Текст книги "Русская Ницца"

Дальнейшие события личной жизни А.И. Герцена описывает Ф.А. Вигдорова в своей книге «Минуты тишины». Она пишет:

«В 1852 году умерла жена Герцена Наталья Александровна. Умерла, оставив троих детей – Сашу, Тату и Олю. Старшему – Саше – было двенадцать лет, младшей – Оле – два года. Перед смертью, предчувствуя, что скоро уйдет из жизни, Наталья Александровна не раз говорила, что хотела бы доверить воспитание детей Наталье Алексеевне Тучковой. Жена Герцена любила ее, называла ее «моя Консуэло» («консуэло» – по-итальянски «утешение») и верила, что только Наталья Алексеевна сумеет заменить мать осиротевшим детям».

Упомянутая Наталья Алексеевна Тучкова родилась в 1829 году и была дочерью предводителя пензенского дворянства и участника декабрьских событий 1825 года Алексея Алексеевича Тучкова. Она получила хорошее домашнее образование, а в семнадцать лет откликнулась на чувства Николая Огарева. В 1849 году она стала его гражданской женой.

Это был весьма смелый поступок, потребовавший от обоих немалых нравственных сил и стойкости. Дело в том, что Мария Львовна, первая жена Николая Платоновича, проживавшая тогда в Париже, решительно отказала ему в официальном разводе. Более того, она даже начала судебное преследование мужа-изменника по крупному денежному иску-векселю, ранее выданному ей. Для Н.П. Огарева и Н.А. Тучковой создалось тогда крайне тяжелое положение, которое могло привести к самым непредсказуемым последствиям.

Лишь смерть М.Л. Огаревой в 1853 году позволила влюбленным оформить свой брак, а в начале 1856 года им удалось получить заграничные паспорта – «для излечения болезни» Н.П. Огарева. Однако вместо объявленных минеральных вод в северной Италии они проследовали в Лондон, к А.И. Герцену…

О том, что произошло с ними со всеми в Англии, вновь рассказывает Ф.А. Вигдорова:

«Через несколько лет после смерти Натальи Александровны в Англию, где жил тогда Герцен с детьми, приехал Огарев с женой Натальей Алексеевной Тучковой-Огаревой.

И тут произошли события, которых никто предвидеть не мог: Наталья Алексеевна полюбила Герцена и вскоре стала его женой.

Огарев был горячо привязан к Наталье Алексеевне, и все происшедшее было для него тяжким ударом. Казалось бы, между Огаревым и Герценом должна возникнуть непроходимая пропасть, неодолимое препятствие. Но, читая их письма той поры, понимаешь: всегда, в любых обстоятельствах оставаться людьми – во власти самих людей.

Надежды, которые возлагала покойная Наталья Александровна на свою молодую подругу, не оправдались, Наталья Алексеевна искренне хотела посвятить себя воспитанию детей, но она не сумела их полюбить, а без любви нет разумения, нет понимания. Она не смогла заменить им мать, она была мачехой – несправедливой, подозрительной, сварливой.

Когда отношения Герцена и Натальи Алексеевны зашли в тупик («Какое глубокое и плоское несчастье!» – восклицает Герцен в письме Огареву), когда семья была разрушена, разобщена, когда и дети Герцена, и сам Герцен были отравлены ядом постоянных ссор с Натальей Алексеевной, ее подозрениями и упреками, Огарев говорил в одном из своих писем Герцену: «Ты иногда мне намекал, что ты внес в мою жизнь горечь. Это неправда! Я, я в твою жизнь внес новую горечь. Я виноват».

Письма Огарева к Наталье Алексеевне, письма, в которых он напоминает ей об их общей ответственности за детей Герцена, об их долге перед памятью умершей Натальи Александровны Герцен, – это письма, в которых воплощены честь и высота человеческой души.

Могут сказать: зачем же приводить примеры из семейной жизни, из семейной неурядицы, когда и без того известно, что Герцен и Огарев рыцари без страха и упрека, испытанные борцы, замечательные революционеры? Это верно. Но ведь верно и то, что иной раз оставаться человеком легче в крупном, чем в мелком, повседневном. И другое: нельзя, я думаю, область дружеских или семейных отношений низводить до степени неважных, несущественных.

Ведь когда вы читаете о жизни великих людей, вы хотите знать обо всем: не только о великих свершениях, но и о духовной, внутренней жизни, о поисках, находках, ошибках. Об ошибках – не для того, чтобы злорадно сказать: э, да и они, как все! – а для того, чтобы понять, как человек становится Человеком, как он духовно крепнет, как он остается самим собой в крупном и в повседневном, в горе и в счастье, в минуты «грозно-торжественные» и в ежедневной суете».

* * *

Мы не будем подробно останавливаться на общественно-политической деятельности А.И. Герцена и Н.П. Огарева в Лондоне. В контексте данного повествования она не имеет принципиального значения. Для нас важно другое: много лет А.И. Герцен и Н.П. Огарев, а также официальная жена последнего странным образом жили вместе. Понять подобное трудно, но в принципе можно, ведь любовь всегда приходит и уходит помимо нашей воли и нередко делает глупыми даже очень умных людей.

Согласно воспоминаниям Н.А. Тучковой-Огаревой, 15 декабря 1864 года А.И. Герцен и Н.П. Огарев усадили ее с дочерью Лизой в вагон поезда, который отправлялся на юг Франции в Монпелье.

Сам А.И. Герцен обещал скоро присоединиться к ним, и в самом деле они вскоре дождались его приезда. Потом Александр Иванович ненадолго уехал в Женеву и, встретясь там с сыном, вернулся на Лазурный Берег. Н.А. Тучкова-Огарева пишет:

«В конце зимы мы поехали в Канны, а оттуда опять в Ниццу. В Каннах мы познакомились с доктором Бернатским, нам его рекомендовали в гостинице, когда моя дочь захворала немного. Бернатский оказался большим поклонником Герцена; он был польский эмигрант, пожилых лет, жил во Франции с тридцатого года и не охладел в своем патриотизме, хотя жизнь его проходила более среди французов».

Весной 1865 года из Ниццы они переехали на дачу близ Женевы. Дача эта, больше похожая на старинный замок, называлась «Шато де ля Буассьер» и была нанята по поручению А.И. Герцена неким господином Касаткиным, который жил поблизости.

Места в «Шато де ля Буассьер» было достаточно, и вскоре к ним из Италии приехали погостить дочери А.И. Герцена Тата и Ольга.

* * *

Настал момент напомнить, что от первой жены у А.И. Герцена было трое детей: Александр, Наталья (Тата) и Ольга.

Александр, родившийся в 1839 году, стал ученым-физиологом и давно жил отдельно.

Н.А. Тучкова-Огарева вспоминает о нем следующее:

«Герцен решился отправить своего сына в Женеву; ему хотелось, чтоб молодой человек, живя отдельно от семьи, приобрел немного независимости в чистом, почти горном воздухе швейцарских городов и продолжал уже самостоятельно более серьезные занятия. Во время посещения в Лондоне разных вольных курсов А.А. Герцен был всегда первым на экзаменах, получил серебряную медаль и золотую и разные лестные отзывы от читающих лекции. Не помню всех предметов, изученных им, но знаю, что он особенно занимался естественными науками, физикой, химией, и к рождению Герцена делал, вместо сюрприза, наглядные опыты, читал нам лекции с очень ясными толкованиями, которыми его отец оставался очень доволен. Когда Герцен отправил сына в Женеву, он послал его к известному натуралисту Карлу Фогту, с которым был коротко знаком еще в Ницце. Пробыв с полгода в Женеве, А.А. переехал в Берн, в дом старика Фогта, отца знаменитого натуралиста. Там А.А. поступил в университет и, мне кажется, пробыл в нем года четыре, постоянно переписываясь с отцом, который в письмах постоянно напоминал о занятиях, о чтении».

В 1877 году А.А. Герцен станет профессором физиологии во Флоренции, а с 1881 года – в Лозанне. Он на тридцать пять лет переживет своего отца и умрет в 1906 году.

Тата (Наталья Александровна Герцен), родившаяся в 1844 году, достигнет больших успехов в живописи. Она умрет в 1936 году в очень преклонном по тем временам возрасте.

Заметим, что ее и Ольгу возьмет на воспитание баронесса Амалия-Мальвида фон Мейзенбург, давняя приятельница А.И. Герцена. Эта немецкая писательница-феминистка, родившаяся в 1816 году, помимо сочинительства занималась переводами с русского языка. Она, в частности, перевела «Прерванные рассказы» А.И. Герцена, а также повести Толстого «Детство», «Отрочество» и «Юность» (это, кстати, будет первой публикацией Льва Николаевича за рубежом). Любя девочек по-матерински, баронесса фон Мейзенбург, однако, отдалит их от отца и сделает из них настоящих иностранок.

Н.А. Тучкова-Огарева описывает дочерей А.И. Герцена так:

«Меньшая, смуглая девочка лет пяти, с правильными чертами лица, казалась живою и избалованною; старшая, лет одиннадцати, напоминала несколько мать темно-серыми глазами, формой крутого лба и густыми бровями и волосами, хотя цвет их был много светлее, чем цвет волос ее матери. В выражении лица было что-то несмелое, сиротское. Она не могла почти выражаться по-русски и потому стеснялась говорить».

Было у А.И. Герцена и трое детей от Натальи Тучковой-Огаревой. При этом все они (дочь Лиза, а также близнецы Елена и Алексей) официально считались детьми Н.П. Огарева.

Судьба этих детей сложилась трагически. Близнецы Елена и Алексей умерли от дифтерии: дочь – в ночь с 3 на 4 декабря, а сын – 11 декабря 1864 года. 16 марта 1865 года А.И. Герцен приехал в Париж, чтобы организовать перевозку останков детей с Монмартрского кладбища в Ниццу.

28 марта 1865 года он писал дочерям Тате и Ольге:

«Третьего дня в Ницце схоронили детей, и я в первый раз видел памятник. Он хорош, но жаль, что срубили деревья. Возле самого памятника положили два алых гробика, покрывши их цветами… Вас недоставало, Огарева недоставало – и тепла. Здесь тоже холодно – и это как-то дурно действует на нервы. До 15 апреля, вероятно, мы пробудем здесь, потом в Женеву. Очень досадно, что нет места вне Англии и Швейцарии, где бы можно постоянно жить, но следует покориться необходимости и делу».

Елена и Алексей, умершие в трехлетнем возрасте, были похоронены в Ницце «возле самой Natalie». Памятник ей, который А.И. Герцен оценил как «очень хороший», был поставлен по проекту архитектора Я.В. Даля.

Н.А. Тучкова-Огарева вспоминает:

«Меня тянуло опять в Ниццу к свежим могилам. Герцен очень любил южную природу; вдобавок в Ницце у него было много дорогих воспоминаний и могила, которую он никогда не забывал».

Относительно того, чем занимался в Ницце А.И. Герцен, Н.А. Тучкова-Огарева рассказывает следующее:

«В Ницце он писал много, никто ему не мешал, ходил читать газеты к Висконти, после обеда любил гулять вдвоем с моей дочерью, а иногда брал ее в театр, забавлялся ее выходками, меткими замечаниями, умом. Тогда он писал для «Недели» статьи под названием «Скуки ради». Его тешило, что он пишет и печатает в России. Он любил читать написанное перед отправкой».

Вскоре А.И. Герцен был в очередной раз вызван в Женеву, а потом вновь вернулся в столь любимую им Ниццу, к столь дорогой для него могиле.

Здесь же, в этой могиле, кстати сказать, вскоре найдет покой и мятущаяся душа его дочери Лизы. Эта девушка покончит с собой во Флоренции, семнадцати лет от роду. В 1874 году она познакомится там с респектабельным (и счастливо женатым) французским профессором Шарлем Летурно. Экзальтированная русская барышня смертельно в него влюбится. Love story с автором сочинений с характерными названиями «Эволюция морали», «Эволюция брака и семьи», «Физиология страстей» и т. п. завершится трагически – через год Лиза Огарева-Герцен, разлученная с предметом своей страсти, отравится хлороформом.

* * *

Последние годы жизни самого А.И. Герцена прошли преимущественно в Женеве, однако в 1869 году он вновь наведался в Ниццу.

В это время Н.П. Огарев остался в Женеве, и они продолжили общение друг с другом языком XIX века – посредством писем.

Следует отметить, что с того момента, когда молодая Наталья Тучкова-Огарева влюбилась в А.И. Герцена, уже прошло двенадцать лет, но их отношения все еще скрывались от посторонних.

В это трудно поверить, но Н.П. Огарев проявил в отношении своей изменницы-жены поразительное великодушие. При этом А.И. Герцен с тревогой наблюдал, каких больших усилий стоили его другу перенесенные им волнения.

Однако деликатный уход Н.П. Огарева из любовного треугольника не принес добрых плодов. С каждым прожитым вместе с А.И. Герценом годом требовательность Натальи Алексеевны росла, а вместе с этим росли раздражительность и неудовлетворенность. Александр Иванович понял, что жестоко ошибся, приняв свой порыв за любовь (сама Н.А. Тучкова-Огарева весьма точно назвала его чувство «вспышкой усталого сердца»), но было уже поздно что-либо изменить. Короче говоря, их союз не принес радости ни А.И. Герцену, ни самой Тучковой-Огаревой.

Н.П. Огарев с печалью и ужасом наблюдал за тем, как двое близких ему людей ранят и мучат друг друга.

Трое детей А.И. Герцена от первой жены находились с «мачехой» в разладе. Они относились к ней не просто недружелюбно, но иногда и откровенно враждебно. Они не желали понимать чувства отца и считали, что он дурно поступил в отношении своего друга Огарева. Положение только усложнял невыдержанный, эгоистический и резкий характер Натальи Алексеевны.

В 1869 году А.И. Герцен просил старшую дочь объяснить сестре то, что произошло. Он писал:

«Скажи ей, что никогда, ни одного дня не было лжи в отношении Огарева. Совсем напротив, ни одного обмана, ни одного объяснения не было с ним».

Поверить в это было невозможно, и сложившаяся ситуация выглядела насквозь ложной. От этого страдали все, больше всех – сама Наталья Алексеевна. Она просила А.И. Герцена узаконить их отношения, по крайней мере перестать скрывать происходящее от близких. Но тот все боялся дать «козырь» своим многочисленным врагам, которые не преминули бы поиздеваться над тем, что у издателей «Колокола» – «общая жена».

* * *

Итак, в 1869 году А.И. Герцен и Наталья Тучкова-Огарева перебрались в Ниццу. Вместе с ними там тогда находилась их дочь Лиза (тогда она еще была жива), которая все еще носила фамилию Огарева, но называла Александра Ивановича папой.

2 февраля 1869 года А.И. Герцен написал Н.П. Огареву:

«Обрывается все на мне. Что впереди – я издали не знаю и иду с завязанными глазами. Жизнь частная погублена, с этими элементами и не мне чета мастер ничего не слепит. Время идет, силы истощаются, пошлая старость у дверей».

Николай Платонович в это время уже увлекся «погибшим, но милым созданием» – англичанкой Мэри Сезерлэнд. Она была почти неграмотной. Вплоть до его смерти она вела хозяйство, ухаживала за ним, больным (он продолжал пить, участились эпилептические припадки), была его нянькой, возлюбленной, подругой. Н.П. Огарев к ее сыну Генри относился по-отцовски, и у них воспитывался незаконный сын Саши Герцена – первый внук А.И. Герцена – по прозвищу Тутс.

Н.А. Тучкова-Огарева характеризует этого ребенка так:

«Маленький Тутс был хорошо одарен, но упрям и капризен до невероятности».

Мальчик этот был сыном А.А. Герцена и Шарлотты Гетсон, которая в начале июня 1867 года покончила с собой, бросившись в воды Женевского озера.

Н.А. Тучкова-Огарева излагает эту историю следующим образом:

«Наташа взяла на воспитание старшего сына своего брата, его звали Тутс; это тот самый ребенок, о котором говорится иногда в письмах Герцена к Огареву и которого мать так трагически кончила свой недолгий век, бросившись в реку в том самом месте, где сливаются воды темно-синей Роны и белой Арвье. Это очень странное зрелище: эти реки долго текут рядом, сохраняя каждая свой цвет, и только позже сливаются совершенно. В Роне есть глубокие пещеры, туда прибило тело несчастной Шарлотты. Когда она приехала из Англии с маленьким Тутсом, ее поместили у Огарева в доме, но скоро Мэри стала ревновать ее к Огареву и к своему сыну Генри. Шарлотта любила Огарева, как отца; когда она услышала непонятные упреки от Огарева, она поняла, что ее очернила Мэри перед ним; она горько плакала в последний день, просила водки у Мэри, та дала, а вечером Шарлотта исчезла, это дало повод добродетельной Мэри распускать слух, что Шарлотта бросила ребенка на ее попечение и бежала с новым любовником, но Рона отомстила Мэри и оправдала несчастную жертву; через четыре года, она выбросила из пещеры на поверхность вод тело Шарлотты, полиция вспомнила исчезновение молодой англичанки и пригласила Мэри посмотреть на свою жертву: на одной ноге была еще ботинка и в кармане связка ключей. Мэри признала ключи и останки покойницы. Неужели сердце ее не содрогнулось от недостойной клеветы».

Как видим, в рассказе Н.А. Тучковой-Огаревой главной виновницей смерти Шарлотты Гетсон выставлена Мэри Сезерлэнд. Выглядит этот рассказ весьма тенденциозным. Несомненно, главной причиной этой трагической смерти стало охлаждение к Шарлотте со стороны Саши Герцена.

* * *

В 1869 году Н.П. Огареву было пятьдесят шесть лет, а А.И. Герцену – пятьдесят семь лет. В ХIХ веке это считалось настоящей старостью.

Здоровье А.И. Герцена было совершенно разрушено: обострился начавшийся очень давно диабет, а это давало мучительные урологические осложнения. Хотелось лишь одного – покоя и устроенности. Как же тяжелы были выпавшие на его долю лихорадочные скитания последних лет – Париж, Ницца, Цюрих, Флоренция, Женева, Брюссель…

9 (21) января 1870 года А.И. Герцена не стало. Он был похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез, однако позже, согласно его не единожды повторенным при жизни пожеланиям, его прах был перевезен в Ниццу и погребен рядом с могилой детей и его любимой Натали.

Его друг Н.П. Огарев после смерти А.И. Герцена жил в нужде и одиночестве. Он умер 31 мая (12 июня) 1877 года в небольшом английском городке Гринвиче, и лишь в 1966 году его останки были перевезены в Москву и похоронены на Новодевичьем кладбище.

Смерть разлучила двух друзей, поклявшихся однажды всегда быть вместе. А.И. Герцен, сыгравший столь значительную роль в истории освободительного движения в России, покоится очень далеко от своей родины. Над его могилой в Ницце сейчас можно увидеть прекрасный памятник, изображающий его стоящим во весь рост, с лицом, обращенным по направлению к России. Этот весьма символический памятник был выполнен скульптором П.П. Забелло, выпускником Санкт-Петербургской императорской академии художеств, много лет работавшим в Италии, главным образом в Риме и Флоренции.

* * *

Дальнейшая судьба Натальи Тучковой-Огаревой сложилась поистине трагически. Сначала не стало А.И. Герцена, через несколько лет неожиданно покончила с собой ее дочь Лиза, в далеком Гринвиче на руках ненавистной ей женщины умирал Н.П. Огарев… И тогда она решила возвратиться на родину, к отцу.

Наталье Алексеевне было всего сорок семь лет, но ей казалось, что жизнь закончена, – так много мучительно тяжелого было пережито ею за двадцать лет, проведенных за границей. Все было в прошлом, и одновременно с этим впереди ее ждало еще более тридцати семи холодных и полных одиночества лет.

Все эти годы Н.А. Тучкова-Огарева жила лишь одними воспоминаниями. Она умерла 30 декабря 1913 (12 января 1914) года в селе Старое Акшино Инсарского уезда Пензенской губернии, недалеко от того места, где родилась восемьдесят четыре года тому назад.

Глава шестая
История любви светлейшей княгини Екатерины Долгорукой

Говоря о русских эмигрантах на Лазурном Берегу Франции, никак нельзя обойти вниманием одну удивительную женщину – речь идет о Екатерине Михайловне Долгорукой (или иначе – княгине Юрьевской), большой любви русского императора Александра II.

* * *

Александр Николаевич Романов, будущий российский император, появился на свет в апреле 1818 года. Тяжелые роды в целом закончились благополучно. По воспоминаниям современников, торжества по этому поводу были грандиозными: прогремел двести один пушечный выстрел, а праздничные столы, выставленные на Красной площади в Москве и Марсовом поле в Санкт-Петербурге, ломились от угощений.

Отец, император Николай I, мальчиком почти не занимался, и он рос под влиянием матери, императрицы Александры Федоровны (урожденной принцессы Фридерики Шарлотты Вильгельмины, дочери прусского короля Фридриха Вильгельма III), воспитанной в сентиментально-немецких традициях и передавшей их сыну. Военным воспитанием Александра Николаевича руководил боевой офицер, умный и требовательный К.К. Мердер. Благодаря ему мальчик полюбил смотры, парады, военные праздники и сформировался как человек военный. По «плану учения», рассчитанному на двенадцать лет и составленному известным поэтом и философом В.А. Жуковским, целью преподавателей являлось «образование для добродетели», ибо «Его Высочеству нужно быть не ученым, а просвещенным». В результате будущий император получил разностороннее образование: владел пятью языками, знал историю, географию, математику, естествознание и философию. Кроме того, наследнику прочитали специальные курсы государственный советник и умнейший человек граф М.М. Сперанский, министр финансов Е.Ф. Канкрин и военный историк и теоретик Антуан-Анри Жомини.

Так уж получилось, что отец, поклонник военщины, позаботился о жестком воспитании Александра, но тот все равно гораздо более унаследовал характер своей матери. Он рос мальчиком мягким и чувствительным, а твердость и непреклонная властность, присущие Николаю Павловичу, так и не стали отличительными чертами его сына. К тому же и В.А. Жуковский, милейший человек, вел учебно-воспитательную работу, направленную на то, чтобы внушить Александру «религию сердца». Как же дорого она ему впоследствии обошлась!

В 1838 году Александр отправился в путешествие по Европе. Он побывал в Дании, Германии, Италии, Австрии и Англии. Из всех стран, которые он посетил, ему больше всего понравилась Италия, где он мечтал поселиться в гостинице и жить, наслаждаясь тишиной и безоблачным синим небом. Родственники в Германии окружили будущего императора искренней заботой и любовью. В Гессен-Дармштадте в опере он познакомился с младшей дочерью герцога Людвига II, четырнадцатилетней девушкой, почти девочкой, с длинным именем Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария. Дочь герцога поразила Александра своей красотой и грацией. После представления он принял приглашение к ужину, много разговаривал, смеялся и, вместо того чтобы спешить с отъездом, согласился остаться позавтракать. За эти часы Мария совершенно очаровала царевича, и, отправляясь спать, он сказал сопровождавшим его адъютантам Каверину и Орлову:

– Вот девушка, о которой я мечтал всю жизнь. Я женюсь только на ней.

Он тут же написал отцу и матери, прося у них позволения сделать предложение юной принцессе Гессен-Дармштадтской. Родители согласились, и двадцатилетний Александр отметил это следующей записью в своем дневнике:

«Единственное мое желание – обрести достойную подругу, которая бы украсила мой семейный очаг и доставила высшее счастье на земле – счастье супруга и отца».

Однако венчание Александра с юной принцессой было отложено до 16 апреля 1841 года. В который уже раз русский императорский дом вступал в родственно-брачные отношения с Германией, а это требовало соблюдения определенных процедур. Что же представлял собой в то время молодой жених? Маркиз Астольф де Кюстин описывает его так:

«Выражение его глаз – доброта. Это в полном смысле слова – государь. Вид его скромен без робости. Превосходно воспитан. Его движения полны грации. Он прекраснейший образец государей из всех, когда-либо мною виденных».

Внешний облик Александра запечатлел и американский дипломат, секретарь посла А. Уайт:

«Он был, как все Романовы, красив и держался с большим достоинством».

Приятную внешность Александра Николаевича отмечали практически все писавшие о нем.

А кто же претендовал на роль русской императрицы? Типичное описание принцессы Гессен-Дармштадтской таково:

«Кукольное личико с овечьими глазами».

А.Ф. Тютчева, дочь известного русского поэта, бывшая фрейлиной жены Александра II, описывает ее более деликатно:

«Несмотря на высокий рост и стройность, она была такая худенькая и хрупкая, что не производила на первый взгляд впечатления красавицы… Черты ее не были правильны. Прекрасны были ее чудные волосы, ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного навыкате глаза, смотревшие кротко и проникновенно… Это, прежде всего, была душа чрезвычайно искренняя и глубоко религиозная».

А вот автор исторических романов В.С. Пикуль характеризует ее внешность так:

«Мария Александровна (родом из Гессенского дома) была женщиной некрасивой и тихой, как амбарный мышонок».

Конечно, внешность очень часто бывает обманчива, однако еще великая мадам де Сталь замечала, что «внешность женщины, каковы бы ни были сила и широта ее ума, какова бы ни была важность предметов, которыми она занимается, всегда будет или помощником, или препятствием в истории ее жизни». И оспорить это утверждение практически невозможно.

* * *

Александр женился на гессен-дармштадтской принцессе Марии, когда ему было двадцать три года. Он просто сгорал от любви и несколько лет чувствовал себя вполне счастливым. Однако затем по настоянию врачей его жена начала уклоняться от выполнения супружеских обязанностей. У нее начал развиваться туберкулез, спровоцированный промозглым петербургским климатом и частыми родами (всего результатом этой горячей любви стало восемь детей). В 1860 году, когда она родила последнего ребенка, ей исполнилось тридцать шесть лет, и болезнь эта уже ни для кого не составляла секрета. Придворные шептались по углам, что она страшно похудела, превратилась почти в скелет, покрытый толстым слоем румян и пудры. Обстановка вокруг нее изменилась, что было связано главным образом с тем, что и Александр охладел к жене.

Это было видно невооруженным глазом, и совершенно очевидно, что к моменту встречи Александра с Екатериной его брак с Марией давно представлял собой руины. И дело здесь состояло не только в том, что жена перестала быть для него возбуждавшей желание женщиной. С тех пор как Александр Николаевич в 1855 году вступил на престол, Мария, ставшая императрицей Марией Александровной[15]15
  Принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария была крещена по православному обряду и стала Великой княжной Марией Александровной.


[Закрыть], оказалась в плену неизменного придворного этикета, сделалась рабой привычек и ритуалов, а это не могло не раздражать. Конечно, этикет – это прекрасно, но в определенных обстоятельствах, и этими обстоятельствами уж точно не являются личные отношения между мужчиной и женщиной.

Но императрица, похоже, этого не понимала. Рассказывают, например, что в 1867 году в Ницце, где умирал царевич Николай, она целую неделю не могла навестить умирающего сына только потому, что время послеобеденного сна Николая изменилось и стало совпадать со временем ее прогулки. А перенести прогулку на другое время Мария Александровна ну никак не могла…

До поры до времени подобные потрясения (их первый ребенок умер еще в 1849 году) сближали венценосную чету. Однако случай с наследником Николаем стал переломным моментом, неким водоразделом в их отношениях. Великий князь Николай Александрович заболел вследствие то ли падения с лошади, то ли от удара об угол мраморного стола во время шутливой борьбы с принцем Лейхтенбергским. В первое время на ушиб позвоночника родные не обратили особого внимания, не замечая, что царевич начал худеть, а иногда не мог выпрямить спину и ходил немного сгорбленным. Когда болезнь стала очевидной, его отправили на лечение в Ниццу, где французские врачи и поставили роковой диагноз – туберкулез позвоночника. Когда состояние наследника стало критическим, на юг Франции прибыла царская чета с сыновьями Владимиром и Алексеем. Ситуация с прогулками императрицы возмутила тогда многих. Когда Марию Александровну спросили, почему нельзя совершать прогулки в другое время, та ответила:

– Это мне неудобно.

Между тем жизнь Александра Николаевича стала совсем другой. Начатые им реформы в стране сильно изменили его, он с головой погрузился в пучину проблем, которые не давали ему покоя ни днем ни ночью. При этом император был одинок, так как Мария Александровна, занятая мелочными придворными делами, вечно больная и вечно унылая, и не думала помогать ему. Ну пусть не помогать, а хотя бы участвовать и поддерживать морально. Нет, не тот это был человек. Императрица осталась за пределами того мира, в котором жил теперь ее муж.

А что обычно происходит с мужчиной, оказавшимся в подобном положении? Естественно, он начинает искать понимание на стороне, и Александр Николаевич Романов не стал в этом исключением…

* * *

Мнительный, нервный и чувственный российский император начал поиски утешения, и при дворе сразу нашлось немало сводниц и сводников, которые бросились подбирать ему кандидаток в фаворитки. Александр Николаевич и сам не заметил, как стал настоящим ловеласом. Отказов практически не было. И если его отец, Николай I, развратничая, пытался сохранить хоть какие-то приличия, то Александр II делал это совершенно открыто. Девушек, соблазненных им, ему без особого труда удавалось выдать замуж, ведь придворные на этот счет особой брезгливостью и щепетильностью не отличались, а приданое всегда было вполне адекватным.

Одним из самых известных и сильных любовных увлечений Александра стала фрейлина Ольга Калиновская, вовсе не отличавшаяся красотой, но обладавшая вкрадчивостью и нежностью. Ее поспешили выдать за мужа ее же покойной сестры богатого польского магната графа Иринея Огиньского.

Среди любовниц Александра называют также княжну Александру Долгорукую (однофамилицу Екатерины Долгорукой), Замятину, Лабунскую, Макарову, Макову и даже знаменитую петербургскую блудницу Ванду Кароцци.

Донжуанские похождения мужа, естественно, быстро стали известны Марии Александровне (да он и не считал нужным их скрывать), и она кротко сносила обиду.

В своих «Воспоминаниях» историк и философ Б.Н. Чичерин пишет:

«Не поддаваясь влиянию мужчин, Александр II имел необыкновенную слабость к женщинам. В присутствии женщин он делался совершенно другим человеком».

По слухам, он переменил с полдюжины любовниц.

Однако, даже приняв на веру этот «донжуанский список» императора, можно смело сказать, что практически все они были лишь мимолетными увлечениями, попытками панического бегства от дворцового одиночества, не принесшими ему никакого облегчения. Мимолетные романы совершенно не затрагивали сердца императора и не давали успокоения его душе. Он не был «юбочником» и искал не удовлетворения своих прихотей, а глубокого, настоящего чувства. Ведь его брак с Марией Александровной уже давно превратился в обычный договор, заключенный сторонами для выполнения государственных обязанностей.

* * *

О том, когда состоялась первая встреча Александра II и Катеньки Долгорукой, мнения биографов расходятся. Одни утверждают, что это произошло в августе 1857 года, другие уверены, что это было двумя годами позже. В любом случае их первая встреча произошла случайно, и обстоятельства их знакомства таковы: император решил провести крупные маневры на Украине и принял приглашение князя и княгини Долгоруких посетить их имение Тепловку, расположенную в окрестностях Полтавы. Там-то он впервые и увидел дочь хозяев, как выяснится потом, свою настоящую и последнюю любовь.