Текст книги "Профи из «Вымпела»"

– Держи.

Тот промолчал, но к деньгам не притронулся. Гордому и самолюбивому чеченскому пареньку было невыносимо тяжело ощущать себя платным осведомителем. Но Ворону были хорошо известны мотивы, по которым Равшан вступил в отряд боевиков, и он сказал:

– У тебя дома мать с двумя детьми и отец-инвалид. Ты должен им помогать. И это честные деньги. Ты зарабатываешь их, принося пользу прежде всего своему народу, который бандиты, вроде Хромого, довели до состояния полной нищеты.

Равшан поднял голову и пристально взглянул в глаза российскому офицеру:

– Ты действительно так считаешь?

– Разумеется, – искренне ответил Ворон. – Разве я хоть раз обманул тебя?

И тут произошло невероятное. Впервые с момента их знакомства Равшан улыбнулся – краешки его губ на какое-то мгновение приподнялись вверх – и взял деньги. Ворон улыбнулся ему в ответ и с болью в сердце подумал о том, сколько еще должно пройти времени, чтобы чеченские мальчишки вновь научились беззаботно и радостно улыбаться.

– Будь осторожен, – сказал он пареньку на прощание.

– Я всегда осторожен, – с юношеским максимализмом ответил ему Равшан и бесшумно выскользнул из сарая. Лишь цепь на воротах тихо звякнула еще раз.

Ворон вновь припал к щели меж досок, но не услышал удаляющихся шагов, не увидел промелькнувшего в темноте силуэта. Часы показывали девятнадцать ноль шесть. Их разговор продолжался чуть более десяти минут. Выждав еще полчаса – за это время Равшан мог дважды дойти до села, – Ворон вслед за ним выбрался из сарая. Протискиваясь в ворота, он придержал цепь рукой, чтобы она не звякнула. Этого звука удалось избежать, зато скрипнула одна из створок, и Ворон дал себе зарок, что к следующей встрече с агентом тщательно смажет петли ворот.

* * *

За время, проведенное в сарае, глаза Ворона настолько привыкли к темноте, что, выбравшись наружу, он без труда разглядел и ведущую к Старым Атагам дорогу, по которой должен был вернуться в село Равшан, и темнеющую вдалеке опушку леса, куда лежал его собственный путь. Вокруг по-прежнему не было ни души. Удостоверившись в этом, он быстрой перебежкой пересек открытое пространство, отделяющее пилораму от леса, и нырнул под прикрытие деревьев. Оставалось последнее – выбраться на дорогу, откуда уже менее чем через полчаса его должны были забрать возвращающиеся в Ханкалу пограничники. Ворон вновь повесил автомат на плечо и, сориентировавшись по компасу, зашагал вперед.

Идти в темноте по лесу для бывшего пограничника было делом привычным. Ворон бодро шагал среди деревьев, оберегая лицо от сучьев и отводя руками особенно мешающие ветви, но делал это чисто автоматически, в то время как мозг продолжал анализировать слова Равшана. «За кем же из бывших подельщиков послал Басаев своих людей? Неужели, называя имя Гамид, басаевские боевики имели в виду Гамида Гамадова?»

Ворон вспомнил, как после ареста Гамадова, в двухтысячном году, изучал его биографию, стараясь понять, что связывало этого высокообразованного и безусловно одаренного человека с пресловутым Шамилем Басаевым и другими кровавыми лидерами чеченских боевиков. Увы, связь оказалась прозаически проста. Гамадова и Басаева объединили самые низменные страсти: неуемная жажда богатства и безграничной власти. Ради власти и денег дудаевы, басаевы и гамадовы ввергли свою республику в пучину хаоса, поставив собственный народ на грань нищеты. По своей сути бывший выпускник Московского химико-технологического института Гамид Гамадов оказался таким же алчным бандитом, как объявивший себя верховным военным эмиром Ичкерии Басаев и другие одиозные лидеры боевиков. После того, что узнал Ворон о Гамадове, обобщив материалы его оперативно-розыскного дела, этот боевик не вызывал у него ничего, кроме ненависти и презрения. И когда Ворон сдавал его дело в архив, то надеялся, что никогда больше не услышит о Гамиде Гамадове. Но, похоже, судьба распорядилась иначе. Не прошло и трех лет, как его имя вновь прозвучало в агентурном сообщении, и опять вместе с именем Шамиля Басаева.

Ворон напряг память, стараясь вспомнить, что ему было известно об этом чеченском террористе. «Гамадов попал в поле зрения наших спецслужб после террористического рейда Басаева на город Буденновск в июле 95-го года, когда выяснилось, что все взрывные устройства, которые установили боевики в Буденновской горбольнице и в автобусах с заложниками, были его конструкции. Откровением для экспертов-взрывотехников стало и то, что в канистрах, которыми боевики начинили автобусы, перевозившие заложников, оказался не бензин, а особая горючая смесь, наподобие напалма, произведенная по рецепту Гамадова. Эти данные послужили основанием для включения Гамадова в список наиболее опасных чеченских террористов и объявления его в федеральный розыск. Уже первые сведения о Гамадове ошеломили розыскников. Как удалось выяснить ведущим его розыск оперативникам, Гамадов закончил Московский химико-технологический институт, где специализировался на разработке взрывчатых веществ. А его дипломная работа, где он исследовал способы повышения мощности объемного взрыва, даже заняла призовое место на конкурсе институтских дипломных работ. Правда, по настоянию родственников, прежде всего отца, после окончания МХТИ Гамадов возвратился в Чечню, где работал на грозненском нефтеперегонном заводе в отделе сбыта. После прихода к власти Дудаева активно поддержал его режим, за что и был приближен к себе генералом-диктатором. После его смерти примкнул к Басаеву. По другим сведениям, лидер чеченских ваххабитов сам переманил к себе Гамадова, чтобы использовать его знания в диверсионно-террористической войне. Так или иначе «чеченский волк с русским хвостом»[1]1
  Называя Басаева «чеченским волком с русским хвостом», Воронин имеет в виду его родовые корни. Басаев родом из селения Дышне-Ведено. Этот аул во время Кавказской войны, в 1840 году, основали русские дезертиры и перебежчики, добровольно переметнувшиеся к врагу. После принятия ислама предатели с особым остервенением воевали против своих бывших товарищей по оружию. Но до сих пор коренные жители Чечни насмешливо называют уроженцев Дышне-Ведено «чеченцами с русскими хвостами».


[Закрыть] и химик-взрывник нашли друг друга. Доподлинно неизвестно, чем занимался Гамадов в отряде Басаева, но, очевидно, преуспел в минно-взрывном деле, раз Басаев поручил своему новому фавориту минирование Буденновской горбольницы и автобусов, на которых террористы вывозили из города заложников. С 95-го по 96-й год Гамадов принимал непосредственное участие в организации и проведении еще нескольких терактов против федеральных сил на территории Чечни и соседнего Дагестана. После вывода российских войск из Чечни, в период с 96-го по 99-й год, Гамадов, действуя под «крышей» Басаева, фактически захватил восстановленный федеральными властями нефтепровод Баку – Грозный – Новороссийск. Используя басаевских боевиков и превращенных в рабов заложников, он откачивал через многочисленные несанкционированные врезки перекачиваемую по трубопроводу нефть и затем перерабатывал ее на собственных перегонных мини-заводах. За три года полной анархии бандиты окончательно утратили чувство реальности. Безнаказанность, с какой им удавалось похищать нефть, подвигла Басаева и Гамадова на новые захваты. И в августе 99-го года вооруженные отряды Басаева, оснащенные на деньги, полученные в том числе с самочинного нефтепромысла Гамадова, вторглись в Дагестан. Когда же лидерам боевиков стало окончательно ясно, что ни ваххабизмом, ни силой оружия взорвать соседнюю кавказскую республику не удастся, Басаев организует серию крупномасштабных терактов в российских городах. И на этот раз вновь не обошлось без Гамадова. По оперативным данным, именно Гамадов составил пропорции сыпучей смеси из тротила и гексогена, при помощи которой террористы взорвали жилые дома в Москве и Волгодонске, и лично руководил ее производством. Этого зверя нужно было взять как можно быстрее, пока на его счету не появились новые жертвы. Такая возможность появилась с вводом группировки федеральных сил в Чечню осенью 99-го года...»

Стоило Ворону в своих воспоминаниях подойти к 99-му году, как его мысли непроизвольно переключились на самого себя. Именно в этом году он перешел из пограничного спецназа на службу в спецподразделение ФСБ. Когда мириться и дальше с существованием на территории России очага бандитизма и международного терроризма стало просто невозможно и вопрос о наведении конституционного порядка в Чечне встал ребром, кадровики Федеральной службы безопасности провели среди сотрудников различных силовых структур отбор бойцов для вновь восстановленного в структуре ФСБ антитеррористического подразделения «Вымпел». Среди прочих, получивших предложение перейти на службу в легендарное подразделение госбезопасности, оказался и лейтенант Воронин, командир оперативно-поисковой группы Пянджского погранотряда.

Свою первую командировку в Чечню в декабре 99-го года Ворон помнил так, словно лишь накануне вернулся из нее... «Вымпел» перебросили в Чечню после того, как армейские подразделения блокировали Грозный. Боевой задачей вымпеловцев был захват или уничтожение главарей чеченских бандформирований. Таким образом командование федеральных сил рассчитывало дезорганизовать находящиеся в городе отряды боевиков и нарушить взаимодействие между ними. Всего же в чеченской столице на тот момент, по различным оценкам, оставалось от двух до пяти тысяч бандитов. По данным разведки, боевики активно готовились к уличным боям, рассчитывая повторить сценарий прошлой войны, когда в боях за Грозный погибло около полутора тысяч российских солдат и еще более пяти тысяч получили ранения. Боевики возвели в городе целую систему фортификационных сооружений и установили на дорогах и в домах тысячи фугасов и всевозможных мин-ловушек. Как стало известно командованию федеральных сил, минированием города руководил некий человек, разъезжающий на джипе под охраной шести вооруженных автоматами телохранителей. Начальник оперативного отдела «Вымпела» полковник Бондарев уже тогда предположил, что этим человеком является Гамадов. Из всех известных лидеров чеченских боевиков он один обладал для этого необходимыми знаниями. Несколько наиболее отчаянных офицеров «Вымпела» предложили выкрасть Гамадова прямо из города, чтобы получить от него точный план минных полей и схемы расположения фугасов и мин-ловушек. Но, не имея точных данных о местонахождении Гамадова в чеченской столице, полковник Бондарев счел такой план слишком рискованным и отверг эту идею. Впоследствии командование группировки федеральных сил вообще отказалось от лобового штурма Грозного, к отражению которого упорно готовились боевики. Вместо этого их главарям была предоставлена дезинформация, и в результате удалось выманить отряды боевиков из чеченской столицы и направить на минные поля. Ворон до сих пор не переставал восхищаться мастерством оперативников, проводивших ту знаменитую операцию, в результате которой удалось уничтожить более полутора тысяч боевиков и спасти тысячи российских солдат.

Однако ни Басаева, ни Гамадова среди нашедших свою смерть на минных полях бандитов не оказалось. В их розыск, как и в розыск других главарей чеченских боевиков, активно включились бойцы «Вымпела» и в их числе Кирилл Воронин. «Басаев еще до окончательного окружения Грозного нашими войсками покинул чеченскую столицу. А вот Гамадов, не имевший такой возможности, решил пересидеть опасный момент в городе и выбраться из Грозного, когда оцепление будет снято. Видимо, чутье или что-то другое подсказало басаевскому взрывнику, что покинувшие город отряды боевиков попадут в ловушку. Хотя он и не знал о минных полях на пути бандитов, но каким-то образом почувствовал опасность. Несколько дней Гамадов скрывался по подвалам, а затем, раздобыв где-то ветхую одежду, под видом беженца попытался выбраться из города. И у него наверняка все бы получилось, если бы на одном из контрольно-пропускных постов его не обнаружил мой бывший командир майор Уткин, возглавляющий оперативно-поисковую группу, в состав которой входил и я».

Ворон отчетливо вспомнил промозглый февральский день, оседающий на одежде и залепляющий лицо мокрый снег и бредущие по дороге отдельные группки беженцев. «На КПП нас было трое: майор Уткин, бывший старлей-армеец, пришедший в «Вымпел» одновременно со мной, и я. Из розыскной ориентировки о Гамадове мы знали, что, еще учась в институте, он серьезно увлекался карате. Позже в учебных лагерях Басаева и Хаттаба прошел курс рукопашного боя и специальной диверсионной подготовки, что делало его особо опасным противником при задержании. Мы наизусть знали его словесный портрет и особые приметы. И тем не менее мы с моим старлеем-напарником, проверяя выходящих из города беженцев, его пропустили. В том человеке, встретившемся нам на КПП, не было ровным счетом ничего от подрывника Гамадова. Осунувшееся лицо, спутанные волосы, обвисшие плечи, морщинистые руки с обломанными грязными ногтями, под которые набилась земля, хромота! И главное – затравленный взгляд побитой собаки. Этот жалкий человек вызывал только сочувствие и уж совсем не напоминал объявленного в федеральный розыск опаснейшего чеченского террориста. И тем не менее Уткин опознал его.

Позже он рассказал мне, что сначала обратил внимание на белые, без единой червоточины, зубы мужчины, который, по его собственным словам, уже несколько месяцев жил в подвалах, все это время ел что придется, а пил одну канализационную воду. Отметив первое несоответствие, Уткин обнаружил и другие подозрительные странности. Так, проверяемый человек намеренно морщил лоб, «гася» свой взгляд, а его одежда явно не соответствовала ему по размеру. После сделанных наблюдений наш командир уже беспристрастно «прогнал» словесный портрет подозрительного беженца по известным нам ориентировкам и сразу определил его подлинную личность. Продолжая разговаривать с мнимым беженцем, он подал нам знак, и мы сейчас же скрутили чеченскому террористу руки. Задержание стало для Гамадова полной неожиданностью. Он, однако, не ожидал от нас ничего подобного и просто не успел оказать сопротивление. Во время следствия Гамадов еще долго изображал из себя безвинно арестованного беженца, но, изобличенный свидетельскими показаниями других задержанных боевиков, в конце концов признал свою личность. Мы были уверены, что на кровавом пути этого террориста поставлена точка и остаток своих дней он проведет за решеткой. Однако жизнь показала, что мы жестоко ошиблись. На суде так и не удалось доказать руководящую роль Гамадова в устроенных чеченскими боевиками терактах, жертвы которых исчислялись сотнями человек. Все, что удалось инкриминировать главному басаевскому подрывнику, – это его связь с боевиками. Даже его участие в террористическом рейде на Буденновск осталось недоказанным. В результате Гамадов получил пять лет исправительно-трудовых работ в колонии общего режима. Вынесенный бандиту и убийце приговор выглядел насмешкой над правосудием и настоящим оскорблением памяти людей, которые погибли в Буденновской горбольнице и под развалинами взорванных террористами домов в Москве и Волгодонске. Когда я узнал о вынесенном Гамадову приговоре, то пришел к командиру и прямо спросил его, что он думает о случившемся. Уткин долго смотрел мне в глаза, а потом ответил, что больше всего жалеет о том, что в момент задержания не переломил Гамадову шейный позвонок, а помолчав, добавил, что, если судьба сведет их еще раз, он именно так и сделает. Но судьба распорядилась иначе. Мой бывший командир майор Уткин погиб в марте этого года при освобождении захваченного террористами атомного ледокола, а чеченский подрывник и убийца Гамид Гамадов, погубивший сотни людей, жив и здоров и скоро, возможно, вновь окажется на свободе. Мне уже неоднократно доводилось слышать о том, что убийцы чрезвычайно живучи, потому что впитывают в себя жизни своих жертв. Если допустить, что это так, то кровавый след Гамадова – наглядное тому доказательство».

Размышляя таким образом, Ворон выбрался из рощи и, подойдя к дороге, улегся за обочиной на мокрую от дождя и вечерней росы траву. На этот раз ему повезло и долго лежать в сырости не пришлось. Уже через десять минут вдали показались огни приближающегося автомобиля. Определив по расположению фар, что по дороге едет «уазик», Ворон поднялся с земли и вышел на дорогу, чтобы едущие в машине люди смогли его рассмотреть. На всякий случай он взял автомат в руки и снял оружие с предохранителя, готовый в любой момент отпрыгнуть за обочину и открыть ответный огонь.

«УАЗ» остановился в десяти метрах от него. Оттуда выглянул уже знакомый Ворону офицер-пограничник и призывно махнул рукой. Свои. Не теряя времени, Ворон забрался в машину. Как только он захлопнул за собой дверцу и машина тронулась, старлей взволнованно спросил:

– Ну как? Все в порядке?

Пограничники не знали ни цели задания, ни даже должности и звания офицера, которого они подвозили. Отправляясь на встречу с агентом, Ворон выбрал их машину только потому, что она оказалась попутной, и договорился со старшим лейтенантом, что они высадят его возле Старых Атагов, а спустя четыре часа заберут на том же месте. Пограничники не собирались задерживаться в Шали до темноты, рассчитывая засветло вернуться в Ханкалу. Но Ворон попросил старшего лейтенанта отложить возвращение на базу на два часа, и тот согласился, хотя и понимал, что езда в темноте значительно опаснее. Пограничники в точности выполнили свою задачу, и, конечно, им важно было знать, что сделанная ими двухчасовая задержка оказалась не напрасной. Ворон их отлично понимал, поэтому утвердительно кивнул головой и ответил:

– Спасибо, парни. Все в порядке.

Он очень хотел выглядеть убедительным. Но голос предательски дрогнул. И мрачное выражение лица он, как ни старался, изменить не смог.

* * *

Чтобы не нервировать караульных, водитель «УАЗа» перед КПП до предела сбросил скорость, хотя уложенные поперек дороги бетонные блоки позволяли легковой машине ехать и быстрее. Такая предосторожность оказалась совсем не лишней. Проследив за движением ствола установленного на КПП крупнокалиберного пулемета, повернувшегося вслед за подъехавшим «УАЗом», находящиеся в машине офицеры – старший лейтенант-пограничник и капитан Воронин мысленно похвалили водителя за его предусмотрительность. Если бойцам пулеметного расчета что-либо покажется подозрительным, или у них просто не выдержат нервы, и они откроют огонь, то не помогут ни наклеенный на лобовое стекло спецпропуск, ни имеющийся у водителя путевой лист, ни командировочное предписание старшего лейтенанта. Потому что за считаные секунды бронебойные пули крупнокалиберного «утеса» превратят в дуршлаг машину и всех находящихся в ней людей.

Объехав последний из бетонных блоков, водитель остановил машину перед опущенным металлическим шлагбаумом, за которым находились пока еще закрытые въездные ворота, и, как требовала надпись на приваренном к шлагбауму железном листе, заглушил двигатель. Спустя несколько секунд из-за сложенного из бетонных блоков бруствера вышли трое военных в армейской камуфляжной форме. В темноте Ворон не разглядел их званий, но предположил, что это дежурный по КПП или его помощник с двумя караульными. Все трое были вооружены автоматами. Но оружие держали в руках только караульные. Их старший повесил свой автомат на плечо, а в руке нес мощный электрический фонарь. Этим фонарем он осветил лобовое стекло «УАЗа» и, лишь убедившись в наличии специального пропуска, приблизился к машине. Караульные остались на прежних местах, продолжая держать «УАЗ» под прицелом своих автоматов. Старший караульных оказался молодым лейтенантом, но цепкий внимательный взгляд офицера указывал на его немалый опыт. Ворон и старший лейтенант-пограничник протянули ему свои командировочные удостоверения. Но лейтенант прежде заглянул в машину и, только убедившись, что там нет посторонних, взялся за изучение документов. Он быстро, но в то же время внимательно просмотрел оба командировочных предписания, задал стандартный вопрос о маршруте следования и, получив на него такой же стандартный ответ, дал отмашку своим подчиненным. Остававшиеся за бетонным бруствером караульные ослабили веревку, и перегораживающая дорогу стрела шлагбаума взлетела вверх. В то же время со стороны КПП раздался звук включившегося электромотора, и железная створка въездных ворот поползла в сторону. Последними ушли с дороги автоматчики, и «УАЗ» въехал на территорию военной базы.

Когда машина миновала въездные ворота, старший лейтенант одобрительно кивнул головой и заметил:

– Качественная проверка. Одно не могу понять: почему же на остальных блокпостах сплошной бардак?!

Ворон в ответ грустно усмехнулся. Не так давно он возвращался на базу вместе с рейдовой группой армейского спецназа. Вымотавшиеся до предела за время рейда бойцы, наоборот, недовольно ворчали во время затянувшейся на КПП процедуры проверки. Хотя им-то как раз должно быть известно, чем может обернуться любая небрежность. Но вопреки изобилующим трагическими примерами наставлениям должностные инструкции караульными блокпостов соблюдаются далеко не всегда. А одно нарушение, как правило, тянет за собой другое, и в результате – непрекращающиеся обстрелы блокпостов, новые взрывы и трупы погибших солдат и мирных жителей.

– Тебя куда? – вывел Ворона из задумчивости вопрос старшего лейтенанта.

– К штабу, – поспешно ответил тот.

Рабочий кабинет начальника оперативного отдела «Вымпела» полковника Бондарева располагался вовсе не в штабе, а на ханкалинском военном аэродроме в здании отдела военной контрразведки. Но, чтобы не раскрывать перед пограничниками свою принадлежность к спецподразделению госбезопасности, Ворон попросил высадить его возле штаба части, откуда до аэродрома нужно было пройти еще около километра.

Расставшись с пограничниками, Ворон подождал, когда их машина скроется из вида, после чего бодро зашагал к аэродрому. Как и рассчитывал, Бондарева он застал в кабинете. Полковник сидел за обшарпанным письменным столом и размышлял, уставившись в раскрытую бумажную папку с материалами очередного оперативного дела.

Всю обстановку кабинета составляли два стола, поставленные буквой Т, несколько стульев, прикрученная к стене вешалка и массивный металлический шкаф, установленный в кабинете по приказу Бондарева. В этом шкафу, используемом в качестве сейфа, Бондарев хранил все добываемые сотрудниками оперативные материалы, свое личное оружие и привезенный в Чечню с базы «Вымпела» портативный компьютер, которым, в отличие от командиров большинства воинских подразделений, активно и часто пользовался.

При появлении Воронина Бондарев сейчас же закрыл папку и, отодвинув ее на край стола, поднялся навстречу капитану. Вместо приветствия он протянул Воронину свою крепкую мускулистую руку и, заметив промокшую одежду капитана, спросил:

– Замерз?

– Не успел, Петр Валентинович. Только прилег, как пограничники приехали. Пришлось вставать, – отшутился Ворон.

Бондарев понимающе кивнул и сразу перешел к делу:

– Бросай бушлат на батарею и рассказывай.

Ворон послушно снял с себя жилет боевой разгрузки и армейский бушлат и, кое-как пристроив бушлат на крохотной батарее под окном, сел к столу.

– Встреча прошла вполне штатно, – начал он. – Стриж у боевиков вне подозрений. Правда, Хромой не приблизил его к себе, а продолжает использовать в качестве проводника мелких диверсионных групп. Как раз накануне Стриж вел двух боевиков Хромого, с которыми расстался в Шалинском районе, недалеко от Сержень-Юрта. По словам Стрижа, Хромой поручил этим боевикам встретить своего друга, который на днях освобождается из мест заключения, и сопроводить его в Чечню.

– Гм, интересно, – покачал головой Бондарев. – Что-нибудь конкретное об этом «друге» известно?

– То, что он отбывает наказание где-то на севере России, – ответил Ворон и поспешил уточнить: – Но это может быть и не так из-за субъективности оценки. Для Стрижа все, что находится за Терским хребтом, уже север. Зато точно известно имя этого «друга». – Ворон выдержал паузу и произнес: – Гамид.

Глаза Бондарева настороженно вспыхнули.

– Полагаешь, это Гамадов? – даже не пытаясь скрыть охватившее его волнение, спросил он и, так как Воронин продолжал молчать, сам же и ответил на свой вопрос: – Ну, это мы выясним.

Ворон знал, что к чеченским бандитам, напавшим на Буденновск и захватившим городскую больницу, у Бондарева особый счет.

В год буденновской трагедии бывшее спецподразделение внешней разведки входило в структуру МВД. Многие сотрудники «Вымпела» посчитали перевод в Министерство внутренних дел унизительным для себя и ушли из отряда. В отличие от них Бондарев не изменил родному подразделению и остался в отряде. Он и другие ветераны сделали все, чтобы сохранить знаменитое некогда подразделение. Благодаря их усилиям «Вымпел» выжил. И когда отряд вновь вошел в систему государственной безопасности как Управление «В» Центра спецопераций ФСБ России, полковник Бондарев возглавил его оперативный отдел. Но в 95-м он был еще майором и в составе десантно-штурмовой группы участвовал в штурме Буденновской горбольницы, где укрылись напавшие на город боевики. Чтобы добраться до больничного корпуса, вымпеловцам необходимо было преодолеть сто пятьдесят метров совершенно открытого пространства, полностью простреливаемого боевиками. Бондарев и другие ветераны «Вымпела» понимали, что задача практически невыполнима, и все же они пошли на штурм. Пошли под кинжальным огнем превосходящих их по численности боевиков, бьющих по атакующим из крупнокалиберных пулеметов, гранатометов и автоматов. Атака «Вымпела» захлебнулась. И тем не менее спецназовцы выполнили свою задачу. Сковав силы боевиков и вызвав их огонь на себя, они позволили группе «Альфа», атакующей с противоположной стороны, ворваться в больничный корпус и занять первый этаж. Но из-за нерешительной позиции политического и военного руководства операцией «Альфа» получила приказ отступить. Операция по освобождению Буденновской горбольницы провалилась. Жертвы вымпеловцев оказались напрасны. В том кровавом и бессмысленном бою Бондарев потерял четырех своих друзей, и этот счет к убившим их боевикам до сих пор остался не оплачен. Спустя несколько дней после проваленной операции по освобождению Буденновской горбольницы бандиты, расстреливавшие спецназовцев и избивавшие больных стариков и беременных женщин, под прикрытием вывезенных из города заложников возвратились в Чечню. Они мнили себя национальными героями Ичкерии. Но нынешний командир «Вымпела» генерал Углов, начальник оперативного отдела полковник Бондарев, старший оперативно-боевой группы капитан Воронин и прочие бойцы спецподразделения считали иначе.

– Кем бы ни оказался этот «друг», заботу о нем Хромой проявил отнюдь не из-за приятельских отношений, – заметил Ворон.

– Это точно, – согласился с ним Бондарев и, немного помолчав, добавил: – Гамадов первоклассный подрывник, а Хромому как раз нужны подрывники. И, приказав своим боевикам «проводить друга» в Чечню, он, разумеется, имел в виду свой отряд. А это уже реальный шанс выйти на логово Хромого.

При последних словах Бондарева Ворон подался вперед:

– Петр Валентинович, разрешите мне проследить за ними?! Поверьте, я их не упущу!

Бондарев в ответ отечески улыбнулся:

– Одному тебе не справиться. Но с твоим напарником определимся позже. Сначала нужно выяснить, куда и за кем отправились боевики Хромого.