Текст книги "Пустые коробки"

Сергей Медведев
Пустые коробки

Сергей Андреевич Медведев

Родился в Республике Карелия г. Петрозаводск 15.01.1997.

Литература является моим попутчиком с раннего детства. Сначала мама читала мне сказки Пушкина. Потом уже сам. Однако с 10 до 16 лет не тянуло на книги. Первое произведение, с которого началась любовь к литературе, было «Игрок» Достоевского, а потом: «Преступление и наказание», «Белые ночи» и т. д. В данный момент я читаю все, что попадется под руку, но не всё дочитываю (спасибо вкусу).

Стихотворения полюбил после ознакомления творчества Сергея Есенина (сразу же захотелось самому сочинять), а дальше читал всех русских поэтов, обучаясь базовым умениям в поэзии. В данный момент читаю поэтов и прозаиков с целью развития своего творчества (если «это» можно так назвать): что-то выходит, с чем-то проблемы, но так только еще интереснее.

Напоследок могу сказать: Литературу Я люблю, да Любовь не взаимна.

Пустые коробки

Было раннее утро, когда Пустнов проснулся с болью в висках и в переносице на диване в маленькой комнатке, похожей на коробочку, в которой ненужные вещи разбросаны небрежно и забыты до какого-нибудь внезапного мгновения, когда на них сквозь множественные слои пыли может взглянуть человек с брезгливостью и недоумением, оттого что не помнит, откуда эти вещи, для чего они и так далее. А после недолгих раздумий откинет их и продолжит какую-либо не более важную деятельность, но проснувшегося начинающего алкоголика не тревожили ни эти мелочи, ни более важные. В данный момент для него была только одна цель – опохмелиться самым быстрым и действенным способом.

С болью в голове, во время которой людям кажется, что болит одна из основных и важных частей тела только по причине искусственной пустоты, образующейся в результате непрерывных связей с горькими напитками в определенные часы суток (хотя причина далеко не в этом) Пустнов, оглядываясь по сторонам, выходя из коробочки, направился в кухню.

В кухне был бардак: в раковине пылилась грязная посуда, на полу были пятна от пролитых ночью напитков, валялся один из стульев, пошло раздвинув ноги, а в центре карнавала стоял стол, на котором лежали пустые пачки сигарет, величественно стояли пустые бутылки и среди этого доживал последние дни увядающий цветок в горшочке, уставший МОЛИТЬ о смерти.

Пустнов взял канистру воды и начал пить из горла, захлебываясь и поливая каплями челюсть и шею. Зашел в кухню молодой парень, лет двадцати, с изящно небритым лицом, опухлым от ночной попойки, на котором всегда выражалась хитрая улыбка, с небрежной прической с остатками геля в ней, в футболке и джинсах, потертых временем.

– Доброе утро, – сказал, ухмыляясь своей остроумной цитате, входящий.

– Что-то раннее не предвещает доброе, – парировал Пустнов, – есть раствор, пиво или еще что, Макс?

– Это – да. Нет, только вода, чтоб ей пусто было, – с сожалением ответил Максим.

– Сигарета есть хотя бы, – с надеждой в глазах спросил Пустнов, – а то курить хочется, хоть убей?

Они отправились на балкон. На балконе почти ничего не было, кроме стоявшей в углу пепельницы с высосанными до предела окурками среди пепла. Максим открыл окно, после чего в балкон повеяло утром. Двое достали из пачки последние две сигареты и затянулись с наслаждением, закрывая на секунды глаза.

– Вот теперь хорошо! – сказал с выдохом пара изо рта Максим. – Всё помнишь?

– Нет, – с долей обиды непонятно на что, ответил Пустнов.

– А я помню, – с ухмылкой произнес Максим.

– Не томи, – почти грозно выкрикнул Пустнов, – что я опять натворил?

– Ничего такого, за что можно стыдиться, – с вдвойне увеличенной ухмылкой начал рассказывать начинающий собутыльник. – Разве можно стыдиться того, что ты дарил людям смех и радость своими поступками?

– Я тебя сейчас ударю, – сказал с пропадающей потихоньку грозностью Пустнов, затягиваясь сигаретой.

– Ладно, ладно, импульсивный ты наш, – парировал, слегка усмиряя свою подачу сарказма, Максим. – Сначала было все хорошо: все выпивали, потом начали обсуждать политику и прочий неинтересный бред, после этого заиграла «Моя цыганская» Высоцкого, ну, и ты начал танцевать, словно медведь в цирке.

– Опять, – с неловкостью и горечью произнес Пустнов, – а дальше что?

– А «дальше»? – с вновь появившейся ухмылкой продолжил Максим. – Дальше все по сценарию: танцы, водка, порывы агрессии, в ванной комнате разговор с…

– Стоп! Довольно, я понял, – затушив окурок в пепельницу, закончил Пустнов с недовольством к себе.

Друзья стояли молча, наблюдая за цветущей постоянно жизнью на улице с балкона.

– Все говорят, что красиво, чудесно, свежо утром, а я не чувствую ничего этого, – резко прервал молчание пустым заявлением Максим. – Чувствую только боль в голове и комок, постоянно прорывающийся наверх, в глотке. Кому вообще нужно это все? Кто вообще встает ни свет ни заря с кровати ради того, чтобы посмотреть на то, что всегда было, есть и будет? Понимаю, первый раз посмотрел, насладился, а каждый день? Скука. Пора прибираться.

Пустнов стал пристально рассматривать всё происходящее за окном, ничего особенного не замечая. Эта ситуация напоминала человека с близорукостью на остановке, который не видит дальше руки, но продолжает неосознанно и бессмысленно искать нужную цифру на стекле автобуса.

– Знаешь, пойду я домой. Весело, конечно, было, но и скуке тоже надо давать шанс, – сказал лениво Пустнов и пошел собираться.

Одевшись в свои потертые кеды, в двухлетнюю черную куртку, нацепив солнечные очки на вырез футболки, Пустнов стал выходить за дверь, слыша на заднем плане благой мат Максима, которому не понравилось то, что в очередной раз всё убирать должен он.

Выйдя на улицу, Пустнов направился к себе домой. Идя под открытым небом, ему пришлось надеть темные очки, чтобы скрыть глаза от поражающего лучами солнца. С каждой минутой ему становилось то ли легче, то ли хуже, чего он не мог понять. Из-за шума гудящих во время пробки машин, в которых сидели люди, тратившие время впустую вместо того, чтобы пройтись в период хорошей погоды пешком, пока она позволяет: одни ругались на тех, кто был позади них; другие сигналили автомобилям впереди; третьи болтали по телефону; четвёртые пробовали новые приложения в смартфонах. Пустнов вставил наушники в уши и включил первую попавшуюся мелодию, чтобы не насиловать слух дребезжанием внешнего мира, который в данный момент, в данную ситуацию раздражал его. Вскоре он завернул в парк, в котором Пустнов не замечал ничего и проходил просто мимо, и в этот момент, пока вокруг него всё цвело и развивалось, во рту его было ужасно сухо.

Дойдя до своего подъезда, Пустнов как можно скорее нащупал в кармане ключи и побежал к своей квартире открывать дверь, наслаждаясь от мысли, что в холодильнике завалялась банка пива и на комоде лежит полупустая пачка сигарет.

Квартира напоминала коробочку еще больше, чем комната Максима. Была одна комната, плавно переходящая в кухню. И в комнате, и в кухне вещи были разбросаны брезгливо и неаккуратно. Одни позабыты и потеряны, а другие попросту никто не замечает, как, например, диван, который стоит всегда в центре комнаты, но люди присаживаются на него только лишь рефлекторно, не обращая никакого внимания на пыль и не думая о нём. Кухня была маленькой и уютной, но Пустнов никогда не думал об этом. В углу неё стоял покрытый грязью холодильник, а рядом с ним была плита с немытой посудой.

Пустнов закрыл дверь и, не снимая кеды, направился с комком жажды во рту и болью в голове к холодильнику.

Открыв дверцу, он увидел помидоры с плесенью, маленькую кастрюлю с испорченными макаронами, на верхней полке бутылку пива – в общем, по сути, холодильник был пустым, но, протягивая руку к народному лекарству, Пустнов заметил в углу полки пакет молока, которому оставалось несколько дней жить.

– Не помню, откуда оно. – Вымолвил тихим шепотом неизвестно кому Пустнов. – Ай, оставлю на потом: сейчас меня спасет лишь пиво, – добавил он, взяв холодное пиво и закрыв дверцу холодильника.

Пройдя в комнату, Пустнов уселся на диван и начал проходить курс лечения: делая первый глоток, он закрыл глаза и, полностью расслабившись, откинулся на спинку дивана. Через несколько минут он понял, что хочет курить. Взял с комода пачку сигарет, направился на балкон и начал курить.

Открывая окно на балконе, он увидел, что происходит вне его коробки.

Во дворе играли дети, наслаждаясь жизнью только из-за такой мелочи, как то, что им позволили бегать по тёплому песку и валяться в траве, ощущая связь с землёй и её обитателями. За некоторыми детьми следили не отрывавшие взгляд от маникюра мамы и не отрывавшие взгляд от телефонов и машин папы, чьи радости и наслаждения спустились до материального уровня, ведь чем взрослее человек, тем ниже он опускается по лестнице желаний, подъёмы или спуски которой зависят далеко не от цены желанного. Но винить никого в этом не нужно: мы все здесь такие.

Докурив сигарету, Пустнов закрыл окно с малой долей агрессии, допил пиво и лег на диван спать, но сну стали мешать мысли о том, что говорил немного ранее Максим.

«Давно я не рассматривал раннее утро. Точнее, только и делал, что рассматривал, докуривая сигарету, не запоминая ничего. Или запоминал? Солнце, небо, облака, деревья, трава, кусты, земля. Банально и не то, что может запомниться навсегда. Может, он прав был, ведь и кино только в первый раз удивляет?» – думал Пустнов до момента, пока боль в голове и расслабление в теле из-за пива не заставили его заснуть.

Спустя несколько часов зазвонил телефон.

– Алло, – еле открывая глаза, ответил на звонок Пустнов.

– Здарова, выйдешь на полсмены сегодня: работника жена бросила, и он ушел в запой? – спросили быстрым темпом по телефону.

– Во сколько нужно быть на месте? – постепенно приходя в сознание, спросил Пустнов.

– Через два часа жду тебя, – ответил работодатель и повесил трубку.

Пустнов встал с дивана, достал сигарету из пачки и, закурив, пошел искать последнюю мелочь в доме. В кармане было девяносто рублей с копейками.

– Мало, – бросив в пустоту, сказал он.

Стал искать заначки, но все они были пусты, кроме одной, в которой лежала пробка от давно выпитой бутылки, купленной на деньги, что хранились в коробочке раньше.

Недолго думая, Пустнов решил, что нужно выходить сейчас, идти пешком и по пути заглянуть в блинную.

Умыв лицо, он положил пачку сигарет в карман куртки и, закрывая обшарпанную дверь, направился на улицу.

Выйдя из подъезда, Пустнов почувствовал свежесть от несильного ветра, постоял несколько секунд, осматривая происходящее впереди него, закурил, а после этого направился в блинную.

По тротуару, рядом с ним, шли на работу, нервозно размахивая руками, люди с кислыми лицами из-за того, что грядут девять часов работы, а неподалёку на скамейке расслабленно сидел старик, которому уже незачем куда-то торопиться и которому открылся дар гармонии и тишины всего прекрасного в мире, и читал книгу.

Через некоторое время Пустнов достиг своей цели.

Войдя в блинную, стал осматривать меню, в котором его встретил тяжелый выбор: один блин с мясом за девяносто рублей или два блина без начинки по сорок пять. Недолго думая, он решил взять два пустых блина, ссылаясь на то, что два пустых лучше одного хорошего, после чего стремительным шагом отправился на подработку, довольствуясь своей едой по пути.

Пройдя быстрым шагом несколько улиц, доедая блины, не обращая никакого внимания на то, что происходило вокруг, Пустнов явился на место подработки.

Местом этим был склад, в котором хранились разные товары в ожидании момента, когда обычные рабочие будут ими загружать машины. Сам же Пустнов не хотел считаться, по причине пустой престижности, «грузчиком», поэтому не был зарегистрирован официально как работник. Он подрабатывал изредка, и, стоит сказать, его работодателя устраивала такая ситуация, поскольку не приходилось крутиться лишний раз, разыскивая других рабочих, когда кто-то из грузчиков брал больничный или уходил в запой, и платить нужно было в полтора раза меньше.

– Эй, Товарищ! – донеслось протяжно-наигранным восклицанием.

Оглянувшись, Пустнов увидел перед собой человека, лет сорока, ростом ниже среднего, блондина с плешью на голове, бросающейся сразу в глаза, с выпирающим животом, стоявшего прямой осанкой с приподнятой вверх ГОЛОВОЙ, словно на параде, с папочкой под мышкой – это был Владимир Владимирович.

– Здравствуйте, Владим Владимыч, – произнес, протягивая руку, Пустнов.

– Здравствуй, Витус, – ответил Владимир Владимирович живым голосом, – готов трудиться во благо великого народа не менее великой страны? – продолжил он занудным, с паузами, тоном.

Стоит сказать, что Владимир Владимирович любил вставлять в обычные предложения всякие пустые дополнения, которые либо не несли в себе никакого смысла, либо были лишними в определенной теме, но иногда его добавления имели такой высокий уровень, что почти никто из присутствующих рядом не мог понять их.

– Не называйте меня по имени, пожалуйста, – слегка раздраженно, но сдержанно, попросил Пустнов.

– Хорошо, но стоит отметить, что зря ты, голубчик, стесняешься своего необычного имени. Я на досуге решил поискать информацию касательно твоего имени – знаешь, что оно означает, римлянин ты наш?

– Нет, и давайте закроем эту тему, пожалуйста, – нервно ответил Витус, протягивая с раздражением последнее слово.

– Эх, ты, ну-с, пройдемте.

Оба зашли в здание и направились в кабинет Владимира Владимировича. Кабинет был маленьким, своим интерьером напоминавший эпоху Советского Союза: старая деревянная дверь, потрепанный ногами ковер, письменный стол весь в царапинах, стулья, зеленые стены с отваливающейся краской, на стене висели раритетные плакаты с агитацией труда, в углу стоял сейф, у левой стены пылился шкаф.

– Садись, – предложил Владимир Владимирович.

– Много сегодня работы? – спросил, присаживаясь, Пустнов.

– Немного, часов на пять. Будешь? – показывая бутылку водки, взятую из шкафа, риторически поинтересовался Владимир Владимирович.

Пустнов утвердительно кивнул после небольшого ступора.

– Знаешь, – запел свою песню Владимир Владимирович, – мы оба знаем, что бутылка полна, но с виду кажется, будто бы она пустая, не правда ли? Ну, вздрогнем, – закончил свое высказывание работодатель, сам не понимая того, насколько метко он попал в яблочко, смотря на свое отражение в бутылке.

– С чего нужно начать? – сказал Пустнов, сдерживая первую атаку рвотных порывов у себя в глотке.

– Пойдем, покажу.

Пустнов пошел следом за Владимиром Владимировичем.

– Машина только подъехала – перетащи ящики в ангар, потом приедет другая – затащи ящики в ее кузов.

– А с этим что делать?

– С чем?

Рядом жалко валялись пустые, использованные, размякшие от дождя, коробки, которые когда-то содержали в себе что-то нужное и полезное для себя и людей, а теперь они – лишь пустые картонные сосуды, впускающие в себя всякую грязь.

– Точно, молодец, напомнил, – с наигранным восторгом воскликнул Владимир Владимирович, – они на днях под дождь попали – выкинуть, а потом, когда все закончишь, ко мне за следующим заданием.

Пустнов направился в сторону коробок и вдруг остановился. Что-то ужасающее было в картине, которую видел он перед своими глазами.

«Такой прекрасный задний план, а в центре этот ужас, портящий весь вид. И непонятно, что более ужасающее: внешнее состояние картонных сосудов или их внутреннее содержимое, которое из-за голода радуется любой грязи?» – пришла эта мысль в голову Пустнову, но он, будучи в трезвом уме, оборвал ее в корне: «Что же со мной творится? Почему я стою и думаю о чём-то, что не имеет смысла? Что меня так тревожит?».

– Эй, разгружать-то будем? Мне ехать уже надо, – донесся угрожающе крик водителя грузовика, возвращая Пустнова в обычный мир.

– Да, будем, – грустно ответил Пустнов и принялся за работу.

Через несколько часов работа была закончена, Пустнов выходил из склада с потом на лбу и под мышках и с деньгами в кармане и собирался идти домой, как вдруг зазвонил телефон.

– Алло, – поднял трубку Пустнов.

– Здарова, это я, Максим, приходи ко мне сейчас: скоро устроим культурный вечер.

– Не знаю: я только с работы вышел, есть хочу.

– У меня поешь, да и разогреться надо, чтобы перед приходом гостей навеселе быть.

– Иду, скоро буду, – утвердительно закончил разговор Пустнов, вспомнив, что дома пустой холодильник.

Спустя час Пустнов уже сидел на стуле в кухне у Максима, пока тот заваривал два контейнера с лапшой быстрого приготовления. Друзья поели, после чего разлили водку в рюмки.

– Ну, за встречу, – восторженно произнес Максим, разом выплеснув из рюмки себе в глотку.

– Ага, за встречу, – как-то неуверенно повторил Пустнов.

– Между первой и второй, – наливая следом по второй, себе под нос говорил Максим, – за будущий, наполненный смыслом и яркими событиями, вечер, – закончил он.

Пустнов молча выпил.

– Так… что там с лапшой, – стал проверять Максим.

– Ты задумывался когда-нибудь: мы знаем, что бутылка полна, но с виду она кажется пустой? Задумывался об этом? – неожиданно произнес Пустнов, крутя бутылку водки в руках, рассматривая свое чуть покрасневшее от алкоголя лицо в отражении.

– Уже? – с появившейся улыбкой на лице спросил Максим.

– Нет, просто… – начал Пустнов.

– Еще тогда выпей, – не дал продолжить Максим.

После лёгкого ужина Максим стал готовить свою маленькую квартиру к предстоящей ночи, а Пустнов продолжал, смотря на бутылку, думать о чем-то.

– Помнишь, ты мне сто рублей торчишь? – спросил риторически хитрым тоном Максим.

– Ну?

– Ты как раз деньги получил, сходи и купи мне пачку сигарет, да и себе заодно, а остальное можешь не отдавать: мы ведь друзья.

– Хорошо, – поставил точку в разговоре Пустнов, ставя бутылку обратно на стол, и пошел одеваться.

Выходя из подъезда, Пустнов почувствовал начало опьянения. Немного шатаясь, сделал пару шагов, а потом стал смотреть по сторонам.

Во дворе никого не было. Стояла тишина, которую иногда нарушали порывы ветра. Плавно танцевали листья на ветках. Иногда доносились звуки птиц.

Трава почти не шелестела. Небо было тёмно-голубым и двигалось медленно вокруг земли. В общем, стоял обычный тихий вечер, смотревший глазами всего живого на пьяное тело, которое пыталось перегарной аурой нащупать связь со всем живым и впитать её в внутрь себя, но, скажите мне, кому нравится аромат дешёвой водки?

Пустнов пошел за угол двора на главную улицу, после чего играющей и легкой походкой направился за сигаретами.

Вскоре он увидел перед собой небольшой ларёк ярко-коричневого цвета с маленьким окошком в центре, из которого веяло овощами, фруктами, сигаретами, лапшой быстрого приготовления. И все вместе эти запахи напоминали испарения помойного ведра, поэтому покупатели брали здесь всё, кроме еды, и точно так же, по такой же причине, Пустнову хотелось как можно скорее взять то, зачем он пришел, и пойти обратно догоняться.

– Доброго времени суток, подскажите, пожалуйста, сигаретки есть? – играючи, с блеском в глазах, поинтересовался Пустнов.

– Есть, – сухо ответила ему из ларька продавщица, лет тридцати пяти, с волосатой родинкой у рта, радужным макияжем на морщинистом лице с опухшими щеками, за которыми хранился запас пустых сплетен.

Женщина смотрела, не отрываясь, какое-то реалити-шоу по телевизору, ожидая раскрытия тайны одного из участников с предвкушением наивысшего оргазма, который многие обыватели могут получать только в процессе сплетен или просмотра новостей на центральном канале, ибо им кажется, что из всех развлечений в жизни достойными можно считать только сплетни, переходящие в факты. Этот процесс протекает в таком развитии: пустой сосуд от скуки начинает создавать сплетни и делится ими с другими сосудами, на месте сплетен появляется сомнительная теория, в конечном итоге переходящая в бесспорный факт.

В наше нелёгкое и пустое время самые большие сплетники (большие потому, что их сплетни достигают массового уровня) – это либо писатели, придумывающие нелепые сплетни про государство, которые, к сожалению или к счастью, останавливаются на фазе сомнительных, но достоверных теорий. Либо создатели новостей, которые умеют доводить всё до последней фазы. Как это происходит, – спросите вы? Например, на саммите президентов стран правитель государства Z наступил на ногу правителю из государства X и, не обращая внимания, пошел дальше, президент государства X в порыве злости назвал наступившего на ногу гомосексуалистом. Кто-то из корреспондентов имел возможность быть свидетелем инцидента и записал к себе в блокнотик случайно полученную информацию. После всего этого из такого маленького эпизода в итоге получится бесспорный в государстве X факт о том, что в государстве Z не только почти не осталось натуралов, но они еще и наступают со своей голубизной в государство X.

– Мужчина, сигареты брать будем? – с неприязнью спросила продавщица.

Купив то, зачем пришел, Пустнов направился обратно к Максиму с двумя пачками сигарет в кармане. По пути он увидел скамейку и решил сделать перекур.

Чувствуя с первой затяжки легкость ног и тяжесть ГОЛОВЫ, он откинулся на спинку скамейки и стал глядеть в тёмно-синее небо, в котором бродили, наслаждаясь прогулкой по бескрайним и синим просторам, пушистые облака, среди которых пролетавший недавно самолёт оставил шрам, над которым солнце начинало готовиться ко сну, скатываясь нежно и ласково по меняющему цвета холсту.

– Мне бы так жить, ласково и нежно блуждая по миру… – выплеснул неожиданно для себя Пустнов.

Взгляд его начал опускаться ниже – с неба на тротуар.

– Да уж, здесь поблуждаешь, – добавил он, осматривая дорогу с несущимися мимо машинами, столбы, рекламные вывески, толкающие друг друга здания.

Выкинув бычок, Пустнов поднялся и побрёл обратно к Максиму.

Пустнов услышал звуки музыки, галдежа, топота, поднимаясь по лестнице.

«Видимо, гости пришли», – догадался Пустнов.

Дверь в квартиру открыл с обратной стороны Максим с подвыпившим, хитрым выражением лица и с блеском в глазах.

– Глазки-то соловьиные уже, а, Макс? – с усмешкой заметил Пустнов, снимая кеды по очереди у прохода в главную комнату.

– Врешь и не краснеешь. Пойдем покурим, – предложил Максим, и они направились на балкон.

По пути Пустнов ловил ушами пьяные разговоры гостей, у которых работали только рты, ибо вся их деятельность в коробке Максима начиналась с поглощения напитков сомнительного содержания и заканчивалась глупыми плевками предложений сомнительного содержания.

В комнате наблюдалось следующее: группа людей создавала отвратительное зрелище, но им происходящее казалось незабываемым, тем, о чём они будут вспоминать в будущем с ностальгией, однако ошибкой для всех было то, что всё пустое забывается, не зря после каждой бурной попойки память стирает всё накопленное в период пьянки, оставляя пустое место для более важного. Поэтому трагедия этих людей не в том, что они выпивают, создавая пустые дыры, а в том, что после удаления лишнего они либо не заполняют эти дыры вовсе, либо заполняют ненужным хламом, накапливающим постоянно пыль, из-за которой многие настоящие вещи человек не замечает.

– Ну, где моя пачка? – заходя в балкон, спросил Максим, довольно улыбаясь.

Пустнов отдал пачку, достал сигарету, и друзья начали курить.

– Темно что-то на улице – надеюсь, Луна выйдет из-за зданий, а то фонари не горят, – сказал Максим тихим рассуждающим голосом.

– Да, от Луны светлее будет, – подтвердил Пустнов и сразу же добавил. – Помнишь, ты про утро говорил? Я после этого стал наблюдать за погодой, начал смотреть в небо как-то по-иному: не знаю, что со мной происходит.

– О, – протянул Максим с интонацией, будто бы смотрит на сумасшедшего, – беда, ну, ты даешь, конечно – пойдем лучше вздрогнем хорошенько, а то чудовища уничтожают богатства наши.

Пустнов остался недовольным таким ответом друга, но, выбросив сигарету в окно, направился в кухню употреблять.

Примерно час с лишним друзья напивались, пытаясь удалить лишнее, сидя за столом, на котором были расставлены стопки, несколько бутылок водки, банки пива, овощи под закуску.

Справа от Пустнова Макс болтал с какой-то девушкой с пирсингом и с татуировками на лице и на теле, по фразам которой становилось понятно, что крючки и остальной металлолом в теле нужны ей для скрытия внутренней пустой натуры, а уже потом для красоты. Слева же сидели дамы, сплетничая о знаменитостях, а именно о том, кто развёлся, кто женился, кто купил самую дорогую яхту, кто гей, а кто, оказывается, не очень и прочее. Параллельно Пустнову, за столом, выпивали большими дозами и маленькими перерывами двое парней, лет двадцати, один был худым, а второй, наоборот, толстым. Двадцать минут назад они обсуждали компьютерные игры, рассказывая о своих лучших триумфах в игре и о том, что почти всё время проводят за компьютерами, набирая опыт и умения, а последние пять минут они жалуются на то, что жить – скучно, что нет никаких ощущений от жизни и так далее.

Обычно под этим делом Пустнов любил побеседовать, но в эту ночь всё было по-другому: алкоголь опускал настроение всё ниже и ниже; его раздражали плевки речи, музыки, топота, которые пробивали слух со всех сторон; желудок был пустым и просил еды; в груди пищала боль, донося писк до головы. Ему было невыносимо тяжело, и он уже подумывал о том, что пора уходить, но, опрокинув очередную стопку, Максим направился курить, зазывая гостей.

Пустнов еле держался, но все-таки встал и пошел со всеми.

Заходя на балкон, Пустнов обнаружил перед собой лицо с блеском в глазах и хитрой улыбкой.

– Есть сигарета, брат? – спросило наглое лицо резвым голосом.

– Я тебя впервые вижу, – иронично и жестко ответил Пустнов.

– И что?

– А то, что как мы можем быть друзьями, если увиделись впервые? – с недоумением и импульсивно ответил Пустнов, получая прилив злости от выпитой бутылки.

– Ну, так ты поделись – станем сразу друзьями, – еще наглее и хитрее парировало лицо.

Пустнов переложил сигарету в левую руку и сразу же сжал правую, готовясь нанести удар, но грядущую драку прервал Максим, который, стоит сказать, любил вставлять ремарки в диалоги людей, иногда предотвращая никому не нужные бои или начиная попытки обратить на себя внимание.

– Тише, Господа, – начал он, – послушайте лучше вот что: вам говорили когда-нибудь о красоте природы утром?

Пока Максим плавал во внимании слушателей, Пустнов, чтобы утихомириться, взял бутылку водки и начал опустошать её с горла в надежде на образование пустых дыр, но началось то, чего давно уже не происходило в коробке Максима.

Вдруг что-то взорвалось в груди Пустнова, и волна внезапного пламени ударила апперкотом в голову. Ему больше не хотелось находиться здесь. Больше не хотелось слушать бредни впустую живущих людей. Больше не хотелось напиваться. Но больше всего он не хотел быть собой. Поэтому он, убирая бутылку водки во внутренний карман, с ненавистью ко всему, побежал, расталкивая гостей Максима на пути, вон отсюда.

Когда Пустнов выбежал на улицу, была уже тёмно-синяя ночь с дождём, который омывал всё живое, пока Витус пытался убежать от самого себя, разрывая капли свежести и очищения, что падали с неба.

Через некоторое время Пустнов очутился в безлюдном в данное время парке, в котором ветер, негодуя из-за нежеланного гостя, разбрасывал пыль по каменной тропинке, расшатывал деревья, срывая листы, и свирепо выл, подпевая дождю.

Из-за сильного головокружения Пустнов остановился у скамейки и после фразы «Лучше быть пустым, нежели наполненным грязью!», засунул пальцы в рот и стал вырывать вместе с желчью всю грязь, накопленную вместе с пылью за все последние годы жизни, но попытки были напрасны.

Он стоял и смотрел на то, что вырвал из себя, как вдруг гром адской силой прогремел, прогоняя вон из жизни грязное нутро, которое никаким дождём омыть невозможно.

Испугавшись внезапного удара грома, Пустнов побежал домой.

Как только Пустнов очутился в квартире, его стало отпускать, голова разрывалась изнутри, а в груди кости сдавливали с неописуемой силой сердце и душу. Ему захотелось пить. Он вспомнил про молоко, побрел походкой раненого солдата к холодильнику, достал оттуда средство для избавления от жажды, начал жадно пить, но молоко оказалось прокисшим.

Кашляя, Пустнов выплёвывал белые комки, а в это время затишье в рассудке превратилось в дикую бурю.

Наконец, осознавая безвыходное положение, жизненный тупик, Пустнов со слезами на лице с подачи ужасающего приступа, который сдерживал в себе, не выпуская его наружу, чтобы наверняка, начал рыться в шкафу. Найдя то, что искал, – старую верёвку, которая много лет ожидала того самого мгновения, когда на неё обратят внимание, – начал привязывать её к люстре. После чего он достал бутылку водки, сделал пять-шесть больших глотков для смелости совершить хоть что-то нужное и необходимое, то, как ему казалось, что имеет СМЫСЛ хотя бы для него.

Встающее солнце освещало и согревало землю, стояла тишина, которую изредка прерывал ветер, плавно проплывающий между листьев и сквозь траву, заставляя их гармонично шелестеть, исполняя тончайшую музыку летающей бабочке, опыляющему цветы шмелю, отдыхающим от полёта птицам на ветках, наблюдающим небо, рисующее каждый день новые картины. Начиналось утро, которое может быть таким только в этот день, потому что в другие оно будет прекрасным по-иному. И среди всего блуждала энергия в поисках того, кого можно наполнить жизнью, но никого не было. Только из зданий массово выбрасывались пустые коробки и разлетались по уголкам города.

Жизнь шла лёгкой и нежной походкой, продолжая кругосветное путешествие. Дети выбегали с радостными лицами в мир, пока в одной из квартир в этот момент валялось на полу, под свисающей с люстры верёвкой, пьяное, пустое, в грязной одежде, тело с выпитой бутылкой в руке, протянутой в сторону окна.

1 сентября 2015 года.