Электронная библиотека » Сергей Лушников » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 23 сентября 2024, 12:00


Автор книги: Сергей Лушников


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Именно фонд натолкнул его на новую мысль. Спонсорство предприятий поощрялось государством. Фирмы, перечисляющие благотворительную помощь, уменьшали свою налогооблагаемую базу и получали определённый статус в обществе. И вот однажды Вадим отправился на ликёро-водочный завод. Начал с вреда алкоголя для сердечно-сосудистой системы, а закончил договором на ежемесячную помощь в размере 200 тысяч рублей. Директору завода он обещал 70 тысяч возвращать наличными. При этом получалось, что предприятие почти ничего не теряло в деньгах, но приобретало статус благотворителя.

Ещё больше выгод сулила покупка недвижимости. Приобретённая для уставной деятельности, она не облагалась налогом. Да и сам принцип деятельность фонда, предполагающий приём пожертвований, открывал широкие возможности для легализации взяток. И вот Вадиму подвернулась крупная чиновница, интимные отношения с которой переросли в шикарный бизнес. Теперь взятки для неё перечислялись в фонд Вадима как пожертвования. А он на них покупал квартиры, которые дарил «нуждающимся» по указанию чиновницы. Фонд развивался стремительными темпами.

Он так увлёкся своим прибыльным делом, что не откликнулся на просьбу матери приехать к больному отцу, который так и умер, не дождавшись сына. Он два дня сидел дома, пил молча водку, но на третий день вышел на работу.

Уже через год общая сумма ежемесячных поступлений составляла 25 миллионов. Проблем с деньгами он теперь не испытывал, как и его Машутка, которая благодарила Бога за умного мужика, который подарил ей настоящую жизнь.

С Кристиной Эдуардовной Вадим тоже изредка встречался, больше из благодарности. Долг рекламному агентству он выплатил, но продолжал работать с ним. Вадим Григорьевич стал появляться в эфирах местного телевидения в окружении благодарных родителей и детей, произносил страстные речи и через год стал депутатом городской Думы. Новые связи позволили резко увеличить доход. Он стал получать гранты, которыми, конечно, приходилось делиться с заинтересованными лицами, и уже задумывался о федеральном уровне.

Так, в вихре денег и славы пролетело три года. Фирма Вадима вышла на федеральный уровень.

Однажды он выступал по местному телевидению и рассказывал о программе помощи нуждающимся, которую они придумали вместе с чиновницей. Ведущий спросил: «Вадим Григорьевич, ваша программа имеет большое значение для социальной защиты населения. А нет ли у вас соблазна помогать и своим близким по этой программе?»

Вадим мгновенно ответил «Нет!» и добавил: «Даже моя мать живёт до сих пор в деревне, в другом регионе».

После передачи он несколько дней вспоминал свою родную деревню и постоянные просьбы матери о его приезде. И решил посетить мать.

Деревня Богатково поразила его пустотой и убогостью. Он вылез из такси без кондиционера и попал в тягучую чернозёмную грязь. Дом перекосило, оконные ставни, казалось, прыгали, серый шифер на крыше растрескался, забор выцвел и облез.

Вадим дёрнул за верёвочку на калитке, чтобы поднять защёлку, и открыл ворота. Раздавшийся скрип неприятно резанул слух.

Старый амбар слева от дома, в котором он любил ночевать летом на сене, исчез, на его месте торчали остатки фундамента.

– Сынок, – услышал он родной голос. Маленькая, худенькая, в легком цветастом халатике она уткнулись ему в грудь и заплакала. – Сынок, сынок приехал…

– Мама, ну что ты. Все хорошо. Успокойся.

Вечером они сидели за столом, а Вадиму было не по себе. Все окружающие его предметы были до боли знакомы, но вызывали у него вовсе не приятные воспоминания детства, а угрызения совести. Ему было стыдно за старые массивные табуреты, за клеёнку на столе, за ламповый телевизор «Чайка», за занавески на окнах, которые висели ещё в его детстве…

Он подошёл к маленькой иконке в красном углу. Богоматерь с ребёнком на руках смотрела на него спокойным умиротворённым взглядом, от которого он не мог отвести глаз. Рядом на стене висел портрет отца в военной форме с одной медалью «За отвагу» на гимнастёрке. Навернулась слеза.

– Он так ждал тебя. Говорил, хочу погладить по голове сыночка… Но не переживай, он понимал, что дорога дальняя, и дела у всех свои… Завтра съездим на могилку, он рад будет. Хорошо, что приехал. Спасибо тебе, сынок! – она опять заплакала.

– Мамочка, теперь всё будет по-другому. Поедешь со мной, будем жить вместе. Я дом достраиваю большой. Все будет хорошо. – Слова и слезы лились потоком.

– Куда же я уеду, кто будет ходить на могилку?

– Мы будем приезжать. А я тебя заберу.

Пришли соседи, дед Фёдор принёс бутыль самогона. Вадим пожалел, что не привёз ни продуктов, ни спиртного. Магазина в деревне не оказалось, давно закрыли, а до соседней деревни почти тридцать километров, машина есть только у фермера Васьки.

На столе появились щи, картошка на сале, квашеная капуста с луком, свёкла с чесноком. Выпили за приезд, потом за отца, потом за всех. Телевизор показывал с рябью, иногда давал помехи, но после удара сверху по корпусу прекращал, как ворчливая жена после окрика мужа.

На экране появилась знакомая телеведущая, которая показала фото больного ребёнка и попросила перечислить деньги на лечение в фонд «Катюша». Дед Фёдор ловко набрал на телефоне номер и отправил 100 рублей.

– Пусть хотя бы дети будут здоровы. Мы-то с бабулей и так проживём. Верно я говорю? – обратился он к своей супруге Фёкле.

– Конечно, конечно. Тем более и пенсию подняли на пятьсот рублей. Пусть деток вылечат.

– И часто вы так перечисляете? – оживился Вадим.

– Да почти каждый месяц, и не только мы, твой батя ещё нас приучил. Это и как память ему за благое дело. Он там всё видит, радуется.

Дед Фёдор ещё что-то сказал и со вздохом перекрестился, но последние слова Вадим не расслышал, он сидел как оглушённый. Когда-то он быстро смог понять, позаимствовать и в чем-то даже «усовершенствовать» схемы работы благотворительного фонда. Но только сейчас ему открылась истинная причина их процветания. Вадиму хотелось открыть старикам глаза, но он кое-как сдержался, иначе тень сомнения легла бы и на него.

– А ты, сынок, тоже перечисли детишкам, если у тебя есть деньги. Память отцу будет. Его добро людей будет греть.

Вадим открыл рот, нелепо махнул рукой, потом медленно достал телефон из кармана и спросил у деда Фёдора, на какой номер отправить деньги…

* * *

Писатель дописал последнюю строку рассказа и задумался. Сморщил лоб, начал перечитывать, но бросил на середине. Вспомнил лицо больного мальчика, которому требовались дорогие лекарства. Вот напишу рассказ, люди перестанут делать пожертвования, и на моей совести будет смерть мальчика? Хотя, с другой стороны, много ли сейчас читают? Ну прочтёт один процент тех, кто жертвует деньги, или ещё меньше. А вдруг как раз этого процента и не хватит? Ведь не все средства благотворительные фонды тратят на свои нужды, двадцать-то процентов достаётся больным.

Он встал и, сцепив сзади руки, заходил по комнате.

И чем больше думал, тем быстрее шагал, пока чуть не столкнулся со своей супругой Верой.

– Ты что, как Ленин перед бурей, шастаешь, писатель несчастный? Опять не придумывается концовка? Или начало не вырисовывается? – Она хорошо знала мужа и, видя его муки, готова была помочь: – Давай, рассказывай! Мигом придумаю и начало, и финал! Или у тебя любовный роман в голове крутится?

Владимир молча дал жене читать своё творение и пошёл курить на улицу. Свежий ветер приятно остужал голову, и ему захотелось пройтись. Он шёл быстро, словно убегая от собственных дум. Возле большого супермаркета, как обычно, стоял маленький худой мужичок. В руке он держал пластмассовый стаканчик и просил прохожих бросить копеечку. Хотя его вид вызывал у Владимира отвращение, все же пару раз он бросал ему мелочь.

Он уже было прошёл мимо попрошайки, но остановился и резко спросил:

– А деньги тебе зачем?

– На лекарства.

– Какие?

– Валерьянку от сердца

– Пойдём, я тебе куплю. Аптека рядом.

– Нет, мне ещё нужны лекарства для тёти. Не помню какие. Ты денежки дай, а я куплю.

Владимир развернулся и пошёл прочь. И вспомнил, что Лев Толстой однажды заработал на выборах пару десятков рублей и решил потратить их на помощь для бедных. Никому не доверив эту задачу, он решил найти нуждающихся сам. Поехал в беднейший район и стал ходить по избам, при этом не только осматривая кухни и сундуки старух, но и обращая внимание на состояние самих жителей. Как ни удивительно, он смог распределить меньшую часть заработанных денег.

Ещё Владимир вспомнил, что в царское время фонд возглавлял благотворитель, то есть человек богатый, желающий отдать часть своих денег нуждающимся. Распределяли эти деньги обычно родственники, которым он не платил зарплату. А если привлекал средства других состоятельных людей, то тем более давал полный отчёт и боялся взять что-то себе – репутация была превыше всего.

«Стоп, – осенило Владимира, – надо изменить закон о благотворительных фондах».

Первое – запретить использование средств населения на содержание фонда и его работников. Это должен делать человек, который создаёт фонд, из своих средств. Только в этом случае фонд может называться благотворительным.

Цели фондов нужно сделать чёткими, однозначными. Если фонд собирает деньги для конкретных людей, то эта деятельность должна быть единственной. Все другие виды благотворительности должны быть запрещены.

И последнее – должно быть чёткое положение о нуждающихся, где были бы определены критерии, которым они должны соответствовать.

Домой он вернулся довольный, решение обретало здравый смысл.

Жена с порога разрушила все:

– Одни жулики плодят других, а ты пиши лучше о любви. Я поняла, про какого это Вадима. Вот и напиши правду о нём, интересней будет рассказ. А мужик-то был действительно любвеобильный, так и не вернул мне тридцать тысяч рублей. Это ведь он у меня взял деньги для Кристины, а ты в «Быстрые деньги» его отправил. И вообще, не завидуешь ли ты ему? Вчера видела его по телевизору, орден получал, а ведь предлагал тебе тогда вместе фонд открыть. А если уж по-человечески рассуждать, то узнала я, скажем, что у человека горе, перечислила деньги, и душа успокоилась. А уж как и кому эти деньги достанутся, пусть Вадимы думают, пусть у них совесть болит. Молоко почему не купил? Кашу на чем будешь варить?

Владимир ничего не возразил, молча сунул ноги обратно в ботинки и двинулся на улицу.

«А ведь права Вера: может, зависть меня заставила взяться за перо? Я ведь сам объяснил Вадиму всю подноготную фондов, а жена ещё и денег дала. И Вадим предлагал мне за ним пойти, но то ли слова мамы вспомнил «Не завидуй, сынок, все люди по-разному живут, кто как хочет», то ли струсил… Или не хотелось, чтобы обо мне плохо думали?»

С этими мыслями Владимир зашёл сначала в отдел трикотажа и накупил почти полный рюкзак белья для бойцов СВО, а уж потом пошёл за молоком. В очереди на кассу перед ним стояли двое – мальчик десяти лет и девчонка лет семи. Они хотели купить шоколадку, но у них не хватило денег. Они забрали свою мелочь, отошли к окну и, считая денежки, совещались. Владимир пожалел ребят и купил шоколадку.

Протянул детишкам:

– Возьмите, вам подарок.

Рука девчонки было потянулась за угощением, но мальчик ровным голосом произнёс:

– Мы не можем взять. Это не наше.

– Да берите! – Владимир положил шоколад на подоконник и отошёл к киоску с надписью «Суши».

Не успел он сделать заказ, как кто-то тронул его за рукав. Он обернулся.

Мальчик протягивал Владимиру его подарок:

– Мы не можем взять. Он же куплен на ваши деньги.

Владимир машинально взял шоколадку и не смог ничего ответить. Ребята исчезли в дверях, а он тупо смотрел им вслед. А когда вышел на улицу, их и след простыл.

«Эх, – подумал писатель, – таких бы людей на руководящие должности».

Бомж

От тюрьмы да от сумы не зарекайся.

Русская пословица

Эпоха социализма подходила к концу, наличие денег у одних и отсутствие их у большинства резко обнажило человеческие достоинства, а особенно недостатки. Горбачёвское словоблудие ещё не закончилось развалом СССР, но уже появились карточки на продукты и спиртное. Ещё работали предприятия, но производство падало пропорционально количеству выступлений Меченого (так в народе прозвали генерального секретаря компартии).

Володя Смакотин жил в Томске и работал на предприятии по наладке станков с ЧПУ. Заработок у него год назад был до пятисот рублей, что позволяло ни в чём себе не отказывать. На столе у начальника лежало столько телеграмм из разных городов, что Володя для своей командировки мог выбрать любое место, какое захочет: Арсеньев, где производились знаменитые вертолёты «Чёрные акулы»; Харьков, где изготавливались танки; мог отправиться в Москву на завод «Салют», «Красный Октябрь» или «Знамя», поехать в Омск, Новосибирск, Уфу, Усть-Катав… Володя предпочитал те города, в которых ещё не бывал.

Но это год назад. А сегодня пришла лишь одна телеграмма – из Казани с вертолётного завода. Телеграмма вызывала наладчика на два станка, выпущенных Владимирским станкостроительным заводом «Техника».

В прежние времена Володя поехал бы один: приличный опыт позволял самостоятельно выполнить работу за пару недель. Но больше вызовов не поступало, а зарабатывать-то всем надо, и начальник уговорил взять с собой Гогу – высокого худого новичка, который был однофамильцем великого русского писателя Гоголя. Гога даже причёску делал, как у автора «Мёртвых душ», вот только сам профессионализмом не отличался.

Устроились они в трёхместном номере заводского общежития – и сразу на завод. Оформили пропуска, договоры, посмотрели фундамент для станков, вот и день закончился. Вечером зашли в магазин взять продукты и пару бутылок водочки. Благо в Казани не было диких очередей, как в Томске, – всё цивильно и пристойно, словно при расцвете социализма.

В общежитии расположились за столом, подняли стаканы, но в этот момент зашёл сосед по комнате – могучий мужик с чёрной кудрявой шевелюрой. Гога и Володя пригласили товарища к столу. Выпили по первой, стали знакомиться.

Гога гордо произнёс:

– Гоголь Николай Васильевич!

Незнакомец рассмеялся:

– Да ладно! А я Шевченко Тарас Григорьевич!

К шутке подключился Володя:

– Два великих хохла помогают делать в России вертолёты! Вы что, писать разучились? Или перестройка повлияла?

– Ну, я-то в самом деле Гоголь! – заметил Гога и повернулся к новому знакомому. – А вот ты шутник большой! – Гога встал, чтобы вынуть из сумки паспорт. – Смотри, Лжешевченко!

Тот обиделся и тоже полез за паспортом. Все трое уставились в паспорта, а потом раздался гомерический хохот: ну надо же судьбе придумать такую встречу! Володя ещё два раза бегал за водкой, пока «великие писатели» обсуждали свои «великие дела». В общем, беседа Гоголя и Шевченко длилась трое суток. Володя слушал и вдохновлял, притаскивая по вечерам водку. А днём запускал станки.

Эта яркая командировка стала последней: заказы прекратились, развитие производства остановилось, Володя Смакотин оказался на улице.

Но он был человеком самостоятельным. Такие люди всегда найдут работу, пусть и не по специальности. Гога не нашёл, запил. А Володя отправился к заместителю по строительству Малькову Александру, с которым раньше часто общался в курилке, и тот предложил поработать в небольшом селении Чажемто почти в трёхстах километрах от города. Там нужно было сделать ремонт крыш местного санатория.

В строительстве Володя соображал: за плечами было несколько лет в стройотряде и три года на стройке после института. Сомнения, конечно, оставались, но Мальков обещал дать должность инженера-строителя, правда, предупредил, что основная проблема будет в рабочих, большая часть из которых – бомжи без паспортов и какой-либо дисциплины в голове.

Опыт работы наладчиком научил Володю не только рассчитывать лишь на себя, но и ладить с людьми – от операторов станков до главных механиков. Поэтому он смело вступил на новую стезю своей жизни.

Санаторий «Чажемто» располагался в сорока километрах от великой сибирской реки Оби на левом берегу, недалеко от основной трассы, ведущей на север. Рядом с санаторием протекала река Чая, приток Оби, а вокруг рос сосновый лес, переходящий в смешанный ближе к Оби.

Приехав на место, Владимир был поражён: двадцать девять человек, обросших, лохматых, дурно пахнущих, в наколках, некоторые пьяные, повылазили, как скорпионы, из палаток, чтобы не только поглазеть на очередного начальника, но и укусить его.

– Гражданин начальник, когда жратва будет? – спросил одноглазый бородач (второй глаз был заштопан: видно, ещё где-то не по делу выставлял свои требования).

– Время одиннадцать, а вы не на работе? Кто старший? – вместо ответа возмутился Владимир.

Он чувствовал злость – то ли на себя, что влез в авантюру, то ли на странное сборище. Ему хотелось дать в морду бородачу, а тот выдвинулся вперёд.

– Я старший. Так что насчёт жратвы?

– Почему не накормил? – грубо спросил Владимир.

– А деньги где? Два дня без них сидим.

– Мне сказали, что денег вам на неделю оставили.

– Были, да сплыли. Цены здесь непомерные. Попробуешь прокормить – узнаешь, начальник.

– Ладно, посмотрим! Кто со мной пойдёт в магазин?

Изъявили желание несколько человек, но Владимир выбрал одного – пожилого, но ещё крепкого мужчину с аккуратной бородой, усами и внимательными голубыми глазами. Новоявленный помощник представился князем из Абхазии. Владимир хотел в ответ назвать себя Наполеоном, но было не до шуток.

Так началась его новая трудовая деятельность. Вскоре он понял, что денег на проживание действительно не хватает, причём катастрофически. Но начальство не имело возможности давать больше и просило как-нибудь выкручиваться самостоятельно.

Надвигалась осень, холодало. Спать в палатках скоро будет невозможно. Ситуация становилась патовой. К тому же работники пили всё, что попадало в руки, – от одеколона до браги, посему и материал исчезал по ночам.

Но говорят же: если человек захочет, то сможет. Владимир, воспитанный на улице, был готов ко всему. Первое, что он сделал, – это купил обогреватели и переселил людей из палаток в помещения санатория. Второе – выгнал двух местных алкашей, не желающих трудиться. Третье – организовал ловлю рыбы в Чае.

Утром закидывали удочки с ершами на крючке, а вечером вытаскивали налимов. Средние по размеру шли в пищу: их жарили или варили уху. А остальных налимов Владимир менял у местных жителей на самогон и продукты: картошку, свёклу, морковь. Самогон выставлял каждый вечер из расчёта одна бутылка на двоих.

Позднее, уже на Оби, ставили самоловы на стерлядь. Стерлядь сдавали в магазин, который находился на трассе. Продавали нелегально, но зато появились неплохие деньги.

Порядок наладился. Были, конечно, срывы, но они не влияли на производство.

Когда собирались за ужином, часто со всеми вместе садился и Владимир, и употреблял деревенский первач – правда, больше для контроля за подопечными. Надо сказать, за столом ему казалось, что он находится в нереальном, сказочном мире: чего только он не наслушался!

Вот худой, как скелет, Банан – неприятный на вид мужик с откусанным носом и бегающими глазками. Однако, когда он поведал свою историю, Владимир зауважал его и даже выдал аванс раньше срока.

Банан рассказал, что работал на вахте недалеко от Нефтеюганска. Одному рабочему стало плохо. А мороз стоял под пятьдесят градусов. Вызвался наш герой увезти товарища, но, не доезжая до города, машина заглохла, и Банану пришлось тащить на себе мужика почти два часа. Чтобы не замёрзнуть, он замотал себе шарфом нос и рот. Их подобрали на окраине города, а когда снимали шарф, то содрали часть замёрзшего носа. Вот и ходит теперь Банан обезображенный.

Стыдно стало Владимиру за прежнее отношение к Банану, приобнял он его и сказал:

– Крепись, мужик! И такого тебя полюбят!

Банан исчез через день с деньгами. Его товарищи со смехом рассказали, что он напился на свадьбе друга и уснул в свинарнике, свинья и откусила ему нос.

Владимир понял, что здесь надо держать ухо востро.

Самое большое количество фантазий, причём достаточно умных и интересных, шло от Князя. Каждый вечер Князь рассказывал о великих личностях: советском партийном деятеле Берии, советских физиках Курчатове и Харитоне, конструкторе Королёве, даже о лауреате Нобелевской премии немецком физике Густаве Людвиге Герце.

Однажды Князь поведал, как Берия, выпив стакан водки на строительстве атомного реактора, упал от усталости на кровать в плаще и сапогах и во сне кричал: «Я не виновен в этой смерти!»

– Я подошёл, – рассказывал Князь, – и стал снимать с него сапоги. А Берия вскочил, выхватил пистолет и направил на меня. Я замер, молчу, а он кричит: «Ты что делаешь?!» – «Сапоги снимаю». – «А почему только один снял?» – внезапно спокойно спрашивает Лаврентий Павлович. – «Так не успел». – «Эх, всё вы не успеваете! Но атомный реактор надо успеть сделать в срок!» – «Сделаем, Лаврентий Павлович!» – уверяю его. А тот уже снова спит в одном сапоге. Второй я так и не снял, чтобы не рисковать дважды.

На следующий день за ужином нас ждал другой рассказ Князя, уже о Курчатове.

– На планёрке по строительству атомного реактора Курчатов жаловался, что не хватает грамотного специалиста по фундаменту (всё же реактор являлся тогда уникальным, прежде невиданным сооружением). А я имел информацию о заключённых и знал, что среди них есть один по прозвищу Математик, он проектировал первую ветку метро. После совещания подхожу к Курчатову, прошу выслушать меня. Тот соглашается. Внимательно, не перебивая, слушает. Говорит: «Спасибо! Можете организовать мне с ним встречу?» – «Надо бы Лаврентия Павловича предупредить». – «Берия в Москве, а ждать некогда. Давайте переговорим, а Лаврентия Павловича я предупрежу по телефону». Ну, я и организовал встречу. Беседа Курчатова с Математиком проходила в моём присутствии. Они долго разговаривали, чертили, рисовали формулы. Потом Курчатов протянул руку заключённому и говорит: «Вы нам нужны. Согласны поработать?» А у Математика слёзы текут, и сказать он ничего не может, только морщится, пытаясь улыбнуться. Увели заключённого, а Курчатов произнёс: «Сколько талантов у нас повсюду!»

Следующая история Князя была более правдоподобной – об учёных Королёве и Макееве. Имя Макеева было Владимиру знакомо: он неоднократно слышал его, когда запускал станки в Миассе.

– Вызывает меня Берия, – повествовал Князь, – и задаёт неожиданный вопрос: «Генацвале, как думаешь, кого рекомендовать на место руководителя космической программы – Королёва или Макеева?» Я осторожно спрашиваю: «А почему такой вопрос?» Берия объясняет: «Космические достижения нужны стране для её величия, а для защиты страны нужен запуск баллистических ракет с подводных и надводных кораблей. Вот думаю, кого из конструкторов куда определить. Оба обладают упорством и близки друг другу по духу. Но кто из них умнее? Всё же запуск с воды – задача более сложная, как мне кажется». Я знал и Королёва, и Макеева, но первый был под арестом. Поэтому высказал своё мнение так: «Космической программой лучше заниматься Королёву: всё же вдруг он работает отчасти из-за страха? А перед Макеевым поставить более сложную задачу». Может, моё предложение и было принято.

Князь рассказывал также о том, как у себя на родине в Абхазии, на территории бывшего санатория «Агудзера», встретился с Густавом Людвигом Герцем. Князь спросил Герца, не чувствуют ли немцы угрызения совести оттого, что создают для русских ядерное оружие? Герц снял очки, внимательно посмотрел на Князя и ответил: «Наша совесть больше страдала, когда мы работали на Гитлера».

Все эти истории были довольно длинными и непонятными для большинства, поэтому товарищи часто перебивали Князя и называли фантазёром. Со временем Владимир тоже перестал верить и слушал вполуха.

Но к Князю он относился хорошо, так как тот помогал ему в разных вопросах, особенно в наведении порядка. Была у Князя хорошая черта – спокойная твёрдость. Строители его уважали, слушались, и начальник этим пользовался.

Князь говорил, что не был на своей родине в Абхазии двадцать семь лет, что у него там много родственников и даже бывшая жена. Владимир решил отправить Князя домой, но пока молчал об этом. Однако часть ежемесячной зарплаты Князя откладывал, чтобы по окончании работ тот смог уехать на родину.

Когда закончились работы, Владимир протянул князю двести рублей и начал уговаривать вернуться на родину. Тот весь вечер пил самогон и молчал, не веселил честной народ своими фантазиями. Потом сказал начальнику, что решил ехать, но ему нужно забрать свои вещи у одной бабушки в Колпашеве.

Владимир сдал объект и на следующий день повёз Князя на своей машине в Колпашево. Подъехали к деревянному старенькому дому. Бабушка сначала не признала Князя, но когда он спросил про чемодан, пустила в дом. Князь вытащил двадцать рублей и протянул бабушке, а та ставила уже чай. На столе появились свежие ватрушки и наваристый борщ. Они поели, Князь попросил свои вещи. Бабушка указала на кровать. Князь нагнулся и вытащил старый фанерный чемодан с железными уголками. Такой Владимир видел у отца – фронтовой чемодан.


Князь взял тряпку, аккуратно стёр пыль, достал ключ и открыл, желая проверить содержимое. Владимир глянул и обомлел: сверху лежал генеральский китель с кучей медалей и орденов. Князь вытащил китель, достал конверт, вынул большие фотографии. На первой возле огромного котлована стояли Берия, бравый генерал в форме и физик Курчатов. Владимир потерял дар речи: генерал на фото был вылитый Князь!

Простились они на автобусной остановке, обнялись.

– Удачи вам! – попрощался Владимир и отвернулся, пряча повлажневшие глаза.

С той поры он нещадно ругал себя за то, что даже не узнал его фамилию. Но образ Князя из памяти не стирался никогда. Теперь, увидев бомжа на улице, Владимир останавливался и пытался чем-то помочь. Правда, найти очередного «князя» пока не удавалось.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации