Текст книги "Посол вон!"

– Погоди ты, – остановил его Солнцевский, – прощаться и грустить чуть позже будем, так что скорбеть пока рано. А сейчас я должен поговорить с тобой как мужчина с мужчиной.

Услышав такое, Мотя тут же собрался, сконцентрировался и внимательно уставился на хозяина. Мол, как скажешь, всегда готов к серьезному разговору.

Илюха почесал затылок, вздохнул и в свойственной ему манере перешел к главному.

– Мотя, чудо ты мое трехголовое, ты остаешься один дней на пять. Ни меня, ни Любавы, ни Изи рядом не будет, и, соответственно, никто тебя контролировать не сможет.

Гореныш кивнул всеми тремя головами в знак полнейшего согласия.

– Так что, в свете вышеизложенного, у тебя за это время будет только одна, но весьма важная задача: НЕ СОЖРАТЬ ВСЮ ЕДУ ЗА ОДИН ПРИСЕСТ!

Змейчик, услышав такое нелепое обвинение в свой адрес, даже растерялся.

– Запас еды у тебя будет достаточный, и ты вполне можешь на нем протянуть дней десять. Но это только в том случае, если ты будешь контролировать свой аппетит. Я, конечно, понимаю, что это невозможно, но это надо сделать!

Обиженный в своих лучших чувствах, Мотя возмущенно застрекотал и даже выпустил из ноздрей струйки пара. Контролировать аппетит? Да сколько угодно! Что он, маленький, что ли? Вот, скажем, кладет утром Любава в его любимые три серебряных тазика (кстати, подарок Берендея за отлично выполненное задание) гору каши с гуляшом и подливкой, он тут же съедает предложенное и спокойно контролирует своей аппетит до ужина с помощью пирогов И прочих незапланированных вкусностей.

Только когда Соловейка с Солнцевским выгрузили из «нью-паджеро» привезенные припасы, разложили в погребе и не заперли на замок дверь, он понял, что именно имел в виду хозяин. Ну как, скажите вы, молодой, растущий организм о трех пастях может войти в кладовую и, скажем, съесть половину копченой телячьей ноги, оставив вторую половину на потом? Правильно, это решительно невозможно!

Именно благодаря сложности поставленной перед Змеем задачи Мотя перенес разлуку с другом без лишних страданий и слез. Ладно, в конце концов, он скоро вернется, а вот копченая нога, которую можно будет мгновенно слопать вследствие минутной слабости, после того как хозяин скроется из виду, занимала его всецело.

А вот Илюха, наоборот, разлуку с трехголовым другом воспринял очень близко к сердцу.

– Ты смотри, веди себя прилично, – бухтел Солнцевский, давая последнее напутствие персонально каждой голове. – Очень много не летай, сорок сверх меры не гоняй, прохожих не пугай, мебель не грызи. Да что я тебе говорю, ты же и сам все знаешь!

Змейчик тут же кивнул головами в знак согласия, по очереди облизал Илюху и помахал хвостом на прощанье. Только повозка скрылась за поворотом, Гореныш тяжело вздохнул и вальяжной походкой направился в погребок. Как сложится дальше жизнь, неизвестно, а такого пира духа после может и не быть. Неожиданно свалившийся на него шанс Мотя собирался использовать на все сто.

«Я еще маленький, глупенький и за свои поступки отвечать не могу. По-любому с голода не помру, а в крайнем случае на охоту слетаю», – справедливо рассудил трехголовый и толкнул когтистой лапой дверь в мечту.

* * *

Возвращались из заимки этим же вечером. Всю обратную дорогу Солнцевский разрабатывал план полной и окончательной реабилитации своего любимца, вкупе со страшной, но изощренной местью по отношению к тевтонско-литовским провокаторам. Однако вновь открывшиеся обстоятельства резко изменили расклад сил, причем не в его пользу.

Во дворе «Чумных палат» Илюха с Соловейком обнаружили не меньше пяти десятков богатырей. Причем, судя по их виноватым лицам, прибыли они сюда не на тренировку по бодибилдингу или по греко-римской борьбе. Детинушки вяло поприветствовали их и расступились, предлагая проследовать в дом.

– За Мотей Алеша Попович с пятью десятками ратников приходил, – грустно заметил Солнцевский, проходя мимо богатырей, – наши ставки растут.

– Неужели ты думаешь... – начала было Соловейка, но тут же осеклась и чисто инстинктивно вцепилась в рукав спутника. – Илюш, что бы ни случилось, держи себя в руках, ладно?

– Как пойдет, – совершенно честно признался Солнцевский, разминая кулаки.

– Если окажем сопротивление, будет только хуже, – не сдавалась Соловейка.

– Кому хуже: мне или им?

– НАМ! – с нажимом проговорила Любава. – Чтобы вытащить остальных, кто-то должен быть на свободе. И потом, ты же не собираешься биться со своими? Ты же этих ребят сам месяц назад тренировал!

– Твоя правда, – признался бывший чемпион по греко-римской борьбе, он действительно знал практически всех богатырей по имени и воевать с ними совсем не хотел.

Таким образом, к тому моменту, когда Илюха носком сапога пнул дубовую дверь, его боевой запал несколько поутих. Внутри их встретил Изя и два былинных богатыря в лице все того же смущенного Алеши Поповича и не менее озадаченного Добрыни Никитича.

– Вот Илюха, не побоюсь этого слова, Солнцевский, – раздался разудалый голос Изи. – Мы им верой и правдой, не жалея живота, по самые «не балуйся», на передовой, без горячего питания, на голом окладе и прочее... А они меня в кутузку забрать хотят! Да я после такого к себе отношения вообще могу обидеться, и таки тогда вы поймете, на что способен Изя в гневе.

– Кстати, я тоже могу обидеться, – резонно заметил Солнцевский, усаживаясь рядом с другом.

– И я могу, – тут же подхватила Соловейка и присоединилась к коллегам, несмотря на то, что мгновение назад просила Солнцевского не обострять обстановку. Что поделаешь, корпоративная этика.

– Вы вообще понимаете, что мы втроем можем натворить тут в Киеве? – ехидно поинтересовался Изя. – Эх, жаль, Мотя улетел, а то бы размах еще больше был.

– Представляем, – неохотно признался Добрыня. – И поэтому просим тебя, Изя, добровольно отправиться в темницу, а вас не препятствовать этому процессу.

– Изя, может, угостишь своим чудесным первачом, а то у меня что-то ум за разум заходит, – неожиданно встрял Попович и, сбросив с себя всю воинскую амуницию, не дожидаясь приглашения, тут же уселся за стол.

От такого поворота все присутствующие немного ошалели. Сами посудите, к вам в дом приходит наряд милиции, предъявляет ордер на арест, а потом скидывает кирзачи, просит что-нибудь выпить и удобно располагается в кресле перед телевизором. На такое вопиющее хамство можно было ответить только одним – принести бутыль первача. Именно так Изя и поступил. Соловейка тут же поставила на стол плошку с малосольными огурцами, все присутствующие (кроме Любавы, конечно) хлопнули по маленькой, и закрутился странный разговор.

– Ну и что за дело вы шьете Изе? – смачно хрустя малосольным огурчиком, поинтересовался Солнцевский.

– Попытку завладеть движимым имуществом посла Бухарского эмирата Каюбека Талибского, а также намеренье украсть и обесчестить луноликую Газель, дочь обозначенного посла, – с неохотой отрапортовал Добрыня. – Проще говоря, попытался угнать карету вместе со всем ее содержимым.

– Милицейский произвол, это вам не тридцать седьмой год! – тут же взвился Изя. – Вранье от первого слова до последнего! Я буду жаловаться в Страсбургский суд! Даешь презумпцию невиновности! Не пойман – не вор!

Добрыня с Поповичем, получив такой отпор, замерли в нелепых позах с огурцами в руках. Вывел их из этого состояния Солнцевский, разлив еще по стакану.

– Это все?

– Нет, – вздохнул Алеша Попович, – при попытке его задержать он оказал яростное сопротивление.

– Оба личных телохранителя Газели в тяжелом состоянии находятся в лазарете, – добавил Добрыня. – А когда после содеянного он попытался скрыться с места преступления, его видел посол королевства Польского Альфонсо Чмоник, совершенно случайно очутившийся рядом.

– Случайно... – хмыкнула Соловейка и отправилась в погреб за очередной порцией малосольных огурцов, поскольку эта незамысловатая, но очень вкусная закуска уже исчезла со стола.

– Изя?! – переварив услышанное, повернулся к другу бывший браток.

– А что сразу Изя! Чуть что, сразу Изя! – взвился черт. – Моте, значит, верим на слово, а мне, своему другу и боевому офицеру, доверия нет?!

– Да есть, есть, – успокоил его Солнцевский. – Просто я подумал, что ты вполне мог такое отмочить.

– Мог, но не отмочил, – немного успокоился Изя. – Я словно сурок спал дома и по «Иноземным слободам» не шлялся. Хотя, чтобы смыть позор несравненной Газели, я готов взять чужую вину на себя и жениться на ней. Конечно, предварительно обсудив с будущим тестем вопрос с приданым.

– Он требует твоей немедленной казни, – скромно заметил Добрыня.

– Да неужели вы не понимаете, что это очень похоже на подставу? – не удержался Солнцевский и перешел на повышенные тона.

– Понимаем, – пожал плечами Алеша Попович, – и Берендей понимает, но закон есть закон, и до окончания следствия Изя должен быть взят под стражу.

– А я не согласен под стражу, – резонно заметил Изя, – чего я там не видел? Мне и здесь хорошо!

– Берендей догадывался, что ты можешь не согласиться, поэтому, чтобы не накалять атмосферу, готов пойти на некоторые уступки.

– Какие? – тут же сориентировался черт. И осознавая, что посидеть все равно придется, попытался сделать этот процесс максимально безболезненным.

Долго еще шел этот спор, но в конце концов Изя выторговал для себя отдельную трехкомнатную камеру с хорошим видом из окна, пятиразовое питание и моральную компенсацию в размере тройного оклада.

Потом все присутствующие долго обмывали соглашение, таким образом арестанта унесли к месту дальнейшего пребывания уже в полной темноте.

* * *

Весь следующий день Солнцевский метался от «Чумных палат» до княжеского дворца, от дворца к темнице, от темницы опять в «Чумные», оттуда в «Иноземную слободу»... Положа руку на сердце, толку от всего этого мельтешения было ни на грош. Берендей изменить меру пресечения до суда категорически отказался, иноземцы даже разговаривать со старшим богатырем не пожелали, а в темницу его просто не пустили, аргументируя это тем, что тюрьма не проходной двор, что Изя и так размещен по высшему артикулу.

Наконец Илюха вернулся домой и с аппетитом взрослого мамонта набросился на приготовленный Соловейкой ужин. Проблемы приходят и уходят, а режим питания нарушать нельзя, тем более что можно совместить приятное с полезным.

Илюха уминает за обе щеки запеченный говяжий язык, жаренные на шкварках овощи да с солеными грибками, а Любава рассказывает, что слышно в городе.

– Чего только на базаре не болтают. Мол, что Изя гарем у посла увел и на нем женился.

– На всем гареме разом? – удивился Солнцевский, чуть не подавившись соленым груздем.

– Да, – охотно согласилась Соловейка. – А еще, что, пока Изя в темнице, ты пошел другу навстречу и приютил его у себя.

– Кого?

– Так гарем! – хмыкнула Любава. – А еще говорят, будто Берендей просто нашему Изе завидует, что его столько женщин сразу полюбило, и токмо из-за этого в темницу и упек.

– А про иноземцев чего болтают? – Солнцевский направил в нужное русло рассказ Соловейки.

– А чего про них болтать? – пожала плечами Любава. – Басурмане – они и есть басурмане. Говорят, решили «Дружину специального назначения» извести, чтобы даже духу ее на Русской земле не было.

– Кого-то конкретно подозревают?

– Так всех помаленьку.

– Ясно... – почесал затылок Илюха, с явным удовольствием глядя на гору пустой посуды. – А у меня ничего особенного. Берендей твердит, что свидетелей расспросил лично, все улики указывают на то, что это наш Изя порезвился у душмана этого. Говорит, что будет максимально оттягивать суд, что у нас есть немного времени, чтобы разобраться, кто именно заварил эту кашу.

– А это точно не Изя? – осторожно поинтересовалась Соловейка.

– Не он, – отрезал Илюха. – Если мы еще друг другу начнем врать, так далеко тогда не уедем. Его кто-то подставил, как до этого подставил Мотю.

– А кто?

– Если бы я знал, – протянул Солнцевский.

– Вообще-то это было в стиле нашего рогатого друга, – резонно заметила Любава.

Илюха прикидывал и так и сяк и наконец был вынужден признать правоту коллеги.

– Как бы то ни было, он все-таки свой и выручать его нужно, – наконец изрек старший богатырь. – Вот вытащим из кутузки, тогда и разберемся, сам он шалил или кто-то вместо него по луноликим и несравненным шастал.

– Может, ты и прав, – не стала спорить с коллегой Соловейка. – И что мы предпримем?

В данный момент Илюхе больше всего хотелось, чтобы в комнате был кто-нибудь третий, способный ответить на такой не очень замысловатый вопрос. Поскольку был вынужден признаться самому себе, что понятия не имеет, что делать дальше. В их маленькой, но весьма сплоченной команде действительно было некоторое распределение обязанностей. И в этом распределении все интриги, хитрости, ловушки и прочие атрибуты контрразведчика были на плечах старого черта. Именно на него так рассчитывал Илюха в деле выявления супостата. То, что это был кто-то из жителей «Иноземной слободы», Солнцевский ни капли не сомневался. Но вот кто именно? В данной ситуации права на ошибку у него не было.

Ну а помощи со стороны Любавы в этом щепетильном деле ждать не приходилось. Это была игра явно не на ее поле, слишком уж прямая и бесхитростная была бывшая разбойница. Поэтому в такой сложной ситуации Илюха выбрал самый логичный и, несомненно, правильный путь:

– Пропустим по бутылочке пивка на сон грядущий.

– Э-э-э... – протянула Соловейка в недоумении.

– Ну ты же знаешь народные мудрости: «утро вечера мудренее», «никогда не делай сегодня того, что можно отложить на завтра» и прочие высказывания на эту тему. А так как против народа не попрешь, то предлагаю воспользоваться мудростью предков и отправиться спать.

Соловейка спорить с народом тоже не захотела и последовала совету Солнцевского. Тем более что пиво «Любава легкое» и вправду пришлось ей по вкусу.

* * *

В этот день Илюха решил встать попозже, о чем намекнул Соловейке. Та, в свою очередь, ввиду сложной международной обстановки, пошла ему навстречу и чуть ли не в первый раз за все время не разбудила его засветло своим молодецким свистом.

Несмотря на народную мудрость, шибко светлых мыслей в голове Солнцевского за эту ночь не прибавилось. Нет, конечно, старые задумки, как то: набить морду каждому послу по очереди или, скажем, подпалить всю «Иноземную слободу» с четырех сторон, никуда не делись. Но вот тонкого плана по выявлению конкретного супостата, виновного в их проблемах, и по вызволению друга из неволи у него не появилось.

Тогда, чтобы выйти из творческого кризиса и дать возможность хаотично бродящим в голове мыслям выстроиться в стройные ряды, Солнцевский решил немного расслабиться. Для достижения задуманного подходило два варианта: или крепко выпить, или замотать себя до изнеможения в спортивном зале. Илюха выбрал второе, тем более что первый вариант всегда можно призвать на помощь в виде резервного.

Выполнял задуманное Солнцевский неторопливо и основательно. Для начала принял тонизирующий холодный душ (зря строил, что ли!), потом наколол дров и затопил баньку (а это уже не мытье, а целый обряд) и уже только после всего этого приступил к тренировке.

Огромный амбар, уже давно перепрофилированный под спортивный зал, был оборудован по последнему слову средневековой техники. Это был, конечно, не «KETTLER», но все было выполнено Захаром и его ребятами на совесть. Обычно в зале тренировалось много народу, разудалые богатыри лихо тягали тяжелое железо, наращивая и без того значительную мышечную массу. Но с того момента, как «Дружина специального назначения» была отстранена от дела, зал стоял пустой.

Илюха привычно намотал защитные бинты на руки и принялся за дело. Трещали блоки, стонали канаты, но и те и другие выдержали натиск бывшего чемпиона. Короткий отдых, и снова в бой с тяжестями. Наконец, согнав десять потов, Солнцевский немного успокоился и приступил к водным процедурам. До душа идти было лень, так что в дело пошла кадушка воды, которую бывший борец с огромным удовольствием вылил на себя.

Натруженные мышцы приятно гудели, упадническое настроение решительно отступило, чего, собственно он и добивался. Илюха прислушался к своим мыслям и обнаружил их в полном порядке. Четкие, ровные, стройные. Одна беда, все они крутились исключительно вокруг силового решения проблемы. Причем взятие языка и допрос с пристрастием были одним из самых гуманных вариантов.

– Ничего, в баньке попарюсь, авось чего-нибудь придет в голову, – буркнул Илюха, решив, пока баня не готова, чтобы не остывать, поразмяться с булавами.

Год назад, когда он прибыл в Киев и устроился богатырем, то понял, что ни меч, ни копье, ни лук ему не подходят. Другое дело палица, она и удобнее, и не порежешься, и на знакомую бейсбольную биту несколько похожа.

Кто-то из богатырей показал ему технику боя с булавой, и Солнцевский отточил ее до автоматизма. Позднее он даже усовершенствовал ее и, справедливо рассудив, что вторая рука сачковать не должна, добавил в свой арсенал булаву вторую.

Вот как раз с ними и развлекался Солнцевский во дворе «Чумных палат», когда ворота еле слышно скрипнули и на пороге оказались все три былинных богатыря собственной персоной. Судя по топоту десятков ног за оградой, вместе с ними прибыло никак не меньше сотни ратников.

Илюха, словно на показательных выступлениях, ввернул два абсолютно бесполезных в бою, но весьма эффектных финта с выпадом и остановился шагах в пяти от вошедших. Гости казались смущенными, глаза прятали, нервно теребили мысками сапог дорожную пыль.

Илюха тут же все понял.

– Я или Любава? – холодно поинтересовался он, поигрывая бицепсами.

– Любава, – после некоторой паузы молвил Добрыня.

– А когда за мной придете, с собой все три сотни приведете?

– Так... – попытался что-то объяснить Алеша, но тут же смутился, покраснел и замолчал.

– Давайте я попробую угадать, – голосом директора школы, распекающего нерадивых учеников, начал Солнцевский, прохаживаясь вдоль понурившихся богатырей. – Сегодня ночью куча свидетелей видела, как младший богатырь Любава творила вендетту по отношению к представителям «Иноземной слободы». Имеются улики и должным образом оформленные свидетельские показания. Так?

– Да, – хмуро буркнул Муромец. – Она терем Курвеля Вражинаса подпалила.

– И что, сгорел дотла?

– Нет, только крыльцо.

– Тогда это не она. Моя лучшая ученица и непосредственная подчиненная всегда доводит задуманное до конца. А столько народу с собой привели, думаете, я сопротивление окажу?

– Да, – был вынужден признаться Илья, тот, что Муромец.

– Правильно думаете, – зловеще заметил Солнцевский и вдруг отчетливо понял, что именно этого от него и добиваются темные силы, затеявшие всю эту интригу.

Ведь вина его друзей еще не доказана, их впереди ждет суд. Принимая во внимание предыдущие заслуги перед отечеством и лояльное отношение к ним Берендея, можно рассчитывать на условный срок. А вот вооруженное сопротивление сотрудникам правопорядка, да еще при исполнении, это уже серьезно. Тут лет на десять строгого режима тянет.

Провести лучшие годы своей замечательной жизни в темнице Солнцевскому никак не улыбалось, да и биться со своими же богатырями совсем не хотелось.

– Илюша, только не вздумай сопротивляться! – завопила невесть откуда взявшаяся Соловейка. – Они же только этого и ждут!

– Да я... – начал было бывший браток, но неугомонная девчонка не унималась.

Она практически повисла на его шее и продолжала голосить:

– Ну схожу я в темницу, посижу немного, с меня не убудет!

– Я и не соби...

– А тебя в момент стрелами истыкают!

– Любава, дай же мне...

– И не спорь со мной!

– Да я не спорю! – что есть силы гаркнул Солнцевский. – Как говорил Остап Ибрагимович Берта Мария Бендер Бей, надо чтить Уголовный кодекс! Тем более, когда за его спиной стоит рота ОМОНа.

– То есть ты не будешь меня защищать до последней капли крови? – удивленно поинтересовалась Соловейка, наконец отцепившись от него.

– Да в общем нет, – пожал плечами Солнцевский.

– Ну и не очень-то и хотелось! – выдала обиженная до глубины души Любава и резво отправилась в горницу, предварительно хлопнув дверью так, что с соседнего двора поднялась стая ворон.

– Ну как ее понять? – пожал плечами Солнцевский. – И то не так и это не этак.

– Ты не волнуйся, ей приготовлена чудесная двухкомнатная камера со всеми удобствами, – осторожно влез Попович. – Берендей лично проконтролировал, чтобы мебель была поставлена самая лучшая.

– У них теперь на двоих с Изей целое отдельное крыло, – поддакнул Добрыня, – всех соседей расселили по другим местам.

– И как там Изя? – поинтересовался Илюха, хотя прекрасно знал, что старый черт нигде не пропадет.

– Нормально, – сквозь зубы проскрипел Добрыня, – пьет вино из княжеских подвалов и сочиняет любовные стихи.

– Кстати, а мне-то приготовили?

– Чего? – не понял Добрыня.

– Камеру, – хмыкнул Илюха. – Судя по взятому старту, завтра вы припретесь со всей дружиной меня арестовывать за очередной саботаж миссии ОБСЕ на территории суверенной России.

Тут три богатыря потупились еще больше и оглушили окрестности троекратным богатырским вздохом. В этот момент Солнцевскому стало их даже немного жалко. Ну в самом деле, они же ни в чем не виноваты, просто служба такая. Как говорится, ничего личного. И тут ему захотелось сделать для них что-нибудь приятное.

– Мужики, может, в баньке попаримся?

Богатыри от такого предложения даже оторопели.

– Да ладно, чего там, – принялся уговаривать Солнцевский. – Она уже практически готова, парок отменный, да к тому же я вас угощу чудесным напитком, самым лучшим для правильного усвоения организмом пара. Голову даю на отсечение, что ничего подобного вы не пробовали. Эксклюзивная вещь!

– Так вроде мы на службе... – протянул Муромец.

– Ну сами посудите, я мог бы заупрямиться, а вы бы меня долго и нудно уговаривали. Так что если вы вернетесь назад с небольшой задержкой, это не вызовет никакого удивления. Да что там, вспомните, когда вы Изю утащили!

Богатыри переглянулись, и самый старший озвучил коллективное решение:

– Ну если только чисто символически, чтобы не обижать хозяина...

– Вот и замечательно, – тут же повеселел Солнцевский. – Вы пока располагайтесь, а я за пивком в погреб схожу.

Илюха направился было воплощать в жизнь задуманное, но его остановил Попович:

– Слышь, Илюх, мои ребята по спортивному залу больно соскучились. Может, можно им, пока мы тут...

– Конечно, можно, – охотно согласился старший богатырь, – только посменно, а то зал всех принять не сможет.

Дальше в дремавших доселе «Чумных палатах» закипела бурная жизнь. Обрадованные ратники, соскучившиеся по тренировкам, тут же во дворе скидывали кольчуги, шлемы и прочую амуницию и с радостными возгласами приступали к занятиям. А оставшиеся понуро ждали своей очереди у ворот. Что и говорить, вынужденное отстранение от службы Илюхи и его компании боком задело и их.

А сам Солнцевский метнулся в погреб и с ящиком пива отправился с тремя богатырями париться в бане.

Увидев такой расклад, Соловейка только удивленно присвистнула, вздохнула и полезла в кладовую за вяленым лещом. А то мужчины всегда в спешке забывают про закуску, а потом жалуются на головную боль.

Вы скажете, что такого не может быть? Что группа захвата не будет пить пиво, париться в бане в доме потенциального преступника? Так времена другие, возражу я вам, да к тому же этого преступника они очень хорошо знали и уважали. Как-никак единственный на весь Киев богатырь-женщина!

* * *

– А богатырь Петруха подходит к ней и говорит так заискивающе: «Гюльчатай, открой личико». А Гюльчатай резко скидывает паранджу, а под ней оказывается черный Абдулла. Богатырь-то не ожидал такого расклада и растерялся, а тот из его рук копье вырвал и его заколол. А потом украл коня и был таков. Все, ребята, устал я языком чесать, потом как-нибудь дорасскажу, – брякнул Солнцевский и потянулся к очередной кружке пива.

– Ну Илюха, ну пожалуйста, – протянул Алеша Попович, – больно интересно узнать, сможет ли воевода Сухов этого басурманина достать.

– Да отстань ты от человека, – остановил горячего товарища Муромец, – он и так уже третью фильму рассказывает.

– А мне больно про золотой шлем понравилось, – смахивая пивную пену с усов, заметил Добрыня, – про джентльменов удачи.

– И откуда ты столько знаешь? – не унимался Алеша.

– Ты что, забыл, он бывшее духовное лицо? А монахи, хоть и бывшие, люди очень образованные, – вместо Солнцевского ответил Муромец.

Впрочем, сам старший богатырь ничего против этого не имел.

Распаренные, разморенные четыре богатыря сидели в предбанничке, лениво потягивали пиво и так же неторопливо заедали его лещом.

– А пиво твое действительно божественный напиток, – наверное, уже в десятый раз за вечер заметил Муромец, – ничего подобного в жизни не пробовал.

– Это Изино пиво, – устало заметил Илюха, – точнее, идея моя, а воплощение его.

– Ох, и умен ты, старший богатырь, – влез Алеша Попович, лихо разделывая очередного леща. – Жалко будет, ежели Берендей вашу команду распустит. Ой как жалко! Но ничего не поделаешь, князь сказал, что закон есть закон, мы европейская держава и стремительно реформируем судебную систему в соответствии с европейским же опытом. Что б ему пусто было.

После этой фразы все вернулись на землю и как-то загрустили.

– Ну неужели ты ничего не можешь предпринять? – в сердцах выдал Добрыня.

– Могу переловить всех послов поодиночке и вытрясти из них душу, – пожал плечами Солнцевский. – Понимаете, я ответку включить не могу. Ведь я даже не знаю, кому, собственно, претензии предъявлять. Лично мне кажется, что это все же Каюбек Талибский крутит.

– А мне кажется, тевтонец, – высказал свою версию Муромец.

– Не, это литовец! – показал свою осведомленность во внешней политике Добрыня.

– Поляк, однозначно, – поставил точку в версиях Попович.

– Слушайте, а может, они все вместе? – озадаченно поинтересовался Солнцевский.

– Нет, это нереально, – отрезал Добрыня, – они друг друга терпеть не могут. Их даже на пирах особым способом рассаживают, чтобы друг с другом не пересекались.

– Эх, мне бы только инициативу перехватить, – протянул Солнцевский, откупоривая очередную бутыль «Забористого». – А то, если так дальше пойдет, вся наша «Дружина специального назначения» в кутузке окажется, а мы даже не узнаем, по чьей вине.

Коллеги еще немного повздыхали, хлебнули на посошок и начали потихоньку собираться. Ведь еще в темницу до закрытия надо успеть, да и Берендею об успешном завершении операции доложить.

– Кстати, о Берендее, – спохватился Солнцевский, – хотя я на него обижен и все такое, но вот, передайте ему.

С этими словами он протянул две глиняных бутылки «Феофана классического».

– Только чтобы Агриппина не видела!

– Сделаем в лучшем виде, – отрапортовал Муромец. – И про Любавушку свою не волнуйся, разместим в лучшем виде.

– Эх, как же я ей в глаза-то посмотрю, – буркнул Солнцевский и толкнул дверь бани.

– Ну и сколько можно вас ждать! Это просто хамство какое-то и половая дискриминация! – встретил Илюху до печенок знакомый звонкий голосок Соловейки. – Арестовывать пришли меня, а в баню париться пошли с тобой.

– Ну так это... – даже растерялся Солнцевский. – Ты же все-таки девушка.

– Нелепые отговорки, – отрезала Любава, – дело в принципе! Я тут маюсь, а они развлекаются.

– Уговорила, следующий раз в баню пойдешь вместе с нами.

– Вот еще, – фыркнула Соловейка. – Придумаешь тоже. Ладно, давай прощаться, что ли.

– Ты того, Любав, – как-то сразу стушевался Илюха, – ну, прости меня, в общем.

– За что? – удивилась Соловейка.

– Ну так, что не уберег.

– Ладно, прощаю.

– А завтра по-любому увидимся. Или меня тоже посадят, или я вас оттуда вытащу.

– Никаких или, – отрезала бывшая разбойница. – В темницу ты попадать не имеешь права. Если ты сядешь, то наш трехголовый проглот помрет с голоду. Он у нас домашний, на воле попросту не выживет.

– Точно! – хлопнул себя по лбу Солнцевский. – Ну раз так, ночевать тебе в темнице только одну ночь. В крайнем случае я организую вам с Изей массовый побег, и мы обоснуемся всей нашей компанией где-нибудь в другом месте.

– Другое место меня не устраивает, – мурлыкнула Соловейка и на законных основаниях, так сказать на прощание, поцеловала его в щеку. – Я уже привыкла жить в столице!

После этого она выждала небольшую паузу, буркнула под нос что-то навроде: «да ладно, когда еще такая возможность представится?», подпрыгнула, повисла на могучей шее Илюхи и подарила ему жгучий поцелуй. Затем отскочила и как ни в чем не бывало заговорила:

– Ладно, без меня веди себя прилично, срамных девок не води, много не пей, послов без дела не трогай. – И, уже обращаясь к былинной троице, продолжила: – Ну ведите меня! Уже ночь на дворе, а мне еще на новом месте обустраиваться.

С этими словами она гордо вскинула курносый носик вверх и, поскрипывая косухой в такт шагам, направилась прочь со двора. Смущенные как ее поведением, так и новым имиджем (корректировка классического сарафана не ускользнула от их внимания), три богатыря проследовали за ней. А Солнцевский в этот момент вдруг очень ясно осознал, что в ближайшем будущем ему придется решить задачу, значительно более сложную, чем все те напасти, что свалились на него в последнее время.

* * *

– Да какого черта! – ревел Солнцевский на следующее утро, словно раненый зверь, мечась по пустым комнатам «Чумных палат». – Да это беспредел какой-то! Я создал успешное дело, приобрел недвижимость, заработал себе имя, мой бренд один из самых раскрученных в Киеве, а тут появляется кто-то, и все летит в тартарары!

Только гулкое эхо могло ответить богатырю, но тот ничего не замечал и продолжал вопрошать несуществующего собеседника:

– Он лишил меня друга, верного Горыныча, подру... В общем, еще одного друга, а я должен молчать? Мы мирные люди, но наш бронепоезд так шарахнет с запасного пути, что этому кому-то не поздоровится! Он хотел войны, он ее получит! Топор войны благополучно вырыт, автомат смазан, патроны в патроннике, координаты цели введены.

– Ты чего разоряешься-то? – своим скрипучим голосом поинтересовался невесть откуда взявшийся Феофан.

От неожиданности бывший борец вздрогнул и опустился на лавку.

– Феня, ну что же это делается-то? Буквально за несколько дней я лишился практически всего! Мои друзья в темнице, а я даже не в силах им помочь! Может, действительно подпалить «Иноземную слободу»? Грамотно, с четырех сторон, учитывая направление и силу ветра.

Вместо ответа домовой вдруг подозрительно повел носом.

– Или пристукнуть всех четверых послов. Среди них наверняка попадется тот, кто мне нужен, а остальных спишем на несчастные случаи. Да ты не носом верти, а подскажи, что делать!