Текст книги "Легенды бандитской Одессы"

Глава 2. «А сие у вас натуральное чи фальшивое?»

 
По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду…
 

Э. Багрицкий. Контрабандисты

Все благороднейшее из нашей контрабанды, все, чем славна земля из края в край, делало в ту звездную, в ту синюю ночь свое разрушительное, свое обольстительное дело. Нездешнее вино разогревало желудки, сладко переламывало ноги, дурманило мозги и вызывало отрыжку, звучную, как призыв боевой трубы. Черный кок с «Плутарха», прибывшего третьего дня из Порт-Саида, вынес за таможенную черту пузатые бутылки ямайского рома, маслянистую мадеру, сигары с плантаций Пирпонта Моргана и апельсины из окрестностей Иерусалима. Вот что выносит на берег пенистый прибой одесского моря, вот что достается иногда одесским нищим на еврейских свадьбах.

И. Бабель. Одесские рассказы

Что первым приходит на ум при слове «контрабанда»? Наверняка многие скажут: знаменитая фраза о том, что вся контрабанда делается в Одессе на Малой Арнаутской улице.

Понятно, конечно, что самому явлению уже много сотен лет. И что в прекрасной Южной Пальмире, как и во многих других приморских городах, контрабанда возникла с появлением порта или даже с появлением здесь людей. Понятно, что с установлением режима «порто-франко» контрабанда расцвела самым пышным цветом. Но обо всем по порядку.

Для начала – что такое контрабанда? Морская энциклопедия утверждает: «Контрабанда (от итальянского contra, т. е. “против”, и bando – “правительственный указ”) – незаконное перемещение через государственную границу товаров, ценностей и других предметов с нарушением требований таможенного законодательства…» Но за зоной свободной торговли взимались огромные налоги и пошлины, повышающие стоимость товара в разы. Что же делать, как получить прибыль и сверхприбыль и при этом не доставить казне особого удовольствия?

Конечно, нарушать! А тем более – в Одессе. Ведь здесь сама природа словно подталкивала лихих и просто оборотистых ребят: одесские катакомбы длиной почти в три тысячи километров позволяют спрятать практически все, что только можно втиснуть в их ходы и коридоры. А сама история борьбы одесских контрабандистов с представителями закона началась во времена, когда и слова-то такого в Российской империи никто не знал.

До того как Хаджибей в 1789 году перешел в руки русских, население крепости выживало по большей части за счет мелкой торговли и промыслов. Российские власти почти сразу дали городу статус порта, к тому же пограничного. После того как при первом градоначальнике, герцоге де Ришелье, были построены торговые пристани и мол, легальный товарооборот вырос в несколько раз, а с ним – кто бы в этом сомневался – и объем контрабанды. Чтобы справиться с ней, в Одессе поселили «верных казаков черноморских», воевавших в армии князя Потемкина. Таможенно-пограничными объездчиками тоже стали казаки. Это недвусмысленно предписывал указ Екатерины II «Об учреждении особой таможенной цепи и стражи для отвращения потаенного привоза товаров», вышедший в 1782 году. Казаки-объездчики на суше располагались по одному человеку на каждые пять верст границы, а морские казаки-дозорники на своих шлюпках встречали иностранные корабли.

Жалование пограничных казачков, вернее, их заработная плата, было сдельно-премиальным – они получали четверть конфискованного товара. Однако нельзя было воспрепятствовать незаконному провозу товаров через границу без активной помощи населения, среди которого вербовались агенты. Был учрежден и обязателен к ношению фрачный знак – его на гражданскую одежду обязаны были пришить все пограничные чины. По екатерининскому указу осведомители получали уже половину изъятого груза, однако огромные призовые не мешали коррупции разъедать пограничников тех времен.

Одна из самых знаменитых и успешных операций одесской погранично-таможенной стражи произошла в декабре 1797 года, когда была арестована греческая шхуна «Фелица»: она была задержана морскими казаками-дозорниками, для чего им даже пришлось обстрелять ее из мушкетов. Это судно направлялось к Аккерману, обычному месту разгрузки контрабандных товаров, где пограничная стража чаще всего отсутствовала. В донесении чиновника Шлыкова, надзирателя таможенной стражи, составленном в связи с арестом шхуны, указано, что шхуна имела на борту двадцать бочек «мальвазеи» – крепкого вина – и «до сотни аршин сукна гишпанского». Без сомнения, количество товара было занижено в несколько раз, правда, уже после того, как казаки и сам надзиратель изъяли свою «законную» долю. Именно вино и тонкое сукно составляли тогда основной предмет контрабанды; ко всему прочему, в период русско-турецких войн таможенные пошлины взлетели до небес. О том, что «верные» казаки не гнушались взятками и поборами, свидетельствует множество фактов, в том числе такой: уже в 1822 году таможенно-пограничная стража была упразднена царским правительством, а казаков перевели во вторую, тыловую линию границы. Граф Канкрин, тогдашний министр финансов России, писал: «Казаки перестали исправно нести службу и сами занимаются незаконной торговлей, потворствуя злоимцам». Затем, с 1827 года, казакам и вовсе перестали поручать охрану государственных границ. Но к тому времени одесские казаки сами давно уже превратились в контрабандистов, которых местные называли «граничными жучками». Они достаточно легко преобразились из стражей в нарушителей – сменили, так сказать, специализацию.

К концу XIX века в казачьих слободках из бывших стражей границы сложились целые династии контрабандистов. Едва ли не самой яркой представительницей контрабандистских фамилий стала королева одесской контрабанды Любка Шерман с Мельницкой улицы – именно она под именем Любка Казак обрела бессмертие в рассказах Бабеля. Держательницу постоялого двора и кабака мадам Шерман называли Казаком только потому, что ее заведение находилось в самом центре контрабандной Одессы – на Пересыпи. Именно там испокон веков селились черноморские казаки, которые в силу бывшей специальности знали все слабые места морской границы. Питейное заведение мадам Шерман превратилось в центр тайных сделок контрабандистов, а сама она стала самым главным координатором одесских «жучков». Полицейское начальство города исправно получало достаточное жалованье из щедрых рук мадам Любки и закрывало глаза на сомнительное происхождение товаров, заполнивших так называемые колониальные лавки Одессы.

Вот что можно найти в книге Осипа Чижевича «Город Одесса и одесское общество. Воспоминания одесского старожила»: «Привилегия получения всех заграничных товаров без пошлины доставляла жителям Одессы громадные удобства дешевизной всех предметов роскоши и продовольствия. Это привлекало в город богатых людей со всей России… В особенности отличались дешевизною иностранные вина, турецкий табак, оливковое масло, сахар, кофе и мануфактура… Лучший душистый турецкий табак крошенный, без бандероль, продавался от 20 до 40 коп. фунт, французские и английские сукна и лионские шелка появились в Одессе вместе с парижскими модистками и портными… В числе разных ухищрений контрабандистов открыто было, что они переносили товары мимо таможни морем, на Пересыпи, в непромокаемых мешках, а чтобы скрыть себя получше от таможенной береговой стражи, шли по шею в воде, надевая на голову стальную плоскую шапку, подходившую под цвет морской воды».

Что представлял собой статус «порто-франко»? Это была возможность легально торговать всевозможными товарами прямо с кораблей, не платя при этом иногда весьма высоких таможенных пошлин. За территорией «порто-франко» взимались огромные таможенные пошлины Российской империи. Поэтому предприимчивые и оборотистые хлопцы вырыли под рвом, ограничивающим территорию «порто-франко», целую паутину подземных ходов: по ним буквально потекли товары.

Жадность сгубила «порто-франко». Через 42 года император Александр, но уже ІІ, прислал комиссию, которая установила: за один только год в город было ввезено товаров на 21,5 млн рублей, а вывезено… всего на 2 миллиона. (Что, в общем, вполне понятно: как можно вывезти то, что уже украдено и вывезено раньше? Говоря словами героя одной из советских комедий, «все уже украдено до нас…»)

Так Одесса навсегда потеряла статус «порто-франко». Кончился золотой век города. Продолжался он сорок лет. Большинство роскошных домов, улиц, бульваров Одессы сооружены в этот период на контрабандные деньги. Теперь уже неоткуда было ввозить, но надо было чем-то так же удачно торговать! И поэтому за дело взялись умельцы именно с Малой Арнаутской, которые могли, что называется, «на коленке» изготовить все – от дорогих заграничных вин (о составе которых лучше не задумываться) до «старинных украшений» и «подлинных древних золотых и серебряных монет», которые якобы находили буквально за чертой города. Но об этом и вообще о «черной археологии» мы поговорим в одной из следующих глав, а сейчас вернемся к истории собственно контрабанды.

Понятие территориальных вод появилось в России лишь в конце XIX века. Первоначально этот термин означал только полосу таможенного досмотра. Руководствуясь положением от 1 июля 1868 года, Государственный совет России считал таковой лишь область протяженностью в три морские мили от берега. Тем не менее к нарушителям этого положения должны были применять достаточно жесткие меры, даже расстреливать из орудий. Таможенная инструкция для кораблей пограничной стражи образца 1868 года содержит четыре пункта, которые, с некоторыми изменениями, до сих пор можно найти в служебных инструкциях наших морских пограничников. Если же торговые суда не выполняли приказы, их преследовали в море далеко за пределами контрольных миль.

Боевое дежурство по охране границ несла черноморская эскадра, имевшая для этой задачи два крейсера и несколько канонерских лодок. Прогресс не дремал – в конце XIX века контрабандистские суда обзавелись паровыми двигателями, но, в отличие от современного положения вещей, суда нелегальных торговцев тогда все же уступали быстроходностью военным крейсерам: царская казна не жалела средств на охрану границ. В начале XX века главным способом морской контрабанды стало так называемое «рейдовое окно». Остановившись на рейде Одессы, иностранные суда ожидали разрешения на разгрузку, а ночью к ним подплывали челноки, которые загружались, что называется, «под завязку». На берегу товары складировали в тайных местах одесских катакомб, но недалеко от выходов этих подземелий к морю. Дальше все было проще: колониальные товары прямо оттуда доставляли в магазины Одессы. Исследователи одесских катакомб до сих пор находят следы тайных складов контрабанды. Контрабандистам по законам царской России грозило от одного до трех лет каторжных работ или ссылки в Сибирь.

Кроме контрабандистов, в катакомбах находили приют бандиты всех мастей, чуть позже – деятели революции разных политических взглядов, а еще чуть позже – и сами одесситы, прятавшиеся от нацистских войск. Со временем в бандитско-уголовной среде города возник своеобразный сначала сленг, а потом и почти подлинный язык. О нем мы поговорим попозже, но сейчас нам понадобятся некие словечки просто для того, чтобы понять, что же происходило в следующих историях. Тем же, кто особо интересуется одесским своеобразным говором, можно рекомендовать прекрасный «Большой полутолковый словарь одесского языка», созданный Валерием Смирновым и изданный в 2002 году.

Клей – фальшивые деньги.

Клифт – пиджак.

Прохаря – сапоги.

Бока – часы.

Человек – вор.

Фраер – не вор.

Мусомет, лопатник – кошелек.

Кент – друг.

Шкары – брюки.

Корочки – туфли.

Среди контрабандистов было немало женщин. Им, в отличие от мужчин, было куда легче пронести товары и спрятать их от досмотра в складках одежды. Известно, что как-то у некоей дамы, приятной во многих отношениях, под юбками внезапно стали бить куранты. У другой, к ее досаде, из-под одежд внезапно выпала сахарная голова. Третья смогла намотать на себя несколько рулонов ткани и кружев. На одесской таможне даже появилось распоряжение: «Щупать всех подозреваемых дам». Господа таможенники при сем интересовались: «А сие у вас натуральное чи фальшивое?»

Конечно, можно не говорить, что в СССР и контрабанда, и мастерские по изготовлению «колониальных товаров» цвели самым пышным цветом – дефицит всего в огромной стране был невероятным. Причем ввозилось не только то, что в стране не производилось или производилось в ограниченном количестве. Ввозились даже предметы обыденные, но появляющиеся в продаже редко и нерегулярно, такие как колготки или презервативы. Особенным спросом пользовались одежда и обувь импортного производства, а также косметика, сигареты, иностранные журналы, аудиокассеты и прочее.

И снова та самая, уже много раз упомянутая Малая Арнаутская поставляла на рынок остро необходимый дефицит в количествах, близких к промышленным. Хотя и не всегда близкого к импортному качества. Одному неискушенному гостю города «повезло» в небольшом одесском магазинчике купить удивительной красоты «импортные часы», которые за сутки убегали вперед минут на двадцать и при ближайшем рассмотрении оказались из бракованной партии часов фабрики «Заря». Другим стал только циферблат.

Умельцы на этой улице, как и на всей Молдаванке, практиковались годами, даже десятками лет. Мы уже говорили, что по подземным ходам катакомб из зоны свободной торговли товары перебирались на Молдаванку. Здесь их перепаковывали, переклеивали, снабжали новыми ярлыками и… продавали по совсем иным ценам. Конечно, настоящего контрабандного товара на всех не хватало – и тогда за дело брались умельцы-фальсификаторы. Они могли создать все что угодно – от яиц Фаберже (по слухам, партию таких яиц в несколько сотен штук задержали при вывозе только потому, что Карл Фаберже за всю свою жизнь изготовил только чуть более семидесяти экземпляров) до паспортов и фальшивых денег.

Судебная хроника газеты «Одесские новости» с определенной горечью писала: «Контрабанда в Одессе имеет такие объемы, что представляет реальную опасность для экономики Российской империи. Один из банкиров, к примеру, господин М., скупал в Польше фальшивые деньги и нелегально перевозил их в Одессу. Несмотря на все усилия полиции, ловкачи-контрабандисты сумели тайно сбыть в самой Одессе и в других городах Херсонской губернии 43 тысячи фальшивых рублей».

Ходила по Одессе легенда о так называемом соломенном пианино. Якобы некие умельцы создали из соломы музыкальный инструмент. Они ездили по Европе с концертами, а из Европы везли фальшивые ассигнации, тысячами пряча их в экзотическом инструменте. Умельцев якобы задержали только благодаря доносу. Сколько в этой истории правды, знает только одесская полицейская хроника, если, конечно, еще можно найти документы, датированные XIX веком, которым повезло уберечься от рук погромщиков всех мастей в начале безумного ХХ века.

Еще одним весьма доходным предприятием была контрабанда «живого товара». Но не столько ввоз, сколько вывоз: дома терпимости Турции, Греции, даже Италии высоко ценили девушек, которых поставляли одесские торговцы. Организовывались целые банды, которые их похищали. Случалось, что торговцы «живым товаром» похищали женщин и девиц не только из богатых купеческих, но даже из аристократических семейств. Например, в такой ловушке однажды оказалась княжна В., которая выбросилась за борт – видимо, когда поняла, что угодила на невольничье судно. Мы к этому случаю еще вернемся – к сожалению, он связан с целыми пластами в криминальной истории города.

Разумеется, бандиты, похитившие княжну, шли на большой риск. Но он того стоил: такой промысел был невероятно доходным и считался, пожалуй, самым выгодным. Женщины из Одессы, как правило, весьма привлекательные, ставшие белыми рабынями, пользовались огромным спросом в заморских борделях, но к чести полиции следует сказать, что их нередко удавалось обнаружить и спасти из плена. Порой в ходе осуществления операций завязывались нешуточные перестрелки, однако местные полицейские приходили на помощь спасателям и женщины в итоге возвращались домой.

Только в период с 1870-го по 1905 год в Одессу вернули свыше 500 «рабынь», чем полиция по праву гордилась. Впрочем, и работорговцы стремились совершенствовать свои методы. В частности, через какое-то время в Одессе появились особого рода брачные аферисты. Заключив брак с девушками из добропорядочных семейств, они отправлялись в свадебное путешествие, но стоило им попасть за границу, как они тут же сбывали жен в дома терпимости, получая за них солидный куш. Очень скоро это занятие даже стало профессией, хотя и преследовали его жестоко. Забегая вперед, скажем, что и в XIX, и в ХХ веках этот своеобразный бизнес только ширился, и к нему приложили руку известные авантюристы.

Вот так мы подошли к еще одной, весьма интересной теме: ведь проституция в Одессе, во многом похожая на проституцию в любом другом городе, кое в чем сильно отличалась – немало настоящих легенд преступного мира берут свое начало именно в «веселых кварталах» Молдаванки и Пересыпи.

Глава 3. Город свободных нравов

Каждая девушка имеет свой интерес в жизни, и только одна я живу, как ночной сторож при чужом складе.

Или сделайте со мной что-нибудь, папаша, или я делаю конец моей жизни…

И. Бабель. Одесские рассказы

Профессиональная проституция возникла в России намного позже, чем в других странах, – лишь при Петре Великом. Тогда как «жрицы любви» существовали, сколько себя помнит человечество: во времена Древней Греции, Рима, Вавилона и Иудеи. В те далекие эпохи на многие вещи смотрели проще, в том числе и на продажу собственного тела. Впрочем, и в России еще в 1649 году царю Алексею Михайловичу, отцу Петра I, пришлось издать указ, обязывающий городских объездчиков следить, чтобы «на улицах и в переулках продажных бродячих женщин не было».

Однако широкое распространение проституции в России случилось позже и стало своеобразным следствием преобразования общества «на западный манер», затеянного великим царем-реформатором. Хотя это занятие, по крайней мере формально, преследовалось законом и при Петре, и особенно при Елизавете Петровне и Анне Леопольдовне. За блуд женщин ждало наказание розгами, а затем заключение в монастыре для покаяния и перевоспитания.

Несмотря на подобные меры, в России именно в этот период началась повальная эпидемия венерических заболеваний, в частности сифилиса, затронувшая даже царствующий дом. Она так стремительно распространялась по городам и селам, добравшись до Урала и Сибири, что, согласно статистике, к 1880 году от нее пострадала пятая часть населения. И это было неизбежно, поскольку проституция лишь набирала обороты, после того как в России возникли большие группы неженатых мужчин (чиновников, солдат и матросов).

Озаботившись здоровьем своих подданных, особенно воинства, Екатерина II издала «Устав городского благочестия». В соответствии с ним публичные женщины были обязаны проходить регулярный медицинский осмотр и заниматься своей деятельностью только в специально отведенных для этого районах города. А император Павел I даже ввел для проституток нечто вроде униформы – желтое платье, и с той поры символом «профессии» стал именно этот цвет. Позже публичных женщин обязали иметь медицинское свидетельство, которое стали называть «желтым билетом».

Затем, уже при Николае I, была создана жесткая система полицейского и медицинского надзора за проститутками, которая функционировала вполне успешно. Она предусматривала осмотр публичных женщин в полицейских участках, что было отменено лишь в 1909 году.

В 1861 году император Александр II своим указом отменил крепостное право в России, и это привело к бурному развитию капитализма в стране. В городах становилось все больше свободных и обеспеченных мужчин, желавших потратить свои деньги на жриц любви. И повсюду стали возникать публичные дома.

Публичный дом по закону могла содержать только женщина. Девушки, жившие в нем, были свободны от большинства бытовых хлопот: их обеспечивали крышей над головой, пропитанием, одеждой, охраной и прочим. Тем не менее проститутки оставались совершенно бесправными перед своей хозяйкой, которую называли «мамочкой» или «мадам». Часто они попадали в долговую кабалу к ней, то есть фактически в рабство.

И пусть количество домов терпимости под давлением общественного мнения существенно сократилось к началу XX века, зато стало больше женщин, «работавших» самостоятельно. Большинство проституток происходило из крестьян, и на то были свои причины. Девушки отправлялись на заработки в город, но часто им не удавалось никуда устроиться, а тем временем на вокзалах и возле фабрик их подстерегали вербовщики. Нередко девушек, даже совсем юных, увозили в город обманом, пообещав пристроить на какое-нибудь место, и действительно «трудоустраивали». В Одессе босяки империи Корнилова даже немало этим гордились, хотя утверждали, что девушки попадали не только в жрицы любви, но и в кухарки, прачки, уборщицы. И заодно уж становились осведомителями, кто в полиции, кто в бандах.

Проститутки появились в Одессе в первые же годы после ее основания. Многие из них обитали в соседних селах, таких как Нерубайское и Гниляково, возникших намного раньше Южной Пальмиры. Имея семьи и даже детей, эти жрицы любви при первой возможности устремлялись в город и посещали на дому молодых офицеров и унтеров. В городских архивах можно найти жалобы крестьян, просивших де Рибаса вернуть в семьи жен и матерей, ведь «хозяйства без женщины приходят в упадок». Однако градоначальник ничем не мог помочь: эти дамы были свободными, крепостного права в Новороссийском крае не существовало никогда.

В архивах можно также найти свидетельства того, что и сам дюк де Ришелье столкнулся с этой проблемой. Попытки бороться с проституцией он начал предпринимать уже на третий год своего правления. Возглавляемые полицмейстером отряды полиции предпринимали рейды по одесским публичным домам, закрывая их и пытаясь привлечь их обитательниц к уголовной ответственности. Увы, как всегда, из этого ничего не вышло.

Проблема заключалась в том, что женщин не за что было привлекать: на тот момент в Российской империи не было закона, запрещавшего продажу своего тела. Дома терпимости существовали вполне официально, под надзором врачей и полицейских. И поэтому Ришелье был вынужден с ними смириться. Более того, в 1812 году, когда формировалось одесское народное ополчение для борьбы с Наполеоном, по личному дозволению дюка в двухтысячный отряд зачислили более двадцати проституток.

Светлейший князь Михаил Воронцов, который сменил Ришелье и Ланжерона на посту градоначальника Одессы, тоже пытался пресечь деятельность жриц любви, но в итоге это привело лишь к распространению нелегальной и неконтролируемой проституции, следствием чего стала эпидемия сифилиса, причем не в одной только Одессе, но и во всем Новороссийском крае. Учтя это обстоятельство, Воронцов отменил свои запреты, и в городе возникло несколько благоустроенных публичных домов, за которыми пристально надзирали как врачи, так и правоохранительные органы. Преемник Воронцова, граф Строганов, в свою очередь, отказался устраивать гонения на проституток и дома терпимости, заявив, что скорее не его указы искоренят проституцию, а проституция искоренит чиновников Новороссийского края, да и его самого. Он поступил иначе: повысил налоги на публичные дома, что позволило ему существенно пополнить бюджет города. По его словам, «порт в прибылях не может сравниться с доходами от домов терпимости».

А с 1860 года в Одессе начинается особый расцвет этой древнейшей профессии.

Собственно, Одесса всеми приезжими – купцами и промышленниками, офицерами и чиновниками различных ведомств, людьми света и даже воротилами преступного мира – воспринималась как город свободных нравов: сюда съезжались, чтобы отдохнуть и забыть о доме. Конечно, индустрия сексуальных услуг расцвела с невиданной силой. К тому же профессия проститутки в Одессе не считалась особенно позорной, что в полной мере отображено в одесском юморе.

В городе функционировало более двадцати домов терпимости, где в общей сложности было зарегистрировано свыше шести тысяч женщин, занимавшихся продажей собственного тела. Дома терпимости в Одессе располагались как в центральных фешенебельных районах, так и в беднейших кварталах. Своего рода первенство по предоставлению сексуальных услуг удерживала улица Глухая, находившаяся в самом центре Молдаванки. Длиной она была не более 250 метров, но почти все дома здесь были притонами и одноэтажными борделями, а любовные услуги стоили от 25 копеек до рубля.

«Ночные бабочки» Одессы были женщинами удивительной красоты – слияние крови самых разных народов давало потрясающие результаты. К тому же дамы эти были необыкновенно темпераментными. Даже крупные газеты Петербурга и Москвы в превосходных степенях описывали красоту одесских «девочек». Поэтому, кстати, их еще и похищали, чтобы продать в гаремы и бордели.

Этим своеобразным бизнесом чаще всего занимались портовые босяцкие банды. Правда, банды эти не брезговали и дочерьми богатых семейств, превращая их в «живой товар». Иногда девушкам удавалось сбежать с кораблей, увозивших их на чужбину, но далеко не все могли доплыть до берега.

Так случилось и с дочерью княжеского рода, которую мы уже упоминали и сейчас назовем княжной Марией В. Но начнем по порядку.

На берегу моря в районе Аркадии полиция обнаружила труп молодой девушки. Следователи долго не могли установить ее личность, но вскоре сыщикам стало известно, что богатый дом князя В. был ограблен неизвестными. Бандиты похитили крупную сумму денег, драгоценности. Сам хозяин был жестоко убит, а его дочь бесследно исчезла.

Марии В. было семнадцать. Несмотря на благородное происхождение, она предпочитала водить дружбу с весьма темными личностями – завсегдатаями одесских притонов, содержателями припортовых кабаков и борделей. Среди них выделялся некий Петр Степанов (имя мы изменили, ведь дело-то не в имени, а в сути истории, которую мы расскажем). У Марии даже был кратковременный роман с ним. Помимо прочих достоинств, Степанов был завсегдатаем борделей с улицы Глухой. Степанов привлекал Марию авантюрной романтикой, но родители, богатые люди благородного происхождения, конечно, были против связи дочери с подобной личностью. Девушке сватали в женихи молодого офицера из рода Горчаковых. И вскоре Мария прислушалась к родителям и согласилась вступить в брак с Горчаковым-младшим. Девушка разорвала отношения с авантюристом Степановым, но этот самый авантюрист измены простить не смог.

По данным городской полиции, Степанов долгое время руководил бандой, которая, в частности, похищала девушек и молодых женщин, продавая их в рабство в публичные дома Константинополя, Варны, Афин и Бухареста. За каждую проданную девушку бандиты получали от владельцев заграничных борделей по 150–200 золотых рублей. Банда имела в своем распоряжении быстроходные шхуны для перевозки «живого товара». Преступников долгое время прикрывали некоторые чины пограничной полиции.

Вскоре стали известны подробности ограбления дома семейства В. и исчезновения молодой княжны. Банде преступников помогал дворецкий. Он передал Марии письмо, якобы написанное ее женихом, офицером Горчаковым. Поддельное письмо содержало просьбу приехать в порт как можно скорее. Жених якобы писал, что он ждет Марию для тайного обручения. Девушка поспешила к любимому. И… была схвачена Степановым. Вместе с другими пленницами бывший возлюбленный планировал продать и юную княжну.

Шхуна с невольницами под покровом ночи отошла от причала и направилась в сторону Турции. Ограбление дома отца Марии стало своеобразной дымовой завесой, причем у этой завесы было целых две цели. Во-первых, конечно, скрыть исчезновение девушки, а во-вторых – направить полицию по ложному следу. Ведь на богатый дом семейства В. могла напасть любая городская банда, да и залетные тоже могли появиться. Вот они будто бы и украли семнадцатилетнюю Марию.

Банду Степанова в дом под покровом ночи пустил все тот же дворецкий, польстившись на обещание части награбленного. Кроме того, Степанов пообещал ему новый паспорт и безбедную жизнь за границей. Старшего из семейства В. убили в постели тремя ударами ножа, затем преступники вынесли из дома все драгоценности, 49 тысяч рублей ассигнациями. Трех человек из прислуги бандиты застрелили как ненужных свидетелей. Убит был также и продажный дворецкий. С ним не пожелали делиться, к тому же он много знал о планах банды Степанова.

Шхуна тем временем уже вышла в нейтральные воды и взяла курс на Стамбул. В трюме корабля томились тридцать привлекательных молодых одесситок. Мария, узнав об этом, поняла, что вместе с другими будет продана на невольничьем рынке. (Заметим, что на дворе уже вторая половина XIX века, а «просвещенные европейцы» вовсю поставляют товар на невольничьи рынки… Более того, их с удовольствием приобретают евнухи для гаремов богачей и содержатели домов терпимости.) В отчаянии девушка решила покончить жизнь самоубийством. Она прыгнула в море, и, увы… к берегу прибило ее труп.

Мы еще познакомимся с подобными аферами, когда девушка могла находиться уже где угодно, а бандиты продолжали требовать выкуп у ее родственников. Полиция нечто подобное подозревала, тем более что тело несчастной уже было найдено. За домом В. была установлена слежка. И вскоре правоохранители убедились в своей правоте – Степанов потребовал у старшего брата Марии 20 тысяч рублей за возврат девушки. Бандиты утверждали, что ее содержат на одной из пригородных дач. Причем деньги следовало передать похитителям сразу – золотом или ассигнациями. В полицию бандиты соваться не советовали – иначе они убьют Марию.

Но преступников взяли – вместе со Степановым полиция арестовала четверых его подельников. Арестованным грозила смертная казнь. Во время заседания суда Горчаков ворвался в зал и расстрелял и Степанова, и его подручных.

Но почему, спросит нас читатель, вы поместили эту историю в главу, которая рассказывает о проституции? Ответ очевиден – Степанов и подобные ему продавали девушек не только благородного происхождения, но и красавиц, которых похищали в том числе и из домов терпимости. Непокорные чаще кончали жизнь самоубийством, но иногда их и убивали.

Надо признать, что не все одесские проститутки были законопослушными. В архивах Одессы сохранилось немало уголовных дел, повествующих о том, как «ночные бабочки» вступали в сговор с уголовниками, грабили и убивали своих клиентов. Но бывало и так, что они поставляли бандитам своих «коллег»…