Электронная библиотека » Сергей Мамонтов » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Походы и кони"


  • Текст добавлен: 26 апреля 2018, 18:00


Автор книги: Сергей Мамонтов


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Кормежка

Я регулярно поил и кормил Ваньку. Вечером это было трудно. После похода и боя мы падали от усталости. Ставили лошадей на конюшню, давали сена и сами тотчас же засыпали. Когда хозяйка, готовившая нам еду, объявляла, что готово, никто не хотел есть, а продолжали спать, попросив хозяина напоить и накормить лошадей. Ели утром.

Для сна мы не раздевались, иногда снимали сапоги. Спали и слушали. Если раздавались выстрелы, то вставали как автоматы и просыпались в конюшне, седлая лошадей. Промедление могло стоить жизни.

Вечером я всегда боролся со сном и в конце концов вставал и шел в конюшню. Во-первых, я полюбил Ваньку. Во-вторых, я не доверял крестьянину, может быть, красному. В-третьих, от хорошего состояния Ваньки зависела моя безопасность. Ведь завтра возможно бегство («драп», по-нашему), и я не хотел, чтобы Ванька сдал. Не могу вспомнить ни одного случая, когда бы я не накормил Ваньку, конечно, если была возможность кормить. Иногда простаивали ночь в поле, не евши и не кормя лошадей. Всякое бывало. Тогда разнуздывали и отпускали подпруги. Я расседлывал и протирал спину лошади, другие этого не делали. Ложился на землю спать, держа в руках повод, и каждые полчаса менял место. Летом – чтобы конь мог пастись, зимой – чтобы не замерзнуть.

Итак, победив сон, я шел в конюшню. С помощью каганца (черепок с деревянным маслом и тряпкой, скрученной в фитиль и зажженной, дающей очень мало света) достаешь воду из колодца, много воды. Если колодец глубокий, то это не шуточная работа. Ни спичек, ни свечей, ни керосина во время революции не было. Никто не работал, все только воевали.

Я давал Ваньке воды вволю, конечно, поил Рыцаря, коня брата. А другие лошади? Они смотрели на меня с доверием и вздыхали. Я их всех знал и держал как коновод. Я ругался, но поил всех. Офицеры это заметили и решили, что могут спать спокойно – Мамонтов напоит лошадей. Мало-помалу это вошло в обычай. Мне это не было неприятно. Установилось доверие между лошадьми и мной, и как коновод я мог держать больше лошадей, чем другие. Лошади больше не старались вырваться. Мне даже сдается, что мне никогда не приходилось держать трех лошадей, предписанных по уставу, а всегда больше. А раз я смог увести от красных 12 лошадей, да еще при стрельбе и панике.

Так как я никогда не распускал лошадей и подавал их вовремя, то каждый офицер хотел, чтобы я держал его лошадь. Но бойкот вмешался даже в дело коновода.

Как-то я напоил всех лошадей, не подумав, что капитан Барский приехал позднее. Лошади это не повредило бы, она уже с час стояла в конюшне. Но Барский воспользовался случаем, чтобы разыграть неприятную сцену.

– Если вы не знаете, что горячую лошадь поить нельзя, то лучше бы вам служить в пехоте. Я вас не просил поить мою лошадь, – демонстративно он поседлал свою лошадь и проскакал на ней.

Формально он был прав, но перебарщивал. Я объявил во всеуслышанье, что больше до чужих лошадей не дотронусь, – поите, мол, сами. На самом же деле я их поил по-прежнему кроме коня Барского, которого я отказывался держать как коновод.

– Не могу взять вашего коня, у меня уже большее число, чем предписано по уставу. – И тут же брал коня другого офицера.

Думаю, что Барский жалел о своей выходке, потому что наш бойкот вскоре кончился и настала моя очередь бойкотировать Барского.

Бедный был убит во время десанта на Кубань в августе 1920 года.

Ставрополь

Мы выступили очень рано из Марьевской и шли лесом часа полтора. Батарею вызвали вперед. Мы вынырнули из оврага. Лес обрывался и перед нами было большое поле, а за ним начинался город Ставрополь. Все поле было покрыто кавалерией, совсем близко от нас. Развевалось несколько красных знамен. Это были красные.

Батарея тут же, на краю оврага, снялась с передков и ахнула по кавалерии картечью. Неожиданность была полная. Красные знамена исчезли, кавалерия смешалась и побежала. Наши полки выскочили из леса и атаковали бегущих. Стрелять больше было нельзя, чтоб не задеть наших. Батарея взялась впередки и рысью пошла за полками. На спинах бегущих мы вошли в город.

Удар во фланг удался блестяще. У красных началась паника, и этим мы облегчили задачу нашей пехоте, наступавшей с другой стороны.

Первым зданием города был женский монастырь. Когда мы проходили мимо него, из ворот выскочила монашка, бегом догнала нашу санитарную двуколку, впрыгнула в нее на ходу. Это был переодетый офицер. В предыдущем бою он был ранен и скрылся в монастыре. Монашки его не выдали. Теперь он плакал и смеялся, что опять попал к своим.

С налета казаки прошли до центра города, но в городе конница плохо применима. Красные пришли в себя, оправились и нас из города вытеснили. У красных в Ставрополе были очень крупные силы.

Наша батарея поднималась по узкой крутой улице, когда мы встретили отходящих казаков. Чтобы повернуть батарею, пришлось отцеплять орудия, поворачивать запряжки и снова прицеплять орудия. Чтобы избежать паники, мы шли пешком, а коноводы вели лошадей.

Один красный стрелок взобрался на высокую колокольню и оттуда пускал нам пулю за пулей. Но он волновался и мазал. Вдруг я услыхал, как пуля во что-то ударила. Шедший впереди меня поручик Виноградов обернулся.

– Я ранен, посмотрите, куда, где-то на спине.

Я осмотрел спину, но крови нигде не заметил. На срезе карабина, который был за спиной у Виноградова, я увидел след пули.

– Меня как палкой по спине ударило.

Несколько дней спина Виноградова болела, но все же карабин спас его.

Мы вернулись к монастырю и провели ночь на площади перед ним. Орудия по очереди стреляли всю ночь по городу, каждые четверть часа. Это действует на нервы. Причем лучше разбрасывать снаряды без всякой системы. Так никто не знает, куда упадет следующая граната.

* * *

Я пошел в монастырь и постучался. Монашенки отказались открыть. Но я уже знал, что говорить.

– Вы отказываете просящему погреться, разве это по-христиански?

Я подождал, но ответа не было. Я ушел и устроился в башне, над воротами. Лег на пол. Пошел первый снег в этом году, но я был закрыт крышей над башней. Вдруг появилась монахиня.

– Это вы стучались к нам?

– Да.

– Так пожалуйте. Приведите ваших друзей. Мы вас ждем.

Я был удивлен. Особенно тем, что она меня нашла среди стольких. Я пригласил брата, Мея, Виноградова, Мукалова и еще кого-то пить чай. Они вытаращили глаза и думали, что я шучу, но пошли за мной. Стол был накрыт, шипел самовар, сидел священник, монашки прислуживали.

Ах, как приятно было напиться чаю в теплом и сухом помещении. Мы сердечно поблагодарили и разошлись. Я лег в своей башне, подложив под голову котелок. Даже выстрелы нашей батареи мне не мешали. Я крепко заснул, и мне чудилось, что сплю я в своей кровати в Москве. Утром был даже удивлен – где я?

В обход

На следующий день решили охватить город еще больше. Послали наше орудие (4-е) с двумя сотнями казаков влево. Плоскогорье было перерезано тремя глубокими балками-оврагами. Наша лава пошла ходко, не встречая сопротивления. Сотни переходили овраги поперек, а орудие должно было следовать по дороге, которая шла зигзагами. Поэтому мы отстали. Когда мы выбрались на гребень третьего оврага, то встретили нашу отходящую лаву под сильным огнем красных. Мы повернулись и пошли крупной рысью, а иногда галопом. Казаки были уже на другом краю балки, а мы еще внизу, когда на гребне появилась красная пехота и стала палить по нам. Так было в каждой балке. Пехота бежала, надеясь отрезать нам путь отступления, а мы скакали, что есть мочи. Наконец мы выбрались на ровное место и крупной рысью смогли оторваться от преследования.

Мы шли мимо крайних домов города и заметили слишком поздно казака, который делал нам знаки нагайкой. В этом месте улица выходила в поле. Как только орудие стало пересекать продолжение улицы, там где-то заработал пулемет. Орудие перешло на галоп и благополучно достигло закрытого пространства, за домами на той стороне.

Все же пулеметная лента прошла как раз через орудие. В переднем выносе легко ранен ездовой в плечо и прострелено ухо его лошади. В корне тоже легко ранена лошадь. Но больше всего повезло брату. У Рыцаря было три царапины, одна на гриве и две на крупе и полушубок брата был прострелен. У меня сердце екнуло: дрогни немного рука наводчика и… У нас с Ванькой ничего не было.

* * *

Наша дивизия была вынуждена выйти из города. Красные думали, что мы отступаем и погналась за нами. Но просто Врангель вывел конницу из узких улиц в поле. Тут мы должным образом встретили красных и загнали их опять в город. Результат нашего флангового удара сказался. Наша пехота нажала с другой стороны, и красные уходили из Ставрополя.


Последняя граната заклинилась в нашем орудии и, несмотря на все наши усилия, извлечь нам ее не удалось.

В это время раздался радостный крик:

– Квартирьеров в Ставрополь!

Радостная дивизия пошла в город, а наше орудие получило приказание под начальством поручика Виноградова и с несколькими номерами (в том числе и я) идти в наш обоз за 25 верст. Там техник инструментами вытащит гранату. Мы были неприятно поражены этим приказанием. Тем более что наступил вечер, дороги в этот хутор мы не знали и проводника взять было негде. Решили идти по карте.

Все радостные пошли в город, а мы, угрюмые, пошли в другом направлении.

Странная ночь

Наступила ночь, было ветрено и холодно. Мы пошли рысью по громадному полю. Иногда ветер рвал облака и луна освещала белые раздетые трупы. Они были всюду. Лошади их пугались и шарахались. Сознаюсь, и мне это зрелище было неприятно. Наконец мы спустились в лес. Ветер стих, но пошел дождь. Я закутал голову мешком. Тьма в лесу была кромешная. Вдруг мы увидали направо огонь. Орудие остановилось, и Виноградов послал меня посмотреть и расспросить о дороге. Я углубился в лес. Может, это разбежавшиеся красные развели костер? Я достал карабин из-за плеча и взвел предохранитель. Небольшая полянка, и за орешником на холмике пылал костер. Я послал Ваньку и выехал наверх. Я был в недоумении – горел ярким пламенем пень. Никого кругом. Они заслышали мое приближение и спрятались.

Я внимательно осмотрел траву вокруг пня. Трава измята, даже капли висели на ней.

В это время Ванька фыркнул, и грива его встала дыбом. Я почувствовал, как первобытный страх охватил его и от него передался мне. Ванька повернулся на задних ногах и поскакал к орудию. Я же его не удерживал, а пригнулся, чтобы избежать веток. Когда я услыхал голоса наших, то сразу пришел в себя и перевел Ваньку на рысь.

– Что там?

– Пень горит и никого нет.

– Вы так скакали, что мы подумали, что вас преследуют.

– Хм…

До сих пор не могу понять, как это пень один без людей горел под дождем? Это не был фосфорический свет гнилого дерева, а яркий огонь.

Еще непонятно, как я мог скакать по лесу и не зацепиться. Лес там крючковатый. Там и днем-то не проскачешь.

Холера

Поздно ночью мы все же нашли хутор и наш обоз. Пол дома был сплошь покрыт спящими солдатами: портные, сапожники, шорники и кучера, не было свободного места. Но под окном широкая лавка была почему-то свободна. Какое везенье! Шагая через спящих, я положил седло в головы, накрылся шинелью и тотчас же заснул. Как раз подо мной лежал больной, который стонал и мешал спать. Помню сквозь сон, что хозяин давал ему пить. А я, к стыду своему, посылал его мысленно к черту.

Когда я проснулся, было утро, солдат уже не было, кроме больного, который спал. Наши офицеры собирались пить чай за столом в другом углу хаты. Я полез в сумы за сахаром и неловко зацепил спящего. Он не шелохнулся. Я посмотрел на него внимательно – он был мертв. Конечно, чаепитие расстроилось. Позвали доктора. Он указал на седло и мою шинель.

– Кто здесь спал?

– Я.

– Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, хорошо.

– Покажите язык… Не приближайтесь ко мне. Нет у вас слабости и кровавого поноса?

– Доктор, объяснитесь, в чем дело?

– Он умер от холеры, а вы провели ночь рядом с ним.

Наступило неловкое молчание. А через четверть часа у меня появилась слабость и кровавый понос. Слабость увеличивалась. Доктор потребовал, чтобы я остался в обозе.

– Ни за что на свете. Если я действительно болен, то нужно лечиться в городе. Там мой брат.

Все стали меня уговаривать остаться, и я понял, что они боятся заразы и могут силой запереть меня в амбар, чтобы от меня отделаться. Я решил не спорить.

– Хорошо, я останусь. Отведу Ваньку в обоз.

Это решение всех успокоило, и меня оставили в покое. Я так ослаб, что не мог поднять седло, чтобы поседлать Ваньку. Пришлось вцепиться в Ванькину шерсть и, перебирая ее, поднимать седло. Я был близок к обмороку, холодный пот струился по всему телу. Я повел Ваньку не направо в обоз, а налево к Ставрополю. Сесть в седло я уже не мог, мне пришлось, как в детстве, влезть раньше на забор и оттуда в седло. Ванька понимал, что что-то не так, он стоял смирно. Я шагом пошел к городу.

Вскоре наше починенное орудие меня догнало.

– Как ты? Почему ты не остался в обозе?

– Пошли к черту с вашим обозом. Это самый верный способ сдохнуть. Не бойтесь. Я поеду сзади и вас не заражу.

Пока ехали шагом, – было сносно. Но вот орудие пошло рысью, и я с отчаянием почувствовал, что сейчас свалюсь. Сил не было. Я вцепился в Ванькину гриву и не свалился.

Выглянуло солнце, птички защебетали, ездовые запели хором, мы увидели золотые купола Ставрополя, и я как-то отвлекся от своей болезни.

В городе нас встретили овацией, барышни нам улыбались и бросали цветы, толпа нас приветствовала. Одна дама бросилась и поцеловала мой грязный сапог. Виноградов повернулся ко мне.

– Мамонтов, подравняйтесь.

Я занял место в ряду. Мы приосанились.

Только прибыв на квартиру и расседлывая Ваньку, я вдруг вспомнил холеру. Сразу же я почувствовал слабость, но уже не так, как прежде.

Я открыл дверь дома. Посреди комнаты был накрыт стол белой скатертью, стояли всякие яства и бутылки. Наши офицеры окружали интересную брюнетку в цыганской шали, с ногами сидящую на диване. Она перебирала струны гитары и грудным голосом пела:

 
Для тебя одной я живу еще,
Для тебя одной льется песнь моя.
Моя деточка, моя милая,
Моя ласточка перелетная…
 

По всей видимости, здесь не скучали.

Держась за косяк двери, я слабым голосом сказал:

– Федя, я очень болен.

Дружный взрыв хохота приветствовал мои слова.

Капитан Мукалов вскочил и налил мне полный стакан водки.

– Вот лучшее лекарство.

– Что же, – подумал я, – водка должна продезинфицировать кишки.

Я залпом выпил и приятная теплота разлилась по всему телу. А когда певунья сказала: «Идите сюда, я вас вылечу», – я забыл все и свою холеру.

Много поздней я познакомился с теорией Куэ (самовнушение). Я понял, что сделался жертвой самовнушения от глупых слов доктора. Конечно, доктор сам не знал, от чего солдат умер. Хата была полна народу, все спали с ним рядом, и хозяин поил его, а доктор придрался только ко мне. Но я глубоко уверен, если бы я тогда остался в обозе, я бы умер от самой настоящей холеры.

* * *

В Ставрополе брат попал на квартиру к москвичу. В семье было две дочери, и обе были в него, по-моему, влюблены. Должен отметить шарм брата. Его как-то очень быстро принимали в семью и на квартирах и в батарее. Высшие офицеры с ним дружили. Несмотря на то, что он был пехотным офицером, его не только не отправили в пулеметную команду, куда направляли всех пехотных офицеров, но не назначили коноводом, как меня, артиллериста. Вскоре перевели в разведчики – аристократию батареи и потом назначили начальником орудия, хотя было много артиллеристов, добивавшихся этого места. Я следовал за ним в его успехах. Причем брат никогда ничего не делал, чтобы достичь чего-то. Не просил, не интриговал, не завидовал. Вероятно, это-то всем и нравилось.

Совет

– …Мамонтовы… Мамонтовы? Москвичи… Не родственники ли вы Константину Васильевичу Рукавишникову? А, это ваш дед, со стороны матери. Вот странная встреча москвичей, где-то в Ставрополе, на Северном Кавказе. Я хорошо знал вашего деда, очаровательный человек.

Вот, я вас послушал, молодые люди. Вы верите в победу и успех, как и полагается в вашем возрасте… Да, да, знаю. Все идет прекрасно, и вы наступаете. Но не забудьте, когда играют в карты или ведут войну, то никогда не известно, как это кончится. Обыкновенно все идет хорошо, а потом случается непредвиденное… Не забудьте, что коммунизм еще очень в моде и повсюду. Конечно, это сплошная утопия, и он основан на невежестве и глупости масс. Но именно из-за этого он должен иметь успех, потому что базируется на людской глупости, которая является самой большой силой в мире.

Помощь союзников?… Хм… Не особенно на нее рассчитывайте. Союзники хотят слабую Россию, чтобы попользоваться. Конечно, потом они будут жалеть, что не помогли вовремя. Потому что они ошибаются, если думают, что большевики будут слабым и покорным им правительством. Это самая жуткая диктатура. Советы? Ха, ха. Декорация для дураков. Один диктатор сосредоточил всю власть в своих руках и делает, что хочет, и никто пискнуть не смеет.

Лучше бы вы постарались привлечь на вашу сторону крестьянина. Реформами и пропагандой это возможно сделать. Дайте ему землю. Крестьянин консервативен, и коллективизация ему не подойдет. Он хочет свою землю.

Нет, я вовсе не собираюсь критиковать ваше дело, раз оно и мое дело. И я не намерен охлаждать вашего энтузиазма, что было бы жаль. Нет, я хочу дать вам практический совет, в память вашего деда. Другим бы я ничего не сказал, вам я обязан.

Вы все думаете, что вы будете делать после победы. Не ломайте себе голов. Все пойдет само собой, без вашего участия. Москва, Триумфальная арка, фанфары, все преимущества старой гвардии (которая, между нами, становится вскоре невыносимой)… Но вот… У всякой вещи две стороны. Думали ли вы, что вы будете делать, если войну проиграете? Конечно, нет. Но лучше предвидеть оба случая.

Вот мой совет: эмигрируйте. Не верьте никаким амнистиям. Это хитрость, чтобы вас поймать. И эмигрируйте возможно дальше – в Австралию, в Новую Зеландию. Там народу мало, а земли много. Революции не будет. В Европе же и Америке вы никогда не будете уверены, что коммунизм за вами не последует. Они слишком перенаселены.

Вот, это все, что я хотел вам сказать. Если, чего не дай бог, вы войну проиграете, вспомните мои слова… А главное, постарайтесь, чтобы вас не убили. Известная осторожность лучше чем безумная храбрость.

Дубровка

Из Ставрополя красные отступили к северу и укрепились в селе Михайловка. После нескольких дней отдыха в городе наша дивизия пошла на север. Было несколько боев, но мы не смогли взять Михайловки. Тогда переменили тактику. Дивизия выступила ночью и пошла влево, не встречая противника. Рассвело, и вдруг сзади прилетели несколько шрапнелей и лопнули над нашей колонной.

– Наши артиллеристы спятили – стреляют по своим.

– Нет, это не наши, а красные стреляют.

– Как красные? Сзади?

– Мы находимся в их тылу. Ночью мы миновали фронт.

– В тылу? Хм… а если… неудача, что мы тогда будем делать?

Мы впервые шли в тыл красных и робели. Но вскоре убедились, что страх красных гораздо больше нашего.

Мы стояли на бугре, внизу деревня Дубровка, очевидно, база красных. При первом же выстреле там произошла невероятная паника. Неожиданность нашего появления была полная. Сотни подвод неслись в разные стороны из деревни, по дорогам и без дорог, сталкивались, опрокидывались. На мосту случился затор. Впоследствии мы часто ходили по красным тылам, и у нас создался опыт использовать первую неожиданность и панику. А в Дубровке мы потеряли много времени в нерешительности. Все же это была легкая победа. Несколько снарядов, пущенных в деревню, довершили панику. Мы захватили большую добычу, пленных, а главное, посеяли панику во всей округе. Появилась с севера красная пехота, но после нескольких шрапнелей пустилась бежать.

Возвращаясь, мы зашли в тыл Михайловке, и на этот раз с легкостью ее заняли. Все же мы были рады наладить контакт со своей пехотой, которая нас встретила как героев (довольно робких героев!).

Думаю, что у нас потерь не было, или очень мало.

* * *

Генерал Врангель получил командование над нашим конным корпусом. В него вошла наша дивизия и дивизия полковника Улагая.

Не знаю из-за какой протекции Врангель затребовал брата и меня для службы в штабе корпуса. Но мы уже сжились с батареей, с людьми и лошадьми и не хотели с ней расставаться. Мы отказались. Это понравилось командиру батареи и нашим товарищам, и бойкот прекратился. Нас окончательно приняли в батарейную семью. Нас перевели в разведчики батареи.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации