Текст книги "«Тегусигальпа» – пересечение параллелей"

– И что же дальше? – поинтересовался Вадим. – Ваши нынешние действия?

– М. м… Наши нынешние действия? Сидим в каком-то кафе на гребном с каким-то эстонцем. Я им предлагала – давайте в «Робинзон» пойдём, а они… – Карина не успела закончить, потому что Вадим заметил буквально пролетевший через перекрёсток «кавасаки».

– Извини, перезвоню, – быстро сказал он, перед тем как прервать разговор.

XIII

Галя ждала его в дальнем углу парковки. Она сняла шлем и развлекала себя, разглядывая в полевой бинокль, выпущенный в шестидесятых годах прошлого века, окна на верхних этажах соседних домов. Внешне она сохраняла полное спокойствие, как будто и не было почти панических интонаций в голосе всего лишь десять минут назад.

– И зачем вызывал? – спросила она подошедшего Вадима, наведя бинокль на него, а затем быстро опустив. По всей видимости, при приближении объект оказался слишком крупным и становился расплывчато-абстрактным пятном непонятного цвета. – Что-то случилось? Ну, подумаешь, вычислила я твоего эстонца. А этот вождь, может меня и не заметил вовсе. Может, мне показалось. Ну, ты что молчишь?

– Думаю, что не показалось. – Вадим вспомнил утреннюю встречу в кафе «Пиаф» и то, что его смутило в конце этой встречи. Он вспомнил и то, что не мог вспомнить тогда. Догадки стали приобретать более конкретные формы, интуиция переходила в стадию реальности. – Мне нужно проверить одну версию. Мотоцикл сейчас оставляем в соседнем доме в подземном гараже. У меня там приятель живёт. Думаю, договорюсь. Потом едем ко мне. У нас не очень хороший расклад, но зато интересный. Только ты не паникуй.

– Я? – попробовала возмутиться Галя. – А почему я должна паниковать? Хотя, знаешь, почему-то хочется.

– Не стоит.

Они подъехали к дому Вадима часа через полтора. Это время ушло на то, чтобы пристроить мотоцикл, и на всякий случай покрутиться по городу. С девяностопроцентной уверенностью можно было сказать, что слежки не было. По крайней мере, обнаружить её не удалось. В квартире тоже всё оставалось на своих местах. На замках не наблюдалось каких-либо лишних царапин, а по забывчивости оставленный работать музыкальный центр продолжал вещать на той же волне. Вадим ещё раз осторожно прошёл по всем комнатам и только потом уже сказал Гале почему-то шёпотом:

– Всё чисто. Заходи.

– Уборку делал? – засмеялась она.

– Да. Во всех смыслах, – затем он подошёл к книжному шкафу и достал одну из книг серии «Исчезнувшие цивилизации». – Кофе будешь?

– Сейчас модно пить зелёный чай. – Галя уже сидела в любимом Вадимом кресле-глайдере и раскачивалась. – Но я согласна на кофе. Что за книжка?

– Узнаешь чуть позже, – ответил Вадим. – Давай сначала вспомним, в каком году Иван Грозный проходил на Казань через Нижний Новгород?

– Спроси, что-нибудь попроще. Я не помню. Это середина XVI века?

– Да, это середина XVI века. Это 1552 год. В принципе, тогда уже в Европе знали, что Колумб открыл вовсе не западный путь в Индию, а новый континент. Поэтому давай предположим, что нашему царю испанский посол преподнёс в дар от короля Арагона вовсе не индийские штучки.

– А американские?

– Может быть, – Вадим листал книгу. Наконец, нашёл нужную страницу и показал иллюстрацию Гале. – Вот. Сегодня напротив «Пиаф» я видел человека в такой одежде. Его не видел никто, кроме меня. Его просто не существовало ни для кого другого. В той же арке дома напротив рядом с ним я видел тебя. Тебя тоже никто не видел, кроме меня. После встречи в «Пиаф» через полтора часа я встретил этого человека, но в самой обычной европейской одежде. На этот раз его видели все. Ты тоже видела его сегодня на Гребном канале.

– Вадик, что это за книга?

– «Затерянный мир майя». Когда-то я интересовался исчезнувшими цивилизациями.

– Что я делала там? – растерянно спросила Галя.

– Как бы тебе сказать.… У тебя были связаны руки, и было ощущение, что ты находишься в каком-то помещении. Что с тобой? Испугалась?

Галя молчала, рассматривала рисунок в книге и, вероятно, пыталась поместить сказанное Вадимом в рамки разумных объяснений. Судя по всему, не получалось, да получиться и не могло.

– Вадик, я была там в той арке напротив «Пиаф», когда вы сидели в этом кафе. Но там не было никакого индейца майя, у меня не были связаны руки. Я просто стояла и смотрела. Я ничего не понимаю, и я, кажется, начинаю бояться. Что на нём за костюм, что это вообще такое? – спросила она, показывая на картинку.

– Какой-то аристократ майя. Ещё у него на руке, у настоящего, браслет из нефрита. Примерно, вот такой, – Вадим нашёл другую фотографию.

– В общем, интересное кино получается. По Нижнему Новгороду бегает представитель племени майя, стоит со мной невидимый в подворотне и творит в городе непонятно что. Странно как-то это всё.

– Дальше будет ещё «страньше», как говорила кэрроловская Алиса. Есть одна любопытная нестыковка. Письмо Лобачевского к Переплётчикову датировано январём 1837 года. Но…

– Но что?

– Но то, что Переплётчиков был городским головой только до 1836 года. В 1837 году его сменил Михаил Климов. Где-то мне доводилось читать, что возможно Лобачевский был с Переплётчиковым знаком. А вот Климова он совсем не знал. Поэтому он мог несколько попридержать всю информацию.

– А тебе не кажется, – сказала Галя, – что могло быть ещё проще. Грубо говоря, первое письмо Лобачевского было написано как раз, по нашим терминам, когда в городе проходила смена администраций. В некоторой суматохе его письмо просто затерялось или на него забыли ответить. Да, конечно, человек уважаемый, ректор университета. Но ведь казанского же. А тут портфели делили как раз.

– Знаешь, – Вадим подошёл к окну и отметил, что во дворе стоит машина, которую он явно уже где-то сегодня видел. Но в этом дворе этой машины никогда раньше не было. – Знаешь, версия интересная. Очень интересная. – Он задёрнул шторы и выключил свет.

– А вот это ещё интереснее, – удивилась Галя.

Вадим прижал палец к губам. Мол, молчи и ничего не говори. Затем открыл ящик стола и после недолгих поисков достал какую-то коробку, напоминающую обычный плеер. Нажав кнопку, он удовлетворённо улыбнулся.

– Когда-то эту штуку мне дал один знакомый в качестве сувенира. Сказал, что она создаёт помехи для всех подслушивающих устройств. Поэтому дальше можно говорить спокойно. Нас не услышат.

– Кто?

– Твои голубые глаза вдруг стали синими и круглыми. Это ты так удивляешься?

– Вадик. Ты меня так пугаешь?

– Нет, дитя… Мне показалось, что за моей квартирой начали следить. Кто-то пасётся под моими окнами.

– И ещё раз повторю. Кто?

– Да понятия не имею кто. Могу сказать только, что когда мы приехали, никакого хвоста за нами не наблюдалось. Надеюсь, никто не знает, что ты здесь. И надеюсь, никто не знает, что здесь ещё есть вот это. – Вадим достал папку. – Это оригиналы документов по библиотеке. Причём полный комплект.

– Ты думаешь, что мы сможем узнать, где эти индейские штуковины?

– Думаю, что нет. Если бы всё было так просто, то Сергей бы ко мне не обратился. Мы, конечно, друзья, но… сама понимаешь. Твой брат достаточно расчётлив. К тому же, как я понимаю, в этой истории он не самый главный.

– А кто же самый главный? – наивно, но понимая, что всё равно не получит ответа, поинтересовалась Галя. – Полпред? Губернатор? Нынешний мэр? Или как там их сейчас называют?

– Слушай, а какая нам разница? Не хочешь взглянуть, что же там внутри? Мне показалось, что почти всё здесь, я уже видел в копиях. Кажется, здесь только один документ, который твой брат нам не показывал.

Вадим открыл папку и нашёл ещё одно письмо, написанное той же рукой, что и письмо Переплётчикову. И подпись там стояла тоже Николая Лобачевского – ректора Казанского университета. «Да, любопытно», – произнёс он.

– «Городскому голове Михаилу Сергеевичу Климову.

Милостивый государь Михаил Сергеевич!

Некоторое время назад на имя Вашего предшественника и моего доброго знакомого Фёдора Петровича Переплётчикова мною было отправлено письмо о найденных мною в Пернове документах, касающихся пребывания в Нижнем Новгороде в период казанского похода русского государя Иоанна Васильевича. К сожалению, по недоразумению, письмо это вероятно адресатом получено не было. Фёдор Петрович, когда мною письмо было написано, городским головой уж не являлся, о чём известно мне не было. Видимо, по этой причине ответа на письмо моё никакого не последовало. Между тем к письму тому прилагалась любопытная запись, обнаруженная мною в Перновском архиве. В виду ценности документа я отправил только часть его. Во второй части указывается точный путь к тем артефактам, о которых говорится в первой. По этой причине, а также в виду неоспоримой ценности, мне не хотелось доверять документ в руки посредников, а передать его непосредственно в руки нижегородского головы.

К моему глубочайшему сожалению, мне потребовалось срочно отправиться в Казань. Поэтому документ сей, мною был оставлен в Нижнем Новгороде. Тайну его я не мог доверить никому, кроме своего учителя Мартина Фёдоровича Бартельса, ныне работающего в университете города Дерпт в Лифляндии. По этой причине в письме на его имя мною было описано местонахождение той бумаги.

Естественно, уважаемый Михаил Сергеевич, что я могу сообщить его и нижегородским властям при первейшей необходимости и заинтересованности, в случае её проявления.

С глубочайшим почтением, Николай Иванович Лобачевский – ректор Казанского Императорского университета.15 апреля 1837 года». Ну, вот. Теперь многое становится понятным. Особенно появление таинственного эстонского товарища. Кстати, мне теперь не совсем ясны два факта. Как ты могла узнать, когда и где я буду ехать вчерашним утром? Это я уже спрашивал. Но теперь ещё хочется спросить, и откуда ты знаешь про эстонца, и как ты попала к кафе «Пиаф» сегодня днём?

– Знаешь, Вадик, – Галя смотрела в сторону, пытаясь подбирать слова, – я тебе скажу правду. Но ты мне всё равно не поверишь. Потому что эта правда звучит очень странно и просто. Но сейчас мне уже начинает казаться, что настоящей правды я всё-таки не знаю.… Не зна-ю, – последние слова она произнесла по слогам и очень-очень тихо.

– Почему же не поверю. Последние два дня научили меня уже ничему не удивляться. Поэтому, думаю, что ты говоришь правду, дитя.

– И прекрати называть меня – дитя. Я уже большая девочка. И где там твой кофе?

Вадим взял её за руку и опять почувствовал испуг и непонимание происходящего. Вчерашняя беззаботная девчонка, готовая к розыгрышам, смешанным с некоторой долей авантюризма, вдруг стала совсем другой. Беззаботность куда-то пропала.

– Ещё вчера утром, – сказала Галя, – всю эту цепочку я воспринимала совсем по-другому. Сейчас я пытаюсь всё понять и не нахожу разумного объяснения. Его просто нет. Всё как-то странно.

– Пойдём пить кофе, – сказал Вадим. – Заодно всё и расскажешь.

XIV

Вадим достал из шкафа упаковку с кофе. Ещё вчера утром он бы и не придал значения стране происхождения этих зёрен. Эквадор, Бразилия, Коста-Рика, Гватемала с Гондурасом – мало ли стран в Латинской Америке, которые разводят кофе в огромных количествах, снабжая им всё человечество.

– Знаешь откуда кофе? – спросил он Галю.

– Откуда же?

– Из Гондураса, столицей которого является город с красивым названием Тегусигальпа.

– Я бы удивилась. Если бы и здесь не обнаружилось названия этого городишки.

– Зачем же ты так. Красивое слово. Твой брат сказал, что назвал кафе так именно по этой причине.

– Ты ему поверил? – Галя улыбнулась, закинула руки за голову и откинулась на спинку стула, как-то насмешливо поглядывая в его сторону.

– А что? Что-то не так? – Вадим удивлённо и опрометчиво отвернулся от плиты, где кофе в турке уже подходил к завершающей стадии. Предупреждающий оклик Гали заставил его обернуться и вовремя снять турку с огня.

– Конечно. Мы только что чуть не потеряли драгоценный тегусигальповский напиток.

Чувствовалось, что девушка постепенно возвращается в состояние привычного мировосприятия. Видимо, сказывалась природная способность никогда не паниковать и стараться находить различные варианты течения событий. Вадим вспомнил эпизод, продемонстрированный ему у кафе «Пиаф». Он даже догадывался кем. Оставалось только понять для чего. Сделал себе отметку и вернулся к полушутливому, как ему казалось, разговору.

– Так почему же я не должен был ему поверить? – спросил он, разливая кофе.

– Ты знаешь, что означает это слово?

– А ты?

– По одной из версий на языке индейцев племени науатль «Тегус-гальпа» означает «серебряные холмы».

– Откуда ты знаешь?

– Ну, должна же я была узнать побольше о кафе своего брата. В интернете посмотрела. А теперь проведи некоторые параллели.

– Радиостанция «Серебряные холмы»? Сергей имеет к ней отношение?

– Напрямую, насколько я знаю, нет. Но, фактически, она принадлежит ему.

– Может это случайное совпадение? – рискованно решил предположить Вадим. Но Галина бросила на него такой взгляд, что он быстро отказался от своего опрометчивого предположения. – Я пошутил.

– Ладно. Я верю тебе, мой генерал. Правда, на какой-то миг у меня возникли сомнения. Вроде бы уже большой мальчик, а говорит о совпадениях в таких ситуациях. В этой истории вообще очень много якобы случайностей.

– Мне кажется, что все эти случайности вовсе не так уж и случайны.

– Конечно. Начиная от твоей вчерашней поездки в «Капучино». Ой, только не делай страшных глаз. Меня никто ни к чему не подговаривал. Там-то всё было довольно просто, как у Лермонтова в «Герое нашего времени». У него ведь всё основано на сплошных подслушиваниях. Если бы его персонажи не сидели под окнами, да не стояли за углом, то неизвестно, чем бы всё дело кончилось. Я иногда думаю, что у Лермонтова фантазии не хватило что-нибудь пооригинальнее придумать, что ли? Потом вспоминаю, сколько ему лет было, да в какое древнее время он жил.

– Мы будем говорить о Лермонтове? – улыбнулся Вадим.

– Извини. Когда Сергей был у нас, ему кто-то позвонил. Он вышел на кухню, но пока он шёл, я поняла, что разговор о тебе. Мне стало интересно. Я понимаю, что подслушивать нехорошо, но я любопытная девочка. Так вот я услышала, как он переспросил: «Так значит, ты вызовешь его завтра в „Капучино“ к двенадцати? Я правильно понял?» На другой день я отправилась к тому месту, где ты предположительно должен был проехать. Полчаса прождала. Что? Удивлён? Будешь Сергею звонить?

– Пока нет, – после короткой паузы ответил Вадим. – Мне нужно кое-что обдумать.

– Подумаешь без меня, а? Время второй час ночи, я безумно устала и хочу спать, несмотря на твой крепкий кофе. Обещай, что не будешь ко мне приставать.

Вадим подошёл к ней и поцеловал в нос.

– Обещаю. Пока.

– Какое значение в данном случае имеет слово «пока»?

– Оба. Спокойной ночи…

Вадим вымыл чашки, выключил свет. Затем подошёл к окну и посмотрел во двор через щель в жалюзи. Незнакомо-знакомая машина продолжала стоять на том же месте. Но именно в тот момент, когда Вадим выглянул в окно, машина плавно, почти бесшумно и с выключенными фарами тронулась с места. Только отблески панели работающего радио выдавали наличие какой-то жизни в едущем автомобиле. «Уж подсветку-то мог тоже выключить», – подумал Вадим. Фары машины зажглись уже на самом выезде, буквально у угла дома, за которым автомобиль-призрак и исчез через несколько секунд.

– Вы знаете, что параллельные прямые пересекаются? – спросил Лобачевский, откусывая кончик гондурасской сигары Camacho золотой карманной гильотинкой.

Они сидели на открытой веранде кафе «Библиотека». По навесу шумно и настойчиво барабанил летний дождь, по улице изредка пробегали или слишком смелые, или слишком нетерпеливые прохожие. Здесь на веранде было как-то странно тепло и сухо для такой погоды.

– Конечно, знаю, – ответил ему Вадим. – Только не совсем представляю, как это может происходить. Я, Николай Иванович, знаете ли, не математик.

Он обратил внимание, что Лобачевский похлопывает по карманам пиджака, и догадался, что тот ищет зажигалку – раскурить сигару. Или спички? Спички, спички.… Ну, конечно, спички.

– Вот, возьмите, – сказал Вадим, протягивая коробок.

– Спасибо, – ответил Лобачевский, достал из коробка спичку, зажёг, поднёс к сигаре. Покрутил её, раскуривая, и удовлетворённо сделал первую затяжку. – Люблю я, Вадим Юрьевич, кубинские сигары, люблю. Больше всего почему-то 8—9—8, но этот Camacho тоже неплох. Неплох.

Он покрутил в руке коробок и наконец-то обратил внимание на надпись.

– Ну, конечно же, Тегусигальпа, – произнёс то ли задумчиво, то ли удовлетворённо. – Как же я тогда сразу не догадался. Майя, Тегусигальпа, Копан. Вы знаете, что в древности книги иногда писали на металле, чтобы дольше сохранялись? Иногда на свинце, иногда на серебре. Они неподвластны времени, их нельзя сжечь. Их можно только переплавить. С некоторыми так и произошло. Но не со всеми. Интересно, что платина очень похожа на серебро. Её потому так и назвали.

– Так что же с параллельными прямыми, Николай Иванович? – всё-таки решил поинтересоваться Вадим.

– Да там всё просто, – ответил тот, выдыхая тяжёлый сигарный дым. – Понимаете, пространство искривляется, параллельные пересекаются. Чего уж проще. Нужны только определённые условия. Да Вы у Арнольда спросите! – вдруг воскликнул он. – Арнольд многое знает. Но не всё, не всё.

Лобачевский взял со стола спичечный коробок, достал из кармана пиджака перьевую ручку, судя по всему жутко дорогую, и что-то написал. Посмотрел, удовлетворённо хмыкнул и небрежно бросил коробок на стол.

– Ну, что же. Мне, к сожалению, пора.

Вадим даже не успел никак отреагировать. Лобачевский, словно каскадёр, перемахнул через перила веранды, прыгнул вниз на брусчатую мостовую с высоты четвёртого этажа и пошёл по улице вниз в сторону кремля. Удивительно, но капли дождя на него не попадали, словно над ним кто-то держал невидимый прозрачный купол, который не только задерживал водяные брызги, но и каким-то непостижимым образом проводил сквозь грозовые тучи солнечный свет.

– Николай Иванович! – крикнул Вадим, бросившись к перилам. – Куда же Вы? Мы ведь не договорили!

– Главное, Вадим Юрьевич, – крикнул Лобачевский, обернувшись, – Вы коробок не потеряйте. Там маленькая подсказочка есть.

После этих слов он затянулся сигарой ещё раз и выбросил её в ближайшую урну. «Всё-таки 8—9—8 мне нравится больше», – Вадиму показалось, что он услышал именно эти слова. Удалялся Николай Иванович от Вадима как-то странно. Каждый его шаг уменьшал Лобачевского в несколько раз. Создавалось такое ощущение, что при монтаже вырезали несколько кадров и миксовали. Так показалось Вадиму. Затем он вспомнил про спички и обернулся к столу. Коробок лежал на месте. Вадим потянулся было к нему, чтобы взять в руки и прочитать, что же там написал Лобачевский. Что за подсказочку…

– По-моему тебе звонят Алла с Арнольдом, – услышал он, и весь эпизод вместе со спичечным коробком куда-то пропал. Возле дивана стояла Галя в его футболке, непривычно смотрела сверху вниз и держала в руках телефон, жалобно певший голосом Градского: «Зной, дождь, гром. (Мокрые бульвары…)».

– Не успел, – пробормотал полушёпотом Вадим и взял трубку, на дисплее красовалась надпись «Алла Арнольд». – Алло, – сказал он.

– Доброе утро, Вадим, – услышал он. – Звоню, как договаривались.

– Да-да, – Галя сидела в кресле напротив, подперев подборок руками, – я всё помню, конечно. Мы можем встретиться часа через полтора? Только давайте без Константина и индейского вождя.

Арнольд на какое-то время задержал ответ. Видимо упоминание о Пабло было для него не совсем ожидаемым. «Ну, давай соображай быстрее, горячий эстонский парень», – совсем неполиткорректно подумал Вадим, хотя ведь знал, что и сам в такой ситуации не сразу бы решил, что ответить.

– Хорошо, – как-то неуверенно ответил Алла с внезапно чётко проявившимся эстонским акцентом. – Девушка будет с вами?

– Какая девушка? – Вадим посмотрел в сторону Гали, которая всё также сидела в кресле напротив.

– Ладно. Оставим пока. Где вы хотите встретиться?

– Давайте у кремля. Где-нибудь ближе к памятнику Чкалову.

– Что делаем дальше? – спросила его Галя. В глазах её уже виден был не вчерашний испуг, а даже какой-то неподдельный азарт. Правильно свою сестру Сергей юной авантюристкой назвал. Вадим бы совершенно не удивился, если бы выяснилось, что юная Галина Валентиновна увлекается прыжками с парашютом, автогонками и настоящим сёрфингом, а также сидит по ночам за компьютером, рискуя деньгами на рынке forex. Непонятно было пока, как поступить при встрече с Арнольдом. Над всей этой историей витала какая-то непонятная опасность. Поэтому Вадим не хотел оставлять Галину одну – в каждую минуту могло произойти что угодно, всё ещё сидел в памяти вчерашний сеанс показа несуществующей реальности в арке напротив кафе. Если учитывать, кто в этом сеансе играл главную роль, то опасения были абсолютно оправданы.

Вариантов, конечно, было три. Оставить девушку в квартире – но могли появиться неизвестные гости. Попросить подождать в машине, что было ещё опаснее. Третий вариант напрашивался сам собой – взять её на встречу с Арнольдом. Тем более что тот про неё и так уже каким-то образом знает. Хотя почему каким-то? Она ведь сама сказала, что засветилась вчера на гребном канале. Вот и хорошо. Так и поступим.

– Умываемся, завтракаем и отправляемся к памятнику Чкалову встречаться с эстонским другом. Нам есть, о чём поговорить.

– Я уже позавтракала. Как будешь готов, сделаешь нам кофе. А что ты не успел? – вдруг спросила она.

– Да ерунда. Сон. Мне приснился Лобачевский, который написал какую-то подсказку на коробке спичек «Тегусигальпы». Я попытался прочесть, но был безжалостно разбужен.

Взгляд Гали подтвердил Вадиму его подозрения, что всё это совсем не ерунда. Она укоризненно покачала головой и сказала:

– Ты прекрасно понимаешь, что во всём этом есть смысл. И на этом коробке наверняка написана какая-нибудь подсказка. Где, ты говоришь, вы с ним встречались?

– Я не говорил. Кафе «Библиотека».

– Странно, что не «Тегусигальпа».

– Почему же странно? Зато оттуда были спички в моём кармане.

– Ты помнишь, что на тебе было надето? Из какого кармана ты достал спички?

– Вот из этого, – Вадим потянулся к пиджаку и в последний момент нерешительно остановился, как будто испугался, а вдруг там и вправду окажется тот самый спичечный коробок. Его там не было.

Нашёл коробок Вадим спустя всего сорок минут в кармане другого пиджака. На нём незнакомым почерком чернилами было выведено: «Перпендикуляр. Митрополит поднимается. В подполе». Когда он показал коробок Гале, та удовлетворённо кивнула головой. Всем своим видом она показывала, мол, как ты ещё мог в этом сомневаться. Вадим теперь и сам уже не понимал, как он мог сомневаться в существовании этого коробка со спичками.

– Знаешь, – сказал он Гале в машине, когда они уже отправились на встречу с Арнольдом. – В коробке не хватает только одной спички.

– Ты их что, посчитал? – улыбнулась она.

– Ну, да. И сбоку на ребре есть след от зажигавшейся спички.

– А что означают слова, написанные в твоём сне и попавшие к нам, ты, конечно, не догадываешься?

– Конечно, нет. Может мне опять лечь спать, Галчонок?

На это имя Галя отреагировала как-то странно и решила возмутиться.

– Никогда не называй меня так.

– Но ведь…

– Никаких «но ведь». Я так разрешаю называть меня только брату.… Который непонятно куда пропал…