Текст книги "По границам памяти. Рассказы о войне и службе"

Дюха

Они не задавали себе вопроса: «А право ли правительство, волею которого мы оказались здесь?» Они даже не знали, что это называется интернациональным долгом.

Они просто вместе с нами делали тяжелую солдатскую работу.

Они спасали нас, порой ценою своей жизни.

Братьям нашим меньшим посвящается!

Никто не знал, откуда в расположении полка появился этот щенок. Одни говорили, что солдаты с рейда привезли. Другие, что кто-то из офицеров оставил, неожиданно улетев по служебным делам, а может быть, он просто потерялся и забрел в часть. В общем, толком никто ничего определенного сказать не мог, и солдаты в шутку предположили, что это вражеский лазутчик, и дали ему кличку Душман, или просто Дух.

Трудно было сказать, какой он породы, скорее всего, помесь восточно-европейской овчарки с дворняжкой. Впрочем, пес не испытывал никаких комплексов ни по поводу кличек, потому что не понимал их смысла, ни по поводу своей родословной. Он был маленьким чудным рыже-черным комочком, которого все баловали, ласкали и тискали.

Духу все понравилось в части. И то, что его сразу поставили на довольствие, и то внимание со стороны солдат, которым он был окружен. Да и жилищных проблем никаких. Можно зайти в солдатскую палатку и улечься спать под кроватью, можно где-нибудь в автопарке, а лучше всего поближе к столовой: и запахи вкусные, и процесс приготовления пищи под контролем.

Родным домом стал для Душмана полк, он уже не представлял свою жизнь вне его.

Взрослея, он ощутил потребность принимать более активное участие в жизнедеятельности части, проявлять, так сказать, свою активную жизненную позицию. А где ее можно проявить, как не на строевом плацу?

На одном из общегарнизонных построений, когда начальник штаба скомандовал: «Полк, смирно!» – и, повернувшись, четким строевым шагом направился навстречу командиру, Душман пристроился рядом.

– Товарищ полковник, полк по случаю… построен! – доложил НШ.

– Гав! – подтвердил Душман.

Поздоровавшись с личным составом, командир покосился на НШ:

– Мне в полку одного начальника штаба достаточно, вы уж как-нибудь разберитесь между собой.

После проведенной воспитательной работы Душман понял, что до должности начальника штаба он пока еще не дорос и место на импровизированной трибуне ему вряд ли кто уступит, поэтому на одном из следующих построений при прохождении полка торжественным маршем он уверенно возглавил колонну.

Но то ли потому, что при прохождении мимо трибуны он забыл подать команду «Смирно, равнение направо!», то ли оттого, что вся колонна полка шла с ним не в ногу, Душмана опять прогнали с плаца.

Он, конечно, обиделся и какое-то время вообще не появлялся в районе плаца, но тяга к массовым мероприятиям взяла свое. На плац он уже не выходил, просто выбрал себе местечко на левом фланге строя, лежа наблюдая за действиями на плацу. И все бы нормально, он уже привык к своему месту, но тут замполита пробило произнести речь перед личным составом.

Очень понравилась эта речь Душману, задела за живое, вызвав бурю эмоций.

– Находясь на территории Афганистана, вы являетесь представителями армии, которая протянула руку помощи народам этой страны в их борьбе против империализма и внутренней реакции, – вещал замполит.

– Гав!.. Гав!.. Гав!.. – поддержал его Душман.

Строй волевым усилием подавил в себе смех.

– Будьте достойны той исторической миссии, которую возложила на вас наша Родина… – продолжил замполит.

– У… У… У… Гав!.. Гав!.. Гав! – не скрывал свои эмоции пес.

Строй не сдержался…

В очередной раз Душмана увели с плаца.

В сердцах замполит приказал группе сопровождения забрать собаку с собой и выпустить где-нибудь в кишлаке. Но командир оказался мудрее замполита. Понимая, что этот подросший, но все еще бестолковый веселый щенок как отдушина для солдат, тоненькая ниточка, связывающая их с далекой Родиной, с родным домом, отменил приказ замполита.

Вот только теперь собаку старались к плацу не подпускать, предварительно перед построениями привязывая возле столовой. Но выступления на плацу не прошли бесследно, солдаты стали к нему относиться с еще большей любовью, и обидные клички Душман и Дух сами собой трансформировались в Дюк или просто Дюха.

Наверно, так и жил бы Дюк при части. Бродил бы как неприкаянный, заглядывая в самые укромные уголки, если бы в часть для прохождения службы не прибыл Витька, паренек из далекой деревни в Новгородской области.

До боли в сердце напомнил ему Дюха Найду, собаку, с которой он вырос вместе, которая была для него и надежным другом, и охраной одновременно. Витька даже при прохождении комиссии в военкомате попросил, чтобы их вместе направили служить в пограничные войска, но в военкомате сказали, что нужно было учиться в школе служебного собаководства, да и старовата уже Найда для службы.

Дюха же каким-то своим собачьим чутьем понял, что это он его хозяин. Он нашел его. Теперь он следовал за Витькой по пятам и перебрался спать под его кровать.

Лишь выезжая за пределы части, Витька не брал Дюху с собой, и тогда пес целыми днями лежал возле КПП, дожидаясь возвращения колонны, еще задолго до появления ее в пределах видимости он знал, он чувствовал ее приближение и безошибочно определял машину, в которой едет Витька.

* * *

Однажды к Витьке подошел старший прапорщик Переверзев:

– Послушай, Соколов, Ней у нас уже старенький, тяжело ему, да и Федорову скоро на дембель, а когда еще новую минно-розыскную собаку пришлют? Дюха у тебя вроде толковый. Может, попробуем? С ротным я договорюсь.

После этого разговора все свободное время Витька с Дюхой стали учиться нелегкому саперному делу. Довольно быстро Дюха понял, что от него требуется. Все это ему казалось веселой интересной игрой. Всего-то по специфическому запаху нужно найти определенный предмет. И чем глубже прапорщик прятал этот запах, чем больше старался замаскировать его среди других, тем было интереснее.

Не понимал, не связывал Дюха этот немного напоминающий хозяйственное мыло запах тротила с бедой и болью.

Не понимал и тогда, в первом своем выходе по сопровождению колонны. Когда идущий впереди с Неем Федоров остановился, вернулся, пропуская вперед его с Витькой.

Он быстро нашел этот запах. Но отчего так разволновался, так побледнел Витька? Отчего на него рыкнул Ней, когда он, виляя хвостом, подбежал к нему похвастаться находкой?

Позднее, уже когда на его счету была не одна найденная мина, не один фугас, колонна попала в засаду.

После тяжелого кровопролитного боя, мало что понимая, ошарашенный, смотрел Дюха на происходящее вокруг.

Горящие машины, Витька, несущий на руках тело друга, крики, стоны, кровь, слезы в Витькиных глазах и этот, с примесью гари, немного напоминающий хозяйственное мыло, запах. Запах горя, запах войны.

Понял Дюха, что это не игра, а если и игра, то игра со смертью, и нет у него права на ошибку. Ведь следом идет Витька. А Витька, он и не хозяин вовсе, нет. Он друг. Нет, он брат.

Ведь это он отдавал ему крайний кусок, порой оставаясь голодным сам. Ведь это он при обстрелах закрывал его от пуль, прижимая к земле. Ведь это с ним холодными ночами в горах они согревались, прижавшись друг к другу.

А еще любил Дюха положить голову Витьке на колени, и Витька, теребя его за ухом, рассказывал, как он стащил у отца ружье и они с Найдой в первый раз пошли на охоту. Как влетело ему потом от бати. Но после этого случая отец научил его стрелять и стал брать с собой на охоту. Рассказывал про свой первый достойный трофей, когда Найда выгнала на него годовалого кабанчика. Про красоту лесных озер, где они с Найдой плавали наперегонки. Про дурманящий запах сосны и плачущие весной березы.

Слушал Дюха и удивлялся: «Разве может быть иною природа? Без этого жаркого, изнурительного солнца, от которого нет спасения даже в тени, без гор и без песка, который лез в глаза, забивался под шерсть и скрипел на зубах?»

Дюха ревновал Витьку к Найде, но совсем чуть-чуть, самую малость, ведь это было там, в совсем другой жизни.

Говорят, год жизни собаки равен семи человеческим. А на войне? Давно уже ничего не осталось от того веселого бесшабашного щенка. Дюху уже и на плац не тянуло, хотя знал: если бы пришел, не прогнали бы. Уже уехал по замене замполит, хотя, в общем-то, они подружились и тот с улыбкой вспоминал Дюхины «комментарии» и даже приводил его солдатам в пример: «Вот добился Дюк своего и уже возглавляет колонны и вовсе даже не на плацу».

Витька готовился к дембелю. Он даже матери написал: «Скоро приеду, и не один».

Мать поняла по-своему, побежала к соседке с новостью: «Витька из армии с невестой приедет». Стала в ответном письме расспрашивать: «Кто она? Как там да что?» Пришлось Витьке подробно описать свою «невесту», лишь про их с Дюхой работу промолчал.

* * *

Плохо спал Витька этой ночью, можно сказать, вообще не спал. Тяжелый разговор с ротным состоялся накануне. Хотя разговора-то и не было как такового. Просто капитан подсел к нему в курилке, расспросил, как дом, как здоровье матери и, погладив Дюху, сказал: «Сколько жизней солдатских спас, а сколько еще может спасти».

И все, встал и ушел. Да и нужно ли было что-то еще говорить?

Лишь под утро, приняв решение, забылся в коротком сне Витька, а после обеда подошел к ротному: «Товарищ капитан, я решил остаться на сверхсрочную. Ведь война скоро закончится, вон уже все о скором выводе говорят, да и старший прапорщик Переверзев ждет своего сменщика. Вот только в отпуск маму навестить съезжу».

А через пару дней было обычное сопровождение колонны. Подъехав к опасному участку дороги, колонна остановилась. Саперы спрыгнули с головного БТРа, быстро развернувшись в боевой порядок, двинулись, прощупывая и осматривая каждый сантиметр дороги.

Выйдя из-за поворота, Витька чуть приостановился, внимательно осмотрелся вокруг. Все спокойно, ничего подозрительного, но непонятно откуда и по какой причине возникло чувство опасности.

«Все хорошо, все нормально», – успокаивал себя Витька. Дюха вел себя спокойно, значит, на дороге все в порядке.

Поправив автомат, сделал еще несколько шагов, но чувство тревоги росло с каждым шагом. Остановился, левая рука, поднятая вверх – «Внимание!» – и тут же, совсем рядом, заплясали песчаные фонтанчики.

Еще не расслышав звуков выстрелов, Витька метнулся на обочину, увлекая за собой Дюху.

Залегли, пропуская над собой ворох пуль. Чуть переждав, Витька приподнялся, чтобы оценить обстановку.

Похоже, они одни на этой стороне дороги. Двое, Витька даже не сумел разглядеть кто, остались лежать на ней, остальные залегли с той стороны. «До пулеметчика метров пятьсот-шестьсот», – прикинул Витька. Местность открытая: не подберешься. Впрочем, впереди, чуть правее ложбинка, ведущая в том направлении. До нее метров шестьдесят, одним рывком не преодолеешь. Витька мысленно разделил это расстояние на три участка.

«Дюха будет мешать, еще под пули залезет», – подумал он. Отыскал торчащий из земли валун, крепко обвязал вокруг него поводок. Стянул с себя бронежилет. С ним особо не побегаешь и не поползаешь, а сейчас нужна быстрота.

Дождался, когда пулемет смолк, рванул вперед. Пробежав шагов двадцать, упал, отполз метра на три в сторону, не давая пулеметчику пристреляться, укрылся за камнем. За дорогой поняли его намерения, поддержали огнем. Дождавшись, когда пулеметчик переключился на тех, что за дорогой, Витька сделал второй рывок, и опять все прошло удачно. Пулеметчик среагировал, когда он уже успел укрыться, вспахав очередью землю перед его укрытием. Обдав песком и мелким камнем, пули рикошетом ушли в сторону.

До заветной ложбинки осталось-то всего метров двадцать. Витька выжидал и радовался, что ребята его поняли, старались прикрыть своим огнем. Выбрав, как казалось, удобный момент, он вскочил, сделал несколько шагов, но сильный удар в правое плечо опрокинул на землю. Он пытался еще подняться, отползти в сторону, но резкая боль только вырвала стон и отключила сознание.

* * *

«Это неправильно! Так не должно быть! Ведь мы же все время вместе!» – рвалось и кричало собачье сердце.

Поводок натянут как струна, потрескивает, но не сдается. Дюха следил за каждым Витькиным движением. Скулил, рыл под собой землю, в кровь разодрав лапы об острые камни. А Витькин стон – он сильнее, громче любой команды «Фас!»

Не выдержал камень, поддался, накренился, выпуская петлю.

* * *

Махмуд был в приподнятом настроении. Вечером Гульбетдин обещал отпустить в родной кишлак, где Махмуда ждала любимая жена и дети. И он придет не с пустыми руками, главарь банды обещал неплохое вознаграждение за нападение на колонну. Да и задача у него простая – отсечь от колонны и по возможности уничтожить группу саперов.

Хорошую позицию выбрал Махмуд. Дорога как на ладони, местность открытая, у противника атаковать его или обойти – никаких шансов. Слева, со стороны колонны, Абдулла с буром. Он прикроет и предупредит, если к саперам все-таки попытается прорваться помощь от терзаемой под перекрестным огнем колонны. Все предусмотрел Махмуд, и пути отхода тоже. Сзади, за спиной, почти сразу овраг, а за ним «зеленка». Попробуй найди его там.

Первой же очередью двоих из группы саперов он оставил лежать на дороге. Да и этот хитрый шурави. Как все-таки ловко подловил его Махмуд. Он видел, что тот еще живой, и он в любой момент мог погасить, прервать эту жизнь, но Махмуд не торопился. Он наслаждался своей властью над хитрым, ловким, но сейчас таким беспомощным русским солдатом. Сейчас важнее были те, за дорогой, которые пытались забрать тела своих убитых товарищей, и эта собака.

Махмуд сразу ее заметил и уже выпустил по ней две очереди, но пули прошли мимо.

«Спокойно, спокойно, – говорил себе Махмуд, поймав собаку в прорезь прицела, – немножко опережения и на вдохе плавненько, без рывка, на спусковой крючок».

Но… Выстрелов не последовало. В горячке боя не заметил Махмуд, что закончились патроны. Поменять магазин – секундное дело, и руки привычными, доведенными до автоматизма движениями уже начали делать его, но глаза… Глаза неотрывно следили за приближающейся собакой. Смятение и страх появились в них.

«Не успею… Не успею…» – пульсировала в голове мысль.

Он успел. Поменял магазин, передернул затворную раму, нажал на спусковой крючок и даже попал.

Пуля, вспоров низ живота, прошла навылет, но это уже не могло остановить собаку. Удар мощных лап откинул пулемет в сторону, опрокинул Махмуда на спину, и острые клыки вошли в горло.

* * *

Этот запоздалый, словно исподтишка, уже ничего не решающий в их поединке выстрел…

Пуля, взломав грудную клетку, прошла сквозь сердце. Лапы предательски расползлись, и Дюха ткнулся носом в землю рядом с обмякшим телом Махмуда.

Он уже не видел поднявшихся в атаку бойцов. Не видел Витьку, который здоровой рукой теребил перевязывающего его санинструктора.

– Отвяжи Дюху… Отвяжи Дюху… – повторял Витька как заклинание.

– Да… Да… Сейчас… – опустив глаза, отвечал санинструктор.

И по этому «Да… Да…» понимал, чувствовал Витька, что случилось что-то более страшное, чем его ранение, и удушливой волной накатилась боль гораздо сильнее, чем от полученной раны.

Не видел Дюха слез в краешке глаз пожилого, повидавшего в своей жизни старшего прапорщика Переверзева, поднявшего его на руки.

Душа отделилась от тела, и оттуда, сверху, разглядел он далекий Новгородский край с россыпью озер, сосновыми борами и березовыми рощами и Витькину маму, вышедшую на крылечко… Так и не увидевшую его – Дюху.

24.07.11 г.

Обычная служба пограничная

Занудный, моросящий дождь, то чуть стихая, то налетая с новой силой, вот уже вторую неделю терзал уголок Приморского края, где расположилась пограничная застава. Казалось, ему не будет конца и через нависшие хмурые тучи уже никогда не проглянет солнышко.

Маленькие, как ручейки, таежные речушки, такие нежные и манящие, с холодной до боли в зубах и прозрачной, как стекло, водой, превратились в шумные бурные реки, несущие в своих мутных водах вырванные с корнями кусты и деревья. Земля, насытившись водой, ее уже не принимала, и та по склонам сопок скатывалась в распадки, образуя все новые и новые ручьи, которые веселым, бурлящим потоком вырывались к рубежу инженерно-технических сооружений, оставляя многочисленные промоины под электро-сигнализационной системой и огромные лужи на контрольно-следовой полосе (КСП). Заставские мастера по электроприборам, пропадая весь день на системе, заделывая промоины и отключая оказавшиеся затопленными нити колючей проволоки, справиться со стихией не могли. Вода, прибывая, заливала все новые участки.

Частые «сработки», поднимающие заставу по команде «В ружье», выматывали пограничников, оставляя на сон по три-четыре часа.

* * *

Сашка Егоров в составе пограничного наряда «Дозор» брел по скользкой, размытой тропе и на чем свет стоит про себя материл небесную канцелярию.

Непросто пройти 20 километров, внимательно осматривая КСП и окрестности, даже в ясную, солнечную погоду. Но он любил ходить дозором. Да и что эти километры для молодого, здорового организма, когда вокруг такая красота. Величественные сопки, покрытые густой растительностью. Пьянящий своей чистотой и свежестью воздух. И тропа то поднимается к их вершинам, открывая потрясающий, захватывающий дух вид, то опускается в тенистые, прохладные распадки. Сегодня же мелкий моросящий дождь порывами ветра хлестал по лицу. Сашка, смахивая с ресниц нависшие капельки, старался отвернуться от него, но тот, словно играясь, заглядывал уже с другой стороны.

Съежившаяся, поникшая под напором дождя листва и эти капельки на ресницах поменяли некогда яркие, сочные краски уссурийской тайги на унылые и расплывчатые.

Брезентовый плащ, промокший насквозь через пару часов, уже не защищая от дождя, висел на плечах дополнительным грузом. Сбросить бы его, но тогда налетающие порывы ветра пронизывающим холодом доберутся до тела. Часто останавливаясь, Сашка сломанной веточкой счищал с сапог налипшие жирные комки грязи вперемешку с глиной, но уже через несколько шагов они налипали вновь, превращая мокрые кирзовые сапоги в пудовые гири. Лишь одна мысль грела душу и поднимала настроение – сегодня суббота. А это значит, что на заставе ждет тебя горячий ужин и самое приятное – баня. А что в такую погоду может быть лучше бани? Сбросив с себя мокрую, липкую одежду, прихватив пахучий березовый веничек, заскочить в парилку. И, напарившись до красноты, до ломоты в суставах, смыв с себя всю грязь и усталость, надеть чистенькое сухое белье и посидеть с разговорами, попивая горячий чай с лимонником.

Вернувшись на заставу, Сашка заглянул в боевой расчет на следующие сутки. Ночью – в составе тревожной группы, утром – на пост наблюдения. «Только бы ночь прошла спокойно», – подумал он. Но, судя по погоде, на это трудно было рассчитывать.

* * *

К переходу государственной границы его готовили долго и тщательно. По карте и на макете местности под руководством китайских инструкторов он внимательно изучал маршрут движения. Проигрывали все возможные варианты. Старались не упустить ни одной детали. Пересечь линию границы решили в районе контрольно-пропускного пункта. В том месте, где не несли службу пограничные наряды и не было контролирующих средств. Дальше же до рубежа основных инженерных сооружений (РОИС) можно легко добраться, затерявшись в тайге. А вот он-то и являлся основным препятствием. Вспаханная, без единой травинки, со специально наложенным профилем полоса земли шириной восемь – десять метров. Как ее проскочить, не оставив следов?

А более чем двухметровый забор из колючей проволоки с Т-образным козырьком, как преодолеть его? Ему объяснили, что это не просто препятствие. Нити колючей проволоки представляют собой электрическую цепь, и при замыкании их между собой либо обрыве хотя бы одной из них это тут же фиксируется на установленном в комнате дежурного по заставе оборудовании, с указанием номера участка, где произошло нарушение заграждения. А как пролезть, не замкнув и не оборвав нити «колючки», когда между ними такое маленькое расстояние? Через участок, охраняемый заставой, проходит железная дорога, связывающая советский поселок Пограничный с китайским городом Харбин. В месте пересечения железной дороги с РОИС – железнодорожный мост, оставляющий систему и КСП под собой. Вот его-то и избрали основным вариантом. Старались учесть любую мелочь. Поэтому неслучайно был выбран день недели – суббота. В этот день на заставе баня, да и надоедливый, некончающийся дождь был как никогда кстати. Ведь так не хочется после баньки под дождем нести службу на открытом всем ветрам мосту. Наверняка двое уйдут под мост, а к одному можно будет незаметно подкрасться и, убрав его, уйти на ту сторону. Когда его хватятся и начнут разбираться, то в первую очередь основными силами перекроют линию госграницы, не давая нарушителю уйти за кордон. А уж потом будут проводиться поисковые мероприятия в тылу.

От моста до ближайшего довольно-таки большого населенного пункта километров восемь. Пока поднятые по тревоге подразделения пограничного отряда заблокируют заслонами данный район, он постарается проникнуть в поселок. А там со славянской внешностью и безупречными документами затеряется среди местных жителей и приезжих.

* * *

До рубежа его сопровождали трое китайцев. Один шел спереди, и двое по бокам. В случае неожиданной встречи с пограничниками, прикинувшись заблудившимися жителями близлежащей деревни, они должны были отвлечь их на себя. Достигнув РОИС, нарушитель попрощался с сопровождающими и, выбрав на ближайшей сопке с красивым названием Пчелка укромное местечко, с которого лежащая внизу падь Рассыпная была как на ладони, весь день наблюдал за пограничниками.

Он внимательно изучал подступы к мосту, прикидывая, где и как лучше в темное время суток к нему подкрасться. Следил за тем, как несут службу пограничники, фиксируя, через сколько часов у них происходит смена нарядов. Наблюдая за действиями рабочей группы на системе, видя, что те отключили затопленные водой нити, выбрал место, где можно будет преодолеть КСП и систему, действуя по запасному варианту.

С наступлением сумерек наряд, несший службу на наблюдательной вышке, спустился на мост, а нарушитель подобрался ближе, выжидая подходящего момента. Время шло, но пограничники, несмотря на дождь, по-прежнему втроем находились на мосту. Когда часы известили полночь, он занервничал, понимая, что скоро на смену этому наряду придет новый, свеженький. А темное время суток стремительно таяло, и его могло не хватить, чтобы достичь ближайшего населенного пункта. Пришлось переходить на запасной вариант. Осторожно спустившись с сопки, он подкрался к облюбованному ранее участку. Огромная лужа, распластавшаяся через всю контрольно-следовую полосу, сомкнув свои мутные воды, похоронила на илистом дне его следы. Раздвинув под водой отключенные нити, барахтаясь в грязи, прополз под системой. Кажется, все прошло удачно, но смутные сомнения терзали душу: «А вдруг все-таки задел неотключенную нить? А вдруг при погружении тела в воду ее поднявшийся уровень достиг этой самой нити?»

Он невольно засуетился. Обильно разбросав специальное вещество, сделанное на основе тигриного помета, перепрыгнул контрольный валик, не заметив, что оставил след на самом его краю.

«Ничего, – успокаивал он себя, – теперь-то, зеленые фуражки, вы меня не возьмете. Главное – быстрее добраться до поселка, и лучше это сделать вдоль железнодорожного полотна, служащего хорошим ориентиром».

* * *

Как крепок сон после бани. Это даже не сон. Это словно провал в бездну спокойствия и безмятежности. Будто кто-то невидимый нажал на кнопку «Выкл.», снимая напряжение с натруженных мышц и отключая мозг от мыслей и сновидений. Но всего лишь через пару часов в этот мир блаженства пронзительным тревожным криком ворвался звуковой сигнал сработавшей сигнализационной системы. «Застава в ружье», – высветившимся номером участка извещает световое табло. «Тревожная группа в ружье», – теребит дежурный.

«Это неправильно, это противоестественно», – протестует организм.

«Опять водой залило…» – ворчит мозг в то время, когда руки надели на тебя форму, намотали портянки и уже натягивают на ноги еще не успевшие до конца просохнуть сапоги.

– Быстрее, быстрее… – торопит старший тревожной группы, прапорщик Поляков. Еще толком не проснувшись, получив оружие, Сашка заскакивает в машину. На скользкой, разбитой за период дождей дороге УАЗик бросает из стороны в сторону, то выплевывая его из колеи, то затягивая обратно. Но даже сейчас, зажав автомат между колен, можно немного вздремнуть. Пока работа только у водителя, и от его умения и навыков зависит многое. Любой мало-мальски неудачно выполненный маневр грозит сползанием машины в кювет. И даже если все обошлось удачно, теряется драгоценное время.

– К машине, – команда прапорщика вырывает остатки сна и, скомкав, отбрасывает в сторону.

А дальше не надо никому ничего объяснять. Развернувшись в установленный, заранее оговоренный порядок, тревожная группа приступает к работе. Впереди старший сержант Ожогин со своим верным четвероногим другом Баяном. Вдоль системы, осматривая полотно и выясняя причину «сработки», – командир технического отделения, сержант Кудрявцев. Сашка вместе с рядовым Ситковым проверяют основную контрольно-следовую полосу, а рядовой Веселовский с тыльной стороны системы – вспомогательную. Все так же вязнут ноги в назойливой липкой жиже, и луч следового фонаря, путаясь в нитях дождя, лишь блеклым пятном выхватывает кусок КСП. Отчего тревожная группа движется медленнее, чем обычно?

– Что там у тебя? – спросил Поляков остановившегося Ожогина.

– Да сам не пойму. Что-то Баян ведет себя как-то странно.

Пес, поджав хвост, жался к хозяину, явно не желая идти вперед.

– Похоже, где-то поблизости тигр, – сделал вывод сержант.

Сообщив на заставу, они осмотрелись вокруг. Ничего подозрительного – лишь огромная, цвета кофе с молоком, лужа, разлившись по всей длине КСП, заползла под систему.

– Товарищ прапорщик, след, – Веселовский лучом фонаря показывал на самый край неширокой, всего-то три метра, примыкающей к системе с тыла контрольно-следовой полосы.

Перебравшись через систему, Поляков с Ожогиным склонились над отчетливым, еще не размытым отпечатком, оставленным человеческой ногой. Ожогин попробовал поставить собаку на след. Но Баян упорно отходил в сторону, виновато, с болью в глазах глядя на хозяина.

– Чем-то обработан, – доложил сержант.

– Да, вижу, – буркнул прапорщик. Он ждал – с минуты на минуту должен подъехать оставшийся за начальника заставы лейтенант Медведев.

«Да уж, – размышлял тот, взяв на себя руководство тревожной группой, – это все равно что в темной комнате на ощупь, роясь в шкафах, искать маленький предмет, даже не представляя, где он может лежать».

Но что-то нужно было предпринимать. И он выбрал наиболее вероятное направление движения, пропустил вперед Ожогина с Баяном и повел тревожную группу в дышащую сыростью темноту, которая будто специально набросала под ноги пни и коренья, выставила навстречу упругие сучья, укрыв где-то там, под своим покрывалом, нарушителя.

* * *

При подготовке, изучая карту и из своего укрытия на сопке, нарушитель, конечно же, обратил внимание, что за системой лесной массив расступается, и дальше по распадку, вдоль речушки с поросшими тростником берегами, раскинулось поле с небольшими островками деревьев и кустарника. Но он не знал, что ночью этот участок прикрывает пограничный наряд с переносной радиолокационной станцией.

– Жолтиков, седьмой правый сработал, смотри внимательней, – предупредил оператора начальник РЛС, сержант Михляев, получив информацию от дежурного по заставе о сработке системы. А когда дежурный вновь позвонил и сообщил, что тревожная группа обнаружила след, надев наушники, сам сел перед экраном. Если нарушитель действительно преодолел систему на этом участке, то он должен попасть в сектор обзора РЛС. Но на развертках отображались лишь привычные отметки от местных предметов. Сержант уже наизусть знал их.

«Движется он наверняка в сторону поселка. После сработки прошло минут сорок. Учитывая ночь, дождь, незнакомую местность, сейчас он должен быть где-то в этом районе», – размышлял Михляев, глядя на планшет.

Как бы в подтверждение этих расчетов на подвижной развертке он различил едва заметный амплитудный выброс. Волнуясь, боясь его потерять, он перешел в режим ручного сопровождения. К его радости, отметка от цели стала более отчетливой. Торопливо вращая ручки, совместил подвижный строб-импульс с этой отметкой. В наушниках послышался характерный потрескивающий звук – как будто кто-то ступал по сухому валежнику. Такое могло быть, только если станция засекла движущегося человека либо животное.

– Посмотри в прибор ночного видения, квадрат… – скорее для самоуспокоения крикнул Михляев рядовому Боярову, понимая, что в дождливую безлунную ночь на таком расстоянии тот вряд ли что разглядит.

«Эх, сейчас бы прожектор», – подумал сержант. Но АПМ-90, смонтированный на базе автомобиля ЗИЛ-130, в такую погоду по разбитой скользкой дороге не смог выехать на позицию.

«Если бы это был олень или кабан, мы бы его еще раньше засекли. Да и зверь, вспугнутый прибывшей тревожной группой, двигался бы гораздо быстрее», – сержант уже не сомневался, что станция засекла движущегося человека. Взглянув на шкалы «Азимут» и «Дальность», он прильнул к планшету.

– Вижу цель, квадрат… – доложил он на заставу.

– Понял тебя, понял, – раздался радостный голос дежурного в ответ.

* * *

– Товарищ лейтенант, вас дежурный по заставе, – связист, поправляя на ходу радиостанцию, догонял Медведева.

Услышав в наушниках: «Второй, второй, ПТН обнаружил цель в квадрате…» – замначальника заставы облегченно вздохнул. Словно камень с плеч свалился. Мысленно поблагодарив РЛС-ников, быстро сориентировался и, указав Ожогину с Буяном направление движения, скомандовал тревожной группе: «Вперед».

Холодными мокрыми ладонями ветви хлестали по лицу, корявые пни норовили поставить подножку, но устремившаяся в погоню «тревожка» не замечала этого. Быстрее, быстрее, только бы не отстать от рванувшегося вперед Баяна. Цель на экране радиолокационной станции то исчезала, то появлялась вновь. «Вероятно, останавливается, слушает, нет ли погони, – подумал Михляев, – может быть, и лучше, что нет прожектора, ведь пока нарушитель даже не догадывается, что его уже обнаружили. А укрываясь от мощного луча, он мог бы скрыться за железнодорожной насыпью, в зоне невидимости РЛС. А вот еще одна отметка от цели, групповая», – отметил он, догадываясь, что это тревожная группа. Нанося на планшет координаты и вычерчивая маршруты движения целей, сержант передавал данные на заставу и радовался, видя, как стремительно сокращается расстояние между ними. Баян, поймав запах, голову к земле уже не наклонял, и его уже ничто не могло ни сбить, ни остановить. Он слышал и чувствовал нарушителя. Словно извиняясь за тот вынужденный «конфуз», рвался вперед, показывая всем видом, что не виноват и рано его списывать со счетов.