Текст книги "Язва"

Язва
Сергей Леонтьев

© Сергей Леонтьев, 2020

ISBN 978-5-4498-6235-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

1 апреля 1979 года, воскресенье, 18.30.

В/ч 17052, биологическая лаборатория, сектор А.

«За время дежурства в боксе номер один летальных исходов восемь. В боксе номер два летальных исходов один. В боксе номер три летальных исходов не зарегистрировано».

Младший научный сотрудник лейтенант войск химической защиты Сергей Фёдоров отложил ручку и посмотрел на часы. Через тридцать минут в клубе танцы, а ему ещё животных препаратом «Б 540» обрабатывать. Если, как требует инструкция биологической безопасности, противочумный костюм надевать, – к началу точно опоздает. И Танюшу опять старлей Кирилов, наглый и развязный, домогаться начнёт.

Нацепив войсковой респиратор 3 класса защиты с оранжевым фильтром, Сергей снял c биоконтейнера пломбу и осторожно достал баллон с препаратом. Как и в первый раз, почувствовал противную дрожь во всём теле; по спине, несмотря на регламентные двадцать два градуса в помещении, пробежали ручейки пота. Хотя опасности никакой: баллон герметичный, если по невероятной случайности препарат попадёт в атмосферу, респиратор третьего класса гарантированно защитит, фильтр даже вирусы улавливает, не то что споры. Федоров уже год проработал в этой сверхсекретной лаборатории, но до конца преодолеть почти животный страх перед создаваемой здесь невидимой смертью так и не смог.

Когда после окончания биофака его пригласили в райком и незнакомый товарищ в штатском предложил работу на одном из объектов Главного управления «Биоресурса», Сергей не раздумывая согласился. О таинственном «Биоресурсе» и засекреченном хозяйстве генерала Огарёва на факультете ходили самые невероятные слухи, граничащие с научной фантастикой. Таинственным шёпотом, оглядываясь по сторонам, говорили, что в лабораториях «Биоресурса» делают такое, что вслух произносить категорически не рекомендуется.

Надо бы фильтры выпускные проверить, но это ещё потерянные пять минут. Да и замнач майор Белявский утром заглядывал, лично всё проверял, даже респиратор, который сейчас на Сергее.

Вспомнив об утреннем визите руководства, Фёдоров почти успокоился, руки перестали предательски подрагивать. Держа баллон на вытянутых руках, подошел к боксам с крысами. Через переходник осторожно присоединил ёмкость к системе подачи воздуха в бокс с молодыми животными, открыл вентиль и включил секундомер. Крысы заволновались. Препарат не имел ни вкуса, ни запаха, но не зря же крысы заранее удирают с тонущего корабля, предчувствуя опасность. Удивительные создания эти крысы. Могут жить и размножаться даже в холодильниках, спокойно выдерживают триста рентген в час, никакая зараза их не берёт. А препарат берёт, причём именно так, как задумано. Молодые самцы за сутки почти все сдохнут. Молодые самки – не более десяти процентов. Среди старых животных заболеют единицы. Но уж если заболеют, откинут лапки в течение часа.

Обработав молодёжь, Сергей подошёл к боксу со стариками. Те тревожно забегали ещё до присоединения баллона.

«Не суетитесь, дурачьё. У вас-то хорошие шансы».

Несмотря на привкус опасности, Фёдоров любил свою работу и гордился ею. Передний край биологической науки! Родина поставила задачу, учёные задачу выполняют. Практически создано идеальное биологическое оружие. Американцы, с их нестойким токсином ботулизма, будут грызть локти. И он, молодой специалист Сергей Фёдоров, причастен к большой науке. С самим академиком Бурасенко за руку здоровался. А зарплата в триста пятьдесят у выпускника биофака, это вам как? Это не учителем биологии в средней школе прозябать.

Закончив обработку, Сергей проверил температуру, давление воздуха в блоке и включил принудительную вытяжку. Звук работающей системы очистки ему не понравился: сегодня он был какой-то неровный. Показалось даже, что в блоке появились посторонние запахи, как будто подгорела проводка. Сергей несколько раз втянул носом воздух, но больше ничего не почувствовал. Да и не могло там ничего подгореть, биозащита автоматически сработала бы.

«Записать в журнале о неровном звуке в очистке и запахе? Пожалуй, не стоит, мало ли что в конце смены почудится, да и майор всё проверил».

Сергей перевернул несколько страниц и поморщился. Так и есть, техник Чернов выпускные фильтры в регламентный срок не заменил. По крайней мере, запись отсутствует. Или забыл записать? Надо бы проверить, но времени в обрез.

«Фильтры завтра проверю, – думал Фёдоров, поворачиваясь в шлюзе под струями воздуха с обеззараживающей смесью. – Совсем Коля Чернов обнаглел».

Не нравился Чернов Сергею в последнее время: нервный стал, дерганый, на работу выходит небритый, с выхлопом, иногда во время смены отлучается куда-то. Оно и понятно, после истории со спекуляцией не так задёргаешься, но куда особист смотрит? Когда не надо, везде свой длинный нос суёт. Плохо, конечно, что всеобщий бардак и сюда докатился. Особый отдел давно уже должен был Чернова от работы отстранить.

Выйдя из шлюза, Федоров быстро переоделся в парадную форму, активировал систему защиты от несанкционированного доступа и заспешил в клуб.

Часть 1. Дело №17

Глава 1. Тише едешь – дальше будешь

02 апреля 1979 года, понедельник, раннее утро.

«Седьмая, на машинную!»

Усиленный динамиками хрипловатый голос Лиды Ненашевой из диспетчерской бесцеремонно ворвался в сладкий утренний сон.

«Седьмая бригада, машинная на Космонавтов!»

«Почему селектор? На ночь же отключают! И почему седьмая? Где реанимация?»

Андрей сбросил тонкое шерстяное одеяло, потянулся, с наслаждением зевнул, протёр глаза и пригладил длинные растрепавшиеся волосы. За окном робкие утренние сумерки, в мужской комнате отдыха занята одна-единственная, его койка, светящиеся часы над дверью показывают шесть тридцать. Беспокойная ночь закончилась, наступило самое тягостное время: конец дежурства и начало утренней нагрузки. Граждане просыпаются, просыпаются и болячки. Гипертонические кризы, приступы астмы, инфаркты, инсульты – чаще всего по утрам. Кто-то спешит на работу, не смотрит по сторонам, кто-то возвращается на машине домой после затянувшейся вечеринки, и пожалуйста вам, «машинная на Космонавтов». То ли очередной бедолага проснулся под колесами, то ли лихачи не поделили перекресток. Длинный проспект Космонавтов, плавно огибающий огромную территорию знаменитого завода, был излюбленным местом ночных автогонок. Все бригады в разгоне, вот и до специалистов очередь дошла.

В комнату стремительно ворвалась верная помощница, башкирка Альфинур, или попросту Анечка, метр с косичками.

– Доктор, машинная на Космонавтов!

– Да слышу, слышу, – проворчал Андрей, нехотя поднимаясь.

Вызовы на автомобильные аварии он не любил. До сих пор по ночам снилась первая его машинная: трамвай со всей пролетарской ненавистью, как выражается заведующий реанимацией Серёга Петров, протаранил рейсовый автобус. Крики, стоны, ругань, торчащие обломки костей, кровь, двенадцать пострадавших, три на месте… Боевое крещение, блин. А в «Вечёрке» потом коротенькая заметка в подвале: трамвай столкнулся с автобусом, несколько человек госпитализированы. О том, что двое взрослых и один ребенок сразу в морг, ни слова. Хорошо хоть невропатологам такое перепадает нечасто, когда на подстанции не остается реанимации или БИТов, новомодных бригад интенсивной терапии.

– Сколько пострадавших? Тяжелые? – Андрей еле успевал за помощницей.

– Двое, в сознании!

«И откуда в ней столько энергии? Двенадцатый вызов за смену, во время перерыва наверняка не ложилась, трепались как всегда с девчонками на кухне, и надо же: бежит по коридору, тащит тяжеленный железный ящик-укладку. Успела и в диспетчерскую за вызовом сгонять, и количество пострадавших выяснить, и в заправку, пополнить израсходованные ампулы-шприцы, и за доктором Андреем в комнату отдыха».

На открытой стоянке Фёдор Иванович прогревал движок «Рафика». Утренний мороз подействовал, как глоток крепкого кофе. Начало апреля, до тепла ещё далеко. На ходу натягивая форменную зеленую куртку с эмблемой, Андрей деловым шагом направился к машине. Это только в кино бригады к машине бегут.

Андрей Сергеев, выпускник лечфака с красным дипломом, мог по распределению получить должность младшего научного сотрудника в НИИ или остаться на кафедре в аспирантуре, но предпочел скорую помощь. Хорошая школа, романтика, да и зарплата – не девяносто два, а аж целых сто пятьдесят! Через три года романтика бесследно растаяла. Мат девчонок из диспетчерской уже не вгонял в краску, чифир по ночам на кухне не вызывал приступов тахикардии. Скабрезные анекдоты в комнате отдыха и коллективные пьянки по поводу и без вошли в привычку. В общем, доктор Андрюша Сергеев на скорой помощи стал своим.

«Хорошо, что за рулем Фёдор Иванович, а не гонщик Валерка, – думал Андрей, удобнее устраиваясь в кресле. – Есть шанс, что, пока едем, пострадавших какая-нибудь попутная бригада подберет».

Всегда спокойный, предпенсионного возраста, с большим круглым животом Фёдор Иванович в иных случаях раздражал своей манерой езды – с включенной мигалкой и орущей сиреной умудрялся ползти не больше сорока. Со стороны выглядело забавно: спешащая на вызов скорая, которую не обгоняют разве что пешеходы. Но сегодня Андрей скоростными качествами водителя был доволен. Тише едешь – дальше будешь. От места аварии. И не мучают неприятные ощущения под ложечкой, накатывающие при утренних стартах с Валеркой, больше похожих на взлеты. Валерий Хлебов, кандидат в мастера спорта и член сборной области по авторалли, каждый вызов расценивал как возможность потренироваться. И даже на обед в столовую гнал, как на пожар.

Город не спеша просыпался. Машин на улицах единицы, собственно их и в часы пик не густо. Не то что в загнивающих капиталистических столицах, где бесконечные «пробки» и дышать нечем. Если верить газетам, конечно. А вот пешеходов уже прилично, и на остановках народ скапливается. Всё-таки рабочий город.

Несмотря на старания Федора Ивановича, машина уверенно приближалась к проспекту Космонавтов. Андрей загрустил: «Успеем, похоже, работы часа на полтора с госпитализацией в тридцать шестую, к черту на кулички. Оксану после смены опять перехватить не удастся». Он с надеждой посмотрел на рацию. Словно ожидая именно этого момента, рация разразилась какофонией звуков, сквозь которые прорвался родной голос Лиды Ненашевой:

– Зенит вызывает седьмую бригаду! Седьмая бригада, семерка!

– Седьмая бригада, семерка, – словно эхо повторила в микрофон Анечка.

– Седьмая домой, на приеме.

«Вот и славно. – Андрей облегченно вздохнул и посмотрел на водителя. – Отбой, разворачиваемся, Фёдор Иванович, поехали смену сдавать. Теперь и побыстрее можно».

Но быстро вернуться на подстанцию не удалось. Вновь оживилась рация:

– Семёрка, примите вызов!

– Седьмая, – откликнулась Анечка.

– Танковая двенадцать, квартира двадцать три. Без сознания, судороги. Двадцать четыре года.

А вот это уже по их, неврологическому профилю. «Скорее всего, эпилепсия, – думал Андрей, глядя в окно на проплывающие мимо серые пятиэтажки. – Для инсульта рановато, двадцать четыре года не возраст инсультов. Танковая, это же семнадцатый военный городок, у них своя медсанчасть есть. Видимо, совсем плохо, раз скорую вызвали. Значит, нужна будет госпитализация. Похоже, завтрак с Оксаной в столовой высшей партийной школы отменяется».

Общежитие высшей партийной школы располагалось через дорогу от подстанции скорой помощи и славилось своей столовой. Сотрудникам скорой выдавали туда пропуска, правда ограниченно и не всем. Но доктору Сергееву, исполняющему обязанности заведующего неврологическим отделением, выдали даже два. Пропуска эти ценились почти наравне с самиздатовским Солженицыным. Во-первых, вкусно, во-вторых, порции большие, а блюда такие, что не в каждом дорогом ресторане получишь. Печёночный протертый суп и салат из крабов, как вам? А бутерброды с чёрной икрой? Это не рыбный день в районной столовке. И самое примечательное, сколько ни набираешь, больше восьмидесяти копеек не платишь!

Андрей почувствовал себя голодным и несчастным. Но работа есть работа.

Через КП их пропустили моментально, и вот уже бежит встречающий, руками машет. Квартира на третьем этаже, типовая планировка, даром что военный городок. Прихожей нет, узенький коридорчик, с носилками не развернёшься, две смежные комнатушки. В дальней железная кровать, со смятой, влажной простыней и растрёпанной подушкой. Одеяло на полу. На кровати молодой парень без сознания, дышит шумно и часто, стонет, периодически что-то непонятное бормочет, видимо в бреду.

За три года практики у Андрея, как у многих наблюдательных врачей, развилось чувство диагноза. Ещё до осмотра пациента по внешнему виду, поведению, мимике и речи, по запаху и даже по обстановке в помещении словно из кусочков мозаики в голове складывалась картина заболевания. Последующий осмотр и диагностические процедуры, как правило, подтверждали первоначальный диагноз.

Сейчас в комнате пахло тяжёлой инфекцией. «Никакая это не эпилепсия. Судороги, вероятно, были, но не удивительно: температура явно за сорок, можно градусник не ставить. – Андрей проверил пульс. – Нитевидный, сто сорок в минуту, плохо дело».

– Аня, систему готовь!

– Уже готово, доктор, что набираем?

– Умница, что бы я без тебя делал.

Анечка слегка покраснела и расплылась в счастливой улыбке. Всей подстанции известно, что фельдшерица Альфинур Тагайнова безответно влюблена в доктора Сергеева и всеми правдами-неправдами подстраивает свой график дежурств под смены доктора.

«Так, физраствор, глюкозу, давление низкое, значит гликозиды, преднизолон, что-нибудь противосудорожное и жаропонижающее, конечно».

Дав необходимые распоряжения, Сергеев приступил к детальному осмотру, задавая уточняющие вопросы нервно ёрзающему на табурете в углу комнаты сослуживцу больного. Он, сослуживец, скорую и вызвал. И потом на КП бегал встречать.

Итак, военнослужащий, лейтенант Фёдоров Сергей Алексеевич, пятьдесят пятого года рождения, вчера вечером в полном здравии присутствовал на танцах в офицерском клубе, где серьёзно повздорил с другим военнослужащим, из-за девушки лейтенанта, но до драки дело не дошло, поскольку за порядком следил комендантский патруль. Андрей на всякий случай ощупал голову больного на предмет травмы. Видимых повреждений, кровоподтеков и шишек не было, а вот менингеальные симптомы, свидетельствующие о раздражении мозговых оболочек, присутствовали. После танцев Фёдоров с товарищем, тем, кто бригаду вызвал, пошли к лейтенанту домой, недолго посидели и немного выпили для снятия напряжения. Теперь понятно, откуда на столе полупустая бутылка «Столичной» и остатки нехитрой закуски. «Может, отравление суррогатами? Нет, не похоже, да и товарищ пациента вполне здоров. И что для двух молодых офицеров полбутылки „Столичной“? Кстати, хорошая водка, в городе не достанешь, надо бы заглянуть к ним в продуктовый на обратном пути. – Сергеев посмотрел на часы: – Не получится, закрыто ещё будет, жалко».

Где-то в половине первого ночи Фёдоров пожаловался на усталость после дежурства и отправился спать, а товарищ пошел к себе, квартира в этом же доме. В начале шестого его разбудил телефонный звонок: звонил Фёдоров и просил вызвать скорую.

«Неплохо офицеры устроились, в каждой квартире телефон».

Андрей вспомнил, с каким трудом пробил себе телефон отец, директор научного института, член-корреспондент академии наук. Вздохнул и продолжил осмотр: «Кожные покровы бледные, влажные, ногти и губы синюшные, глаза ввалились, давление семьдесят на тридцать, рефлексы повышены, гипертонус, в лёгких рассеянные хрипы, справа, похоже, жидкость… О-па-на, а это ещё что за ерунда?»

Андрей мог поклясться, что всего несколько минут назад этого не было. Он сразу обратил внимание на множественные красные пятна на теле больного, но такое часто бывает при инфекциях и высокой температуре. Теперь же в центре этих красных пятен вздулись пузыри, напоминающие ожоговые, некоторые полопались, и на месте пузырей проступили тёмные, почти чёрные, быстро увеличивающиеся язвы. Весьма характерные язвы, несомненно он про них читал на курсе инфекционных болезней, вот только из головы вылетело. Но то, что эти язвы описывались в разделе особо опасных инфекций, Сергеев был уверен.

– Аня, маску, быстро! И сама надень! – скомандовал Андрей внезапно севшим голосом.

– Какой диагноз, доктор? – встревожилась Анечка.

– Не знаю пока, но ничего хорошего. Надо будет потом руки хорошо помыть и одежду после смены поменять.

Больной снова заговорил. Речь была тихой и невнятной, но отдельные фразы можно было разобрать: «Фильтр… Коля Чернов не поменял… это выброс… командиру доложите… особо опасная… молодые умрут… скорее… надо фильтр…»

Андрей вдруг почувствовал озноб, рука, держащая стетоскоп, слегка задрожала. Стремительная клиника непонятного заболевания, давно ходившие о семнадцатом городке слухи и бормотание пациента складывались в страшную картину.

«Стоп, без паники! Быстро лейтенанта на носилки и в инфекцию. Там пусть спецы разбираются. И всё-таки, при какой заразе эти черные язвы описаны? Вспоминай, отличник!»

Андрей повернулся к товарищу больного, хотел попросить помочь с носилками и только теперь заметил, что товарищ уже не сидит в дальнем углу, а стоит за спиной и внимательно слушает бессвязное бормотание. И вид у него крайне встревоженный. И пот по вискам бежит.

– Вы себя хорошо чувствуете? Нам надо с носилками помочь.

– Да, да, я сейчас… Мне срочно позвонить надо.

Товарищ опрометью кинулся к двери.

– Так звоните, вот же…

Андрей не закончил фразу, в комнате, кроме него и Анечки, уже никого не было.

– Анюта, давай быстро по соседям, найди мужиков, попроси с носилками помочь. Фёдор Иванович пусть машину поближе к подъезду подаст. В темпе, родная, нам тут задерживаться ни к чему.

Фельдшерица понятливо кивнула и побежала выполнять распоряжение доктора.

Лейтенант вдруг приподнялся на кровати и, требовательно глядя на Андрея, довольно внятно произнёс:

«Майор Белявский лично утром всё проверил!»

После чего откинулся на подушку и затих.

На КП их ждали. Кроме дежурного капитана, там распоряжался мужик в штатском с командирскими замашками и «комитетским» взглядом. Сергеев уже сталкивался с подобными типами. В прошлом году, перед выездом в Германскую Демократическую Республику по комсомольской путевке, он был приглашен в райком. Там, в отдельной комнатке, его ждал брат-близнец распоряжающегося сейчас на КП. Близнец этот часа полтора сверлил Андрея взглядом и нёс чепуху про вражеское окружение и происки империалистических разведслужб. В конце беседы он потребовал от Андрея представить после поездки письменный отчет с подробным изложением любых отклонений от норм социалистической морали среди членов группы. Андрей из-за него первый раз поссорился с Оксаной, потому что безнадёжно опоздал на свидание.

Товарищ на КП недобро посмотрел на Андрея.

– Ваша фамилия, номер бригады, номер подстанции?

Андрей представился. В конце концов, на такие вопросы, согласно должностной инструкции, он обязан отвечать.

– Куда намерены госпитализировать больного?

– В двадцать четвёртую, в инфекцию.

Товарищ подошел почти вплотную и, не мигая, уставился Андрею в глаза. «Гипнотизировать он меня собрался, что ли?»

– Что больной вам сказал?

«Так я тебе и выложу, держи карман шире. – Андрей спокойно враждебный взгляд выдержал. – Видали мы гипнотизеров и почище».

– Ничего не сказал. Когда мы приехали, он уже был без сознания.

– Что-то про фильтр… – начала Анечка, но Андрей чувствительно толкнул её локтем в бок.

– Невнятный и абсолютно неразборчивый бред. Sicut deliramentum verba, чистый бред.

Он постарался произнести это как можно уверенней, с чувством профессионального превосходства. Кажется, получилось. Комитетчик перестал сверлить Андрея глазами, повернулся к дежурному офицеру.

– Пропустите!

Отдав команду, он решительно направился к машине скорой помощи. На невысказанный вопрос Сергеева безапелляционно заявил:

– Я еду с вами.

В дороге больной уже ничего не говорил. Ему стало хуже, давление упало почти до нуля. Дежурного врача в приемном покое Андрей бредом пациента грузить не стал. Коротко и чётко доложил анамнез, историю развития болезни, состояние пациента, свои действия. Обратил внимание на язвы. При виде язв заспанный и откровенно зевающий дежурный врач мгновенно проснулся и засуетился. Но Андрей не стал дожидаться развития событий, забрал подписанный корешок талона госпитализации и решительно потянул Анечку к машине. Благо на них никто не обращал внимания.

– Давай, Анюта, сматываемся.

2 апреля 1979 года, 07:30. В/ч 17052, кабинет командира части.

На улице светло, но плотные шторы задёрнуты согласно инструкции. Мерцание ламп дневного света вносят в тревожную атмосферу ощущение нереальности. За приставным столом вызванные по чрезвычайному расписанию старшие офицеры. Подполковник Иваницкий, заместитель по тылу, нервно крутит в руках болгарские «ВТ». Тучный майор Гилёв, начальник службы биологической защиты, вытирает пот уже совершенно мокрым платком. Исполняющий обязанности начальника биологической лаборатории майор Белявский барабанит по крышке стола длинными пальцами. Начальник особого отдела майор Сазонов внешне невозмутим, только вздувшиеся желваки на худых щеках выдают напряжение.

– Можете курить.

Полковник достал неизменный «Беломорканал», вытянул папиросу и, скомкав, выбросил пустую пачку в мусорную корзину. Офицеры переглянулись. Всему городку известно, что командир части утром открывает первую пачку, после обеда вторую. В чрезвычайных ситуациях, вроде прошлогодней внеплановой инспекции из управления, дневное количество пачек может увеличиться до трёх. Но чтобы полвосьмого уже закончилась первая, такого не мог припомнить даже замполит, побывавший вместе с командиром в зоне ограниченных военных действий за пределами Союза. Боевой орден, украшающий замполитовский китель, получен, как уверяют злые языки, за кляузу в политотдел на недостойное поведение отдельных представителей комсостава.

– У кого есть конкретные предложения, товарищи офицеры?

Огонёк спички в руках полковника предательски подрагивает, в голосе плохо скрытая растерянность. Воцарившуюся в кабинете тишину разрывает сигнал красного аппарата без диска.

– Полковник Савельев. – Командир прикрыл трубку рукой, обвёл собравшихся тяжелым взглядом. – Соединяют с генералом. Кто успел настучать?

– Я доложил по инстанции. – С места поднялся майор Сазонов. – Вы же знаете инструкцию, товарищ полковник.

– Савельев у аппарата, товарищ генерал… Так точно… выясняем… только старшие офицеры… есть, товарищ генерал!

Полковник сделал нетерпеливый жест. Офицеры быстро вышли в приёмную, майор Сазонов плотно прикрыл дверь. Через несколько минут на столе дежурного замигала красная лампочка.

– Слушаю, товарищ полковник! Так точно! – дежурный положил трубку. – Заходите, товарищи офицеры.

В настроении командира произошла разительная перемена. Растерянность во взгляде сменила привычная суровая уверенность.

– Гарнизон переводится на военное положение. Вы все знаете, что нужно делать. Главное: командование поставило задачу любой ценой избежать огласки. – Взгляд полковника упёрся в начальника особого отдела. – Это приказ, майор. Любой ценой!

– Так точно, товарищ полковник. Обеспечить неразглашение. Разрешите выполнять?