Текст книги "Стеклянное сердце"

Сергей Москвич
Стеклянное сердце

Предисловие

Сидел я однажды на нашей даче на берегу речки Иня, а вокруг меня дочка с сыном бегают. Словно я столб какой. С ветром-свистуном наперегонки! То есть речка – вот тут, наша дача – вон там, а ветер повсюду, и внутри него дети бегают. Но пока ветер маленький был, ни я ни они его не замечали. Я чай с баранками пил, а дети делали бумажные самолетики и фонарики из бумаги. Запустят вверх, а они хлоп, и на песок падают. Плоховато летают. Ветер-то совсем крошечный был, куда ему. Дети на него накричали – он и обиделся. Спрятался где-то в листьях нашей старой яблони и стал листьями сердито шелестеть. Дети подумали, что он испугался и убежал от них совсем. А свистун вдруг как выскочит из гущи – хвать самолетики с фонариком и бежать. То есть лететь! Закружил, завертел прям по воздуху и в небо утащил. Малыши ко мне подбежали и давай кричать: «Папа, поймай самолетики с фонариком!» Да где там, они уже в небе далеко-далеко. Я и говорю: «Они в Казахскую пустыню полетели!»

«Ой, а где это?» – закричали дочка с сыном.

Пришлось им рассказывать. Да и вы послушайте!

Ураганьи шуточки

 
Это не сказка и это не быль –
Думайте, как хотите.
В пустыне Казахской,
Где солнце и пыль,
Произошло событье.
 
 
Ветер, проказник и хулиган,
Решил поиграть в пятнашки.
Дунул, а получился Ураган,
Большой, как медведь, и страшный.
 
 
– Я, Ураган-страшилище,
У меня – ураганья силища,
Хохочу, верчу, кручу,
Выкаблучиваюсь.
Я песком глаза перчу,
Солнце скручиваю!
 
 
Что плохо лежит –
                    Вжик!
И унес. А куда? –
                    Вопрос!
 
 
– Я, Ураган Казахский, черный,
Солнцем южным пропеченный,
Так засыплю песком, что не вынырнуть,
Даже день прямо в ночь могу вывернуть.
У-уууууу-ух!
 

А в это время

 
Хочешь – поверь, ну а хочешь – никак,
Но там, где в Сибири Большая Река
Прямо пустыни Казахской напротив,
Жила-поживала девочка Мотя.
Крошка-проказница, лет шести,
Как раз, чтобы осенью в школу идти…
 
 
В то лето солнце, ну просто жарило,
Наверно на небе заснули пожарные.
Чем же заняться проказнице Моте?
Покопаться на огороде?
Жарко! Да и не хочется вроде…
 
 
Не хочется это, не хочется то –
Заснула Мотя вместе с Тото́.
Тотó, или запросто просто Тото́шка,
Был на собаку похожим немножко –
И лаял, и прыгал, и хвост завитком,
Только вот был Тотошка щенком.
 
 
В общем, задернули шторкой окошко,
Девчонка – в кроватку, на коврик – Тотошка.
А черный, лохматый Ураган
Усатый и вредный, как таракан,
Домик, где спали хозяйка с Тотошкой,
Схватил и унес, словно хлебную крошку.
 
 
И вот, при нелетной погоде ураганной,
Летела Мотя,
Как в самолете,
Через реки, моря и страны.
И домик дощатый – ну и ну,
Занесло в замечательную страну…
 

Королева дошкольного возраста

 
Первым проснулся щенок.
Сначала погрыз от ботинок шнурок,
Затем просто так повилял хвостом.
Немного подумал и тявкнул потом,
Чтобы хозяйка вставала.
И на пол стащил одеяло.
Мáло!
 
 
Как бы вы поступили – не знаю,
А Тотóшка просто взял и залаял.
И Мотя ладошкой потерла лицо,
И быстренько выбежала на крыльцо.
 
 
А пустыни и след простыл –
Вместо пустыни – сплошные цветы.
Синее небо, чирикают птички!..
Мотя рукой почесала косички.
 
 
Откуда тут птички, откуда лужок,
И кто апельсины на ветках зажег?
Травка зеленая возле ног,
В травке козявок всяких полнó,
Чуднó!
Как на первом ряду в кино!
 

 
И вдруг из-за кустов красивых,
Что росли над речкой,
Вышел в платье ярко-синем
Странный человечек.
 
 
Выше человечека – голубая шляпа,
По полям бубенчики, а поля из драпа.
И под шляпой – борода,
Длинная – вот это да!
 
 
Положил он шляпу нá пол,
То есть на траву,
Был он вроде как из сказки,
А вроде наяву.
 
 
– Мы вас приветствуем, о королева!
Поклончик направо, поклончик налево.
– На злую Ягиню нашли вы управу.
Поклончик налево, поклончик направо.
– И право, по праву вы править должны.
Налево, направо.
– Ух, поддерну штаны!
 

Ягинины козни

 
И ей говорил человечек без шляпы,
И часто слезами на шляпу он капал,
Что злая Ягиня в их королевстве,
Всем надоела лет этак за 200.
Она – чародейка, старая и противная,
И при этом невыносимо активная.
 
 
Все человечки этой страны
Повиноваться ей были должны.
Издевалась над ними она без конца,
Но хуже всего – заменила сердца!
 
 
И больше никто не поет и не пляшет, и
В груди у них звякают просто стекляшки!
И никто не может влюбиться,
Ведь стеклянное сердце не может биться,
Потому что может разбиться!
 
 
А кто влюбляется – мается,
И сердце его разбивается
На тысячу тысяч холодных осколков!
И человечек становится волком.
 
 
И теперь в полях и рощах
Вóлка встретить куда проще.
 

 
Ах, происходят ужасные вещи,
Ведь человечков все меньше и меньше.
– Ваше Летающее Величество,
Уважаемая странница!
Нас небольшое осталось количество,
А скоро нас совсем не останется!
 
 
Но сегодня домик Ваш – молодец,
Он Ягиню раздавил наконец.
Прямо с неба днищем плоским
Ей свалился на прическу.
Так что, будьте так любезны,
Вам владеть Волшебным Жезлом.
 
 
Села тут Мотя, наморщила лобик,
Под щеку ладошку – задуматься чтобы.
И тóтчас столпились вокруг у крылечка
Множество маленьких человечков.
 
 
Они отбивали поклоны бессчетно,
Так быстро, что в воздухе стало щекотно.
И Тотошке вдруг захотелось чихнуть,
Но он был вежливый и только вздохнул.
 
 
И Мотя пошла в окружении важном,
Здороваясь вежливо с каждым из граждан,
По фарфоровой сине-зеленой дорожке,
А рядом с дорожкой – отважный Тотошка.
 
 
И путь их лежал вглубь волшебного сада.
Но вот и калитка, но вот и ограда.
Проворные придворные
Туда-сюда,
Фонфары, трубы, горны
Вовсю дудят.
 
 
Мотя сразу попросила человечка с бородой:
– Это очень некрасиво – шум для девочки такой.
Я вас, знаете ли, очень попрошу,
Вы, пожалуйста, убавьте этот шум.
 
 
Тут главный придворный рукою махнул
И враз натянул на страну тишину.
И лишь в глубине, в тишине, в стороне
Песня осталась на тонкой струне.
 

Песня девушки со стеклянным сердцем

 
«Утром себя я умою слезами,
Где ж ты, мой волк с голубыми глазами,
Что-то кольнуло в холодной груди,
Где ты, мой друг, приди…
 
 
В чаще лесной и среди бурелома
Нет у тебя ни любимой, ни дома,
Страшно тебе среди диких зверей,
Где ты, вернись скорей…
 
 
Что там со мною потом ни случится,
Буду навеки твоею волчицей,
Ты воротись и мне сердце разбей,
Только приди скорей…»
 
 
И из кустов, что росли недалече,
Вышла девушка-раскрасавица,
Ростом как все вокруг человечики –
Всем женихам такая понравится.
 
 
Но, заливаясь уныло слезами,
Историю хором они рассказали
О том, как случилось, что здешний король
Влюбился в красавицу летней порой.
 
 
Лишь слово «Люблю!» произнес он и только!
И сразу же, сразу же сделался волком.
Красавица в обморок – хлоп, и тогда
Он в лес убежал навсегда от стыда!
 
 
Вокруг зазвенели на шляпах бубенчики –
Это заплакали человечики.
И заскулил Тотошка-щенок,
Спрятавшись между ног.
Но!
Мотя нахмурила брови слегка,
Ведь она королева была как-никак:
 
 
– Я смотрю, тут все носы
Понамокли от росы.
А ведь лучше, чтоб малютки
Говорили только шутки,
Чтоб веселье и улыбки
Растянулись на часы.
 

Кто в поход, а кто наоборот

 
И тóтчас исчезли и слезы, и плачь,
Но речи продолжил плести бородач:
 
 
– В фарфоровых высях Сияющих гор
Живет полузверь чародей Драммодóр,
Он должен сказать (если только захочет),
Кто всех веселее на свете хохочет.
 
 
И этот вот КТО, то есть тот Хохотун,
Эхом заполнит пусть гор красоту.
И от этого громкого-громкого эха
Станет Злодеям совсем не до смеха.
 
 
Чары и козни рассыпятся враз,
И засияет на жезле Алмаз,
И пронесется из северных туч
К Алмазу от солнца оранжевый луч.
 
 
Будут скакать по отрогам и пикам
Рыжие зайцы – алмазные блики.
 
 
Нужно собрать их в прозрачный мешок,
Перемешать меж собой хорошо,
Выйти с мешком на лесную полянку
И выпустить зайчиков в лес спозаранку.
 
 
Они разбегутся по нашей стране
И человечков отыщут во сне.
Рыжим огнем вмиг растопят стекляшки, и
Станут сердца у всех настоящими.
 
 
И вот, чтоб расстроить Ягинины козни,
Мотя в дорогу решила идти
Пока еще было не очень-то поздно,
Ведь маленьким можно гулять до шести.
 
 
Тут стали вдруг придворные
Кричать, шуметь, рядиться –
Кого еще бесспорно им
Отправить в экспедицию.
 
 
А самый толстый, похожий на чайник,
(Наверно, какой-нибудь важный начальник)
Сказал, что Мотя конечно сама
Имеет достаточно много ума,
А также сноровки и силы.
И было бы очень бы мило,
Если б их Величество
Сама туда сходила.
 
 
– А мы будем мысленно, мысленно с вами,
Сидя потихоньку на мягком диване,
Специально построенном для переживаний!
И чтобы удобнее переживать,
Нам что-нибудь нужно пережевать.
Чтоб терпеть такую мýку,
Пирожки пекутся с луком.
Будем плакать и жевать
И вовсю переживать!
 
 
Побежали повара
Королевского двора
И давай месить и жарить –
Пирогов нужна гора!
 
 
А их величеству тоже –
Маленький коржик
На голубом покрывале
Торжественно подавали.
 

Нос-носище

 
Может час, а может десять,
Но в пути-дороге
Сколько перепето песен
Знают только ноги.
 
 
Вдруг, вот так – какой-то звук:
Толи бум, толи стук!
 
 
Залаял Тотошка
Непонарошку
И спрятался быстро хозяйке за ножку.
Ведь кто его знает и всяко бывает,
Тут и большая собака залает!..
 
 
Мотя нахмурилась озабоченно –
Ведь почти от самой дорожной обочины
Начиналась большая поляна,
Только вот что странно…
 
 
Травка не травка, а плотный газон,
Хотя для газона в лесу не сезон,
То есть в лесу не бывает газона,
Вне всякой зависимости от сезона.
 
 
Стуки и бумы и тах-тарахтах
Слышались вроде бы где-то в кустах…
 

 
Вдруг из-за поворота
Выскочило что-то
И понеслось перед ней по полянке –
Может быть тачка, а может быть санки.
 
 
Сзади за ручку за ней человечек,
Грустную голову свесив на плечи,
Так и бежит, несмотря на одышку,
За механизмом, бедняга, вприпрыжку.
 
 
– Кто вы такой и зачем вы шумите?
Лучше идите и тихо поспите!
 
 
Грустно вздохнул человек на вопрос,
И тут вдруг увидела девочка нос!
Казалось такому не будет конца,
Вот честное слово, он был с пол-лица.
 
 
Угрюмо потрогал бедняга носище:
– А я, понимаете ли, газонокосильщик.
Хоть жил я когда-то в дворце королевском,
Где все было с шиком, и с шумом, и с блеском.
Прически, завивки, лосьены и пудры,
Так было, поверьте мне, каждое утро.
Но злая Ягиня воссела на трон
И нанесла непоправимый урон!
 
 
Она уронила мне на нос флакон
Где был мой отличнейший одеколон.
 
 
И вырос этот нос
Размера непомерного,
И так он быстро рос,
Что аж устал, наверное.
 
 
А чтоб было и вовсе мне невыносимо,
Я должен толкать им газонокосилку.
Как брил я, и стриг я, и мигом, и махом –
Я был наипридворнейший парикмахер!
 
 
Ой, горько мне, горько, ой худо, мне худо!
Возьмите меня поскорее отсюда!
 
 
– Но ведь вы можете свободно
Катить куда себе угодно?
 
 
– Ну что вы, разве я
С таким безобразием
Могу выйти в свет?
Нет!
 
 
Ни за что не смогу.
Лучше останусь стоять на лугу!
Или куда-нибудь убегу!
Чтоб никогда никому ни гу-гу!
 
 
– В таком случае,
Может быть, лучше вам
Пойти к волшебнику Драммодору
Вместе со мной на высокую гору.
Быть может
Он вам поможет
Тоже,
Чтоб ваше лицо стало снова пригожим.
 

Как опасно быть придворным

 
Через лес бежит дорожка –
Видно ей не терпится.
Вместе с ней бежит Тотошка.
И скрипят, и вертятся
Все четыре колеса
Газонокосилки,
А уже за нею сам
Парикмахер пылкий.
 
 
Вот так он вместе с Мотей и
Продолжил путешествие.
И шагают друг за другом
Где минутка, там часок.
Так все лесом, полем, лугом
Вышли к речке на песок.
 
 
Как быть?
Переплыть?
Или вот –
построить плот?
 
 
Но нравится – не нравится,
А надо переправиться.
 

 
Только вот тут такое дело:
Конечно, плавать Мотя умела,
Но там, где по пояс или по шейку.
Или иначе, по-собачьи
В пруду, где набирают лейку
Цветам на бабушкиной даче.
 
 
А здесь – громадная река,
Ее не переплыть никак.
 
 
Вдруг видит девчонка – на берегу
Кто-то сидит на блестящем кругу.
 
 
– Давайте подойдем поближе,
Мне кажется, я что-то вижу
Вон там, за последним зеленым бугром.
 
 
– Это, Величество Ваше, паром.
 
 
И точно, в том месте где рыжий песок
Водою не очень был сильно намочен,
Сидел водолаз, и к нему, между прочим,
Привязан был таз за цветной поясок.
 
 
– А ну-ка вся компания – раз
И в таз!
И я со всем старанием
Вас обслужу сейчас!
В этом прекрасном медном тазу
Прям под водою перевезу!
 
 
А Мотя спросила: «Уважаемый,
Хотя, конечно, переезжаем мы,
Но все-таки, согласитесь, чуднó,
Что вы опускаетесь прямо на дно.
А ведь пассажиров надо везти
Все-таки по поверхности!»
 

 
– Да! – согласился странный паромщик,
– Плыть по поверхности было бы проще,
Здесь я дежурю и ночи не сплю,
И вас я действительно утоплю.
 
 
Но, отбросив некоторые странности,
Доставлю к берегу в целости и сохранности.
Ведь по ягининому приказу
Мне полагается быть водолазом!
И вот даже в бурю, ненастной порой,
Тяну я по дну неуклюжий паром.
 
 
Хоть был я когда-то большим адмиралом,
И публика, видя меня, обмирала.
Я был в эполетах и при орденах,
И в ярких, с лампасами, синих штанах.
И в солнечный день, и в лихую грозу
Устраивал битвы я в медном тазу.
 
 
И плавали парусные игрушки,
И ярко блестели на солнышке пушки.
Я возглавлял неприятельский флот,
Ну, а король – наоборот.
 
 
Мой флот проигрывал без возражений,
Ведь король не умеет терпеть поражений.
За каждую битву – мне орден на грудь,
И столько их было, что трудно вздохнуть.
 
 
А нынче я к этому медному тазу
Навеки, навеки, навеки привязан!
 
 
– В таком случае,
Может быть, лучше вам
Пойти к волшебнику Драммодору
Вместе с нами на синюю гору.
Возможно, этот таз несуразный
Волшебником сразу будет отвязан.
 

 
И вот, в первый раз, Водолаз
Везет по поверхности таз.
Пусть трудно и страшно,
Плывет он вразмашку,
Ягинин наруша приказ.
 
 
Плывут по реке, забывая о страхе,
Мотя, Тотошка и Парикмахер.
И вот уже вместе, на той стороне
Шагают они по волшебной стране.
 

Как пройти напролом через лес чертолом

 
Кудрявые рощи сменились оврагом.
А сразу за ним поднимается грозно
Лес Чертолом, где за каждой корягой
Скрыты ягинины черные козни.
 
 
Здесь заколдовано каждое дерево,
Мрачно сплетаются злые плющи,
Путник войдет в этот лес, только где его
После искать, лучше и не ищи!
 

 
Впустит легко Чертолом, только в чаще
Сразу деревья его оживут,
Сдвинутся с места со звуком урчащим,
Путника враз в порошок разотрут.
 
 
Так уверяли придворные бывшие,
И каждый поклялся, что точно не врет.
Но Мотя подумала и, чуть слышно,
Скомандывала Тотошке: Вперед!
 
 
Ведет дорожка в заросли,
Где лес такой дремучий,
И тянутся к ним с жадностью
Большие злые сучья.
Колючие сучья, кусучие сучья,
Хвощи и плющи поднимаются тучей!
И сзади сплелись над дорожкой блестящей,
И спереди тянутся яростной чащей.
 
 
Ни белки не видно, ни маленькой птахи.
Но смело в атаку шагнул Парикмахер.
 
 
Он достал из сюртука
Ножницы блестящие.
И пошла гулять рука
По колючей чаще.
 
 
И полетели куски и опилки,
Когда запыхтела газонокосилка,
Сердито скрипя своим каждым колесиком.
И вот через чащу закончена просека.
 

Кто не спрятался – тому ничего не будет

 
Как-то вышли незаметно
Через лес – и на опушку,
Где гуляют солнце с ветром
По степи на всю катушку.
 
 
И тут, вдруг, только вообразите,
Прямо под солнцем, в зените,
Над ковылями, где ветром сквозило,
Летит невообразимый Верзила.
 
 
Ростом, ну, чтоб не соврать,
Метров эдак под двадцать пять,
А может быть, и под сто,
Точно не знает никто!
 
 
Был он весь полупрозрачный.
С таким размером как иначе?
И при таком великом росте
Никак нельзя без шляпы и трости.
 
 
Тут Парикмахер от страху свалился,
Шмыг под нос и там затаился.
Мол, нос – он и есть нос,
С него какой спрос?
 
 
А Тотошка суматошно
Закрутился. И как был
От испуга, как нарочно,
Даже гавкать позабыл.
 
 
Накрылся тазом Водолаз –
Никак не реагировал,
Он сделал вид, как будто таз
Отверткой ремонтировал.
 
 
– Уважаемый Верзила,
Я вот тут вообразила,
Что вам с вашей верхотуры
Видно разные фигуры.
 
 
А нам нужно к волшебнику Драммодору
На далекую синюю гору.
И для вас это – сущая ерунда
Указать нам дорогу отсюда туда!
 
 
Кричала Мотя во всю силу.
Но эти слова Верзилу
Даже не притормозили,
Видно некогда было Верзиле.
 
 
Он пел и мурлыкал под нос всякий вздор.
И вскоре исчез вдалеке между гор.
 
 
Тогда все в порядок себя привели,
Отряхнулись от пыли и от земли.
А бывшие придворные заворчали,
Что они совсем не испугались вначале,
Да и потом тоже!
Просто на что ж это, братцы, похоже,
Когда какой-то случайный прохожий
Оказался высоким, как каланча?
 
 
– Вот был бы он ростом мне до плеча! –
Парикмахер сказал,
– Я б ему показал!
 
 
А Водолаз, он ведь был Адмирал,
То есть настоящий вояка,
Сказал, что Верзила от нас удирал,
Когда я свой таз рукавом протирал,
А так – ух, была бы драка!
 
 
Так бы долго продолжалось,
Только Мотя рассмеялась:
 
 
– Ладно, хватит, хвастунишки,
Ведь Верзила улетел,
Нам пора, а то уж слишком
засиделись мы без дел.
 
 
По степи несется ветер,
Как известно, кувырком,
Но в пути, уж вы поверьте,
Проще двигаться пешком.
 
 
В небе ярко-голубом
Солнце вместе с птичками.
А под ним идет гуськом
По голубым кирпичикам
 
 
Вся компания, и тут
Не сказать заранее,
Какие приключенья ждут
Эту вот компанию.
 

Почему брауни шума не любят

 
Здесь все-таки будет, наверно, уместно
Сказать, что дорожка вела прямо к месту,
Где, меж степными высокими травами,
Поселились коричневые Брауни.
 
 
Вечерами сидели они у костра
И, бывало, засиживались до утра.
Вели неторопливые беседы,
И каждый рассказывал, как пообедал.
Ну а соседи лишь причмокивали губами,
Ведь питались они только грибами.
 
 
Они собирали их на заре
И тут же жарили на костре.
Кушали сытно, затем не спеша
Спать разбредались по шалашам.
 
 
Так спали весь день, когда жарко и душно.
Храпели тихонько на пышных подушках.
И очень Брауни не любили,
Когда их не вовремя разбудили.
 
 
И вот, представляете – солнце, жара,
И вдруг какой-то трам-тарарам:
Скрипят колеса газонокосилки,
Звякает таз на цветном пояске!
 

 
Тут не поспишь на мягкой подстилке,
И Брауни, каждый с дубинкой в руке,
Собрáлись гурьбой на дорожке мощеной.
 
 
– Проучим пришельцев, и тот, кто ученый,
Не будет уже ни шуметь, ни шалить
И пальцем не сможет пошевелить.
Мы хоть и маленькие, но бравые,
Недаром мы называемся Брауни.
 
 
Пусть каждый в отдельности был и смешон,
Особенно, когда коричневый капюшон
Брауни затягивали потуже.
Только бородка торчала наружу,
 
 
И чуть-чуть поблескивали глаза.
Но когда их охватывал пыл и азарт,
Они могли больно поколотить,
Если невольно около быть,
То есть шуметь где-то рядом от шалашей,
Чуть что, и дубинкой получишь по шее.
 
 
– Пожалуйста, Брауни, извините,
И препятствия нам не чините.
Нам нужно к волшебнику Драммодору
Идти на высокую синюю гору.
Туда очень быстро нам надо поспеть,
И мы обещаем вам не шуметь.
 
 
Но сердитые коротышки
Сопели в ответ:
 
 
– Простить? Ну это уж слишком,
Нет, нет и еще раз нет!
 
 
Вы оштрафованы во-первых –
За нарушение тишины,
Во-вторых –
За прерванные сны,
 
 
А в третьих, четвертых и пятых –
За то, что мы не любим носатых,
Потом чудаков с тазами
И щенков с блестящими глазами.
 
 
И все. Остальные могут идти.
Ведь считать мы умеем лишь до пяти.
Но те, кто наказан,
Предупреждаем сразу –
Обязан
Найти по пять грибов,
Ну а потом, будь здоров
 
 
И до свидания!
Вот такое задание!
 
 
Тут Водолаз, самый первый из трех,
Глубокомысленно изрек:
 
 
– Вот помню, когда я был адмирал,
Я множество раз грибы собирал,
Бывало, найдешь трюфеля в салате,
В супе, в жульене, в гарнире – и хватит!
 
 
А помню, еще однажды за ужином,
Из соусника шампиньоны выуживал!
Лучше меня не найти грибника,
У меня такая находчивая рука!
 
 
– А из меня грибник никакой.
Мне б только ножницы под рукой,
Я бы постриг всех без разбору
С челкой, или если угодно, с пробором?
Хоть впрочем, если взять гребешок
И прочесать траву хорошо…
Ну, как вы идею находите, сударь?
 
 
– Нет! Надо искать там, где посуда!
Там где бульоны, а не там, где шиньоны,
На кухне живут в основном шампиньоны!
 
 
Так за спорами и перебранкой
Они прочесали четыре полянки.
Нашли на полянках четыре поганки
И замечательный мухомор,
На этом у них и закончился спор.
 
 
А Тотошка взбаломошно –
За мышами по траве,
Для щенка и мышка – кошка,
И жучок, и муравей!
 
 
Это точно интересней,
Чем гоняться за грибом,
Гриб не бегает, хоть тресни!
А стоит себе столбом!
 
 
Лишь Мотя молчком
Пошла с рюкзачком
Туда, где трава разошлась над пеньком.
Ну-ка, кто тут упрятан?
Прям на пеньке примостились опята –
Первый-второй, пятый-десятый!
Рыжие все от макушки до пяток.
 
 
Будет для Брауни сытный обед,
Тем более, что у Брауни завтраков нет,
И ужин им тоже не нужен.
А вот сытный обед необходим для бесед.
Беседы, конечно, идут на десерт.
И так, от заката и до утра,
Они и обедают у костра.
 

Свозняки и бездны

 
Утром хоть бывает зябко,
Но зато как радостно,
Когда всякая козявка
Просыпается от сна!
 
 
А еще, прошу заметить,
Это каждый скажет сам,
То, что все-привсе на свете
Утром чище кажется.
 
 
Вышли засветло,
Успев скушать коржик с чаем,
Ведь дороги, как и ноги –
Без ходьбы скучают.
Так шагали поутру,
Но за разговором
Не заметили, как вдруг
Показались горы.
 
 
А в горах, просто страх –
Сквозняки на всех углах.
И, конечно, Парикмахер
Первым делом сказал: «Ах!»
 
 
А потом: «Ап-ап-ап-чхи!!
Ой, мамочки!
Кажется дасморк, а может и хуже,
Смотрите под досом огромная лужа,
Просто ужас!
 
 
Дадо все вытирать скорее,
А то колесики заржавеют
И де будут крутиться!
 
 
Как видим нос
Получился гундос,
Но как его ни вытирали,
Все равно не успевали.
 
 
Косилка вдруг заскрипела и встала.
– Ну, вот, только этого не хватало! –
Сказал Водолаз, – Теперь нужна мазь!
Чтобы колесики смазать,
И вам, любезнейший, не упасть,
И где-нибудь в бездне на дне не пропасть,
А бездна найдется сразу!
 
 
Действительно бездна в горах не одна,
Бывают и с дном, и почти что без дна.
И прямо у бездны такой, на краю,
Пришлось им проблему обдумать свою.