Текст книги "Пагуба"

– Я полезу первой? – спросила Нега.

– Да, – кивнул Намувай. – Потом я опущу мешки и оружие. Или ты хочешь, чтобы я первым отправил твоего голого братца?

Нега усмехнулась, примерилась, как припасть к отверстию, чтобы не вымазаться о следы туши, и юркнула в дыру, словно мышь.

Через минуту снизу раздался ее голос:

– Тут никого нет, но воняет еще больше. И лаз весь вымазан в этой гадости.

– Издержки, – вздохнул Намувай, опуская на веревке в отверстие мешки. – Вот, парень, возьми этот мешочек, намажь тело жиром, а то и голяком не пролезешь. И поспеши!

Жир, которым Луку пришлось намазать кожу, пах немногим лучше, чем пахла туша кабана. Лук даже удивился, что никакого запаха не издавал мешок, из которого Намувай достал хитрое средство, зато не приходилось опасаться вымазаться о последствия разложения лесного зверя. Лук выскочил из извилистого хода, как обмылок из детского кулачка. Нега со смешком бросила ему порты и заметила, что следующий проход явно шире этого, и Лук может одеться. Почти сразу за Луком из отверстия показался Намувай.

– Туша легла на место, – заметил он, отплевываясь. – Хотя предосторожности излишние. В эту дыру даже ваш Харас не пролезет, да и ты, парень, через год-другой будешь здесь не ходок. А уж ловчие Текана точно не могут похвастаться узостью кости. Но пусть этот путь останется моей тайной.

Они выбрались наружу после долгого спуска по промытому в известняке ложу ручья, который, как объяснил спутникам Намувай, тревожит это русло только по весне, когда тают наметенные в горах пласты снега, или осенью во время проливных дождей. Впрочем, ручей никогда не заполнял русло полностью, и вся пещера была выточена за столетия: все-таки высоковато находилась яма-ловушка для того, чтобы собрать в себя достаточно воды.

– А нам и так хорошо, – бормотал Намувай, держа над головой факел. Запас их обнаружился уже за вторым лазом, там же, в небольшой пещерке, имелась и куча дров, и устроенное из мха ложе.

– А что? – пожал плечами сын Арнуми. – Не самое плохое место для ночевки. Я еще вчера бы вас сюда спустил, но не хотелось ковыряться с гнилью в сумраке, да и надо было дорогу дальше по гребню отметить. Тут хорошо. Когда по весне вода яму промоет, чисто становится. Разденешься, проскочишь с потоком дыру, а тут можно и обсохнуть, и помыться потом. Ручей по полу бежит.

– Как в домах самых богатых арува, – заметил Лук. – Там тоже вода вытекает из медных труб.

– В гости приглашали? – вытаращил глаза Намувай.

– Так заходил, – пожал плечами Лук. – Без приглашения. А зверья ты тут не боишься? Или только змей?

– Только змей и ядовитых жуков, – вздохнул Намувай. – Они могут пробраться внутрь по расщелинам, что, кстати, очень редко бывает. А зверью покрупнее сюда хода нет. У выхода увидишь сам.

У выхода отряд оказался ближе к полудню. Пещера заканчивалась высокой аркой, которая стороннему наблюдателю показалась бы неглубоким гротом, выемкой в каменной стене, потому как последний лаз, который преодолевать пришлось, опустившись на четвереньки, располагался за вкрапленной в пласт известняка серой гранитной глыбой. Намувай выбрался из лаза первым и несколько минут внимательно оглядывал окрестности, пока не дал знак выбираться наружу и спутникам.

Лаз находился где-то в полусотне локтей над каменной осыпью, а в четверти лиги от ее начала, сразу за буйством кустарника, поднимался лес. Осмотревшись, Намувай спрятался за глыбу, где остались его спутники, и распустил завязки мешка.

– Высоковато, – заметил Лук, выглядывая из укрытия.

– Понятно, что забраться обратно непросто, – признался Намувай. – Да и незачем забираться. Обратно я здесь не ходил никогда.

– И куда мы теперь? – спросил Лук, глядя, как сын Арнуми крепит на валуне веревку.

– Прямо! – вытер пот со лба Намувай и, как всегда, осветился улыбкой. – Перед вами, друзья мои, знаменитая средняя долина Дикого леса. Самая маленькая и самая знаменитая. Было время, считалась священной, да и теперь в верхней ее части жильцов маловато, только паломники и путешественники. Некуманза, конечно. К счастью, некуманза, которые нам могут тут попасться, не самые жестокие изо всех. С некоторыми даже можно договориться, хоть бывает, что и они убивают незнакомцев, но не всегда. Если не будете слишком назойливы, есть надежда, что на вас не обратят внимания. Секрет успеха в том, чтобы мы видели всех, а нас никто. Нелегкая задача, я вам скажу, с учетом, что некуманза выросли под такими же деревьями. Но как бы они ни были опасны, в первую очередь нужно опасаться иной мерзости, которая тут порой разгуливает. Ее как раз боятся даже некуманза. Но сейчас вблизи никого нет.

– Как ты определяешь? – спросила Нега, прищурив и без того узкие глаза. Я ничего не вижу, сплошной лес.

– Если бы вблизи кто-то был, сейчас бы над кустами галдели птицы, – объяснил Намувай.

– А когда ты идешь по лесу, они галдят? – спросил Лук.

– Если иду так, как надо, то нет, – усмехнулся Намувай. – Ладно, спускаемся. На спуск каждого даю не больше пяти секунд. Увидеть здесь нас никто не должен, но нечего испытывать судьбу.

– Подожди, – сдвинул брови Лук. – Следуя наставлениям Куранта, я должен знать, что нас ждет. Пока мы здесь, подскажи, куда нам идти и куда мы, в конце концов, рассчитываем прийти?

– Ну что ж… – Намувай почесал затылок, приподнялся над валуном. – Смотри. Видишь на горизонте что-то вроде невысоких гор? Они, кстати, повыше тех, на которых мы были сегодня с утра. Вот как раз за ними самая большая долина Дикого леса – южная. Она тянется аж до самого моря. Дикие охотники забредают туда нечасто, но наш путь лежит именно туда. Дело в том, что по средней долине мы не выйдем к Хапе. Некуманза, которые живут вдоль ее берега, всегда были не прочь полакомиться человечиной, а я неуютно чувствую себя в роли лакомства. Те же некуманза, что за горами, считают человечину ядовитой, так что нам это подходит больше. Хотя это вовсе не значит, что они не попытаются нас убить.

– А подробнее о дороге? – не отставал от сына Арнуми Лук.

– Лучше бы ты спросил о том, скоро ли будет завтрак, – вздохнул Намувай. – Вы едва не загнали меня на той стороне хребта, и чувствую, что скоро загоните на этой. Курант вас испортил. Где сладостная лень и беззаботность? Ладно. – Охотник махнул рукой. – До следующего хребта нам еще придется оттопать полсотни лиг. Средняя долина короткая и узкая. Шире она становится к Хапе. В середине долины, у высокого дерева, нас будет ждать Хасми. Хасми охотник, каких мало, Хасми поможет нам перейти через горы. Перевал находится у двуглавой вершины, и я там бывал, но опять же без Хасми я бы туда не полез. А уж за перевалом справимся как-нибудь. Любая речка выведет нас в русло Натты. А там уж сообразим плот или лодчонку и доберемся до Хапы. Натта большая река, ничем не хуже Блестянки. Даже и пошире будет. Впадает в Хапу напротив Зены. Надеюсь, это достаточно далеко от Хилана?

– Да уж куда дальше, – почесал затылок Лук. – Это ж половина пути до Хурная. Что по реке, что по суше – четыре сотни лиг выходит. И как долго мы будем туда добираться?

– Посмотрим. – Намувай подмигнул Луку. – Если будете так тянуть, то до конца лета не доберемся, а если пошевелитесь, то за пару недель можем и сладить.

Сын Арнуми ухватился за веревку и резво прыгнул вниз. Через мгновение веревка ослабла.

– Будь осторожнее, – попросил Лук, подавая веревку Неге.

– Ты это мне говоришь? – удивленно подняла брови канатоходица.

– Я не о спуске, – покачал головой Лук. – Внизу будь осторожнее. Каждый шаг, каждую секунду. Куда бы мы ни пошли, держись у меня за спиной. Не нравится мне что-то вокруг.

– И ты будь осторожнее, воин из клана Зрячих, – усмехнулась Нега и слетела вниз еще ловчее, чем Намувай.

Внизу охотник долго нюхал ветерок, хмурился, затем махнул рукой и повел спутников вдоль стены, предупредив, чтобы камни не сдвигали, осыпь не тревожили. Скалы нависали над головами спутников, внушая им уверенность, что сверху их увидеть невозможно. Продравшись через заросли акации, Намувай остановился в тени странного, с огромными листьями орешника, зажал лук коленями, вытащил из кармана тетиву и с усилием посадил ее на место.

– Прогулка закончилась, – прошептал он. – Теперь каждая секунда, каждая минута, каждый час – или мы его, или он нас.

– Кто это – он? – тревожно спросила Нега.

– Лес, – шевельнул бровями Намувай, прилаживая короткое копье за спиной. – Тут ведь как. Считай, что он нас уже проглотил. То есть наполовину мы уже съедены. Но не разжеваны. Значит, есть вероятность, что мы выберемся.

– Осталось понять, каким образом, – невесело ухмыльнулся Лук.

Намувай вытащил из тула стрелу, наложил ее на тетиву.

– Нет, парень, – сказал он с ухмылкой Луку, – все-таки меч не для леса оружие. У девчонки твоей, конечно, кинжалы есть да ножи под курточкой. Много ножей, я приметил, но в лесу главное лук. Ну а если враг близко, то копье. С большим лепестком и поперечиной. Ну а меч… что меч? Уж не знаю, что за магия в нем, но магия ведь для глаз, для носа, для ушей. Чтобы видеть, чуять, слышать. А для меча… Ничего не могу сказать. Как им сражаться в лесу?

– Что ты нюхал сразу после спуска? – спросила Нега, проверяя ножи, кинжалы, завязки куртки.

– Нюхал? – не понял Намувай. – Да так… Птиц не слышно.

– Ты же сказал, что их не должно быть слышно, – не понял Лук.

– В том-то и дело, – проворчал Намувай. – Их совсем не слышно, понятно? Так не бывает.

– Магия? – предположил Лук.

– Увидим, – пробормотал Намувай, выставил перед собой лук и медленно пошел вперед.

Стрела сразила сына Арнуми сразу, едва он вышел из-под прикрытия кустов. Она вошла ему в рот, и Лук, который увидел внезапно появившийся под затылком охотника костяной зазубренный наконечник, не сразу понял, что это стрела. Намувай захрипел и повалился вперед, захлебываясь кровью и с треском ломая поразившее его оружие.

– Стой сзади, – прошипел Лук и выхватил из ножен меч.

Из-за деревьев показались некуманза. Они были столь же высоки, как и тот воин, которого спутники видели над речушкой за гребнем, но их татуировка не была черной. Обнаженные тела густо покрывали красные линии. Их оказалось шестеро. В руках у двоих воинов были луки. Еще четверо подходили к будущим жертвам, выставив длинные копья, которые тоже венчали костяные наконечники.

– Их шесть? – так же тихо спросил Лук, выставляя перед собой меч.

– Шесть, – ответила из-за его спины Нега. – Шесть, и, кажется, это все. Они не боятся нас. Видят, что у нас нет лука.

– Я делаю кувырок вправо, – прошептал Лук. – Половину секунды они будут смотреть на меня. Возьмешь всех шестерых?

– Не уверена, – медленно протянула, зашуршала курткой Нега. – Пятерых точно, но я постараюсь.

– Тогда начинай с лучников.

Глава 8
Воевода Текана

Дом воеводы Текана примыкал к казарме. Дворцы хиланской знати теснились вдоль берега Хапы, стараясь возвыситься над восточной стеной города. Был там и родовой дом Квена, чьи предки многие годы служили Текану. В доме теперь жила его сестра с детьми и мужем, вторым хиланским судьей, но сам воевода давно уже поселился недалеко от северной башни. Хорошие деньги заплатил, чтобы выкупить дом умершего ростовщика, немало добавил, чтобы мрачный двухэтажный особняк превратить в светлое и уютное логово, зато теперь с раннего утра мог видеть в окно на потешном дворе забавы дюжих молодцов. Да и зря торчать в воеводских палатах не приходилось, всякий допущенный к докладу мог произвести его прямо в доме Квена. К счастью, последнюю неделю не приходилось топтать мрамор и во дворце иши. На следующий день после явления Тамаша и двух позорных смертей – постельничего и урая Хилана – иша покинул столицу. Отправился на большом корабле вместе с заплаканной Аси, всей свитой и изрядной частью дворни в Хурнай. Назначил блюстителем Хилана Мелита, и правильно назначил, не было у Кастаса сыновей, а среди дочерей старшая – Тупи, жена Мелита. Ей и продолжать род хиланских ураев, тем более что муж ее – подлинный арува, из знатных, да и сыновей она уже нарожала ему троих и еще родит. Кому как не Мелиту блюсти Хилан до достижения его старшим сыном возраста двадцати пяти лет? Сколько ему сейчас? Десять? Или чуть больше? Взрослым теканец считается с семнадцати лет, но никто не может стать ураем раньше двадцати пяти. И это правильно: быть правителем, даже правителем одного из кланов, непросто. Тут одной родовитостью не обойдешься. Хотя… Квен хмыкнул от пришедшей ему в голову мысли. А ведь лучшим ураем Хилана была бы сама Тупи. Вот уж не женщина, а камень. Твердый камень, прекрасный камень. И на лицо пригожа, а уж взгляд – куда там даже нынешнему ише. Это не мягкая Аси – средняя дочь Кастаса. И не ветреная красавица Этри, его младшая дочь. Кстати, вот уж намучается с младшенькой третий из сыновей давно уже умершего урая Хурная – Кинун. Впрочем, и Кинун был под стать Этри. Такой же вспыльчивый и суетливый. Или быстрый? Как же так срослось-то? Ведь три дочери Кастаса нашли себе опору в трех сыновьях самого знатного семейства клана Кессар, и все трое вроде бы счастливы. А ты, Квен?

Воевода закрыл на мгновение глаза и подумал о том, что не все случается так, как того хочется. Может быть, уже давняя смерть прошлого иши, смерть воеводы, смерть смотрителя были более милосердной карой за уничтожение Харкиса, чем та, что постигла тогдашнего главу ловчих? Знали бы молодые гвардейцы, которые прозвали воеводу за его упрямство «хиланским псом», что железная хватка их командира с изнанки отмечена мужским бессилием. Когда он это осознал сам? Через месяц после Харкиса, когда уже был пожалован новым ишей в воеводы, закончил хлопоты с войском, задумал жениться, но, прежде чем идти с поклоном к будущему тестю, нанял простолюдинку для утехи? Ведь могла бы сейчас та же Аси, не будь она бесплодна, или, скорее, Этри рожать детей Квену. Хорошо, что он не пошел тогда сразу к Кастасу. Отдал бы толстяк дочь за молодого воеводу, но что потом? Три сестры – как шесть ушей и три языка на одной голове: что известно одной, тут же стало бы известно прочим. И как тогда жить с позором? Когда же случилась с ним эта пакость? Уж не простолюдинка ли навела порчу? Надо было допросить ее, прежде чем ломать шею, чтобы избежать огласки. Когда же?

Нет, раньше. Еще в Харкисе Квен почувствовал, что быть беде, когда одна из старух, которым он резал уши, не потрудившись предварительно умертвить их, прокляла его. Да, колдовство в Текане запрещено, но запретом проклятия не снимешь. Чего он только не делал, даже полгода жил в Парнсе, полагаясь на мудрость тамошних старцев, ничего не помогло. А теперь уж и думать об этом перестал. Нет, не отказался вовсе от надежды стать мужем и отцом, но уже понимал, что с каждым годом надежды остается все меньше. А ведь и по сей день смотрители всего Текана, если Пустота позволяла им отыскать ведунью или колдуна, каждого из них тянули под очи славного воеводы. Только пользы от тех колдунов так и не случилось. Хотя старались, пыхтели, поверив, что спасет их Квен от страшной казни.

А может быть, он не тем занят? Может быть, его слабость – это не следствие проклятия, а наказание Пустоты? Может быть, давно уже следовало искать этого Кира Харти? Старым стал, старым и глупым. Давно надо было задуматься о странных смертях ловчих из одного и того же отряда. Или положился на то, что ловчими теперь командует Далугаеш? Что же теперь делать? Иша уехал, оставил надзорным над Квеном сладкого, но въедливого Мелита с его каменной женушкой, с его прекрасной женушкой, да повелел раз в неделю отправлять к нему гонца со свежими новостями. Понимал, конечно, что, если будет результат, Квен не преминет воспользоваться зеркальными вышками. Но пока что дозоры сторожевых вышек маялись от безделья. Между тем первая неделя поисков уже прошла. Чем мог порадовать Квен правителя?

Квен вздохнул, откинулся к стене, пригубил из кубка отличного, пятилетней выдержки, акского вина. Так что же сообщать ише?

Только что в коридоре затихли шаги посыльного от Данкуя. Утром был посланец от Далугаеша. Что из сообщенного ими следовало передать правителю Текана? То, что последний из клана Зрячих вот-вот будет схвачен? А через неделю сообщать то же самое? Что вот-вот будет схвачен?

Квен поднялся и подошел к окну. Молодые ловчие поднимали мешки с песком. Поднимали, перебрасывали с плеча на плечо, бросали и снова тянули вверх. Каждый мешок весил столько же, сколько весил крепкий зрелый мужчина. Когда-то и сам Квен упражнялся с такими же мешками. Через год-другой, когда мешок начинает казаться легким, воин вдруг понимает, что таким же легким будет и его противник. Легкость – это очень важно. Ловчий должен быть лучшим с оружием, но и без оружия он не должен никому давать спуску. Вот и Квен всю жизнь никому не давал спуску. Так что же ему делать теперь?

Данкуй занимался поисками отца Кира Харти. Похоже, что и убийство десятерых ловчих он тоже взял на себя. Конечно, старый хитрец совал свой нос во все дела, но никогда не распространялся о брошенных семенах, предпочитал хвастаться спелыми плодами. А вот о поисках отца последнего из Зрячих докладывал за неделю уже второй раз. Посыльные тайной службы, верно, как раз теперь усердно листали старые книги постоялых дворов, разыскивали купцов, когда-то торговавших в Харкисе, расспрашивали ловчих и гвардейцев, обагривших оружие кровью на его развалинах, оживляли старые слухи. Но никакого результата вся эта суета пока не приносила. Сам же Данкуй объезжал ближние города, встречался с престарелыми матронами знатных семейств. Если уж кому и было что известно о неведомом ухаре, сумевшем семнадцать лет назад окрутить дочку урая Харкиса, которая, по слухам, была первой красавицей Текана, так это им. Но даже им вроде бы ничего известно не было. Три дня назад была получена депеша через сторожевые башни: «Не из Намеши». Сегодня такая же: «Не из Гиены». Кроме всего прочего, посыльный Данкуя доложил, что дочь урая Харкиса ничем не напоминала обычных дочек арува, вела себя как молодой парень-повеса и уж точно в том же Хилане бывала не один раз и останавливалась в разных домах знатных арува.

«А с чего Данкуй взял, что отцом этого Кира Харти непременно должен быть кто-то из арува? – неожиданно подумал Квен. – Если эта непоседа так себя вела, да еще и весь клан Сакува славился тем, что не делил своих братьев по богатству и знатности, так почему бы отцом Кира не мог оказаться какой-нибудь безродный теканец? Или, того гляди, вовсе какой-нибудь дикарь? А если приглядеться к сыну? Не поможет ли это отыскать его папеньку? Отыщешь папеньку, отыщешь и сына. Каким он был, Кир Харти?»

Квен прищурился, вспомнил тот день. Страшным он был, другой вопрос, что последующие дни были еще страшнее. Прежде чем штурмовать дом урая Харкиса, Квен приготовил отряд гвардейцев с заряженными ружьями. В схватках на улицах можно было уже обойтись и без них. Хватало клинков и секир. Тем более что все-таки луков в простых домах оказалось не так много. Но пробиться к дочери урая без ружей было бы сложно. И все-таки удалось. Квен и не думал, что ружья потребуются ему для другого. Они освобождали комнату за комнатой. Каждый Сакува, погибая, уносил за собой в царство Пустоты одного, а то и двух гвардейцев. Потом кто-то закричал, что девка с последними стражниками и ребенком уходит. У Квена оставалось два десятка воинов. Все они уже начали побаиваться неистовых Сакува, разве только Далугаеш носился с обнаженным клинком словно завороженный, никто не мог нанести ему ни царапины. Он и нашел потайную дверь, вышиб ее и первым напал на спускающихся по лестнице Зрячих. Первым же выпадом ранил девку, и тут ее ребенок, шестилетний мальчишка, бросился с кинжалом на долговязого ловчего, который уже тогда считался одним из лучших мечников Текана. Далугаеш легко отразил выпад маленького смельчака и даже попытался лишить мальчишку ушей, но лишь зацепил ему грудь, руку и черканул по голове. Но этого было достаточно. Кровь хлынула по лицу малыша. И тут девка словно остервенела. Она забыла о ране, которая, как показалось Квену, была глубока, и бросилась вперед. Она оттеснила Далугаеша, сразила сразу четверых или пятерых ловчих, за ней стали наседать остальные Сакува. Тут-то Квен и почувствовал дыхание смерти на своем лице. С трудом отразил один выпад сумасшедшей, второй, а потом не выдержал и крикнул ружейным, чтобы стреляли, Пустота с ним, если зацепят в сутолоке кого-нибудь из своих. Выстрелы прогремели почти мгновенно. Все ружья, а их оставалось штук пять, были нацелены на воительницу. Ей разнесло живот в клочья, отбросило ее назад, если бы не шедшие за ней воины, она бы упала. Но дочь урая устояла, обернулась, выкрикнула что-то старшине Сакува и попыталась пойти вперед. Не смогла.

Куда там. Вся кровь из нее вылилась так же, как вылилась бы вода из ведра, выпади у него дно. Она упала тут же. Трое воинов ринулись на ловчих, а старшина подхватил под мышку ребенка и с оставшимися Зрячими ринулся вниз по лестнице.

Когда схватка закончилась, на скользких от крови ступенях остались Квен, Далугаеш, Экв и Ганк. Последние Сакува обратились в бегство, и, как оказалось, один из них все еще не настигнут. Как же он выглядел?

Квен нахмурился. Определенно он был черный как ночь. Черный волосами. А глаза… какие у него были глаза? Показалось, что необычные, и не в том дело, что пылали они яростью. Какими же они были? Нет, вряд ли он вспомнит, все-таки на лестнице царил сумрак. А когда девка была убита, показалось, будто сумрак еще сгустился. Но главное, что малыш был черен. Почему же тогда эта белая шевелюра? Точно ли этот циркач и есть Кир Харти? Или от пережитого в тот день парень поседел?

«Ладно, – стиснул кулаки Квен, – поймаем, тогда и посмотрим. Но Данкую надо будет намекнуть, чтобы не только среди знати выглядывал возможного отца Кира. Что про него известно точно, так это то, что у него должны быть иссиня-черные волосы, конечно, если их черноту не пожрала седина, и в чем-то необычные глаза. В чем? Ладно… Теперь Далугаеш…»

Успехами не мог похвастаться и старшина ловчих, но то, что он делал, рано или поздно должно было принести результат. Деревенька, в которой нашла недолгое пристанище труппа Куранта, была уничтожена. Десяток молодцов, оставленных Далугаешем в живых, разнесли вести по окрестным деревням, что ловчие Текана шутить не собираются. Им нужен мальчишка по прозвищу Белый, которого приютили Арнуми и Нигнас. Им нужна вся труппа Куранта. И им нужны те же Арнуми и Нигнас. Понятно, что известия о награде были распространены столь же широко. Конечно, Квен не сомневался, что иша и в самом деле выплатит эту огромную сумму, весть о которой он повелел разнести по всем городам и деревням, но был уверен, что в итоге она попадет в те руки, в которые должна попасть. Дело было за малым – поймать мальчишку. Разыскать живого или мертвого.

Пока это не удавалось. Известным было следующее – в отряде Куранта теперь было уже восемь человек: сам Курант, его жена Самана, приемные дети – Харас, Нега и Луккай, он же Кир Харти, и приблудная девчонка с рыжими волосами, скорее всего, дочь кузнеца Палтанаса, а также Арнуми и Нигнас. Всем восьмерым удалось уйти из деревни до прихода ловчих. К счастью, в деревне нашелся один мерзавец (именно мерзавец, ухмыльнулся про себя Квен), который выследил всю компанию. От него стало известно, что Кир Харти вместе с сыном Арнуми, который присоединился к беглецам уже в Диком лесу, отправился к берегу Хапы – противоположному Хилану. Однако прошла неделя, а он не просто исчез, а словно упал в яму и сам себя присыпал землей. Дорога по северному хребту Дикого леса ловчим была не в диковинку. Далугаеш конечно же отправил следом за Киром отряд лучших воинов и конечно же выставил дозоры на берегу, там, где Кир должен объявиться. Но этого мало. Точно ли отыщутся десятки вольных и даже диких охотников, которые войдут в лес, чтобы поучаствовать в поимке беглеца? А если он перевалит через хребет? Понятно, что теканские сторожевые ладьи присматривают за берегом Дикого леса на сто лиг вниз по течению, но если он просто-напросто сгинет в Диком лесу? Уж на что ушлыми казались дикие охотники, и то мало кто выживал из них на том берегу. Сгинет Кир, и не будет у Квена ни его ушей, ни возможности оправдаться перед ишей. Да и перед ишей ли следовало оправдываться? Разве Пустота не всеведуща? А ну как смерть Кира ужа сама по себе успокоит внешние силы? И все-таки что-то надо делать еще.

Квен отошел от окна, снова опустился на скамью. У воеводы было правило – не успокаиваться, пока не почувствует, что сделал все, что только мог. И даже чуть-чуть больше. Сейчас ему казалось, что он что-то упустил. Значит, так, ловчие идут по следу Кира, или Луккая, но и прочие спутники Куранта не найдены. Значит, надо оповестить по городам и деревням, включая и деревеньки вольных, что иша наградит за голову каждого из них пятью золотыми монетами. Хорошая сумма, но именно такую и следует выплатить. За пять золотых можно купить очень хороший меч или даже крепкий дом в хиланской слободке. А если доставят живыми, то увеличить награду до шести золотых. Куранта многие знают, все-таки десятилетиями он колесил по ярмарочным площадям, укрыться ему в Текане будет непросто, а от него уже можно будет и ниточку к его пасынку протянуть. Это во-первых. Во-вторых, Ганк. То, что Кир убил Эква, да не просто убил, а лишил его ушей, говорило о том, что мальчишка не только спасал дочь кузнеца, но и мстил ловчему. Выходит, он запомнил его? Запомнил тогда на лестнице? Значит, запомнил и Далугаеша, и Квена. Как сказал Эпп? Мог взять на меч и самого Далугаеша?

Квен хмыкнул, но руки поднял и с некоторым раздражением потер собственные уши. Да уж, это было бы весело, очень весело. Так пусть сначала повеселится Ганк. Именно Ганка нужно сделать старшиной глашатаев, которые будут объявлять волю иши по городам и деревням Текана. И начать нужно с прибрежной полосы. От Хилана до Зены. После уже разослать глашатаев в Ламен, Хурнай, Ак, Кету, даже Туварсу, а самому Ганку вернуться в Хилан. И в каждом городе, в каждой деревеньке красоваться на главной площади. Похоже, надо будет вручить ему дарственный меч с тесьмой правителя, чтобы болван-ловчий еще выше задирал нос. Вряд ли Кир, если выберется из леса, снова бросится разрисовывать чужие щиты, но если он увидит Ганка, то уже не сможет себя сдержать. Волк, попробовавший крови, никогда не забывает ее вкус. А вслед за Ганком надо будет послать пяточек теней. Лучших теней. Сегодня же истребовать их у Данкуя. Понятно, что никому и никогда старшина тайной службы не сдаст своих верных слуг, но так Квену и не нужны их лица. И возможная слава Данкуя ему не нужна, лишь бы уберечь Текан от Пагубы. Сейчас же отправить сообщение в Гиену, чтобы разыскали Данкуя, догнали его и передали повеление, просьбу воеводы – Ганк отправляется вдоль берега Хапы, судьба Эква вместе с ним, не хватает только пяти теней, которые помогли бы нам всем укрыться от блистательного. Данкуй не глуп, далеко не глуп, все поймет. Что еще?

Квен поднялся, снова посмотрел в окно. Ловчие уже звенели мечами. Это все? Нет же. Где-то через неделю-полторы прибудут посланники клана Смерти. С этими проще. Назвать имена, рассказать все, что известно, определить главное и ждать. Эти знают свою работу, ими управлять не придется. Но хотелось бы справиться без них. Каждый день как проигранная битва. Что же еще? Что же еще?

На лестнице прозвенел колокольчик. Звон мог означать только одно: в гости к воеводе пожаловал кто-то, представлять кого его слуга не осмелился. Кто-то из тех, кто имеет право войти туда, куда хочет и когда хочет. Сам иша? Мелит? Иша далеко, Мелит слишком щепетилен для внезапных визитов, прислал бы вестника сам. Значит, смотритель. Интересно, сам по себе или опять с этой ужасной «начинкой», которая заставила умереть от ужаса безобидного постельничего Ирхая и старого Кастаса?

– Досточтимому воителю доброго здравия, – прихохатывая, перешагнул через порог толстяк Тепу. – Заботы о благоденствии Текана морщинят лоб воеводы?

Квен относился к толстяку равнодушно. Конечно, он, как и прочие, не испытывал умиления от его хохотливого говорка, от вечно влажной и красной лысины, от обвисших щек и толстого живота, которого не мог скрыть даже черный балахон, от бронзового диска смотрителя с двенадцатью отметинами Храма Пустоты на груди, о который тот, судя по всему, вытирал сальные пальцы, от вечного запаха перекисшего пота, но Квену ли было досадовать на маленького человека с большой властью, если его эта власть не цепляла никаким образом? Наоборот, именно вечный страх луззи – да и не только луззи – перед ушлыми храмовниками позволял держать в узде чернь.

– Мои заботы тебе известны, – ответил Квен.

– Как же, как же, – закивал Тепу, высморкался в рукав и примостился на узкой скамье для просителей. – Знаю и сам забочусь о том же.

– Ты сейчас один или со спутником? – поинтересовался Квен.

– Ты о… – Тепу вздрогнул, изогнулся, насколько позволял ему живот, и прошептал: – Ты о Тамаше? Сейчас один. Не уверен, что он, а точнее, Пустота его глазами не следит за каждым моим шагом, но тяжести я не чувствую, значит, сейчас его здесь нет. Когда он приходит, у меня словно брюхо наполняется дробью для ружей правителя Текана.

– Кто он? – спросил Квен. – Правитель Пустоты?

– Что ты! – замахал ручками Тепу. – У Пустоты нет правителя. Пустота всеобъемлюща и вездесуща. Она сама правит собой и нами. Но ей требуются слуги. Я думаю, что Тамаш – это один из ее слуг. Может быть, главный над ними. Или один из главных. Что удивительного в том, что она послала его к нам? А разве иша, когда становится правителем Текана и клянется следовать законам Пустоты, сам себя не называет ее слугой?

– Я не иша, – вздохнул Квен. – И уж точно ничем не могу тебя порадовать. Кир Харти пока не найден. Ловчие идут по его следу, но он пока не найден.

– Знаю, – закивал Тепу. – Нет у меня никаких известий об этом последнем из клана Зрячих, но я бы по твоему лицу, досточтимый воитель, догадался бы, что этот Сакува отловлен.

– А если он погибнет? – сузил взгляд Квен. – Если последний из Сакува погибнет где-нибудь на дороге? Если его загрызет дикий зверь? Или ему перережут горло в каком-нибудь трактире? Тогда Пустота узнает об этом? Узнает ли она о том, о чем не узнаем даже мы сами?

– Понятно-понятно, – залопотал Тепу. – Сложный вопрос, очень сложный вопрос. Ты ведь спрашиваешь о Пагубе, так? Мол, кто-то придавит этого гаденыша где-то под кустом, прикопает его, мы о том не узнаем и не сможем отнести на хранение в Храм Пустоты нужную пару ушей. И что же получится? На Салпу накатит Пагуба, а причины-то для нее и нет! Не так ли?