Текст книги "Возмездие"

– Добрый день, – степенно поздоровался он. – Как дела, Игнат? Получается?

– УБОП занимается, – ответил Корчак. – Мрази, которые на тебя наехали, из группировки Вальтера. Думаю, недолго он будет на свободе гулять.

– Рад слышать, – сказал Игорь Петрович. – А то бизнес уже на ладан дышит. Сам знаешь, как колесики крутятся, когда деньги из оборота вынимаешь.

– Потерпи.

– Терплю.

– И с алкоголем поаккуратней, Игорь. Не налегай.

– Никто не налегает. Трезвый образ жизни.

– Слышу я, какой у тебя трезвый образ жизни, – упрекнул Корчак. – Еле языком ворочаешь. Остановись уже. Хватит.

– Не учи ученого, – произнес внезапно разобидевшийся Игорь Петрович. – Тебя бы в мою шкуру.

Говорил он в пустоту. Корчак уже отключился.

– Ну и ладно, – сказал Игорь Петрович, упорно пытаясь сунуть телефон куда-то мимо кармана.

Обдирая тулуп о сучки, он пошарил за поленницей, но ничего не нашел. Бутылка, как ни странно, обнаружилась на верстаке. Пустая. Не веря своим глазам, Игорь Петрович поднес горлышко ко рту. На язык пролилось несколько едких капель – и все.

«Домой, – решил он. – Там есть. Водочка под пельмени хорошо пойдет. Пусть только попробуют запретить, я им…»

Неуклюже ворочаясь в распахнутом тулупе, Игорь Петрович кое-как запер сарай, уронил замок в снег, решил поискать его завтра, при дневном свете, и побрел к главному входу. На крыльце его встретил парень в пятнистом бушлате и маленькой вязаной шапочке, чудом держащейся на макушке.

– Здесь хозяин! – крикнул он. – Нашелся.

– В чем дело? – задиристо спросил Игорь Петрович.

Парень схватил его за шкирку, ударил головой об стену и втолкнул внутрь. Пол в холле был покрыт ошметками грязного снега и лужицами воды. Из-за лестницы выглядывали ноги Вадима, раскинутые носками так, что было видно: жизни в них нет. Игорь Петрович рванулся к двери. Его поймали, набросили ему на шею шарф и стали душить. Тридцать или сорок секунд он сопротивлялся, хрипел и бился в сильных мужских руках, потом обмяк и затих.

– Готов, – определил один из нападавших.

Это были те самые бандиты, которые побывали в доме под Новый год. Но теперь им не было необходимости прятать лица. Семья Карениных никак не могла дать против них показания, поскольку все четверо были к этому моменту мертвы. Их оглушили, а потом поочередно задушили тем самым шарфом, который был теперь затянут на багровой шее хозяина дома.

Из кастрюли на плите плескал и шипел кипяток, весь стол был занят рядками пельменей, обвалянных в муке.

– Может, сварим? – предложил один из бандитов.

– Не, нельзя, – решили двое других. – Давай лучше тайники по-быстрому пошукаем, пока хату не подпалили.

Дельное предложение было принято единогласно. Перекликаясь, бандиты разбрелись по дому в поисках денег и драгоценностей. Они спешили. На операцию был выделен час, и время истекало.

Глава 6. Холода, тревоги…

Крещенские морозы ударили вовремя, как будто кто-то там, на небесах, специально дожидался этой даты, чтобы отжать рубильник на всю катушку. Ртутные столбики термометров разом упали, как по команде опустившись до отметки минус двадцать. В машинах замерзала солярка и барахлила электроника. Бомжи мерли каждую ночь, и по утрам их тела собирали прямо на улицах. Родители рассказывали детям, как в былые времена мороз расписывал узорами окна, и в подтверждение своих слов демонстрировали картинки в Интернете. Современные окна в пластиковом обрамлении не промерзали и ледяными цветами не покрывались. Любители старины вздыхали о славном прошлом, что не мешало им наслаждаться теплом и прозрачными стеклами.

Корчаку нравилось стоять у огромного окна и любоваться заснеженным городом, лежащим у его ног. Дымы стояли в морозном воздухе вертикальными столбами. Когда светило солнце, все искрилось и слепило глаза, а тени становились ярко-синими, и тогда приходилось лишь пожалеть, что ты не стал художником и не в состоянии передать на холсте эту красоту.

В начале одного из таких дней, полюбовавшись панорамой, Корчак достал телефон и позвонил Каренину, чтобы узнать, как у того дела. Однако товарищ, как и вчера, и позавчера тоже, не ответил. Корчак нашел номер Левченко и уже занес палец над значком зеленой трубки, но передумал. Ему не хотелось выглядеть навязчивым, снова и снова тревожа Льва по одному и тому же поводу. Друг пообещал разобраться и уладить. Торопить его или надоедать бесконечными напоминаниями означало бы проявить недоверие к профессионализму и ответственности Левченко. Корчак сам привык исполнять обещанное и полагал, что все мужчины устроены точно таким же образом.

Поколебавшись, он решил, что пора наведаться к Каренину. Вместо того чтобы отправиться на работу, он настроил навигатор и покатил за город в сторону Аленовки. Каренинский особняк, точнее то, что от него осталось, найти удалось сразу. Остановив машину возле обгоревших руин, Корчак попытался убедить себя в том, что на самом деле пожар приключился не у товарища, а у его соседей. Однако интуиция подсказывала прямо противоположный вариант, и она не подвела. Наведавшись в соседний дом, Корчак вскоре убедился в этом.

– Что здесь произошло? – спросил он у женщины средних лет, впустившей его во двор после долгих расспросов по телекому.

Она представилась Лизой Спиваковской и, прежде чем ответить, потребовала у гостя какое-нибудь удостоверение личности, которое могло быть сфотографировано.

– На всякий случай, – пояснила она, возвращая водительские права. – Время неспокойное. Люди всякие бывают.

– Какие люди? – насторожился Корчак. – И что здесь все-таки случилось? Когда и как сгорел дом?

– Недели полторы назад полыхнуло, – ответила Лиза. – Не знаю, что и как. Мы не любопытные.

– Но Каренины ваши соседи…

– Ну и что? Мы почти не общались. Даже здоровались не всегда. Абсолютно чужие нам люди.

Взгляд Лизы Спиваковской повело в сторону. Корчаку это не понравилось. Женщина явно что-то утаивала.

– Сюда приезжали пожарные, полиция, «скорые»… Сирены, переполох, пламя до неба. И вы даже не полюбопытствовали, что происходит?

– Ну, вышли мы, – неохотно призналась Спиваковская. – Со следователем общались, опять же. Насколько я поняла, у Карениных проводка загорелась. Всех четверых и вынесли…

– Так они живы? – обрадовался Корчак.

– В мешках вынесли. В черных. Дело вечером было. Может, выпили и спать легли. Только не проснулись уже. Алкоголь до добра не доводит.

– Это экспертиза установила насчет алкоголя?

– Следователь сказал, что это основная версия, а там кто знает? Вот его и спрашивайте.

– Фамилию подскажете?

– Не помню я фамилии, – сердито отрезала Спиваковская. – Сунул корочку в лицо, вот и все знакомство. Сами справки наводите, если не лень. А нас не беспокойте больше. Каренины нас чуть не сожгли из-за своего пьянства. Ограда уже занялась и деревья на нашем участке. Бог миловал.

Корчак покинул негостеприимный дом, сел в машину и позвонил Левченко.

– Ты знал, что Карениных сожгли? – спросил он в лоб.

– Не телефонный разговор, – был ответ. – Приезжай, потолкуем.

У дежурного в здании управления уже имелся выписанный на Корчака пропуск. Он поднялся на второй этаж и, войдя в приемную, отметил про себя наличие новой секретарши – курносой девушки в очках, которые выглядели так, словно она нацепила их для блезира.

Левченко встал, чтобы поздороваться, и усадил Корчака в кресло, а сам опустился в точно такое же, так что их разделял лишь небольшой журнальный столик с вымпелами и сувенирным гербом на подставке.

– Паникуешь? – строго спросил он.

– Почему ты меня не известил? – ответил вопросом на вопрос Корчак.

– Потому что не положено, – отрезал Левченко.

– Что это значит?

– Это значит, что семья Карениных взята под особый контроль прокуратуры и спецслужб.

Поскольку Левченко понизил голос, Корчак счел необходимым проделать то же самое.

– Хочешь сказать…

Генеральская голова склонилась в утвердительном кивке.

– Именно, Игнат. Они включены в программу защиты свидетелей. Как в Америке, знаешь?

– Разве у нас она тоже существует? – удивился Корчак.

– А как же. И давно уже. Только засекречена выше крыши. – Левченко провел ладонью над седой макушкой. – Даже не пытайся выяснять, где сейчас твой дружок. Официально он погиб и похоронен. Воскреснет не раньше, чем начнется судебное заседание по группировке Вальтера.

– И когда это произойдет?

– Много вопросов, Игнат. Слишком много.

Корчак потер виски, собираясь с мыслями.

– Одного не понимаю, – произнес он, поторапливаемый вопросительным взглядом генерала. – Зачем было такой домину жечь? Каренин не протестовал?

– Насколько мне известно, это была как раз его идея, – пояснил Левченко, незаметно, но при этом выразительно покосившись на часы. – Он сказал, что с домом связаны слишком неприятные воспоминания, чтобы жить там в дальнейшем. Как сам понимаешь, многими вещами пришлось пожертвовать тоже. Жизнь дороже.

– Понимаю, – сказал Корчак, поднимаясь с кресла. – Спасибо, Лев. Не стану больше задерживать.

– Надо бы как-нибудь встретиться, – сказал Левченко, протягивая руку.

Он отметил про себя, что Корчак ответил на рукопожатие не сразу, будто бы преодолевая внутреннее сопротивление. Обратил внимание и на заминку перед ответом.

– Обязательно. – Губы Корчака раздвинулись в улыбке. – Держи меня в курсе, ладно?

Он не до конца поверил в рассказанную ему историю. Левченко ощущал это всеми порами кожи. Корчак не успокоится. Будет искать способ проверить услышанную только что информацию. Это плохо. Для него же самого плохо.

– Такие программы рассчитаны надолго, – сделал еще одну попытку Левченко. – Забудь, Игнат. Не забивай голову. Ты исполнил свой долг. Остальное от тебя не зависит.

– Конечно, – кивнул Корчак. – Я понимаю, Лев.

Слишком быстро он согласился. Как будто дальнейший разговор уже не имел для него значения.

Их руки, до сих пор соединенные долгим рукопожатием, разъединились. Они стояли очень близко друг к другу, прямо-таки нос к носу. Как в день решающего поединка, который для всех, кроме Левченко, завершился вничью. Только он знал истинную цену той ничьей. На самом деле она была победой. Не его, Левченко. Победой над ним. Тогда верх взял Корчак. Всегда брал, когда дело доходило даже до самого невинного и мирного противостояния. Так устроена любая дружба, любой союз, любой брак. Всегда кто-то верховодит, а другой уступает. Левченко это надоело. Он смотрел на Корчака и, улыбаясь, думал, что лучше бы им не встречаться никогда. И еще думал о том, что с годами необходимость иметь друзей пропадает одновременно с разными иллюзиями, от которых рано или поздно приходится избавляться. Потому что они становятся лишними. Тормозят, вместо того чтобы помогать продвижению вперед.

– Игнат, – остановил он Корчака у порога. – Помнишь тот день?

Корчак повернулся и усмехнулся:

– Конечно.

– Кто бы победил тогда, если бы мы продолжили, как ты думаешь?

– Мы не могли продолжать. Выложились полностью. Сил не осталось.

– И все же. Если бы мы отдохнули и начали снова?

– Не знаю, – ответил Корчак.

«Он знает, – понял Левченко. – И всегда знал, что я предложил перемирие от безысходности. Пожалел меня? И ни разу за всю жизнь не обмолвился об этом. Благородный, мол. А я кто тогда, получается?»

– Зато я знаю, – сказал Левченко. – Победила дружба.

– Точно!

Они засмеялись, еще раз хлопнули ладонью о ладонь и расстались. Когда Корчак ушел, Левченко вызвал секретаршу и, сделав несколько мелких распоряжений, как бы что-то вспомнил.

– Светлана, ты обратила внимание на этого человека, который только что был у меня? Какое у тебя о нем впечатление?

– Не знаю. Я не приглядывалась. – Секретарша пожала плечами. – Но он показался мне сильным.

– Я бы не сказал, – возразил Левченко с улыбкой, которую можно было бы охарактеризовать как ностальгическую. – Мы со школы знакомы. С начальных классов. Однажды он привязался ко мне при своих одноклассниках. Хотел силу показать. Или храбрость. Или и то и другое. А я был на два года старше, кажется. Короче, мог его одной левой сделать. Но пожалел. Повозился с ним немного для виду, а потом предложил мир…

– Зачем? – не поняла Светлана.

– Чтобы спасти этого дурачка от позора, – пояснил Левченко, меняя ностальгическую улыбку на снисходительную. – Он оценил. Мы до сих пор дружим. Ну, ты понимаешь.

– Понимаю…

Отпустив Светлану, генерал посидел над раскрытым еженедельником, куда была внесена фамилия Корчак с пометкой: «Предупредить». Ручка медленно опустилась, чтобы сначала просто зачеркнуть, а потом тщательно вымарать оба слова. Перехотел Левченко прикрывать бывшего друга. Резона не было. Одни неприятности сулило общение с Корчаком. Пошел он куда подальше…

Между тем сам Игнат Корчак тоже думал о Левченко, и мысли эти были безрадостные. Как-то не так все складывалось, неправильно. И отношения с другом стали другими. Он изменился. Сильно изменился, причем не в лучшую сторону.

Когда Корчак вошел в квартиру, его встретила Эльза. Обняв мужа, а потом откинувшись назад, она, не разнимая пальцев, переплетенных на его шее, спросила:

– Что это?

– Что? – не понял он.

– Запах гари, – ответила она. – От тебя костром пахнет. Или пожаром.

– Ну и нюх у тебя! – восхитился Корчак. – Я действительно был сегодня на пожарище. Думал, одежда давно проветрилась.

– Волосы, – пояснила Эльза. – Я знаю запах твоих волос. Сегодня он другой. Обедать будешь?

– Буду.

Он поймал врезавшуюся в него с разбегу Иванну, подбросил под потолок и поставил на пол, потому что настал черед Ивана.

– А мы уже из школы вернулись, папа, – сообщил сын радостно. – Не ходи и ты сегодня на работу. Оставайся.

– Оставайся! – заверещала Иванка. – Будем город из «Лего» строить!

Эльза предложила то же самое, только взглядом. Что-то в ее глазах заставило Корчака согласиться. Вообще-то, он заглянул домой только для того, чтобы пообедать, но внезапно переменил решение. Что может быть важнее любимых? Они так рады тебе, так хотят провести с тобой время, а ты вечно спешишь куда-то, ссылаясь на важные дела. А однажды настанет время пожалеть об этом. Мы всегда недодаем любви и недополучаем ее.

Когда первые восторги детворы закончились, Эльза спровадила Корчака мыть голову и принимать душ.

– Не нравится мне этот запах, – сказала она.

– А я люблю, когда дымом пахнет, – признался он.

– Это другой дым. Не костра. Он тревожный и даже страшный. Кстати, ты не расскажешь, как тебя на пожарище занесло, Игнат?

– Расскажу, – пообещал Корчак, удаляясь в ванную комнату.

Там у него было время придумать правдоподобную легенду. При всем своем отвращении ко лжи он не мог сказать правду, чтобы не усилить тревогу, читавшуюся в глазах жены. Он объяснил, что присматривал здание для нового клуба, а оно сильно пострадало от пожара. Эльза успокоилась, но за ужином ни с того ни с сего пожелала знать, как обстоят дела у Каренина. На сей раз ничего изобретать не пришлось. Корчак просто пересказал жене версию, услышанную от Левченко.

– Разве у нас это возможно? – удивилась Эльза.

– Представь себе, да, – подтвердил Корчак. – Куча правительственных постановлений и актов на эту тему.

– Постановлений у нас хватает. Но многие ли действуют?

– Какие-то действуют же. Иначе зачем бы принимали?

Против столь резонного аргумента нечего было возразить. Эльза сменила тему, и настал черед Корчака тревожиться. Воспользовавшись тем, что дети отвлеклись, жена, деля творожный пудинг, негромко произнесла:

– В последнее время подозрительные типы крутятся вокруг.

Корчак нахмурился:

– Где именно?

– Возле дома, – ответила Эльза. – На стоянке.

– И возле школы! – вставил Иван, который, как выяснилось, все же держал ушки на макушке.

– Что ты имеешь в виду? – строго спросил Корчак. – Расскажи подробно, Иван. Не отвлекайся, пожалуйста.

– Это мой кусок! – обрадовалась Иванна, решившая спор в свою пользу.

Иван вздохнул и заставил себя отвести взгляд от пудинга, политого черничным сиропом.

– Двоих мужчин я видел сперва возле нашей машины во дворе, – серьезно пояснил сын, не снизойдя до детского определения «дяди». – А потом они возле школы торчали, когда мама за нами приехала. Это сегодня было.

– Сегодня, – повторил Корчак, ощутив холодок в груди. – Ты уверен?

– Уверен, папа, – ответил Иван. – Они похожи друг на друга были, я сразу обратил внимание. Роста одинакового. Куртки похожие. Лица. Два терминатора. Помнишь, ты мне фильм показывал?

– Помню.

Корчак еще сильнее потемнел лицом, но вдруг просиял и облегченно фыркнул.

– Нет повода для беспокойства, – сказал он. – Кажется, я понял, в чем дело.

– Может, объяснишь? – попросила Эльза.

– Объясни, объясни, папа! – эхом откликнулись Иван и Иванна.

– Минутку.

Корчак взял телефон и вышел в соседнюю комнату, чтобы навести справки у Левченко.

– Лев, – сказал он. – Признавайся, твоих рук дело?

– Какое дело, ты о чем? – раздраженно спросил товарищ.

– Ты ко мне топтунов приставил? Оберегать меня решил на всякий пожарный?

– А, ты об этом! – Левченко коротко хохотнул. – Нет, но думаю, «контора» или прокуратура вполне могли наружное наблюдение установить. Ты ведь как бы тоже в историю с Карениным замешан.

Объяснение не вполне успокоило Корчака. Эльза увидела его состояние и не стала допытываться, а детям хватило того, что они услышали. Вечер продолжался, и им хотелось эксплуатировать любимого папу на всю катушку.

Улегшись в постель, Корчак некоторое время держал раскрытую книгу перед глазами, но не сумел прочитать ни строчки и спросил у Эльзы:

– Слушай, как ты отнесешься к тому, если детвора недельку-другую позанимается онлайн? В школе скажем, что приболели. Пусть посидят дома.

Эльза повернула к нему обеспокоенное лицо:

– Значит, все же есть основания опасаться?

– Только в порядке перестраховки, – сказал Корчак.

– Признайся, Игнат… Ты чего-то недоговариваешь?

Он протяжно зевнул и сказал:

– Давай спать, родная. Детки меня похлеще работы вымотали. Тебе надо за вредность доплачивать.

– Так доплачивай, – прошептала Эльза. – Любовью.

Что и было сделано без дальнейших уговоров.

Глава 7. Наезд с откатом

«Лайв Спорт» жил своей жизнью. Закончились времена эпидемии, когда непонятно было, ждать ли новых карантинов и сколько они продлятся. Клубы работали безостановочно и приносили стабильный доход. Корчак тем временем обдумывал новые проекты и мало-помалу готовился к их осуществлению. Команда у него подобралась хорошая, сплоченная и надежная. В основном молодежь, которой было интересно штурмовать новые горизонты. С таким персоналом грех было не развиваться. Чем выше поднимался Корчак, тем лучше оплачивалась работа сотрудников и тем больше их становилось. Заботясь о себе, он одновременно помогал другим, что всегда было для него дополнительным стимулом.

Когда Корчак не тренировался сам, он редко посещал свои клубы, осуществляя общее руководство из офиса. Но и там он не всегда появлялся рано утром. Обычно у него хватало разных неотложных дел, требующих переговоров и встреч с глазу на глаз. Тем не менее отлаженный им механизм функционировал безотказно. Так было и двадцать четвертого января, когда морозы, достигнув своего пика накануне, внезапно сменились потеплением.

Температура поднималась столь стремительно, что можно было следить за процессом по градуснику, если кому было нечем больше заняться. Естественно, процесс сопровождался таким же кардинальным изменением давления. Хроники и люди, зависимые от погодных колебаний, хватались за головы. Болезни обострялись. Плохое самочувствие и хандра охватили бóльшую часть населения.

Однако люди, дружившие со спортом, переносили катаклизм стойко. На посещаемости фитнес-центров это почти никак не сказалось. Во всяком случае, работники клуба «Лайв Спорт» на Набережной ничего необычного не замечали. Разве что в этот день было очень много посетителей, явившихся по разовым абонементам. Но девчата на рецепции, выдававшие ключи от шкафчиков, решили, что проводится какая-то акция, о которой они не знают, и тревогу не подняли.

А напрасно. Потому что акция все же имела место. Только не рекламная и не маркетинговая. Акция другого свойства, преследующая совершенно иные цели.

Молодые люди, явившиеся с разовыми абонементами, ничем не выдавали, что знакомы между собой. Они были вежливы и неприметны. Получив ключи, поднимались в раздевалку и там, не вступая в разговоры, избавлялись от верхней одежды и переобувались. Странность, никому не бросившаяся в глаза, заключалась в том, что свои вещи парни не оставляли в шкафах, а забирали с собой в сумках и рюкзаках, которые затем приносили в залы и укладывали в сторонке, чтобы они были на виду, но при этом никому не мешали и не привлекали внимания. Помимо этого, все без исключения новички имели при себе телефоны. Когда обмен посланиями выявил, что все в сборе, они начали действовать. Одновременно. Сразу по всему спортивному комплексу, где рассредоточились.

Примерно минута или полторы ушли на то, чтобы бросить по сторонам задиристые или издевательские реплики, потребовавшиеся для того, чтобы рядовые посетители почувствовали себя неловко. А затем началось. Да такое началось, что очевидцы потом долго подбирали слова, чтобы описать увиденное.

Вот, к примеру, что творилось в общем тренажерном зале, где можно было побегать, покрутить педали, подкачаться и поотжиматься. Зал этот соседствовал также с помещениями для кардио-дэнс и йоги, разделенными стеклянными перегородками. Так вот, эти прозрачные стены с грохотом рухнули, осыпавшись от ударов брошенных в них гантелей и скамеек. Если таково было начало, то можете себе представить, что творилось в зале потом.

Поднялись визг и крик, это само собой. Девушки и женщины в трико и шортах забегали туда-сюда, хватаясь за голову и ища укрытия в дальних углах помещений. Главный выход на лестницу преграждали двое нападавших: они отбрасывали и отпугивали любого, кто пытался приблизиться. Остальные были заняты крушением бара с энергетическими напитками, переворачиванием тренажеров и избиением всех, кто попадался под руку. Лишь двое мужчин – тренер и посетитель средних лет – отважились оказать сопротивление и призвать дебоширов к порядку. Первому проломили голову стержнем штанги, второго бросили сквозь уцелевший фрагмент стеклянной стены, после чего он остался лежать неподвижно среди осколков, медленно окрашивающихся в красный цвет.

Очень похожие сцены происходили по всему спортивному комплексу, снизу доверху. Девушек из администрации загнали под столы и стойки, где они не решались даже вызвать полицию. В бассейне и душевых гоняли раздетых и полураздетых посетителей, многие из которых носили следы побоев и ушибов, полученных при падении на скользких плитах. Даже тяжеловесы оказались бессильными перед жестоким напором, проявленным налетчиками. Их мускулы и солидный вес были совершенно непригодны в драке. Они не обладали той силой, которую можно противопоставить напору и приемам рукопашного боя. То же самое касалось двух боксеров, обратившихся в бегство при появлении противников. Этим, правда, повезло несколько больше, потому что шлемы на головах предохраняли от ударов, посыпавшихся им вдогонку.

Экзекуция и разгром продолжались около пяти минут, показавшихся вечностью тем, против кого была направлена агрессия. Спортивный клуб превратился в настоящий бедлам. Куда ни кинь взгляд, всюду громоздились обломки или корчились тела избитых людей. Позже не удалось выяснить, кто первым обратился за помощью по телефону. Скорее всего, это сделали одновременно сразу несколько представительниц слабого пола, пользуясь тем, что основное внимание нападающих было сосредоточено все же на мужчинах. Но к моменту приезда Корчака все закончилось.

Выскочив из машины, он бросился ко входу и наткнулся на лежащего в тамбуре охранника с заплывшим глазом и в разодранной рубахе. При виде шефа он застонал.

– Где полиция? – рявкнул Корчак. – Вызвал?

Охранник предпочел сделать вид, будто потерял сознание. Получилось так неубедительно, что осталось лишь обругать его последними словами.

Ворвавшись в вестибюль, Корчак увидел гардеробщицу, сидящую прямо на полу с широко раскинутыми ногами. Из носа ее текла кровавая юшка.

– Одного схватила, Игнат Иванович, – доложила она. – Так ведь вырвался, гад такой. Еще и локтем саданул.

– Скорую вызвали? – спросил он громовым голосом.

Откуда-то, будто тараканы из щелей, полезли сотрудницы, наперебой рассказывая о пережитом кошмаре.

– Скорую! – рявкнул Корчак и побежал по лестнице наверх. – И полицию поторопите! Где их черти носят? Охренели совсем.

Куда бы он ни заглядывал, всюду творилось одно и то же: много битого стекла, следы крови, сломанная мебель, сокрушенная электроника, перевернутые кофейные автоматы, испуганные физиономии со следами побоев. Он почувствовал, что если немедленно не даст выход обуревающим его эмоциям, то задохнется или лопнет от злости. Первым импульсом было врезать кулаком в стену, но Корчак сдержал себя неимоверным усилием воли.

– Всем выйти из зала! – приказал он. – Охрана! Немедленно освободить помещение! Если вы хоть на что-то годитесь…

Когда рядом никого не осталось, Корчак сбросил короткую куртку с меховым воротником и направился в дальний конец зала, где в закутке между велотренажерами и зеркалами висела боксерская груша в человеческий рост. Там он несколько минут кряду колотил воображаемого противника и прервал это занятие не раньше, чем совершенно выбился из сил. Кисти рук, отвыкшие от подобных нагрузок, распухли и побаливали. Корчак отдышался, произнес сквозь зубы несколько любимых ругательств и пошел к выходу. Когда он застегивал молнию куртки, в зал заглянул шеф службы безопасности и сообщил о прибытии полиции.

– Почему шепотом? – спросил Корчак.

– Не знаю, – ответил нервничающий охранник.

– А почему на роже ни одной отметины? – осведомился Корчак. – Ты что, не участвовал в драке?

– Меня сзади ударили, Игнат Иванович. Оглушили, когда я отбивался.

– Отбивался, говоришь? А ну, покажи руки… Пальцы! Ни одной ссадины. Ни хрена ты не делал, Кузнецов. В сортире отсиживался.

– Неправда! – обиделся охранник.

– Ну, если не в сортире, так еще где-нибудь, – оборвал его Корчак. – Ты уволен, Кузнецов. Если не предоставишь мне трех свидетелей своего героического поведения, можешь на работе не появляться. Да, и справку о наличии повреждения головы представь.

– Какой головы?

– Твоей, Кузнецов, твоей. По которой тебя ударили.

Прервав поток бессвязных оправданий, Корчак отправился беседовать с командиром полицейского патруля. Им оказался совсем юный оболтус с растительностью на верхней губе, какой самое место было бы под мышкой. Вспомнилась поговорка про «усы ободранной лисы». Решив не огорчать лейтенанта, Корчак промолчал на этот счет и спросил, почему наряд прибыл с таким опозданием.

Лейтенант посмотрел влево, вправо и, продолжая избегать устремленного на него взгляда, сказал, что поступил другой срочный вызов.

– Что может быть срочнее налета бандитов? – вскипел Корчак. – И почему вас только четверо? Здесь было около двух десятков бандитов.

– Ну вот, – пробормотал лейтенант. – И что бы мы сделали вчетвером против банды?

– Где же ваш хваленый ОМОН, или как он теперь у вас называется?

– Это не в моей компетенции, гражданин. Ну что, протокол будем составлять?

– Составляйте, – махнул рукой Корчак. – Все равно ни на что больше не годитесь.

Он был вне себя от гнева и не сразу вспомнил про семью. Его словно ледяной водой окатили. Он позвонил Эльзе и, когда она ответила, спросил, как дела дома. Его притворно-безразличный тон не ввел ее в заблуждение.

– Что случилось? – спросила она. – Прямо говори, Игнат. Помни, что это не только тебя касается. Всех нас. И не смей держать меня в неведении. Это нечестно.

– Клуб разгромили, – неохотно признался Корчак. – Тот, что на набережной, новый совсем.

– Как это разгромили? – не поняла Эльза. – Зачем?

– Чтобы теперь подъехать ко мне на кривой козе и предложить защиту от хулиганов. Гангстерская классика. Предложение, от которого нельзя отказаться.

– И что ты собираешься делать?

– Позвоню Льву. Опять придется подключать его.

– Ты уверен? Может, безопаснее платить им, чем…

– Не смей! – вскричал Корчак таким страшным голосом, что все, кто находился в пределах слышимости, повернулись в его сторону. – Не смей мне предлагать сделки с бандитами! Эти мрази потому и терроризируют нас, что им не дают отпора. Не дождутся от меня!

– Игнат!

Эльза окликнула его тихо, но он услышал.

– Что?

– Подумай о детях, – сказала она. – Поступай, как сочтешь нужным. На меня можешь не оглядываться. Но не забывай о малышах. Это все, о чем я тебя прошу.

– Конечно, – произнес Корчак. – Спасибо, Эльза.

– За что?

– За то, что ты есть. Этого достаточно. До встречи. Будь умницей. И поосторожней там.

– Не волнуйся. Все хорошо.

Не пряча телефон, Корчак перезвонил Левченко.

– Пришел мой черед, – сухо произнес он. – Теперь за меня взялись.

Последовала пауза.

– Хочешь сказать… – начал Левченко.

– Уже сказал. – Корчак вдруг почувствовал неимоверную усталость.

Он понял, что все бесполезно. Уготованного ему не миновать, что ни делай, как ни старайся. Хоть сдавайся, хоть сражайся, конец все равно один. Мысль была холодная и острая, как клинок, пронзивший сердце. Неожиданно для себя Корчак понял, что готов опустить руки, но все же заставил себя выпрямиться и продолжил слушать голос в трубке.

Левченко бушевал. Он потребовал передать трубку лейтенанту, пообещав заставить того сожрать собственные погоны.

– При чем тут этот мальчишка? – вздохнул Корчак. – Звонки дежурному по городу поступали. А он, вместо того чтобы волкодавов прислать, патрульную машину сюда направил…

– С дежурным разберусь особо, – пообещал Левченко. – Ты когда приедешь?

– Зачем мне приезжать, Лев?

– Как это зачем? А заявление кто писать будет? Не могу же я вот так, с бухты-барахты, дело завести.

– Я лейтенанту передам заявление, – решил Корчак. – Тут дел невпроворот. Мамаево побоище.

– Пиши ему, – согласился Левченко. – На мою фамилию. И поосторожнее. Охрану приставить к тебе?

– Обойдусь пока.

– Напрасно отказываешься, Игнат. По закону жанра бандиты теперь к тебе обратятся. Рэкет называется. Следуя всем правилам наезда, они появятся, чтобы крышу предложить. Лучше подстраховаться. Чтобы впредь эксцессов не было.

– Не будет, Лев.

Левченко понизил голос, чтобы спросить:

– Значит, ты решил согласиться на их условия? Между нами говоря, это правильно. Пусть думают, что обломали тебя. Месяц-другой будешь платить им, а там возьмем на чем-нибудь с поличным. Недолго веревочке виться. Повяжем сволочей, помяни мое слово.

– Надеюсь, – произнес Корчак отсутствующим тоном. – Одного в толк не возьму…