Текст книги "Как квакеры спасали Россию"

ГЛАВА 2

Приезд шести сотрудниц из США. Работа в квакерских больницах, приютах и мастерских. Появление в Бузулуке большевиков. Регистрация брака англичанина с американкой в Бузулукском совдепе. Приют для детей беженцев в Спасо-Преображенском монастыре. Идея квакерского посольства. Надежды и планы весны 1918 года.

В августе 1917 года поздно вечером к Бузулукскому вокзалу, расположенному на приличном расстоянии от города, подошел поезд. Из вагона вышли шесть молодых женщин, но только одна из них понимала русский и могла на нем говорить. Это была Амелия Фабиржевская, уроженка Царства Польского, в недавнем прошлом российская подданная, эмигрировавшая в США и успевшая получить американское гражданство незадолго до отъезда. Остальных звали Нэнси Бабб, Эмили Бредбери, Анна Хейнс, Лидия Льюис и Эстер М. Уайт.

Эмили Бредбери так описывала эти события в своем дневнике:

26 августа 1917 года, воскресенье. Приехали на поезде (из Кинеля) и сошли в Бузулуке около 22 часов – никто нас не встретил, никто на вокзале, казалось, не знал об английской миссии, и никого из них не знали. Чиновники стали звонить по телефону, чтобы найти хоть кого-то, кто мог говорить по-французски. Наконец нашли одного джентльмена, который был ужасно милым и сказал, что поедет и привезет мистера Ригга. Он привел с собой жену, которая настояла на том, чтобы мы пошли к ним в дом, и мы находились там до тех пор, пока не прибыл мистер Ригг. …В конце концов все образовалось, добралась до постели в 2 часа ночи.

Здание вокзала в Бузулуке.

Иллюстрированная почтовая карточка, нач. XX в.

27 августа 1917 года. Понедельник. Мистер Ригг утром пришел за нами, чтобы отвести нас в офис на завтрак – офис расположен примерно в 16 минутах ходьбы от гостиницы, это дом, в котором три комнаты и кухня, где живет прислуга, все они – беженцы, в основном немцы.

Квакерская команда в Бузулуке стала международной. Несмотря на то что американки говорили на английском языке, Ригг отмечал в дневнике:

Я и не знал, что в Америке по-прежнему среди квакеров в ходу особый, квакерский стиль речи. В Англии молодое поколение квакеров уже не использует все эти «thee» и «thou». Забавно слышать, как они обращаются друг к другу. Их беседы в типично американском духе – нечто новое для нас. Получилось так, что я был единственным старшим в бузулукской группе, когда сюда приехали американцы. Поэтому назначение их по разным центрам стало моей задачей. Однако при помощи Анны Хейнс мне все удалось, и мы распределили американских Друзей по тем точкам, где, как мы полагали, они могли быть наиболее полезны. Американки расселились по своим новым домам, и вскоре активно включатся в работу.

Вот как распределили американок в сентябре 1917 года:

мисс Л. Льюис – Детдом в Могутове;

мисс Н. Бабб – Могутово, больница;

мисс Бредбери – Ефимовка;

мисс Хейнс – Любимовка;

мисс Фабиржевская – Любимовка, поликлиника;

мисс Уайт – Богдановка, помогает мисс Линдсей.

Уже 15 сентября 1917 года Анна Хейнс была избрана представителем американцев в квакерском комитете в Бузулуке, она отвечала за поддержание связи между вновь прибывшими соотечественницами и Комитетом служения американских Друзей (AFSC) в Филадельфии.

Американки весело и с энтузиазмом принялись за работу. Мог ли кто из них подумать, что уже через два месяца совершится еще одна революция, повлекшая за собой беды не менее ужасные, чем беды военной поры?

Но на дворе стоял сентябрь 1917 года, и для работавших в Бузулукском уезде англичан приезд заокеанских сестер по вере ощущался как дуновение свежего ветра. Надо сказать, что это был первый случай совместной работы американских и британских квакеров. Американкам методы работы английских коллег казались не вполне профессиональными, любительскими, зачастую бесцельными и затратными с точки зрения эффективного использования людских ресурсов. Подход американцев к решению проблем был более обезличенным, но от этого участники не становились менее вовлеченными в дело. Они хотели все делать с размахом, действовать стратегически, при этом были весьма ограничены в средствах. Американские квакеры хотели распределять все, что можно, исходя из своего понимания справедливости и равноправия в тех условиях и в той ситуации, в которых они находились в тот момент.

Продолжалась активная работа мастерских в квакерских центрах помощи беженцам. В переписке с Лондоном поднимался вопрос закупки шерсти в Англии для переправки ее в Бузулук, где беженцы уже могли работать с пряжей. Изготовленные беженцами шерстяные чулки отправляли в Татьянинский комитет в Самару – чтобы там помогли с реализацией продукции или обменом на другие носильные вещи.

Детдом в Могутове заполнился новыми детьми. Постоянно не хватало переводчиков, Могутовскому дому очень был нужен учитель. В поисках учителя стучались буквально во все двери, даже, как мы помним, обращались к жившей в Москве графине Ольге Толстой.

В Могутове действовала небольшая больничка, которой до квакеров не было вообще. С августа 1917 года там работал английский доктор Джон Рикман. Квакеры в этой лечебнице старались придерживаться стандартов, принятых для британских больниц, так же было и в других квакерских лечебных заведениях Бузулукского уезда.

Как говорилось выше, это была одна из ошибок иностранцев, работавших в тех краях. Попытки все организовать, как в Англии, к успеху не приводили. Осуществив ревизию имевшегося оборудования, Джон Рикман обнаружил, что в его распоряжении было совсем немного хирургических инструментов, лохань, выполнявшая функции стерилизатора, перевязочный материал в более-менее достаточном количестве и некоторый запас лекарств. Однако при этом в больнице не было ни канализации, ни водопровода. Отсутствовал бойлер, не было ванн и дезинфектора. Приходилось пользоваться примусом и дровяной плитой даже для того, чтобы вскипятить воду в чайнике.

Доктор Рикман решил поменять политику вверенного ему заведения и сделать Могутовскую больницу центром, в котором родственники пациента могли бы научиться ухаживать за больным в условиях, весьма схожих с условиями жизни в их избах. Насколько далеко его идеи перешли установленные границы, видно хотя бы из того, что в больнице стали меньше использовать дезинфицирующие средства. И вот что удивительно: хотя в тот период сообщалось о нескольких случаях заболеваний в уезде брюшным тифом и менингитом, в Могутово вспышки этих болезней не было.

Сюда же, в Могутово, была переведена Амелия Фабиржевская. Она заведовала больничным хозяйством и обучала двух крестьянских девушек азам сестринской работы в домашних условиях. Такой комбинированный русско-иностранный подход принес свои результаты: местное население оценило тот факт, что квакеры не насаждали свои правила, а легко подстраивались под имевшиеся условия.

Важно было передать знания местным жителям, чтобы, после того как квакерская миссия уедет, они могли сами продолжить начатое. Местные девушки, прошедшие через больничные курсы, становились своего рода мединструкторами – когда английская миссия покинет Бузулук и окрестности, они могли на практике обучать других – друзей и родственников нехитрым навыкам: как застелить постель, как приготовить вкусную похлебку, как успокоить напуганных и помочь уснуть тем, кто лишен помощи квалифицированных специалистов, – этому несложно было научиться. Джон Рикман вспоминал, что они видели свою задачу в том, чтобы привить местным жителям стремление к порядку и аккуратности, к гигиене домашнего быта, научить их применять полученные опыт и знания в борьбе с болезнями.

Несмотря на бурные события в Петрограде, в Бузулуке осенью 1917 года было относительно спокойно. Протоколы ежемесячных собраний Квакерского комитета пестрят бытовыми проблемами:

Решено поощрять сотрудников квакерской миссии в Могутове периодически приезжать в Бузулук предстоящей зимой. Прошлой зимой были жалобы на однообразие жизни в удаленном Могутове, на монотонность работы в четырех стенах – все это делало жизнь в селе особенно трудной.

Было решено изменить название должности «секретарь миссии» на «руководитель миссии»: название «секретарь» в глазах русской бюрократии звучало неубедительно. Квакеры решили также «просить Лондон прислать специалиста с практическими знаниями молочного производства, мясокопчения и садоводства» – такой человек был нужен в том же Могутове. Также они намеревались напечатать и распространить 2000 экземпляров брошюр на русском языке под названием «Кормление детей» и «Диета». Сотрудники миссии в Могутове предлагали заняться распространением информации о работе квакеров, чтобы о ней стало известно как можно большему числу россиян. В этом деле они планировали прибегнуть к помощи графини Толстой и г-на Черткова.

Но не все было благостно. Американка Эмили Бредбери записала в своем дневнике:

5 ноября 1917. Миша, мальчик 15 лет, сказал мисс Ли сегодня: «Они говорят о свободе, а на самом деле каждый думает только о себе и делает все только для себя». Это высказывание неплохо иллюстрирует взаимоотношения местных жителей.

Однако спокойная жизнь постепенно изменилась к худшему. Отзвуки революции дошли и до этих мест. Через два дня Эмили Бредбери записала:

7 ноября 1917 года в Бузулук прибыли солдаты, которые насильно заставляли местных жителей делиться зерном с беженцами. К нам и так не очень хорошо относятся местные за нашу работу с понаехавшими, и приезд солдат с их требованиями должен показаться довольно странным совпадением.

В декабре 1917‐го квакеры рассматривали возможность закупки муки в Сибири, планируя затратить на приобретение продуктов питания 30 000 фунтов стерлингов. В Лондон и Филадельфию были отправлены запросы на дополнительное финансирование, а Фрэнка Кедди попросили полностью переключиться на реализацию проекта по доставке муки. Нехватка продуктов питания тревожила квакерскую миссию, Анну Хейнс из американской группы попросили связаться с главой Американского Красного Креста Реймондом Робинсоном, рассказать ему о положении дел и попросить помощи. Собрание квакеров приняло также решение отказаться от плана расширения обувной мастерской в Андреевке. Ричард Рейнолд Боллс просил 4000 рублей на создание мастерской, но собрание постановило, что отныне все деньги должны были тратиться только на продовольствие.

18 декабря 1917 года в отчете лондонскому комитету квакеры писали:

Здесь появились большевистские войска…

…Один крестьянин был убит, а помещик, как сообщается, тяжело ранен, но тем не менее он сумел бежать со своей семьей, спасаясь от мести крестьян. Этот случай произошел в Ждановке, деревне, хорошо нам известной.

Таким образом, в настоящее время мы, Английская миссия, остаемся практически единственными представителями класса интеллигенции, проживающими в округе… Мы по-прежнему находим возможным сотрудничать с крестьянским советом, работать с ними и помогать им… чтобы уменьшать разрыв, который отделяет крестьянский класс от класса интеллигенции в России…

…Поэтому я не сомневаюсь в том, что настало самое время для нашей помощи. Помогая сейчас, мы помогаем преодолевать расхождения между различными партиями в России. Мы поможем восстановлению республики.

…Мы сделаем имя Общества Друзей благословленным тысячами, а имена англичан и американцев именами, которые с благодарностью и любовью будут вспоминать много лет спустя.

8 февраля 1918 года в своих отчетах в Лондон и в Филадельфию квакеры пишут, что «большевики демонстрируют полное уважение к квакерский миссии», а чуть позже (21 февраля) сообщают:

…В течение последних двух недель большевистские комиссары предприняли ряд решительных мер против капиталистов и класса имущих в Бузулуке…

…Положение беженцев в настоящий момент чрезвычайно плохо: крестьяне отказываются давать для них хоть сколько-то продуктов.

Угроза голода была явственной, и квакеры обсуждали поездку Кедди и Литтла в Самару и Уральск – пополнить продовольственные запасы для продолжения работы вспомоществования. В Уральском районе было куплено сто пудов муки. В Самаре двое квакеров встретились с главой Комитета по продовольствию самарского правительства. Тот пообещал снабдить миссию мукой, необходимой для содержания больниц и детского дома в Могутове.

В том же феврале 1918 года было решено, что мисс Хейнс должна посетить Петроград, чтобы провести переговоры с Американским Красным Крестом (АКК) относительно возможности получения от них финансовой помощи для решения проблем голода в Бузулукском уезде. Анна Хейнс встретилась в Петрограде с Реймондом Робинсоном, главой миссии АКК. Уже в марте мисс Хейнс отчиталась о своем визите в столицу. Она сообщила, что официальные лица из Американского Красного Креста в Петрограде получили телеграмму из Вашингтона с просьбой информировать о целесообразности предоставления гранта на работу квакеров в Бузулуке и уезде по борьбе с голодом. Мисс Хейнс прибыла в удачный момент и сумела убедить представителей Красного Креста направить своего представителя для ознакомления с работой квакеров. Однако неожиданное наступление германской армии сделало инспекционную поездку невозможной. Тогда Комиссия Американского Красного Креста решила без проволочек телеграфировать в Америку, чтобы глава офиса АКК в Вашингтоне перевел в Комитет Друзей 25 000 долларов. Петроградская миссия АКК также рекомендовала главе Американского Красного Креста выдать указанную сумму в полное распоряжение квакеров для использования в любых целях, связанных с их работой, исключив расходы на закупку зерна в том случае, если крестьяне будут расплачиваться с ними за него. Представители Американского Красного Креста предложили квакерам значительное количество медикаментов и медицинских инструментов, однако из‐за внезапного продвижения немецкой армии и связанной с этим неразберихи, царившей в городе, доставить этот груз из Петрограда в Бузулук было невозможно.

В марте 1918 года английский врач Джон Рикман женился на американке Лидии Льюис – они зарегистрировали свой брак в Бузулуке. В Бузулукском загсе в книге Записи актов гражданского состояния при Бузулукском уездном Совете крестьянских, рабочих и солдатских депутатов за 1918 год, на странице 23, сохранилась эта запись. В соответствии с бытовавшей тогда традицией имена иностранцев русифицировали и записали, что Иван Ричардович Рикман и Лидия Ивановна Левис объявляются мужем и женой. Свидетелями этого события стали Франк Кедди и Феодор Ригг.

Это был первый брак в Бузулуке, зарегистрированный новыми большевистскими властями, и надо же было такому случиться, что брак заключили англичанин и американка.

Джон Рикман, британский квакер, получивший медицинское образование в Кембридже и прошедший отличную практику в госпитале святого Томаса в Лондоне, по религиозным соображениям отказался от службы в армии и приехал в Бузулук. Он организовал работу больницы в Андреевке, а потом перешел работать в могутовскую больницу.

Здесь он и повстречал Лидию Льюис, одну из шести американок, что прибыли в эти края в августе 1917-го. Характерно, что, кроме квакерского обряда «венчания», они сознательно зарегистрировали свой статус в большевистском совдепе. Квакеры хотели тем самым продемонстрировать, что признают новую власть, и заручиться ее поддержкой, что было очень важно для работы с местным населением и беженцами.

В музее Доркинга, родного города Джона Рикмана, на видном месте хранится документ, подтверждающий расположение к нему большевистской власти. В пожелтевшем от времени распоряжении, датированном маем 1918 года, «все правительственные и общественные учреждения и начальствующие лица» призываются «оказывать Ивану Рикману должное содействие».

Этот документ, наряду с другими бумагами, выданными Рикману представителями власти, спас английскому доктору жизнь.

29 марта 1918 года больницу в Могутове квакерам пришлось закрыть. Месяц спустя, в апреле, они приняли решение и о закрытии приюта. Приютских детей передали в семьи по всему Бузулукскому уезду. Тех, кого не удалось пристроить, перевезли в Бузулук: их определили в местный приют.

Это были непростые дни и недели. Больницы были подготовлены к передаче в руки русского медперсонала, дети из могутовского дома расселены по родственникам и знакомым, мастерские закрыты, а остаток провизии роздан местному населению – по совету местных властей и при их содействии.

Бузулукская газета «Известия Бузулукского уездного исполнительного комитета Советов рабочих и крестьянских депутатов» писала в апреле 1918 года:

На общем собрании делегатов Бузулукского уездного съезда беженцев 8 марта 1918 г. председатель Ширмулевич доложил, что как дошел до него слух, Английская миссия, обслуживающая в здешнем уезде нужды беженцев, возможно ликвидирует свою деятельность, а потому предлагает собранию, не пожелает ли оно войти в сношение с миссией о передаче оборудованных ею медицинских пунктов и прочего в ведение уездного совета беженцев.

Собрание постановило: просить Английскую миссию все организованные ею для беженцев медицинские пункты, приюты, мастерские и прочее, в случае ликвидации таковых, передать безвозмездно в ведение уездного совета беженцев, и выразить ей от лица собрания глубокую благодарность за оказанные ею заботы беженцам.

Работники квакерской миссии покинули села и деревни уезда до конца мая 1918 года. Исключение составляли село Лабазы, где оставалась Элеанор Линдсей, и Андреевка, в которой Хинман Бейкер следил за распахиванием 13 акров земли и посадкой на них картофеля для местных крестьян. С закрытием больниц в уезде и приюта в Могутове вся работа квакеров сосредоточилась в Бузулуке и ближайших окрестностях.

После закрытия могутовского приюта квакеры решили взять на себя заботу о приюте, созданном самими беженцами. Он располагался на территории Бузулукского Спасо-Преображенского монастыря, на холмах, возвышавшихся над городом, рядом с речушкой, петлявшей среди могучих деревьев. Квакерская миссия пообещала финансировать деятельность приюта в размере 10 000 рублей при условии, что местные власти предоставят ей полную свободу в том, как вести работу. Большевики ответили согласием.

Спасо-Преображенский монастырь в Бузулуке. Иллюстрированная почтовая карточка, нач. XX в.

На собрании квакеров 21 апреля 1918 года было доведено до общего сведения, что председатель уездного собрания по делам беженцев пообещал им помощь с персоналом и финансированием для поддержания приюта детей-беженцев в монастыре. Несколько квакеров рассказали о том, как съездили в приют, и после их рассказа все согласились с тем, что многое можно сделать для улучшения условий жизни детей, многие из которых были сиротами.

Коллс зачитал доклад с выводами комиссии, созданной для расследования условий в бузулукском прибежище беженцев. Из доклада стало ясно, что необходимо срочно организовать помощь, обучение и образование для детей. Помимо прочего, дети нуждались в одежде и обуви.

Комиссия предложила предпринять следующие шаги. В приют надлежало переехать одной женщине и нескольким мужчинам из квакерской миссии. Женщине предлагалось отвечать за учебную и воспитательную работу для девочек и вести хозяйство. Мужчины должны были отвечать за организацию учебной работы для мальчиков и за сельскохозяйственные работы на землях приюта.

На эту работу были утверждены кандидатуры Эстер Уайт, Чарльза Коллса и Грегори Уэлча. Всего через несколько недель приют было не узнать, и все это благодаря умению, терпеливости и упорному труду Эстер Уайт и Чарльза Коллса. Нерадивые сотрудники приюта были уволены, здания отремонтированы и подметены, одежда у детей починена и отстирана. В конце мая Эстер Уайт писала:

Мы думаем, что со временем этот приют будет столь же хорош, как и могутовский.

Несколько месяцев спустя квакеры отчитались о существенных переменах в лучшую сторону, произошедших в Монастырском доме:

Всего в доме пребывают 122 человека, все либо младше 14 лет, либо больные и немощные. На сегодняшний день число наших сотрудников в Доме – 7, включая и молодого врача, венгерского военнопленного. Кроме них, там трудятся 13 работниц (прачки и т. п.), садовник и еще трое опытных ремесленников, обучающих трудовым навыкам ребят.

Строения – четыре деревянных здания – тесны и неудобны для такого большого числа людей, но у местных властей и без этого колоссальное количество бед и забот.

Нам повезло, что за Домом имеется несколько акров пахотной земли, засеянной картофелем и прочими овощами, что весьма уместно как полезное и здоровое предприятие для ребятишек. Дети трудятся на приусадебном участке под руководством молодого поляка, студента Варшавской сельхозакадемии. Он работает воспитателем попеременно на участке и в мастерских. Питание вполне разнообразное и имеется приличный выбор. Двадцать два ребенка в возрасте младше 6 лет находятся на особом попечении. Вместо печальной и грязной кучки беспризорников, выглядевших, как попрошайки, перед нашими взорами предстает веселая ватага детишек, чистеньких, здоровых, внешний облик которых явно изменился за последние два месяца.

Одежды, оставшиеся после закрытия Дома в Могутове, с большим энтузиазмом были приняты девочками и малышами. Взорам гостей и обитателей дома также представлены в изобилии ткани мышиного серого цвета: эти совсем не вызывающие радости одежды достались нам от некогда существовавшего Татьянинского комитета.

В более благополучные времена Российский комитет обеспечивал всех детей обувью. Но теперь ботинки износились и обветшали, а хождение босиком по участку, где роятся тучи комаров, не больно-то приятное занятие.

Однако нынче все обуты. Наша пошивочная мастерская работала без остановки, в результате практически все воспитанники и одеты. Плотники трудились не покладая рук, ремонтируя все, что требовало ремонта, там и тут, также они соорудили пчелиные улья совершенно новой для этих мест формы. Теперь у нас два улья, а дети учатся тому, как стать пчеловодом прямо на практических занятиях в саду.

Когда Английская миссия взяла Дом на свое попечение, у нас не было никаких сомнений в том, что ребята испытывают моральный стресс и страдают.

Питание было весьма плохим, дети были угрюмы и испытывали вполне объяснимое недоверие к тогдашней администрации. Они не желали работать, и – что еще тревожнее – они не желали даже играть в игры. Любой посетивший этот приют в ту пору не мог не заметить этот самый печальный симптом того, что не все в порядке: при прекрасной погоде никто не желал выйти из помещения для игр на свежем воздухе в этом буквально райском уголке. Малыши возились в пыли и грязи, и никто не обращал на них внимания, а дети постарше кучковались в комнатах, словно старики.

Наверное, сложно дать точную оценку перемен в душах маленьких постояльцев Дома, но всякий без труда может убедиться, что теперь там играют, и смех звучит отовсюду. Открытые улыбки сменили угрюмость, что в прошлом заставляла содрогнуться всякого, кто любит детей.

Наказания теперь большая редкость, а маленьких страдальцев военного времени уже трудно назвать сиротами: они скорее похожи на детишек, перед которыми открыты все дороги.

Грегори Уэлч следил за работой столярных мастерских как в приюте, так и в Бузулуке. Причем в бузулукские мастерские для мальчиков приходили и приезжали ребята из Могутова и Андреевки.

В мае 1918 года было решено обратиться в Бузулукский совет с просьбой выдать справки для каждого члена квакерской миссии. Совет выдал такие справки; в них говорилось, что «Общество Друзей работало и работает по оказанию помощи беженцам и населению, пострадавшему от недорода и голода» и «все правительственные и общественные учреждения и начальствующие лица должны оказывать имярек должное содействие». Справки были получены 24 мая 1918 года всеми квакерами миссии, и одна из них, как упоминалось выше, хранится ныне в музее английского города Доркинг.

Складывается ощущение, что накануне Гражданской войны в России квакеры были настроены вполне оптимистично и полны планов. Так, на майском собрании работников миссии американку Анну Хейнс просили взять на себя роль руководителя работ по оказанию помощи беженцам в Бузулуке и районе. Мисс Жукову (переводчицу) просили отправиться в короткий отпуск на дачу (квакеры сняли в окрестностях Бузулука дачу!), а затем ознакомиться с условиями жизни беженцев из Могутовского приюта, которые были вывезены в села. Теодора Ригга собрание просило отправиться в Петроград, чтобы получить 3250 фунтов стерлингов (эта сумма эквивалентна нынешним 180 000 фунтов стерлингов – а это огромные деньги!), посланные из Лондона в британское консульство. Дипломаты сообщили, что готовы передать эти деньги. И опять квакеры попытались приобщить к своему делу первую русскую квакерею: через Теодора Ригга и доктора Пирсона они хотели попросить Ольгу Толстую включиться в работу с квакерами, занятыми размещением беженцев в новых местах. Д-р Рикман предложил просить Лондонский квакерский комитет направить в Бузулукский уезд небольшую группу добровольцев, которые были бы готовы поселиться в некоторых деревнях, где квакеры работали в течение последних двух лет. Рикман был убежден, что квакерская миссия своей работой подготовила почву для приезда такой группы, которую можно было бы рассматривать как квакерское посольство в этой части России.

Бузулукские «Известия» сообщали, что на общем собрании делегатов Уездного совета беженцев 9 апреля 1918 года шел разговор об открытии мастерских для беженцев в Бузулуке, и квакеры выразили готовность помочь:

На обстановку мастерских почти никаких затрат не требуется, т. к. столярную, сапожную мастерские земство передает бесплатно и со всем оборудованием, а английская миссия, кроме оборудования, дает еще на первое время и материалы. Собранию остается только решить, разрешить открыть эти мастерские или нет.

И тут же объявление:

Английский комитет «Общество Друзей» желает купить несколько хороших мужских и дамских двухколесных велосипедов. Обратиться нужно к секретарю, Бузулук, Оренбургская, 27.

Все говорило о том, что квакеры обосновались в Бузулукском уезде всерьез и надолго. Весна 1918 года была весной надежд и планов.