Текст книги "Эгоизм щедрости. Исследование по экономической психологии"

В Дельфах действительно служило много невольников, чему есть многочисленные подтверждения из археологических раскопок. Так, в середине 19-го века было найдено множество черепков, фиксирующих различного рода сделки, среди которых значительную роль занимали сделки о освобождении невольников. Эти сделки называются манумиссиями. Со временем число обнаруженных Дельфийский манумиссий увеличивалось, и наука всё больше вставала в тупик, пытаясь разгадать суть правовых отношений в Дельфах и процедуры дарования невольникам свободы. Выдвигались разные версии. Одни утверждали, что манумиссия представляла собой сделку продажи невольника богу Аполлону, по заключении которой он переставал быть невольником частного лица и становился невольником государства. Другие версии утверждали, наоборот, что манумиссии представляли собой акт гуманизма, служители Аполлона освобождали рабов. Третьи версии увидели в Дельфийских манумиссиях отличия от общего греческого и римского права. Скажем, в римском праве если женщина-невольница получала свободу, то и все её дети автоматически становились свободными, в Дельфах же была практика, которая допускала, что женщина получала свободу и становилась гражданской, а дети её оставались невольниками частного лица. При этом мать не разлучалась с ребёнком, поскольку манумиссии часто происходили с некоторым условием: человек обязан был уже за зарплату продолжать какое-то время служить своему прежнему господину, а тот имел над ним определённую власть, в том числе дающую право применять физические наказания. Часто в манумиссиях прописывалось, что таким наказанием не может быть убийство и продажа в неволю, также запрещалось калечить. Мы сейчас не будем подробно останавливаться на всех условиях, при которых освобождались невольники в Дельфах, скажем лишь, что зачастую они очень отличались от тех условий, по которым невольники получали свободу в других местах, то есть, здесь право действовало довольно нетипично.

Но ведь нетипичным был и способ, каким невольники попадали в Дельфы, а об этом почему-то исследователи часто забывают. Невольники обычно попадали в какой-то город двумя способами: либо как военнопленные и депортированные из страны, проигравшей войну, либо как купленные на невольничьих рынках. Первый случай точно исключается, поскольку Дельфы не участвовали в войнах, это был священный полис, право за контроль над которым могли оспаривать разные соседние племена. Такие войны называли священными войнами. В целом же миссия Дельф была миротворческая и судебная, вероятно, здесь же разные государства заключали соглашения, которые очень напоминают Женевскую конвенцию в Новое время. Скажем, они договаривались о великодушном обращении с военнопленными и гражданским населением, договаривались о запрещённых видах оружия. Миротворческие войска тоже происходили не из Дельф, судя по всему, в старые времена роль таких войск выполняли спартанцы, хотя, конечно, их войны не ограничивались исключительно миротворческими миссиями, да и далеко не все спартанцы были миротворцами. Например, спартанские цари, судя по всему, не были миротворцами, а вот эфоры, избираемые каждый год из числа граждан Спарты для управления страной, судя по всему, были как-то связаны с Дельфами. В источниках, когда спартанские цари вступали в спор с Дельфами, то эфоры, как правило, вставали на сторону служителей Дельфийского храма.

Стало быть, захватить себе невольников в бою Дельфы не могли, остаётся покупка. Но о сделках купли-продажи невольников почему-то не сохранилось никаких следов в Дельфийских раскопках, тогда как сохранилась масса манумиссий, свидетельствующих о наличии невольников и фактах дарования им свободы. Остаётся ещё третий способ: невольников просто дарили дельфийцам в качестве платы за импортный сбор те, кто не могли выплатить сбор деньгами. Дельфийские землевладельцы принимали этот дар, но зачастую просто освобождали невольников, позволяя уже их детям стать полноценными гражданами Дельф. А граждане Дельф уже могли иметь землю в частной собственности в государстве. С другой стороны, земля в Дельфах, судя по всему, вообще не продавалась за деньги. Не только иностранцы не могли купить участок земли, но и граждане тоже, поскольку вся земля этого города считалась священной, а то, что священно, то вообще не имеет цену. Священную землю нельзя обменять на деньги, её нельзя обменять на другие товары. Вопрос, как тогда определить стоимость аренды, которая платится за эту землю? Судя по всему, такая стоимость определялась совершенно произвольно и потому часто выплачивалась именно натурой. Но, каждый человек, ступивший на священную землю Дельф, вверял свою жизнь в руки бога Аполлона. Это означало, что его дальнейшая жизнь зависела от случайного жребия. Ведь в храме Аполлона происходили гадания на будущее. Судя по всему, когда какой-то раб попадал в качестве платы за аренду в собственность в землевладельцу Дельф, то тот должен был проводить гадания, чтобы выяснить, следует ему освободить этого человека или оставить своим невольником? Если гадания, то есть бог Аполлон велел освободить человека, то тот становился вольнонаёмным своего бывшего гражданина, а после отбытия срока найма становился гражданином, что, вероятно, сопровождалось получением небольшого участка земли в собственность.

Стоит сказать, что долгие века функции, похожие на те, что выполняли Дельфы, выполнял и город Рим. Он концентрировал у себя огромное количество золота, освобождал невольников или беженцев, стоит вспомнить хотя бы указ царя Ромула, который объявлял Рим убежищем для всех беженцев. Быть убежищем обычно мог только храм, из стен которого нельзя было выдавать тех, кто там находятся. Дельфы были убежищем, Ромул сделал убежищем Рим. Уже в довольно поздних источниках мы находим, что римляне на покорённых территориях выполняли своего рода миротворческие и судебные функции. Например, в «Записках о Галльской войне» Цезаря значительное внимание уделяется исполнению судейских обязанностей на территории Галлии. Хотя в рамках города Рима уже не всегда понятно, кто являются служителями культа, которые не должны воевать, а кто являются именно воинами, способными выполнять миротворческие миссии по поручению жрецов. Если Ромул – это, безусловно, царь-воин, то второй царь Рима – Нума Помпилий был уже скорее служителем культа. Когда царская власть была упразднена, путаницы стало ещё больше. Патриции, вероятнее всего, часто исполняли именно сакральные функции, в силу чего они не могли продавать свою землю, их участки были священными. Другие граждане – плебеи уже имели право продавать свою землю, но только гражданам. Понятно, что часть земли они продавали таким же плебеям, но часть земли продавали патрициям, которые в свой черёд уже не могли продать свою землю. Это привело к тому, что земельные участки патрициев всё больше возрастали, а плебеи всё больше теряли земли, и понадобилась распределяющая сила, как император, который имел власть часть священного участка сделать обычной землёй, и выставить её на торги. Вместе с тем, далеко не все войны были миротворческими, стало быть, какая-то часть населения никак не была связана с культовым назначением Рима, и со временем такая часть становится всё больше, а римский торговый союз всё больше превращается в единое государство. Разумеется, по ходу этого процесса товарно-денежные отношения в равной степени проникают во все провинции, одновременно с этим расширяется число тех, кто могут купить землю в Риме. Тем не менее, даже во времена поздней Римской империи, где император уж точно никак не был миротворцем, а был именно политическим лидером, империя в значительной степени всегда сохраняла черты торгового союза.

Итак, подводя итог, можно выделить несколько признаков, которые отличают немонетарные сборы, полезные для свободной конкуренции и развития экономики. Во-первых, такие сборы не фиксированные, они выплачиваются не государству, а частным лицам, владеющим землёй и недвижимостью. Во-вторых, выплата таких сборов возможна не только деньгами, но и натуральным продуктом, в том числе и живым товаром. В-третьих, не запрещают труд невольников, то есть лиц, ограниченных в своих перемещениях в пространстве. Различные ограничения для перемещения в пространстве применялись к самым разным категориями населения в Античности. Например, в римскую эпоху перемещение провинциалов по империи в торговых целях сопровождалось выплатами внутренних торговых пошлин. Также ограничены в своих перемещениях были легионеры, то есть военные, которые вообще представляли собой сословие граждан. Они заключали контракт на 25 лет, но по факту уже через 10 лет службы получали статус ветеранов и землю в собственность, а когда легион не участвовал в боевых действиях, он распускался, и легионеры получали полную свободу перемещения в пространстве. Всё это также способствовало защите от посттравматического стресса, способного возникнуть в результате войны. Но здесь, как уже было сказано, большое значение имели договорённости о правилах ведения войны. В целом армия всегда сохраняла черты ополчения и никогда полностью не превращалась в регулярную армию. Война же у греков представляла собой обязанность элиты, жертвенность была её отличительной чертой. Римляне уже в значительной степени нарушают эту практику, из-за чего им всё сложнее становится избегать посттравматического стресса. Древние греки же в этом отношении оставались образцово здоровы.

Глава 4
Импортные сборы – 2. Вмешательство государства

Истина может быть довольно суровой, а воля к истине порой действует деспотически, затягивает настолько глубоко, что уже начинают возникать сомнения в её связи с разумом. Действительно, истина может добываться далеко не только разумным путём, но и инстинктом и каким-то наваждением, как истина, на которую набредает художник, занятый каким-то искусством. Порой достаточно лишь воли к истине, чтобы её достичь, и такая истина может быть довольно страшной и, что называется, по ту сторону добра и зла. В данном случае такой истиной является открытая нами возможность построения свободного международного рынка без прав человека, без демократии, допускающего вмешательство государства в экономику и войны. Очень часто сторонники глобального свободного рынка в качества аргументов в защиту своей программы используют именно демократические свободы и пацифизм. Войны не выгодны глобальному рынку, хотя именно в условиях глобального рынка стали возможными две мировых войны. Но считается, что развязаны эти войны были как раз противниками свободного рынка, которые стремились навязать мировой торговле некоторые ограничения. Всё-таки, после Второй Мировой войны глобальная экономика так или иначе пытается избегать больших войн и отстаивать миролюбие. Также глобальный рынок отстаивает демократические свободы. Здесь аргументация схожая: демократическому правительству сложнее вмешиваться в экономику, чем королю, управляющему страной единолично. Тем не менее, в предыдущей главе мы воспроизвели модель свободного рынка, в котором нет демократии, периодически возникают войны, есть продажи людей на невольничьих рынках, есть вмешательство государства в экономику, и вообще рынок является не глобальным, и всё-таки он работает в международном отношении.

Вмешательство государства, вместе с тем, бывает двух видов. Один вид мы уже описали. Крупные владельцы земли помимо всего прочего время от времени являются ещё должностными лицами, занимающими определённые должности, не получающими жалования из бюджета страны и обязанными из своих средств тратить деньги на нужды своих соотечественников. То есть, в тот момент, когда эти лица находятся в должности, они представляют собой государство. И вместе с тем они сдают свою недвижимость в аренду не только своим соотечественникам, но и иностранным торговцам, извлекают из этого выгоду и вовсе не обязаны оказывать предпочтение арендаторам из своего отечества. Они сдают земли по более выгодным ценам, хотя в разные времена в Античности возникали группы крупных землевладельцев, которые принципиально отказывались сдавать свою недвижимость в аренду иностранцам и сдавали её исключительно своим соотечественникам. В древнем Риме, например, таким был известный Катон Младший, который часто сдавал свою землю в аренду себе в убыток, лишь бы только не допускать иностранцев на внутренний рынок Рима. Катон, как известно, при всей его колоссальной политической популярности проиграл в гражданской войне Цезарю, но вот позже, в средние века именно такие, как Катон начинают управлять государствами, и потому тип вмешательства государства в экономику принципиально изменяется.

Второй вид вмешательства государства в экономику подразумевает именно фиксированный размер импортных сборов, которые взимает государство в свой бюджет, и такой сбор для иностранцев вовсе не равен стоимости аренды земли для соотечественников, он, как правило, значительно больше. Государственные чиновники здесь уже не занимаются благотворительностью, они получают жалование из бюджета государства и обращают бюджетные средства на нужды отечества. Разумеется, величина их жалования зависит от величины бюджета, поэтому чиновникам выгодно, чтобы бюджет пополнялся за счёт взымания максимальной платы с иностранных купцов. Ведь плата за аренду земли по прежнему производится в кошелёк частных владельцев этой земли и никак не доходят до бюджета. А вот деньги за счёт нетарифного регулирования импорта напрямую влияют на зарплату чиновников. Разумеется, в таких условиях выплата сборов в натуральном эквиваленте становится тоже невозможной, выплата может осуществляться исключительно деньгами. Это то, что называется «протекционизм», здесь государство поддерживает отечественного производителя, искусственно создаёт рабочие места в стране, но делает это за счёт более слабых стран. Следствием такой политики является империализм, то есть, угнетение большими государствами малых и в военном отношении более слабых государств. Такое угнетение было далеко не всегда и вовсе не является обязательным, например, в древней Греции единство всех греков заключалось не в государстве, а в таких сакральных центрах, как Дельфийский храм. Древние греки никогда не были объединены в какое-то одно государство, это было либо много малых полисов, либо несколько квазигосударственных союзов, объединённых каждый вокруг какого-то сакрального центра.

Может показаться, что нечто подобное было в средние века, когда большие государства постоянно дробились и делились, создавалась система относительной независимости и сложного вассалитета малых княжеств. Тем не менее, раннее Средневековье тоже часто практиковало протекционизм, другое дело, что этот протекционизм часто совпадал с упадком товарно-денежных отношений, что приводило к произволу крупных землевладельцев. То есть, землевладельцы теперь стали использовать протекционизм не для выгоды своих соотечественников, как хотел Катон, а для собственной наживы, поскольку от количества денег в обороте напрямую зависела стоимость их земли. Но товарно-денежные отношения полностью не исчезают, ведь сеньоры с приезжих купцов собирают торговые сборы преимущественно в деньгах, а вот крестьяне, которые арендуют землю у сеньора, платят ему за это натурой: то есть сельскохозяйственной продукцией и своим трудом на той земле сеньора, которую он не сдаёт в аренду. Также крестьяне теряли часть своей свободы и не могли по своей воле в любой момент покинуть арендуемую землю. В целом такая система приводила к упадку в экономике, поскольку при таком малом количестве легитимных денежных монет мало кто мог заплатить импортный сбор. Часто легче было заплатить сбор мехами животных или драгоценными металлами, неотчеканенными в монету. Но и это было непросто, а движимым имуществом сборы уже оплачивать перестали. С другой стороны, и стоимость земли существенно упала, ведь, как мы говорили, в большом и экономически процветающем государстве стоимость земли значительно выше. Конечно, если государство становится слишком большим, то его земля становится слишком дорогой, и тогда уже мало кто сможет оплатить ему импортный сбор. Но до определённого размера государства землевладельцам выгодно объединять свои участки в государство, поскольку так стоимость каждого отдельного участка возрастает. В этом отношении сепаратизм средних веков представляет собой что-то крайне невыгодное. То есть, Римская империя, конечно, распалась по естественным причинам, как до неё распалась Македонская империя, а до неё – Персидская. И всё-таки, такой распад вовсе не обязательно должен сопровождаться упадком в экономике, предыдущие распады как-то обходились без такого экономического провала.

Масштаб дробления и измельчения государств в средние века был в значительной степени больше, чем предыдущие распады. Всё это говорит о том, что камень, летящий с горы, кто-то ещё подтолкнул, чтобы увеличить силу его падения и количество частей, на которые он распадётся, достигнув подножия горы. Хотя и без этого толчка камень уже катился вниз. Судя по всему, связано это было с вмешательством в процесс христианства, раздувшего до невероятного значения демографический фактор. Христианство в первую очередь несло с собой запрет абортов, по всей вероятности, изначально этот запрет был в христианстве куда более строгим, чем ставший позже самым главным запретом в христианстве – запрет самоубийства. Во всяком случае, в раннем христианстве для монахинь даже допускалось самоубийство, если это спасло их от необходимости впоследствии делать аборт. Например, если монахине угрожало изнасилование и возможная беременность после этого, то христианские епископы допускали самоубийство, как защиту от необходимости делать аборт, и даже причисляли к лику святых таких самоубийц. Позже в христианстве возобладала точка зрения, что самоубийство – это более тяжкий грех, поскольку это убийство, в котором невозможно раскаяться. Всё это говорит о том, что более раннее христианство было связано в большей степени с зороастризмом и культом Митры, чем с иудаизмом. В зороастризме умертвление плода также было строжайше запрещено. Но когда зародилось христианское богословие, которое взялось связывать иудейский завет с древнегреческой философией, то оно уже самым тяжким грехом называет самоубийство.

Итак, христианство внесло демографическую лепту в экономику: из-за запрета абортов рост численности населения стал значительно расти. И этот рост совпал с внутренними процессами распада империи. Например, германские варвары, дважды захватившие город Рим и однажды даже разграбившие его, исповедовали уже христианство. То есть, в экономике буквально происходит следующее. С одной стороны, резко уменьшается стоимость земли и её аренды из-за распада государств, с другой стороны, значительно возрастает численность населения, живущего на территориях этих государств. То есть, здесь совпало сразу два кризисных фактора, что увеличило общую бедность и усилило масштабы кризиса. Можно представить себе, что по мере роста численности населения даже маленькая арендная плата для этого населения становилась непосильным бременем. Население восставало против такой арендной платы и требовало ещё большего её снижения, а единственным способом снизить такую плату был ещё больший распад государства, что одновременно снижало стоимость земли. Это в условиях неразвитых денежных отношений вело в свой черёд к упадку внешней торговли, что также увеличивало бедность, и даже сниженная арендная плата становилась непосильной. Получался своего рода порочный круг. Снижение арендной происходило посредством распада государства, что вело к уменьшению внешней торговли и необходимости ещё больше снижать арендную плату и дробить государство, что в свой черёд уменьшало оборот внешней торговли. И так по кругу. В таких условиях большие государства возникали только через усилие воли правителей и ценой большого насилия. Ко всем этим факторам экономического упадка следует добавить ещё хронический посттравматический стресс, который существенно снижает работоспособность и становится причиной ожесточённой борьбы. При отсутствии механизмов, сдерживающих бессознательную щедрость и тренирующих эксплозивную готовность, индивиды обречены были разорять себя и затем мучиться от раскаяния в собственной щедрости. Сами по себе такие разорения уже вредят экономике, но ещё больше вредит наступающая после разорения скупость и следующая из неё озлобленность против своего ближнего.

Понадобилось ни одно столетие, чтобы нивелировать или хотя бы ослабить эти губительные тенденции, затягивающие экономику Европы в трясину. Так, в Италии постепенно возрождаются товарно-денежные отношении и возрастает торговый оборот, население снова начинает заселять города. Одновременно с этим начинают свирепствовать страшные эпидемии, уносящие жизни сотен тысяч человек. Как ни цинично может это прозвучать, но эпидемии чумы сократили численность населения, и вкупе с возрастающим товарно-денежные оборотом это привело к эффекту возрождения античных порядков, наступила эпоха Возрождения. Нужно сказать, что по уровню развития экономики эпоха Возрождения ещё значительно отставала от Римской империи на её пике, но зато технологически она продвинулась значительно дальше, создав столько новых изобретений, которые в Античности часто отсутствовали даже в виде прототипов. И всё-таки, вслед за этим последовала реакция, причина которой была, вероятно, связана вновь с перенаселением и растущей бедностью. Тем не менее, даже жёсткая реакция христианских фундаменталистов и религиозные войны в Европе не смогли полностью отменить достижений Возрождения. Наступила эпоха больших государств и эпоха империй.

Есть распространённая точка зрения, что эпоха Реформации и сопровождавшие её невежество и ужас были продолжениями предшествующей им эпохи Возрождения. Такая иллюзия возникла из-за того, что эти две противоположных системы ценностей: Возрождение и Реформация позже примирились между собой, создав нечто новое, включающее в себя как элементы первого, так и элементы второго. Но исторически Реформация как раз отрицала самое главое в Возрождении – его эстетику. Ведь, как выяснилось, значительная часть эстетики в христианстве вообще дохристианского, в значительной степени античного происхождения. Живопись, архитектура, хоровые песнопения – всё это во многом было позаимствовано из Античности. Поэтому подвижники Возрождения не отрицали христианской церкви и зачастую действовали внутри неё, отбрасывая её богословскую составляющую и сохраняя эстетику. Вместе с тем, ещё с самых ранних времён в христианстве возникали различные движения, выступающие против античной эстетики в церкви. Например, стоит вспомнить движение иконоборчества в Византии, когда верующие уничтожали иконы и закрашивали настенные фрески. Всё это они считали поклонением кумирам, запрещённом в Евангелии. Вот эпоха Реформации представляла движение таких же противников эстетики, которые теперь смогли быстро распространять свои идеи благодаря изобретению книгопечатания. Хотя книгопечатание изобрели как раз их оппоненты – подвижники Возрождения. Реформаторы тут же стали соревноваться между собой в том, кто из них дальше зайдёт в отрицании эстетики и сможет вымарать больше элементов прекрасного из церкви. В это соревнование включилась и католическая церковь, которая тоже реформировалась и претерпела значительные изменения в догматах в сторону отрицания эстетики. Дошло до того, что войска германского императора, католика и извечного покровителя католичества вошли в Рим и уничтожили в нём значительную часть элементов эстетики Возрождения, по сути, разорив город. В католичестве запретили продажу индульгенций, но распространилась инквизиция, которая была церковным органом и от имени церкви могла пытать тех, кого она считала слугами Сатаны и еретиками. По сути же, инквизиция боролась против античной эстетики внутри католической церкви, тоже самое затем стал делать орден иезуитов, и тоже самое делали оппоненты католиков – Мартин Лютер и Жан Кальвин. Ведь к язычникам и слугам Сатаны нередко причисляли художников и учёных, как Джордано Бруно, то есть именно тех, кто являлись сторонниками античной эстетики.

Какие это имело последствия для экономики? С одной стороны, развитые товарно-денежные отношения снова вынудили крупных землевладельцев объединять свои владения в большие централизованные государства. С другой стороны, были возрождены элементы Средневековья, а именно, протекционизм и посттравматический стресс в экономике. В итоге появился новый тип государства, в котором нетарифное регулирование экономики происходит совсем не так, как в государствах Античности. Теперь мы имеем также большее общее имущество – территорию, которую нельзя разделить без утраты стоимости. Но управляет этим имуществом не коллектив физических лиц, коими являются его собственники, а некоторое ещё одно лицо, которое прибавляется к этим физическим лицам как самостоятельный субъект – юридическое лицо. Юридическим лицом, например, может быть акционерное общество. Здесь каждый собственник владеет не физической, а фиктивной долей в общем имуществе – акциями. Даже если имущество можно разделить без утраты его ценности, скажем, если оно представляет собой несколько зданий равной стоимости, то акционер, покидая компанию, не может забрать одно здание в частную собственность вместе с собой. Он может только продать свои акции остальным акционерам за деньги и тем самым получить денежную стоимость своей доли. Отсюда вывод, что коллектив физических лиц возможен даже там, где вообще ещё не существует денег, или денег в обороте мало, и они неудобны, как, например, деньги в древней Спарте. Юридическое лицо в таких условиях невозможно, и оно становится возможным только при наличии развитых товарно-денежных отношений. Имущество юридического лица по определению является неделимым, даже если физически его можно разделить без утраты его стоимости.

Что это значит относительно устройства государства? Прежде всего это означает, что теперь собирают деньги с иностранных купцов не владельцы земли внутри государства, а само этого государство. Все подобные сборы выплачиваются в бюджет государства, то есть, теперь они выплачиваются исключительно в виде таможенных пошлин, величина которых может быть сильно завышена. Скажем, в древнем Риме торговая пошлина без всех скидок была равна 25%, позднее это значение снизилось до 12,5%. Это довольно много, в греческих полисах, которые территориально были меньше, величина пошлин была намного меньше. Плюс к этому прибавлялась плата за аренду помещений, которую торговец выплачивал непосредственно собственникам. Но даже в при таком значении расходы иностранного купца были в целом меньше, чем он мог платить, например, во Франции эпохи короля Луи 16-го. Здесь размер пошлин мог быть больше 80% от стоимости товара. Таможенные пошлины, разумеется, не относятся к мерам нетарифного регулирования, и всё-таки, высокие пошлины – это тоже регулирование. Именно государство теперь предоставляет землю и помещения для реализации зарубежных товаров и решает, какие товары впускать в страну и на каких условиях. Государство обладает монополией на землю и имеет множество прочих монополий. Это в свой черёд приводит к тому, что конкуренция между производителями из разных стран за качество и возможность реализации продукции становится неравной, а, значит, нет адекватного стимула повышать качество и снижать цену. То есть, торговля является несвободной.

Нередко такое государство представляет собой монархию абсолютистского типа. Ведь у юридических лиц, например, у крупных акционерных обществ, всегда назначается один представитель, который выступает от этого лица в судах, заключает от его имени сделки. При этом он заключает эти сделки не как физическое лицо, а как именно лицо, которому акционеры делегировали такие права. Такой представитель может назначаться как из числа акционеров компании так и наниматься извне. Король в эпоху абсолютизма был именно таким вот представителем. Впрочем, таким представителем может быть и президент и даже председатель парламента, избранного народом, и в таком случае он также получает зарплату, как и прочие чиновники. В целом парламент является законным представителем нации, то есть, всех собственников государства, которые уже не могут управлять этим государством непосредственно и вынуждены делать это исключительно через избранных чиновников. Но для этого население страны должно представлять собой нацию, то есть равноправных владельцев или акционеров государства, тогда как в эпоху абсолютизма разные классы населения были ещё не равны между собой, и потому ещё рано говорить о существовании какой-то нации.

Население такого государства может жить довольно зажиточно, если государство является империей и может диктовать свои правила в международной торговле. Если же государство мало и нуждается в импортных товарах, то положение его будет зависимым, а, возможно, даже бедственным. В целом государство здесь исполняет распределяющую функцию: оно получает право забирать часть имущества через обложение налогами и даровать его через создание новых рабочих мест, оплачиваемых из бюджета, поддержку отечественных производителей и прочие меры субсидирования населения. Но такая щедрость является уже не бессознательной, а вполне осознанной. Это либо мнимая щедрость, то есть инвестирование, либо действительно вполне альтруистическая по отношению к собственному населению политика. Но для бессознательной щедрости такой альтруизм может быть довольно вреден. Ведь человек, охваченный бессознательной щедростью, и так будет растрачивать свой капитал налево и направо, и его следовало бы ещё удержать в этом, чтобы он не разорился и мог проявлять щедрость снова и снова, чтобы он не страдал от посттравматического стресса. Альтруизм же, насаждаемый вдобавок государственной политикой, будет именно генерировать посттравматический стресс в экономике. Посттравматический стресс начинает угрожать, даже если просто убрать ограничители для щедрости, то есть перестать тренировать эксплозивную готовность. Навязчивый альтруизм же делает нечто противоположное такой тренировке, он навязывает саморастрату, как некоторый долг. Не удивительно, что абсолютистские государства регулярно генерировали посттравматический стресс в ужасающих масштабах. Такой посттравматический стресс затем выливался в волнения народных масс и революции, а затем в новые экономические теории.