Текст книги "Матрешка богов"

Вылупленная шестерка

– Так, нам надо побыть одним, – Люк решительно встал и помог подняться жене. – Где мы можем уединиться?

– Но вы не можете просто так вот взять и уединиться, – недоуменно выгнул дугами брови Соломон Яковлевич и опять достал трубочку, которая уже почти вся пламенела зеленью. – Это в данный момент абсолютно невозможно.

Наташа продолжала лить слезы, и крылышки ее носа некрасиво побагровели, а сам нос распух и обрел помидорный оттенок.

– Нам надоела вся ваша белиберда! – вдруг вскрикнула она и, утерев нос, посмотрела на мужа.

– Да, – подтвердил он, – нам надо все обдумать и принять решение.

– Ну что ж, – пожевал губами доктор. – Вижу, вы мне не верите. Тогда последний аргумент – надеюсь, он вас убедит пока не искать укромный уголок, а довериться мне.

Он опять заскочил на стол и стал болтать ногами, а затем, чуть склонив голову набок, лукаво прищурился.

– Люк!

– Да!

– Вы, кажется, француз?

– Совсем не кажется, потому что я – француз!

– А на каком языке вы сейчас разговариваете?

– Как на каком? Мы все разговариваем на французском! У вас, например, парижский с примесью Ойля, то есть вы из Нормандии или Галлии, а Наташа говорит с русским акцентом – все понятно.

Во время всей последней тирады Наташа изумленно смотрела на мужа.

– Дорогой, все это время и я, и ты говорили по-русски! Ты что, очнись!

– А я вообще говорю на иврите! – хихикнул Соломон Яковлевич. – Очень симпатичный язык, вы не жили в Израиле? У вас такой говор с картавинкой, как будто вы только прибыли из Хайфы вечерним поездом. Как там водичка на пляжах?..

– Врете вы все, – француз небрежно махнул рукой в сторону доктора и повернулся к супруге: – Ты это чего? Ты ему, что ли, подыгрываешь?

– Подождите, молодой человек, и вы, юная леди, остыньте-ка, а то сейчас подеретесь, – оттолкнувшись руками от столешницы, доктор опять спрыгнул на пол и встал перед парой, заложив руки за спину. – На самом деле все мы сейчас говорим на одном языке. Точнее, мы общаемся при помощи смысловых проекций языка, и ничего страшного в этом нет! Вообще языки разобщают, а не сближают людей, и у нас их давным-давно забыли, в них нет совершенно никакой потребы. Я не буду вдаваться в детали, но те звуковые комбинации, которые мы с вами извлекаем из своих ртов, обретают смысл только тогда, когда мозг может интерпретировать их в значимые формы. – Он внимательно посмотрел на Натино лицо: – Ох, девушка, не надо так глубоко задумываться, а то и утонуть можно.

– Так-так, вы меня призываете забыть язык Камю, Сартра, Франсуа Вийона и Рабле? – набычился французский супруг.

– А вы его уже забыли, точнее вы его и не помнили, потому что его нет вот в этом теле, в котором вы так комфортно сейчас устроились, а есть там глобо-язык, то есть язык, который впитал все языки мира! – парировал казалось бы неотразимый аргумент Соломон Яковлевич.

Наташа, окончательно потеряв нить рассуждений, буркнула, что ничего не понимает, и отошла от спорящих Люка и доктора. Молодой человек тщетно пытался что-то сказать на разных диалектах своей родины, но выходило одно и то же. Хозяин кабинета довольно посмеивался, и было понятно, что спорить бессмысленно.

Ната, отойдя от разгоряченных диспутантов, стала разглядывать предметы на полках, двигаясь все дальше в глубину таинственного помещения. В одном месте между стеллажей образовался широкий проем, который был заполнен шкафом с раздвижными дверями.

– Наташа, умоляю, только не трогайте ничего, – услышала она голос доктора и потянула за ручку скользнувшую в сторону дверную панель. В тот же миг весь кабинет до самой макушки заполнился пронзительным женским визгом и перепуганная девушка стрелой бросилась к мужу.

– Т-там! – заикаясь и давясь испугом, она указала пальцем на шкаф. – Т-т-там покойники! Все одинаковые! Висят! Повешенные! Люк!!! – Наташа схватила супруга за плечо и стала трясти его. – Их повесили!

– Ну вот, я же говорил! – полным укоризны голосом проговорил Соломон Яковлевич и полез в нагрудный карман за зеленой трубочкой. – Эх, Наташа, Наташа! Не бережете вы ни себя, ни нервы, что в вашей ситуации не одно и то же.

Он некоторое время смотрел на трубочку, а затем с торжествующим видом сунул ее на место.

– Итак! Сейчас, Наташенька, – он опять выгнул брови дугами и сделал глаза большими, – вы увидите, как ваши любимые покойники оживают! И не только это, – его лицо приняло загадочное выражение. – Вы увидите себя!

– То есть? – недоверчиво переспросил Люк. – Увидим себя?

– Если быть точным, то свои родные тела, – проговорил доктор и направился к противоположной стене. Здесь он легко откатил стеллажный шкаф в сторону, и за ним открылся коридор без дверей и окон, в глубине которого угадывалось какое-то движение. – Знаете, полезно иногда бывает взглянуть на себя со стороны!

В дальнем конце открывшегося короткого тоннеля суетливо метались рыжие огоньки и степенно шевелись сумеречные тени. Вдруг одним скоком из этой темной мешанины выскочила тележка с высокой рамой, на верхней перекладине которой были закреплены большие вращающиеся крюки. На этих крючьях, как туши в мясном холодильнике, были подвешены две громадные сопливые сосули, которые студенисто колыхались при движении.

– Ага! – почему-то сказал доктор и радостно добавил: – Вот мы и прибыли, точнее – вы прибыли, молодые люди.

Он перехватил тележку на выезде, лихо развернув ее так, что, казалось, желеобразные конусы сорвутся из-под перекладины и шлепнутся на пол двумя огромными скользкими медузами. Но ничего не случилось, сосули отклонились по инерции, волнообразно колыхаясь, и остались спокойненько висеть, а Доктор, семеня ногами, виртуозно припарковал всю конструкцию к столу, на котором недавно сидел и болтал ногами.

– Что ж, есть на что посмотреть, ух! – возбужденно проговорил Соломон Яковлевич и повернулся к молодоженам. – Вот фигура, так сказать, вашей особы, Наталья, не знаю как вас по батюшке, ух, а вот это вы, Люк. Целые и здоровые оба, уф-ух! – Он обтер лоб. – Да вы подойдите поближе, не бойтесь, чего самих себя-то бояться. Уху-хух!

Наташа, тихонько подталкивая мужа вперед, с любопытством уставилась на ту груду студня, где, по уверениям хозяина кабинета, было спрятано ее тело. Люк не очень активно, упираясь, все же нехотя приблизился, и оба они уставились на покрытую живой рябью поверхность подвешенных конусов. Сквозь довольно прозрачную среду дрожащего желе, в котором, будто марево в жару, струились едва заметные потоки, были видны их тела в горнолыжных костюмах, которые висели по стойке «смирно», словно солдатики в детском магазине над прилавком.

– Мамочки, до чего же на нас похожи, – недоверчиво пробормотала Наташа. – Или это все-таки мы и есть?

– То есть получается, что и меня, и тебя в каком-то киселе утопили? – покосился на нее Люк и, неопределенно мыча что-то, стал разглядывать сосули с боков. Доктор тоже склонился к прозрачной поверхности и, хитро скосив глаза на Нату, заметил:

– А ведь если отбросить кисель, то красавцы, честно! – Он аж причмокнул от удовольствия. – По самым высоким разрядам проходят, точнее, проходите.

Супруги, не отвечая, вглядывались в глубину громадных висюлек, даже не смотря друг на друга. Тогда Соломон Яковлевич, чуть отступив и нахмурив брови, опять достал трубочку, которая уже ярко зеленела от кончика до кончика. Затем спрятал ее назад в карман и посмотрел на висящие осклизлые конуса.

– Так, докладывайте, – обратился он к сосулям. – Сначала мужчина, там работы побольше.

Как раз в этот самый момент Люк придвинул нос к самой поверхности, вглядываясь куда-то внутрь, и тут же, прямо перед его лицом, пленка поверхности сморщилась и неуловимым движением сформировала большой, сантиметров на тридцать, рот, который по-солдатски гаркнул:

– Повреждения свода и основания черепа исправлены, клеточная структура в порядке. – Рот смачно чмокнул и скривился в ехидной усмешке. – Были проблемы с эндокринной железой, но это уже не ко мне, это к Гоше. Ой, а чой-то с молодым человеком?

Люк в то самое мгновение, когда рот на сосульке только открылся для доклада, прыжком отскочил назад и замер, весь дрожа от испуга.

– Что-что – предупреждать надо! – почти сорвавшись, крикнул он и повернулся к доктору. – Так и до инфаркта можно довести!

– Ничего страшного, я же врач, вылечу, просто сейчас надо поторапливаться, – заметил он и сухо добавил: – А у вашей жены нервы покрепче будут.

Наташа, также отступив, прижалась к мужу, и они молча смотрели, как Соломон Яковлевич принимает странный доклад. То на одной сосуле, то на другой в разных местах появлялись и исчезали, сообщив нужную информацию, разных размеров рты. Некоторые из них переругивались между собой, отпуская соленые шуточки. В один момент на каждой из сосулек возникло по три рта и поднялся такой гвалт, что доктор был вынужден прервать перепалку.

– Вижу, что все прекрасно справились, теперь пора закругляться!

Он вытащил откуда-то из стены между полок прозрачный шланг и прикрутил его к тройнику на перекладине тележки. От места соединения шли два патрубка, которые были вставлены прямо в желеобразную массу каждой подвешенной груды.

– А ну марш все по своим куклам! – строго произнес Соломон Яковлевич и крутнул крантик на шланге. Тотчас раздалось глоточное бульканье, и по шлангу побежала вязкая жидкость, а сосули стали уменьшаться в размерах, всасываясь в патрубки как насосом. Прошло не более минуты, как на крюках остались покачиваться, как парашютисты на ремнях, два тела, которые были совершенно сухими, а одежда даже как будто выглажена – ни единой складочки.

– Очуметь! – выдохнули хором Люк с Наташей и посмотрели, теперь уже с нескрываемым уважением и страхом, на доктора.

– Ну, это еще не все! – Он отпустил шланг, который втянулся в стенку, и подошел к раздвижной двери, за которой висели Наташины покойники. – Эй, вы там! Готовы?

Дверь скользнула в сторону, и из проема вышли один за другим шестеро абсолютно одинаковых близнецов, белобрысых и покрытых веснушками так, словно их обрызгали из пульверизатора. Они весело толкались, как парубки-призывники в военкомате, и, шпыняя друг друга, беспрерывно веселились.

– Так, галдеж прекратить, не на базаре! – повысил голос Соломон Яковлевич, а потом обернулся к молодоженам: – Это мои помощники, медбратья, так сказать, по разуму. Прошу любить, хотя жаловать не положено! – Потом опять обернулся к близнецам, построившимся в неровную шеренгу: – Представьтесь!

Братья стояли, задорно поблескивали глазами и ухмылялись, но, осознав серьезность процедуры, деловито переглянулись и один за другим шагнули вперед.

– Я – Паша!

– Я – Саша!

– Я – Тоша!

– Я – Гоша!

– Я – Проша!

– Ну, а я – Сигизмунд!

– А почему Сигизмунд? – ошалело спросила Наташа.

– А я последний вылупился! – бодро чеканя слова, совершенно непонятно объяснил крайний левый в шеренге.

Я весь рассыпался на части…

– Так-так, шестерка из ларца, одинаковых с лица, – важно надув губы и прохаживаясь перед шеренгой, промолвил Соломон Яковлевич. – Можете идти развлекаться, только чтоб завтра – как из пушки, с первой зорькой все на работу. Куда вы сейчас?

Братья переглянулись и, широко скалясь, наперебой стали излагать.

– Сегодня гонка, Док!

– Тарантулы! Финальный забег, Док!

– Ща по пиву и на стадик!

– Док, а вы птера своего, Леху, дадите смотаться по-быстрому?

– Ладно уж, возьмите…

Близнецы, шумно топая ногами и гогоча, дружно двинулись к выходу, словно футболисты в раздевалку после трудного, но победного матча. Все они были одеты в одинаковые майки-безрукавки с номерами от одного до шести и шорты бежевого цвета. Проходя мимо Люка и Наташи, каждый из них либо двусмысленно чмокал и строил девушке не очень пристойные гримасы, либо просто пялился бесстыжими глазами. Только последний, который назвался Сигизмундом, радушно подмигнул забытому французу – и захлопнул за собой дверь. В комнате стало так тихо, что было слышно, как где-то в глубине огромного дома продолжает глухо стенать коза Элеонора.

– А теперь, молодые люди, ух, самое для вас, безусловно, интересное. – слегка волнуясь, громко проговорил Соломон Яковлевич. – Сейчас, уф, наступает очень важный момент. Момент, когда вы вернетесь, ух, на короткое время, безусловно, – он показал жестом большого и указательного пальцев, насколько короткое, – буквально на две-три минутки, в свои тела. Ух! Это абсолютно необходимо в медицинских целях! В медицинских, ух, прошу заметить, и ни в каких больше! Туда и обратно! Готовы?

– Вы сначала объясните, что это за развеселая медбратия была? – осторожно произнес Люк.

– Да! – поддержала Ната. – Откуда они появились в этом шкафу, и куда делись мертвецы!

– Времени у нас мало, ну, да ладно, – нахмурившись проговорил доктор. – А это и были ваши, Наташенька, покойники, ух! Просто они на время работы перезагрузили все свои шесть Я в клеточный бульон и ваши организмы лечили, по три брата на организм, уф, разве не понятно? Вот в тот, по меткому замечанию вашего мужа, кисель, который обволакивал вон те ваши туловища. А затем они вернулись в свои тела, точнее в куклы, а бульон, ух, слили в бидоны для дальнейшего хранения. Теперь все ясно? Можем приступать?

Люк неуверенно скосил глаза на Наташу, и они оба молча пожали плечами. Сразу после этого не очень выраженного согласия Соломон Яковлевич развил бурную деятельность. Из туманной темноты коридора с огоньками выскочила вторая тележка с перекладиной, на которой покачивались две подвесные системы на ремнях.

– Быстренько одевайте всю эту сбрую и начнем, а то, – доктор сделал наигранно страшные глаза, – навсегда останетесь в Юнькиных телах! А ваши родные придется выбросить на помойку. Не все еще в нашем мире подвластно медицине, уж поверьте мне. Торопитесь!

Он опять достал зеленую трубочку, которая потемнела и с концов стала почти черной. Было понятно, что с ней что-то происходит, и супруги, неожиданно и полностью поверив доктору, стали лихорадочно разбирать ременные подвески и примерять на себя. Полностью поглощённые сложной задачей одевания, и Люк, и Наташа обменивались лишь односложными фразами, типа: «Подтяни вот здесь, а то провисает» или «Как ты, нормально?» и тому подобными.

– Прям как в космос собираемся, – мрачно пошутил французский муж, застегивая последний карабин на ремнях и свободно качнувшись на перекладине тележки. Наташа не доставала до крюка, и доктор пододвинул ей маленькую скамеечку для удобства. Наконец, они оба повисли, как на качелях, и уставились на хозяина кабинета.

– Теперь что? – спросил Люк.

– Теперь? Уф! – радостно пыхтя, пробормотал доктор. – Теперь домой! В родное тело! Ух!

Он схватил тележку и подкатил ее к первой, на которой висели тела молодоженов в горнолыжных костюмах. Он аккуратно подогнал обе конструкции как можно ближе друг к другу и суетливо забегал вокруг, что-то придвигая и подстраивая. Люк оказался прямо напротив своего второго, точнее первого, тела и увидел свое лицо, как в зеркале. Оно казалось и чужим, и родным одновременно. Внезапно его стала пробивать легкая дрожь.

– Плюньте на свою правую руку оба! – раздался властный голос хозяина кабинета, и молодые люди непроизвольно повиновались.

– А теперь возьмите и поздоровайтесь сами с собой, пожмите руки!

Люк вздрогнул и наискось протянул руку безжизненному телу напротив. То же самое делала и Наташа, безвольно подчиняясь резким приказам. Дотянуться до рук висящих тел было несложно, но как-то жутко, и она заплакала, молча глотая слезы.

– Возьмите же руки, крепче, еще крепче, а теперь – закройте глаза!

Люк зажмурился так сильно, что заболели веки, и вдруг на него нахлынуло то же, что он испытывал, лежа под рогожным кулем в мастерской у Юньки. Он рассыпался на мелкие куски, которые, клокочущими потоками струясь с разных концов тела, слились в один и устремились к зажатой ладони. Она стала нагреваться, покрываясь скользким потом, и Люк почти потерял сознание. Точнее, ему казалось, что он перешагнул предел ощущений и разум его скользил в мутной и вязкой жиже по живому изгибающемуся тоннелю. «Как в канализации… почему-то мелькнула мысль. – Даже звуки те же.»

***

Неожиданно он услышал голос доктора, но совсем с другой стороны.

– Открывайте глаза, оба!

Люк открыл глаза и от неожиданности аж крякнул. Нос к носу с ним покачивался он сам с полуприкрытыми остекленевшими глазами. Точь-в-точь как висельник на эшафоте, даже язык вывалился.

– Ой, уберите ее, сейчас же! – раздался нервный крик На-ты, и вся конструкция немного отодвинулась.

– Наташенька, вы же были в этом теле еще пару секунд назад, а уже его боитесь, – проворковал где-то рядом голос Соломона Яковлевича. – Тем более что вам еще предстоит путешествие назад. Это теперь ваш дом, можно сказать, квартира. Только двухкомнатная. Пока вы в одной комнате, другая пустая, и наоборот.

– Я не полезу в это тело, – запричитала Наташа, – мне и здесь хорошо!

– Ну, дорогая моя, тут выбора нет, – опять закурлыкал Соломон Яковлевич. – Это тело вам родное, я понимаю, но его вы пока не можете эксплуатировать на полную катушку! Уж соберитесь как-то, все же хорошо, просто прекрасно! Я вас уверяю, вы в себя еще не раз вернетесь. А теперь пора и назад! Активация прошла успешно, с чем я вас и поздравляю!

Обратная перезагрузка прошла практически без эксцессов, но Люку почему-то очень не хотелось расставаться с родным туловищем. И переселяться в другое. Еще он почувствовал, что обратно в тело куклы, которое ему сделал Юнька, все-таки вселяться труднее, не так комфортно, что ли, как в родное тело. Но приходилось верить доктору, что это необходимо, потому что ясности было ноль, а в таких случаях кому еще верить?

То ли звери, то ли люди…

– Люк! – шепотом позвала Ната.

– Чего?

Они лежали на пуховой перине широкой, как палуба авианосца, кровати в большой темной комнате.

– Никак не пойму, хорошо тут или плохо…

– Не нравится мне этот эскулап, скользкий он какой-то, как этот ихний клеточный бульон!

– Люк, а может ну их всех! Смотри такая перина, как в сказке про Золушку!

– А там была перина?

– Да неважно, просто мы же в этих новых, ну, ты понимаешь, анатомиях, – она прерывисто задышала, – и ощущения должны быть новые…

Через десять минут, когда молодожены, счастливые и расслабленные от любовной неги, откинувшись на подушки, начали засыпать, случилось нечто. А если быть точным, то за тяжелой портьерой у окна кто-то сдавленно, но очень отчетливо чихнул. Молодые разом открыли глаза. Сразу за чихом тот же кто-то опять очень приглушенно и давясь произнес: «Му-ур! Паррдон!»

– Черт! – выругался Люк и сел торчком. – Что такое?

Он рывком вскочил и в два прыжка оказался у занавесок. Ясно, что отдернуть их ничего не стоило.

– Ты кто? – На Люка смотрели два ярко горящих зеленых глаза.

– Му-ур, – ласково сообщили глаза.

– Кто?

– Я в некотором смысле Мефодий, – зеленые зрачки ласково, практически влюбленно моргнули, – Мефодий Крындин, московский уголовный розыск, му-ур, агентурно-оперативный отдел.

Послышался надрывный вздох, а за ним почти страстным шепотом прошелестело:

– Я здесь на задании, му-ур-р!

– Какого черта! Пошел вон, паскудник!

– Я ничего не видел, не слышал и не обонял! – чуть громче ответили глаза и опять ласково моргнули. – Вообще ничего, но я на задании и обязан доложить.

– Доложить что, куда и из какого места? – змеиным голосом проговорил Люк и схватил невидимого кота за шиворот.

– Я при исполнении, а вы не имеете права!.. – вдруг во весь голос заорал замаскированный темнотой шпион.

– Пшел вон, тварь босяцкая! – только и вырвалось у Люка, и он решительным пинком направил кота в ту сторону, где была дверь.

Но мерзкий пакостник каким-то одному ему известным приемом извернулся и врезал черной молнией прямо вверх по шторине. Портьера, не выдержав веса, рухнула вниз вместе с массивным карнизом, но не с котом. Вместо того чтобы свалиться как положено и сдаться в плен, орущий лютым мявом котяра сиганул сначала на люстру, обрушив и ее, а потом с лету вышиб дверную створку и скрылся в глубинах дома.

Люк стоял, озаряемый лунным светом из обнажившегося окна, совершенно голый, и на голове у него несомненно назревала громадная гуля шишки.

– Ненавижу котов, отсюда и навсегда, – пробормотал растерянный французский муж и побрел к кровати, осторожно гладя растущую на лбу выпуклость.

– Кто это был? – томно, несмотря на грохот и свалку, спросила Ната, и по ее тону было ясно, что ей наплевать на агентурных котов и прочую сволочь. Ей хотелось… Да мало ли чего ей хотелось в конце концов!

– Это был Мефодий, только, как я понимаю, без ливреи! – буркнул Люк.

– В ливрее или без ливреи, ну их, иди сюда, – страстно позвала девушка, но Люку совсем ничего не хотелось. Он остановился и посмотрел вокруг.

Комнату заливал лунный колдовской свет из окна, и весь шабаш, устроенный тайным агентом Мефодием, был виден до последней детали. Портьерный карниз, который так больно саданул Люка по башке, мирно свисал, все еще держась одним концом на стене. Сама портьера конусной кучей лежала рядом, а люстра разлетелась мелкими стеклянными брызгами. Ее осколки звездной пылью мерцали на полу и повсюду. Даже на кровать залетела пара стекляшек, и Люк брезгливо сбросил их с простыней.

– Что эта тварь здесь вынюхивала, а? – Он осторожно присел на кровать и стал натягивать трусы с алыми маками. Затем встал и подошел к окну.

– Слушай, Нат, тебе бы с этой, с козой, подружиться.

– С Элеонорой?

– Ну да, разузнать у нее, что тут и как. Вы же женщины, общий язык найдете, – Люк повернулся спиной к окну. – Чувствую я, не простая она коза, тут что-то зашифровано. – Он, осторожно ступая по деревянному полу, вернулся к кровати. – То ли звери, то ли люди. Кот этот, мурлыка, следопыт фиговый. Из уголовного розыска.

– М-да, – Ната перевернулась на живот и, подперев кулачками голову, согласно кивнула. – Сначала следит, потом пытает, так у них, наверное, у следопытов из МУРа.

– Почему из мура?

– Московский уголовный розыск – МУР, – пояснила она.

– Понятно. Вот одно только непонятно, смотри: ящер – ну, тот, летающий, – подводный капитан, который субмариной рулил, он даже такси вспоминал. Значит, он был человеком, и тоже из нашего времени или около того, – молодой человек взволнованно стал надевать майку, – а этот – полицейский, вынюхивал тут. Тоже, получается, был, как ты и я, человеком. А может, и коза, она же сказала, что стихи писала и была звездой какого-то там века!

– Светает уже, может, пора вставать? – Наташа села и, чуть вытянув шею, поглядела в окно. Там бледным рыбьим брюхом уже засветился горизонт, и звезды стали блекнуть и исчезать с неба одна за другой. За стенкой, где-то совсем рядом, видимо, в соседней комнате, опять начала со всхлипами стенать коза Элеонора. Сначала тихо, затем все громче и громче.

– Нат, а вот и повод познакомиться! – Люк подмигнул и кивнул в сторону стены. – Зайди, скажи, что мы еще спим.

Наташа, выхватив из шкафа, что стоял рядом с кроватью, легкий халат, накинула его на голое тело и подошла к двери.

– Неудобно как-то, рано ведь еще, – она с сомнением оглянулась на мужа.

– А стенать в шесть утра удобно? – спросил он. – Давай, пока ни кота, ни доктора нету.