнопку вызова лифта. Да, очевидно, он здорово влюблен, и возможно даже, он подумывает жениться и хочет со мной посоветоваться именно об этом. Лифт, как всегда, спускался вниз невыносимо медленно, словно он шел с 30-го этажа. Ожидание всегда выводит меня из терпения, и я почувствовал, что снова начинаю раздражаться. Наконец, дверцы раздвинулись, и я ступил внутрь. Не знаю почему, но поездки в лифте всегда настраивают меня на какой-то меланхолический лад. Так было и теперь – меня стала охватывать необъяснимая щемящая печаль, словно фатальное предчувствие. Перед дверью я попытался выбросить все это из головы и позвонил, как обычно, условным тройным звонком – один длинный и два коротких. Дверь, как всегда, долго не открывали, складывалось впечатление, что хозяин должен сначала подняться из погреба или спуститься с чердака. Я к этому уже привык и, сдерживая раздражение, топтался на площадке. Но вот дверь, наконец, открылась, и я увидел Бориса в его традиционном домашнем облачении: спортивных трусах и майке. Меня всегда несколько забавляла эта экипировка, но на этот раз он выглядел каким-то озабоченным и даже, пожалуй, встревоженным, так что улыбка сползла с моего лица. Он молча пожал мне руку, жестом показав, что родители отдыхают, и их не надо беспокоить, а затем провел меня в свой заставленный книгами кабинет. После того, как я уселся в кресло, с наслаждением вытянув ноги, он закурил и стал нервно прохаживаться по комнате. Видно было, что он не знает с чего начать. Я ждал. Это длилось, наверное, минут пять или около того, и я не выдержал:

– Ну? Может быть, ты скажешь что-нибудь? С тех пор, как я пришел, ты еще не произнес ни слова. Или ты хотел, чтобы я осмотрел твой кабинет? Кажется, ты говорил, что хочешь меня о чем-то расспросить? Ну, так спрашивай. У меня сегодня был очень нелегкий день, и я надеюсь, ты пригласил меня не для того, чтобы помолчать вместе. В чем все-таки дело?

Борис резким движением уселся в кресло и закурил новую сигарету.

– Извини, – сказал он, – я просто не знаю, как начать.

– Расскажи, где и как ты с ней познакомился, как давно? Как развиваются ваши отношения, и что тебя беспокоит, потому что я вижу, что тебя что-то беспокоит. Но начни с самого основного. Просто введи меня в курс дела.

– Да, конечно. Познакомился я с ней два месяца тому назад, на улице, возле Ботанического сада, на авобусной остановке. Она стояла одна и выглядела такой потерянной. Озиралась по сторонам в какой-то тоске. Ну, я подошел, заговорил.

– Как она отреагировала?

– В том-то и дело, что как-то странно. Она как будто испугалась.

– Кого? Тебя?

– Ну да, наверное. Она была ужасно бледная, а в глазах страх.

– Вот как? И что дальше?

– Я завел с ней разговор.

– О чем?

– Сейчас уже точно не помню. О какой-то ерунде – так,

ничего серьезного. Она постепенно успокоилась, растаяла.

– Растаяла?

– Да, у меня возникло такое ощущение. Ну, а потом я предложил ей прогуляться по Ботаническому саду.

– Она, конечно, согласилась?

– Да, хотя уже было поздно – начало двенадцатого.

– В двенадцатом часу? С человеком, которого она видела в первый раз? Извини, но, по-моему, это не слишком лестно ее характеризует. Неужели это тебя не насторожило? Или это тебе уже все равно?

– Я понимаю тебя. Но ее надо было видеть. Она была совсем не похожа на…

– На уличную потаскушку, – подсказал я.

Борис передернулся.

– Не говори так, хорошо?

– Ладно. Я понял. Ты влюбился в нее с первого взгляда.

– Да, пожалуй.

– И что же, вы просто разгуливали по Ботаническому саду? В двенадцатом часу ночи? Но погоди, ведь он в такое время закрыт, или нет?

– Закрыт, но туда можно попасть.

– Вот как? Любопытно, каким образом? Перелезть через забор?

– Это не имеет значения. Почему ты задаешь такие идиотские вопросы?

– Я не нахожу их идиотскими.

– Извини…

– Подожди, – перебил я, – не в этом дело. Ты хотел, чтобы я помог тебе разобраться в твоей новой подружке, верно?

– Это не подружка…

– Ну, хорошо, – снова перебил я, – пускай не подружка, скажем, женщина, которую ты любишь, так?

– Да.

– Прекрасно. Так вот, ты хочешь, чтобы я помог тебе в ней разобраться, потому что, как ты говоришь, она странный человек.

– Я сказал «необычный».

– Ну ладно, пусть необычный. Короче, ты хочешь, чтобы я помог тебе ее разгадать, не так ли? Вот я и пытаюсь это сделать. И должен признаться, мне действительно кажется странным, что она согласилась пойти на ночь глядя с незнакомым человеком гулять по Ботаническому саду. Согласись, что это странно, если, как ты говоришь, она не похожа на потаскушку.

– Послушай, я же тебя просил!

– Вот что, Борис. Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, дай мне возможность действительно объективно разобраться, а иначе, зачем ты меня пригласил? Вот я и хочу разобраться. Я понимаю, что ты в нее влюблен, и тебе неприятно, когда о ней говорят, хотя бы в предположительном плане, что-либо подобное. Ну и люби ее на здоровье. Разве я против? Разве я тебе чем – то мешаю? И решай свои личные проблемы сам. Но ведь ты обратился ко мне. Значит, ты хочешь, чтобы я, так или иначе, вмешался во все это. Ведь тебя самого что-то беспокоит, тебе самому что-то кажется необычным, разве не так?

Борис молча курил.

– А раз так, – продолжал я, – то я предпочитаю называть вещи своими именами. Я вовсе не говорил, что она… ну хорошо, я не буду произносить этого слова. Но согласись, в таком случае очень странно, что она так быстро и легко согласилась пойти с тобой, да еще в такое позднее время. Поэтому я и задаю свои вопросы. Я хочу понять.

– Ладно, – ответил Борис, – никакого секрета в этом нет – там есть место, где часть решетки выломана, и можно без труда попасть внутрь.

– Ну, допустим. Но почему ты не пригласил ее к себе? Или, ты думаешь, она бы не согласилась?

– Я же говорил тебе, что она была совсем не похожа на такую девушку, которая могла бы вот так, запросто…

– Хорошо. И что вы делали там, в Ботаническом саду?

– Представь себе, ничего особенного. Гуляли, разговаривали.

– На какие темы?

– На всякие. Но…

– Но что?

– Все-таки страх в ее глазах исчез не до конца. Я попытался расспросить ее, чего она боится, но она не захотела об этом говорить и даже чуть было не ушла. Больше я эту тему не затрагивал. И еще, она вела себя как-то неуверенно, задавала странные вопросы, точно приехала откуда-то издалека или долго отсутствовала.

– Например?

– Ну, например, она спросила, какое сегодня число.

– Но в этом нет ничего странного. Все мы не всегда это помним. Для того и существуют календари.

– Да, конечно. Но это еще не все. Она спросила, как давно я окончил институт.

– Ну и что?

– Я ответил, что десять лет назад. И тогда она уточнила: то есть в 83 году?

– Да, но ведь это одиннадцать лет назад.

– Вот именно. Я удивился, и она сразу же поправилась.

– Ну, а сама она? Где она училась, сколько ей лет?

– Она закончила университет в 83—ем. А родилась, как она говорит, в 61-ом.

– Значит, ей 32?

– То-то и оно, что она как-то сказала, что ей 31.

– В самом деле, любопытно. Может быть, у нее была амнезия, потеря памяти, хотя бы частичная? Может, она чем-то больна? Впрочем, это необязательно. У женщин такие ошибки в указании возраста – не редкость. К тому же, ей, может быть, просто еще не исполнилось 32, если предположить, что она родилась, например, осенью или в декабре. Хотя, конечно, кто знает?..

– Ты хочешь сказать, что у нее, возможно, не все в порядке с головой?

– Да нет, я вовсе…

– Ладно, – перебил меня Борис. – Я и сам было так подумал, но потом убедился, что с головой у нее все нормально. Да и оговорилась она всего один раз – тогда, в самый первый. И вообще, она со временем как-то успокаивается и становится все более уверенной в себе.

– Может быть, это под твоим влиянием?

– Может быть. Но сам я наоборот – чувствую себя в последнее время как-то не в своей тарелке. У меня какая-то слабость, быстрая утомляемость, все время засыпаю на ходу.

– Ты был у врача?

– Да, я обследовался довольно обстоятельно.

– И что?

– Да ничего. Как будто, все в норме. Говорят, может, я переутомлен. Хотя я вроде не перетруждаюсь.

– Может быть, твоя любовь отнимает у тебя столько сил…

Борис как-то странно посмотрел на меня.

– Да, возможно. Я так люблю ее.

Он встал и закурил еще одну сигарету.

– По-моему, ты стал больше курить, – заметил я, – сколько ты высаживаешь в день?

Борис только махнул рукой.

– А, неважно. Это все чепуха.

– А что не чепуха? – спросил я.

– Понимаешь, мне кажется, как будто меня становится все меньше.

– Не понял.

– Да, это трудно объяснить, а может, и вовсе невозможно. Короче, мне кажется, что я как бы сокращаюсь, убываю, понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– У меня такое впечатление, словно я утрачиваю свои типичные черты, забываю себя.

– Ты хочешь сказать, что ты как будто растворяешься в Наташе? Такое бывает.

– Как ты сказал? Растворяюсь? Не знаю, возможно.

– Именно это тебя и беспокоит?

– Нет, не только это. Ты знаешь, мы уже почти два месяца живем с ней, она проводит у меня почти каждую ночь.

– Когда это началось?

– На следующий же день после нашей первой встречи. Вернее, на следующую ночь.

– Ночь?

– Ну да. Она всякий раз приходит только ночью.

– Bepоятно, до этого она занята.

– Но ведь должны же у нее быть какие-нибудь выходные. И потом, неужели она всякий раз освобождается так поздно? Кстати, я так до сих пор и не знаю, чем она занимается.

– Кто она по образованию?

– Она говорит, что филолог, и это все, что я смог от нее добиться.

– Значит, она не хочет, чтобы ты об этом знал.

– Вот именно. Почему бы ей не сказать мне? Ведь я так люблю ее.

– Мало ли какие могут быть причины. К тому же, вы знакомы всего два месяца, а это очень небольшой срок.

– Для меня это – как целая жизнь.

– Я вижу, ты влюбился не на шутку.

Я встал и подошел к окну.

– Тебя что-нибудь еще беспокоит? – спросил я.

– Ты понимаешь, мало того, что она приходит только поздно ночью, так еще и уходит в такую рань.

– Как поздно она приходит?

– Поначалу она приходила часов в одиннадцать, не раньше, а теперь в десятом часу. Причем, она всегда приезжает сама, не хочет, чтобы мы встречались в городе.

– А уходит?

– Уходит она очень рано – или, вернее, поздно. Сразу и не разберешь, как лучше сказать.

– Мне не совсем понятно. Объясни толком.

– В начале она приходила совсем ненадолго, на пару часов. Придет в одиннадцать, а в час уже уходит.

– В час? – изумился я, – но ведь транспорт уже не работает.

– Конечно. Поэтому я вызывал ей такси.

– Но ты же, наверное, разорился на этом.

– Мне на это наплевать. Что деньги? Я, слава Богу, не нищий. Но я, естественно, хотел, чтобы она оставалась до утра.

– Чем она объясняла это?

– Ничем. Когда я попытался это выяснить, она страшно разозлилась и пригрозила, что вообще больше не придет.

– Даже так? Стало быть, у нее есть для этого серьезные основания. Может, она должна возвращаться домой?

– Не знаю. Она взрослая и незамужняя.

– Ну, это она так говорит. Да и вообще, мало ли что бывает.

– Мало ли что! Вот я и хочу тебя спросить, что это такое может быть?

– Надо подумать. Мне нужна еще информация. Ты, помниться, сказал, что в начале она бывала очень недолго. А теперь?

– Постепенно она стала приходить все раньше, а уходить все позже, но все равно рано.

– Вчера она была у тебя?

– Да.

– Когда она пришла и когда ушла?

– А что, по-твоему, это может иметь значение?

– Возможно.

– Пришла она в девять, а ушла в пять с минутами.

– В пять утра?!

– Да, представь себе.

– Опять такси?

– Нет. Она сказала, что доберется сама.

– Очень странно. Это в самом деле очень странно. Похоже, она занимается чем-то таким, что не поощряется законом.

– Ты так думаешь?

– Это очень может быть.

Борис задумался.

– И ты ни разу не попытался ее проводить? – продолжал я.

– Один раз я попробовал, с месяц назад. Еле уломал ее позволить мне проехать с ней на такси. Я хотел узнать, где она живет.

– И куда вы поехали?

– В район Летней. Когда она остановила машину и вышла, я вышел за ней. Естественно, мне хотелось проводить ее до подъезда, но она отказалась, а когда я попробовал пойти следом, ужасно вызверилась. Я остановился, а она бегом побежала в сторону шоссе.

– Шоссе? Но там как будто нет домов.

– Не знаю. Не помню.

– Так, давай подытожим, что нам известно. Значит, она стала постепенно приходить все раньше, а уходить все позже, причем, если в начале она приходила около одиннадцати, а уходила в районе часа, то теперь она приходит в девять – начале десятого, а уходит в пять, так?

– Да.

– Выходит, ты никогда не видел ее днем, правильно?

Борис выглядел растерянным.

– Ну да. Выходит так.

Я задумался. Все это очень странно. Я чувствовал, что здесь не все чисто. Какие-то смутные догадки роились у меня в голове, но я никак не мог их ухватить.

– Так что ты обо всем этом можешь сказать? – голос Бориса вывел меня из задумчивости.

Я хотел было что-то ответить, но в этот момент раздался звонок в дверь.

Когда Борис пошел в прихожую открывать, я остался сидеть в кресле и ждать. Сквозь матовые стекла дверей я видел моего друга беседующим с вошедшей женщиной. Рассмотреть ее как следует я, естественно, не мог, но я слышал в ее голосе недовольные интонации, казалось, она в чем-то упрекает Бориса, хотя слов я не разбирал. Борис, по-видимому, пытался ее успокоить, его голос звучал мягко, уговаривающе, и постепенно он начал все более и более доминировать в разговоре, лишь изредка прерываясь короткими возбужденными женскими репликами. Я догадался, что речь идет обо мне – очевидно, Наташа не хотела, чтобы мы с ней встречались, и чтобы в доме был кто-нибудь посторонний. Конечно, нет ничего удивительного в том, что любящим хочется побыть вдвоем, однако, должна же она была понимать, что у Бориса могут быть и другие дела; в конце концов, у него есть друзья, и почему бы ему с ними не встретиться? Не думал же я, в самом деле, ночевать здесь, я собирался лишь немного посидеть и затем уйти. Такая бурная реакция удивила меня – обычно на подобные вещи смотрят совершенно спокойно, как на нечто само собой разумеющееся. Похоже, она и в самом деле решила окружить себя тайной. Я был заинтригован – мне безумно хотелось взглянуть на эту загадочную женщину, приходящую по ночам.

Судя по всему, Борису удалось, наконец, уговорить ее, дверь комнаты открылась, и я увидел перед собой высокую, стройную молодую женщину с короткой стрижкой. Как я заметил, волосы у нее были подкрашены в темно-каштановый цвет, а ее большие красивые карие глаза смотрели на меня с настороженностью и плохо скрытым недоверием. В них явно читалось желание, чтобы я поскорей убрался отсюда, но, несмотря на это, она улыбнулась и подала мне руку, представившись при этом:

– Наташа.

Я пожал протянутую мне руку, назвав свое имя:

– Владимир. Очень приятно.

Рука ее была крепкой, и рукопожатие получилось энергичным, почти что мужским.

– Ну, зачем же так официально? – продолжая натянуто улыбаться, сказала она. – Друзья Бориса – мои друзья.

Я внимательно посмотрел на нее, отчего она почувствовала себя явно неуютно. Только теперь, под светом люстры, я заметил, что волосы у нее местами какие-то вылинявшие. Такая интересная женщина – и так невнимательно, даже, пожалуй, небрежно относится к своему внешнему виду?

– Конечно, Наташа, – ответил я, – называйте меня Володей.

– Вот и чудесно, – сказал Борис, – теперь вы знакомы. Вы тут поговорите пока, а я пойду, сварю кофе.

– Да, хорошо. Мы здесь пока немного пообщаемся, – ответила Наташа, но очевидно было, что ей не очень-то по душе оставаться со мной тет-а-тет.

Она села напротив меня, и я смог рассмотреть ее более внимательно. Определенно, она была очень хороша собой, и все же было в ней что-то странное, что-то такое, что дисгармонировало со всем остальным, но я никак не мог определить, что же конкретно. Она сидела с отчужденным видом, и в какой-то момент мне показалось даже, что она не дышит – но, присмотревшись, я увидел, что ее грудь, прикрытая просвечивающим через полупрозрачную блузку белым лифчиком, слегка вздымается и опускается. Молчание становилось неловким, и я предложил ей коньяка, стоявшего, как всегда, у Бориса в баре. Сначала она отреагировала неопределенно, но затем, словно взвесив и обдумав что-то, согласилась.

– Только, пожалуйста, немного, – попросила она, – я почти не пью.

Я налил ей полрюмки «Хеннесси», а затем наполнил свою, только уже до краев. Я испытывал потребность выпить, чтобы обрести душевное равновесие – мне было малость не по себе. Как-то незаметно я стал чувствовать легкое подрагивание и покалывание во всем теле, особенно в конечностях, как если бы через меня пропускали слабый электрический ток. Похожие ощущения вызывает действие электростимулятора. В голове у меня словно что-то пульсировало, а левая рука начала постепенно неметь. Это очень напоминало то, что я однажды испытал в студенческом стройотряде, когда положил руку рядом с проводом электросварочного аппарата. Правда там лежал только один провод, но и этого было вполне достаточно. Из дурацкого юношеского любопытства и бравады я стал понемногу приближать к проводу руку, чувствуя, как усиливаются неприятные ощущения, а затем уже и настоящая боль.