Текст книги "Донецкие розы"

Донецкие розы

Михаил СИВАНКОВ

Родился в 1969 году в г. Якутске. Окончил Якутское речное училище по специальности «техник-судоводитель». В 1990–1993 годы служил в Военно-Морском флоте, после армии работал художником-оформителем в Якутском речном училище, затем служил в МВД оперативником в СИЗО. Публиковался в республиканских и российских журналах. Автор романа-трилогии «По ту сторону», книг «Долган», «Степной ковыль».

Живет в г. Ленске (Республика Саха (Якутия)). Член Союза писателей России с 2022 г.

Живите долго!

«Рейс Краснодар – Москва задерживается по техническим причинам до 15:00» – холодно объявил уставший женский голос. Я взглянул на часы – двенадцать… Это определенно долго, подумалось мне. Сидеть в душном зале ожидания – вариант не из самых лучших, хотя и в городе стояло градусов тридцать. И все же я выбрал город, размяться, пройтись по мостовой и глотнуть кофейку ценой на порядок ниже, чем в аэропорту. Я быстро нашел неподалеку небольшое кафе, довольно уютное и с разнообразным ассортиментом. Оформив заказ, я присел ожидать за столик у окна, поближе к кондиционеру, а чтобы скоротать время, стал украдкой рассматривать посетителей. Все они были совершенно разные, непохожие друг на друга, одни задумчивые, другие чем-то озабоченные, третьи заметно торопились, бурчали себе под нос и глотали горячий кофе. И тут мой взгляд остановился на мужчине за соседним столиком. Лицо его показалось мне знакомым, но я быстро отогнал от себя эти мысли, хотя продолжал разглядывать его. Рыжий мужчина, суховатый, не спеша потягивал чай и отрешено смотрел в мою сторону. Однако уловив на себе мой взгляд ожил. Наши глаза встретились, и широкая улыбка растянулась по его лицу.

– Михаил, ты?

Я некоторое время был в замешательстве и, пытаясь вспомнить сидящего напротив, неловко улыбнулся в ответ. Еще минуту и в памяти ярко всплыл образ молодого паренька, которым я знал этого человека прежде. Теперь я без всяких сомнений уверенно протянул ему руку.

– Лешка! Ты как здесь?

Алексей по натуре своей был заводной парень, где-то даже бесшабашный, про таких часто шутят «оторви да брось». Нет, он не был полным раздолбаем, хотя именно таким казался на первый взгляд, но мне представлялось, что где-то глубоко в нем таи-лось другое чувство, которое он не выставлял напоказ.

– Так живу здесь, Мишань! – кивнул Алексей. – Знакомого провожал. А ты какими судьбами?

– В Ленск лечу, домой, рейс отложили. А тут у друга гостил в Нижней Баканке. А ты давно здесь?

– Да как сказать, – замялся Алексей. – В общем, не мало, как с 14-го года с Ленска сорвался, так…

Голос у Лехи сипловатый, но громкий, речь быстрая, импульсивная, когда говорит, все эмоции на лице, как на экране.

– Что так? – переспросил я.

– Так получилось, Миша.

– Может, по пиву? – предложил я, Алексей не отказался, и к моему заказу добавились две кружки с фисташками.

Мы посидели, вспомнили Ленск, Нюйскую, 122, на которой встречали новый 2004 год в одной веселой компании, посмеялись.

– Ну рассказывай, как ты, каким шальным ветром занесло тебя в южные края? – принялся я расспрашивать приятеля, тот отглотнул пива и посмотрел в окно.

– Занесло, Мишаня! Долгая это история.

– У меня еще пару часов есть, а ты спешишь?

– Да и я вроде нет, – скупо улыбнулся Алексей – Ну, если есть желание…

– А ты не сомневайся! – подбодрил я приятеля – все свои!

– Ты же помнишь, Миша, – неуверенно начал Алексей, собираясь с мыслями, – я в Ленске у частника работал на фуре. Так вот, в конце апреля 2014-го я с Удачного гнал на своем КАМАЗе, дело к ночи шло, а меня как назло угораздило гвоздь поймать! На трассе ни души. Пока колесо поменял в одну каску, в грязи весь вывозился, взмок! Когда в кабину запрыгнул, уже темнело, дотянул до пикета, пере-оделся и решил пару часов кемарнуть. Только глаза закрыл, будто провалился в яму! Чудится, будто я снова на Кавказе! Вроде как встаю, а меня ребята за ворот и к камням, я понять не могу, а как одуплился, дошло – бой идет! Как наяву все, представляешь, стрельба, пули свистят, трассеры воздух режут, крики командиров, стон раненых! Я хорошо помню тот бой близ села Карамахи, на входе в ущелье «Волчьи ворота». Если память не подводит, конец августа—начало сентября девяносто девятого. Наш спецвзвод тогда погранцам на усиление прикомандировали, а в четыре утра через ущелье банда полезла. Вообще, жарко было, навалились они основательно. Последнее что помню, взрывом скалу рядом разнесло! Меня контузило, камнями посекло, а ногу зацепило осколком по касательной, спасибо землячку из Кургана – Сане Стенигову! На себе меня из-под обстрела вынес. Тогда много бойцов полегло, все забыть пытаюсь, не вспоминать, а тут прикидываешь – приснилось! Я и проснулся от своего стона. Ногу от боли ломит, будто опять осколком зацепило. Сон как рукой сняло! Я по газам и до самого Мирного глаз не сомкнул. Там загрузился и на Ленск. На 96 километре, в Дорожном, у АЛРОСовского кафе тормознул. Сам помнишь, готовили там всегда вкусно, ни один рейсовик мимо не проходил! Я пирожков, борща взял – и к свободному столику. Накинулся, братан, на хавчик, смотрю, народ в телек пялится, ну, обычно наши братья шоферы на новости не падкие, а тут притихли. Я тоже в телевизор! И тут меня, братишка, аж передернуло, понимаешь?! Показывают, как карательные батальоны в Донбасс заходят, дома из минометов обстреливают, насилуют, а несогласных с новой властью в шахты бросают! Перемкнуло меня, как увидел, что девчонки воюют, и что армии у них своей нет, вот тут, Мишаня, защемило – похлопал он ладонью по груди – за русских, за Россию стало обидно! Почему, думаю, так? Как до такого могло дойти, что человеку на его родном языке говорить запрещают? У меня сразу мысль шевельнулась, ведь я умею воевать, я воевал, и знаю, как это делать. И от меня польза людям должна быть какая-то в этом мире? Может, сейчас именно в этом мое предназначение?!

Я до Ленска доехал, взял расчет и решил твердо – еду на Донбасс! Ты, Миша, не подумай, что я за бабками погнался, я же не по контракту, я добровольно, за тех девчонок и детей, по которым эти твари, что по майдану с факелами маршировали, из минометов лупят. До Ростова билетов не было, заморачиваться я не стал, решил через Якутск лететь, так скорее выходило. В Якутске взял на первый ближайший рейс. У кассы с пареньком познакомился, он тоже билеты до Ростова покупал. У меня на спецназ глаз наметан, этих не спутать, как говорят – спецназовцев бывших не бывает. Разговорились, он особо не распространялся, по какой надобности летит, все юлил да тему менял, а я сразу смекнул, какие там у него дела… Ну а что, думаю, вдвоем веселее. В Ростове первым делом пошли в военторг, камуфляж прикупить, перчатки тактические, в общем, все, что там пригодится!

Продавец на нас смотрит с пониманием, предлагает, что получше, поновее да подешевле, между делом – откуда, мол, кто такие? Мы отшучиваемся – приехали на охоту! Ну а когда разгрузки попросили показать, он тихо так говорит:

– Я, ребята, не вчера родился, понял, какие вы охотники и куда намылились! Совет даю бесплатный: там, на таможне, из-за этой разгрузки много лишних вопросов возникнуть может. А могут и проблемы серьезные образоваться.

Спасибо мужику, с понятием оказался человек, позже сами убедились, что не врал он. На оставшиеся деньги носков набрал, перчаток, для ребят-то пригодится. Как затарились, на вокзал поехали. В кассе спрашиваю:

– До Донецка автобусы ходят?

– Конечно, ходят, – отвечают, – а вам какой Донецк?

– А разве он не один?

– Нет, не один!

– Ну, наверное, на украинский, такой-то есть?! – говорю. Девушка мне показала платформу, от которой отходит автобус. У меня чуйка еще с войны осталась, сначала надо узнать, что да как. Подошел к водиле:

– Доброго денька, шеф! Подскажи, а вы как до Донецка… по зеленому коридору проскакиваете, блокпосты украинские не цепляете?

Шофер – калач тертый оказался, свой:

– Садитесь, по зеленке едем.

Автобус до Донецка шел полупустой, несколько сердобольных бабулек с корзинами и молчаливый парень с бегающим взглядом, тоже, видать, из нашего брата. Добрались до границы без злоключений, а на таможне полный завал! Туда народу не больше десятка, а с той стороны беженцев – края не видать… Лица усталые, серые. Женщины с котомками и сумками, девушки грудничков убаюкивают, а в глазах… даже не отчаяние, а полная безысходность! Вот она – война, с таким лицом! Зашли на досмотр. На нашем КП таможенник – парень моих годов, документы проверяет и в глаза заглядывает:

– Цель вашей поездки?

Я начал импровизировать, ну чего темнить, врать начал:

– К бабушке еду, мать проведать просила, вестей давно от нее не было.

Тогда напрямую нельзя было говорить, что на вой-ну, сам понимаешь. Заходили добровольцы нелегально, если не по контракту, считалось вроде как в бандформирование вступать едешь, украинцы же на весь мир раструбили, что здесь сепаратисты!

Сумку открываю, вещи показываю, таможенник за камуфляж и перчатки зацепился:

– А это зачем?

– Как зачем, на охоту хочу съездить, на рыбалку!

– На охоту, значит? – уточнил таможенник, и вернул паспорт. – Ну-ну, поаккуратнее там, на охоте!

Тут меня вот что удивило: наша таможня беленькая, чистая, а буквально в тридцати метрах буферной зоны – украинская, места живого нет, в дырах от пуль, как дуршлаг! Сразу видно, неспокойно здесь.

На Украинской стороне нас уже автобус дожидался. Мы как сели, водила сигарету в зубы и педаль в пол! Пока по трассе мимо поселков летели, как на формуле-1, я местность рассматривал. Что сказать, картина неприглядная – дома разбитые, деревья заваленные, легковушки сожженные на обочинах, а в полях мужики, бабы и подростки окопы роют, прямо как в отечественную.

В Донецк заехали, водила обороты сбавил. Огромный город, красивый, а будто мертвый… На вокзале вышли, огляделись. По площади перекати-поле перекатывается, люди с оружием кучкуются, да пару БТРов стареньких под деревьями стоят.

Одеты, кто во что горазд: у кого брюки камуфляжные, у кого куртка, один в берцах, другой в кроссовках. Я приглядел пару ребят в десантных беретах, подошел к ним.

– Здорово мужики, бойцы нужны?

– Спрашиваешь! – затянулся папироской высокий, курит неторопливо, а сам меня с приятелем взглядом оценивает. – Бойцы сейчас на вес золота. А ты служил?

– На Кавказе! Пойдет?

– Базара нет, пойдет! – оживился второй. – Офицер?

– Что не офицер – факт, рядовым возьмете?

Долго здесь не рассусоливали, перебросились парой фраз, усадили нас в машину – и на линию. Привезли к командиру. Командир, позывной «Ник» – мужик серьезный, лицо темное, смуглое, губы обветренные! Говорил твердо и уверенно, расспросил, кто мы, откуда. Как узнал, что мы в боевых действиях участвовали, повеселел, и разговор в другое русло перетек.

– Это хорошо! Боевые единицы сейчас ох как нужны, мы как раз окраину Лидиевки от нациков зачищаем. Обещать ничего не буду, оружие на первое время получите, какое есть, как говорится, «на войне как на войне» – что в бою отобьете – то ваше! Вою-ют укропы, конечно, неважно, но у них и техника, и вооружение не в пример нашему! Так что, добро пожаловать в РПА – Русскую Православную Армию!

Ну а дальше руки пожали – и на передовую. Мне винтовку выдали – старый карамультук! Честно говоря, я даже не сразу разобрался, как она с предохранителя снимается. Смешно звучит?! Но одно дело «Калашников» и совсем другое – винтовка образца шестьдесят третьего года. Около шести вечера ко мне подошли особисты из разведки, познакомились, расспросили, обрисовали ситуацию по фронту и предложили к себе – в разведку. Я тогда еще толком не разобрался, что и как, но знаю, в разведку абы кого не берут, там народ стреляный, большинство горячие точки прошли.

Но и тут нам договорить толком не дали, залетел молодой боец в афганке на пару размеров больше с закатанными рукавами.

– Товарищ капитан! В районе Абакумова диверсионная группа на газели из миномета отработала по окраине, два дома разнесли.

– Ну что! – подорвался особист, – по коням! Эти гаденыши низиной уходить будут, мы их у просеки и отработаем! Автомат на плечо закинул и на меня смотрит: – сейчас решай, с нами пойдешь?!

Сгруппировались быстро, видно, здесь к такой тактике ребята из разведки были хорошо адаптированы. В общем, как капитан и говорил, перехватили мы нациков у просеки, с трех сторон зажали и отработали. Тогда я впервые пленных укропов увидел, мальчишки еще, трясутся, глаза бегают! Со стороны глянуть – дети шкодливые, а не вояки. Только старший группы мне пояснил на месте:

– Ты не гляди, что пацанва, насмотришься еще, что они с нашими пленными вытворяют! Мы для них не люди: ватники, колорады, сепары, да кто угодно – только не люди! А эти, судя по татушкам, вообще правосеки, фашисты, – плюнул старший в сторону пленных – по-другому этих и не назовешь!

Так начались мои будни в разведке. А дальше пошло-поехало, там взяли, здесь выследили, только не мое это – разведка! Здесь особый склад характера нужен: терпение, выдержка железная, умение часами, а то и сутками в укрытии выжидать, выслеживать, быстро и скрытно менять позиции! Разведчик по сути своей охотник, а я вояка, штурмовик! Я изучал тактическую подготовку, мне ближе атака, бой, да и переквалифицироваться уже не хотелось. Разведчики уговаривать не стали, война не место для прогулок, здесь каждому дело найдется!

Дальше я воевал в составе батальона. Здесь для меня все было предельно ясно и понятно, держали фронтальную зону по направлению Лидиевки, поселка Пески, Абакумово, Старомихайловки. На передовой со стороны Красногоровки мы удерживали подготовленные части противника, те постоянно делали вылазки, прощупывали нашу оборону. Разведка докладывала, что там сосредоточилась крупная группировка, около 10 тысяч иностранных наемников. Но и здесь всплыли свои нюансы. Если уж быть до конца откровенным, нас и батальоном то назвать было сложно, так – всего около 80 человек! Хотя, звучало грозно – «батальон», наверняка и на той стороне в это верили. Батальон на тот момент в основной массе состоял из местных ребят, те на местности отлично ориентировались, так что по тактике и маневренности мы заметно выигрывали! А вот в боевой подготовке порядком отставали, новобранцы приходили необученные! Война! Каждому новичку были рады, ополчение пополнялось из бывших шахтеров и рабочей молодежи, их за оружие взяться жизнь заставила. Но желание сражаться и стоять за свою землю в них было сильнее страха перед смертью, и учились они быстро, а по-другому нельзя, на войне цена твоему умению – жизнь! Помимо обороны, делали вылазки в тыл украм, нападали на их колонны, блокпосты, забирали оружие, технику, амуницию и продукты. Но и здесь было все немного ограничено и к серьезным операциям нас не привлекали.

Я узнал, что неподалеку работают штурмовые батальоны, там у них и задачи немного другие и бойцы дерзкие, надумал я к ним. Подошел к командиру, мол, надоело на месте топтаться, на живое дело хочу в другой батальон к штурмовикам. Командир меня выслушал внимательно, стул придвинул.

– Присаживайся, закуривай! – и сигарету протягивает.

Я закурил, а он задумался, сидит зажигалкой по столу постукивает, на меня поглядывает искоса: «А сам новобранцев обучить сможешь? Набрать, подготовить? Только по ускоренной программе, скоро нам боевая часть понадобится, большое дело готовим!»

Я за идею ухватился, дело стоящее. Когда сам готовишь, можешь за каждого поручиться, как за самого себя. Назначили меня командиром отделения. Изначально у меня в подчинении было всего шестнадцать человек, а потом как-то потихоньку дело пошло. Помимо местных из России ребята стали подтягиваться, в общем, контингент разношерстный, особенно по возрасту, у меня младшему было 16, а старшему 57. Только я тебе так скажу, не все уживались. Каждый войну по-своему представлял. А это не кино и не компьютерная игра, убивают здесь по-настоящему, и жизнь у тебя всего одна! Были и такие, приедут, пофотаются с пулеметами, а как под обстрел попадут, так, чтоб головы не поднять, смотришь, на следующее утро уже с вещами, «простите братки, не пошло, домой возвращаюсь»… На территории, которую отбили, приходилось самим наводить порядок, милиции не было, и люди шли к нам за помощью. Война – она кому война, а кому мать родна, мрази всякой хватало – мародеры, воры, наркоманы повылазили! Патрулировали улицы, отлавливали эту нечисть. Вот так незаметно стекался народ в наше подразделение, у нас дисциплина и порядок во всем, в целом – достойное, можно сказать, воинское подразделение. Вскоре зашли в Лидиевку, пригород Донецка, расположились в здании бывшего батальона ГАИ. Позиция удобная, и от передовой недалеко. И здесь мы помогали, как могли. Помню, укропы окраину из минометов обстреляли. Били прицельно, намеренно по жилому сектору, шесть частных домов разнесли. Нас попросили помочь завалы разобрать, и делать это надо было быстро, под ними могли оставаться живые. Торопились мы вместе с местными, теми, кто остался, вот тогда я впервые и увидел ее! Здесь никого упрашивать не надо, и чужая боль для них, хлебнувших из чаши войны, как своя. Я и у нее в глазах это увидел. Неприметная на первый взгляд девушка, простая поселковая, худенькая, в платке и огромном свитере, а в душу мне запала. Я все время старался ее из виду не упускать, рядом держался, кирпичи да плиты откидывал, вдруг кричат: «Живая!» Живую девочку отыскали под одним из завалов… Пока мы ее выносили, на скорую грузили, моей незнакомой уж не было. Ну, все, отчаялся я, где в таком городе ее отыщешь? Несколько дней я пытался ее из головы выкинуть, а нет, не выходит, крепко понимаешь, зацепила. Но, видно есть бог на свете! Возле нас магазин стоял, мы туда за сигаретами ходили, а в этот раз на нем объявление повесили: «Уехал за товаром». У меня всего пару сигарет осталось, ночью поднимут, а я пустой! Неподалеку еще один магазинчик стоял, пришлось туда топать. Захожу, а там она, полы моет. Продавец спрашивает, что мне, а я растерялся, глазами хлопаю и толком ничего внятного выговорить не могу! Торгаш, мужчина бывалый, выкупил меня сходу, заулыбался и распевно так спрашивает: «Сигареты, молодой человек»? На следующий день я опять в этот магазин наведался. На этот раз попытался с ней разговор завести, но она на меня ноль внимания, так, отвечает сухими фразами, не больше. Пришлось у продавца по тихой о ней разузнать. Оказалось, зовут ее Катя, она беженка из села Пески, это километрах в четырнадцати от Донецка. Как укропы в их село вошли, мародерить да свои укронацисткие порядки устанавливать начали, их семья бросила все и бежала в Донецк. Я решил ее проводить после работы, дождался вечера. Уже сумерки сгустились, когда она, выходя из магазина и наткнувшись на меня, испуганно отшатнулась, потом пригляделась, узнала: «А, это вы?»

– Разрешите вас проводить! – набрался я смелости. Она бросила на меня пытливый взгляд, пожала плечами: – Как хотите, я здесь недалеко живу.

– Можно поинтересоваться, а вы давно в этом магазине работаете?

– Как сюда перебрались, с мая где-то.

– Деньгами платят, или продуктами рассчитываются?

– Деньгами, – блеснули в полумраке ее глаза, – тысячу рублей в месяц, стабильно!

– Тысячу?! – вырвалось из меня, – как же вы живете на эти деньги?

Она промолчала, остановилась: «Мы пришли, здесь я живу, до свидания!»…

– Алексей! – быстро сообразил я, вспомнив, что забыл представиться при нашей встрече. Она пошла к дому, потом вдруг остановилась и повернулась ко мне:

– Знаете, Алексей, ведь главное не как, главное – мы живем!

Неловко мне стало… Люди, можно сказать, из ада вырвались, на любую работу согласны, а я со своими нелепыми вопросами лезу!

Скоро боевые действия активизировались, мы часто выезжали на зачистку, на блокпосты, и толком поговорить с Катериной не получалось, все как-то наскоками выходило. Только в начале декабря я выхватил свободную минуту, чтобы повидаться. Поговорили как обычно сухо. За все время она на меня даже не взглянула, ну если только так, мельком, как на пыльный стеллаж. Сам думаю: хватит вокруг да около, не лучше будет напрямую зайти?!

– Катя, прогуляемся вечером? – набрав воздуха, предложил я.

Катерина с безразличием глянула в мою сторону и сжав губы помотала головой. Мне хоть сквозь землю провалиться, вот, думаю, попал!

Зимним январским вечером пятнадцатого года, нагрянул комбат с особистами, пригласили меня на разговор.

– Ну что думаешь, Алексей, дальше по поводу службы? – уселся напротив меня комбат.

– А что думать, я никуда не собираюсь и дальше прицела пока не заглядываю! А что?

Особисты переглянулись, вижу, тема у них какая-то, поэтому и заходят издалека, вроде как разведка, позицию прощупывают.

– В общем так, Алексей! – заговорил со мной майор в свитере, особист – мы давно за тобой наблюдаем, парни к тебе тянутся, запись как на прием, и все именно в твое подразделение!

Я сигаретку прикурил, щурюсь от дымка, улыбаюсь с хитрецой.

– Вы за этим приехали?

Ну, мужики повеселели, гляжу, улыбаются.

Майор сигарету в зубы, в глаза мне заглядывает, пристально так, изучающе:

– У тебя воинское звание какое?

Я на плечи киваю – зачем спрашиваете, сами же видите, рядовой.

Отцы-командиры опять переглянулись: – Что ты воюешь рядовым, это мы знаем, а армейское звание?

– А зачем армейское! Военник я не брал, а без него я рядовой! Самое почетное звание, между прочим, во всех войсках!

Я ведь когда приехал и не думал, кем воевать, да и какая разница. Тут ведь не званием воюют, а умением, а то, что я с Кавказа старшиной дембельнулся, доказывать никому не стал, записался рядовым! Говорил же, умею, знаю, как это делать и главное – была у меня какая-то животная чуйка, что не убьют меня, не достанут!

– Не спорю, – согласился со мной майор, – рядовой – звание почетное, но ты прав: не об этом мы поговорить приехали. Я вот к чему Алексей, – уже как-то более взвешенно заговорил майор, – большое дело назревает, нам проверенные люди нужны, свои! Было принято решение оформить вас как отдельное подразделение. Потянешь?

– А почему нет? – не стал я скромничать, – у меня уже сто восемьдесят три человека, народ обстрелянный, подготовленный, каждый – боевая единица!

– Ну, раз так! – поднялся комбат, а следом и весь комсостав. – От имени командования и лично товарища Захарченко ты назначен командиром отдельной штурмовой бригады в составе нового батальона «Вымпел», с присвоением тебе звания – лейтенант! – достает из нагрудного кармана корочку, вручает мне и руку жмет крепко, по-нашему, по-мужски. Следом и другие руки потянули: «Поздравляем Алексей, удачи»!

Дела военные долгих разговоров не терпят, засобирались они, уже в дверях майор обернулся:

– Да, чуть не забыл, лейтенант, ты позывной свой обозначь!

Я поначалу решил, что позывной у меня будет «Курган». Я же с Кургана, все верно, и другим будет понятно! Потом посидел, покубаторил и от «Кургана» отказался. Местные все со своим специфическим говорком, ну, имею в виду их особое произношение, они же все здесь «гакают» поэтому и «Курган» мой звучал бы тоже специфически! Тут игру вспомнил, компьютерную – «Припять», чего, думаю, гадать, вот так и появился мой позывной – «Сталкер». В боях добыли РПО «Шмели», РПГ «Мухи», пулеметы ДШК, «Утес», боеприпасов, месяц оборону держать можно! И все благодаря «великой» армии!

Хвастать не стану, но наше подразделение крепло, мы успешно работали на штурмах, зачистках и вскоре стали полноценной штурмовой бригадой, со своей разведкой и огневой поддержкой. Спустя пару недель я понял, про какое дело говорил комбат. Началось наступление под Дебальцево, воевали мы отчаянно, можно сказать, вырывали с кровью у врага каждый клочок земли! Они там, на другой стороне, чуяли нашу ненависть, ярость, с какой ребята шли в атаку. И они дрогнули, понимаешь! Армия почти из ста тысяч, большая часть которой наемники! И наша новопровозглашенная, чуть дотягивающая до тридцати! Не совру, ребята не дадут, но били мы их тогда ловко, село за селом брали. Местные в селах без слез вспоминать не могли, что эти нацики там вытворяли. Нахлебались они «свободы» по горло! Расстреливали только за то, что по-русски заговорил или глянул не так! Насиловали, грабили, мародерствовали, одно слово – хозяева! Это все я сам видел, своими глазами, не по слухам чьим-то, и ни из утюга. А «хозяева» эти, как придавили их, пачками сдавались. И ведь, что характерно, совсем другие они без оружия! Млеют как овцы и твердят в один голос, что воюют с российской армией. А где тут российская армия? Я так скажу, из России много народу воевало на Донбассе, но ни одного контрактника, или таких, чтобы за деньги! Все добровольцы, как и я, за это ручаюсь. Пленных укропов и правосеков в ГБ передавали, а вот с наемниками по-разному обходились, эти солдаты удачи из-за границы за баксы детей и женщин убивать приехали, как на сафари порезвиться, поэтому и расчет с ними был на усмотрение командиров батальонов. Кольцо вокруг ВСУ быстро сжималось… Сначала Углегорск, Молочная, Лозовая, потом на ротацию зашли в село Логвиново, там бригада «Ольхона» стояла. Здесь проходила важная жизненная артерия дебальцевского котла. Для нациков эта трасса оставалась единственной надеждой вырваться из окружения! Прорывались они с отчаянным остервенением, осознавая, что кольцо сжимается с каждым днем и другого выхода скоро не будет, поэтому все силы бросили на наше направление. На третьи сутки боев поле на линии нашей обороны усеялось трупами нациков. Мертвых никто не забирал, а после каждой новой атаки число их в разы прибавлялось. В минуты затишья на поле слеталось воронье. Терзая остывшую плоть, они галдели над трупами, будто воздавая славу войне, которая преподнесла им это кровавое пиршество. Война есть война и смерть здесь вполне естественна, к ней относятся обыденно, и думают прежде всего о живых. Вот и мои бойцы патроны у мертвых укропов потрошили, им-то они уже ни к чему, а нам каждый патрон – секунда жизни. Почти две недели мы отбивали одну атаку за другой! Ротацию из-за шквального огня по позициям нам провести не смогли, пока окончательно не замкнули укропов в кольцо. Только через два месяца мы вернулись на базу. Гляжу, как моих бойцов родные встречают, радуются, плачут, тоже маму вспомнил, и тоскливо стало на душе! Вроде мужик взрослый, войну прошел, а стыдно признаться, как в детстве прижаться к маме хочу, и помолчать. Но и погрустить толком не дали, только я расслабился – ко мне боец: «Батя, тебя комбат просит подойти». В штабе было сильно накурено, никотиновый дымок висел под потолком, окутывая лампочку желтой поволокой. У комбата собрались офицеры из соседних подразделений, они громко что-то обсуждали, но, когда я появился в дверях, стихли. Многих из присутствующих я знал лично, пересекались в боях, на учениях. Но если честно, спроси меня имя кого-то из них, я вряд ли бы вспомнил, а вот позывной каждого мог назвать сходу, не задумываясь. Видимо поэтому и комбат начал разговор с моего позывного.

– Проходи, «Сталкер», разговор есть серьезный!

Я присел за стол, жду, что мне комбат нового скажет, а он не торопится. Сигаретку добил, окурок вдавил в пепельницу и в блокнот свой заглядывает.

– Ты у нас скоро как год звание офицерское получил, бригада твоя в боях отличилась, воюешь ты умело, с умом! Не один я это заметил, в СБУ твои заслуги тоже по достоинству оценили, на сайт штурм-баннфюрера Геращенко «Миротворец» внесли, так что ты теперь не просто доброволец, а полевой командир бандформирования – сепаратист Елизаров! Я тебя к награде представил, но одно «но» возникло – как ни крути, а ты у нас доброволец и есть! У меня предложение к тебе, как ты смотришь на то, чтобы принести присягу Новороссии?!

– Я, товарищ комбат, не за орденами здесь! – решил я поставить все точки над «и». – Интерес у меня не денежный, мы с ребятами за свое воюем, за землю без фашистов, как и деды наши! А награды… для меня глаза женщин, детей и старушек, которые на меня с надеждой смотрят, и верят мне – солдату, самая высокая награда! А насчет присяги я так скажу, присягал я уже, России присягал! У меня отец военный, так вот он говорил – присягают один раз!

Вышел я от комбата, на улице ветерок прохладный пощипывает, тишина, небо чистое, звездное, и ни верится, что под этим небом идет война! И тут захотелось мне Катерину увидеть, не выходила она у меня из головы с той самой минуты, когда впервые ее на завалах встретил. Ну, будь что будет, думаю, не захочет говорить, уйду и точку на этом поставим! Большую, жирную точку! Размышляю так смело, а самому волнительно, сердце колотится, как перед боем! У магазина постоял маленько, сигарету докурил и вперед! Захожу как всегда с шуточкой.

– Привет трудовому тылу!

Смотрю, а у нее в глазах огонек полыхнул и улыбка, понимаешь, настоящая такая улыбка! Впервые за все время!

– Живой! – вырвалось у нее как-то непроизвольно, и румянец выступил на щеках. – Давно вас не было видно, Алексей!

– Конечно, живой! А что со мной станется, меня пуля не берет! На роду написано не на войне умереть. Ну, а как насчет моего предложения прогуляться вечером? Оно еще в силе.

Хозяин магазина на нас поглядывает, улыбается, а после моего вопроса не удержался, влез-таки в нашу беседу.

– Ты вот что, Катюха, ступай домой! Я тут один управлюсь!

Так у нас с ней все и закрутилось, по-настоящему…

Алексей замолчал, задумался.

– Вот такие дела Миша! В апреле шестнадцатого надумал я завязать с войной, захотелось немного пожить по-человечески! А то как-то все у меня перекати-поле, ни семьи толком, ни дома! Вот Женька, брательник старший: и дочурки у него, и жена, и работа достойная, а я – полная ему противоположность! Жаль, расписаться пока не можем, Катерине гражданство оформить надо. А чтобы документы оформить, справку необходимо предоставить из их села, а там нацики, ей туда дорога заказана! У них СБУ тоже не дремлет, пробьют, что жена полевого командира, на первом блокпосту арестуют, а там даже подумать страшно, что с ней сделают!

Алексей мельком бросил взгляд на часы и тихонько присвистнул:

– О, а мне пора! Извини, свои заморочки!

Я проводил его до дверей, где мы и распрощались.

– Ну, – протянул он руку, – живите долго!

Быстрым шагом, Алексей пересек улицу и скрылся за поворотом. Он изменился, мало что осталось от того прежнего Лехи, который, напялив кепку, лихо отплясывал на Новый год под популярный «Черный бумер». За его простой, радостной внешностью скрывалось что-то другое, более ранимое и доброе, и уж кому, как не ему, знать цену этих простых слов – «Живите долго!»