Текст книги "Сценарий. Холодный город"

Сергей Романов
Сценарий. Холодный город

 
Время убивать, и время врачевать,
Время разрушать, и время строить.
 

Книга Екклесиаста. 3.3

 
Время умирать – и время рождаться,
Время обнимать – и время уклоняться,
Время бить челом – и время ерепениться,
И вот оно – Время наебениться.
 

Борис Гребенщиков

Сцена первая
Рынок

В голове гудело и иногда трещало, глаза отказывались открываться, а ноги – идти в туалет. Нет, всё тело отказывалось что-нибудь делать. Он не был запойным, он вообще не пил, ну пил там по разным торжественным поводам, а так, чтобы забухать, нет. Работа у него была очень сложная, без права на ошибку, поэтому и не пил.

А что тогда лежит как бревно?

Официально, для себя и для друзей, – это последствие новогодних праздников. Неофициально, тоже для себя, но так, чтобы не думать и не вспоминать, – это празднование окончания старой жизни в стиле обыкновенного русского мужика, небритого и злого. Можно сказать, первая запойная неделя. Или уже две?

А случилось окончание его старой жизни в декабре завершением грандиозного судилища по поводу развода и раздела имущества. Хотя он был только на первом заседании, где во всём признался, нет, признал вину во всём и отдал всё имущество, какое есть, или, как сказала любимая тёща, – никакое. Но от него не отставали и ещё чего-то требовали. И вызывали в суд. Он туда не ходил. А ходил на работу. Да и на работе, посмотрев на него, серого и опустошённого, подумав, отправили от греха подальше в отпуск, на тридцать шесть дней. Вот и Новый год подоспел, шампанское, мандарины, мишура и один красный ёлочный шар. После его встречи он и наметил начало новой жизни. И вот оно начало. Холодная постель в съёмной квартире за большие деньги.

А что так холодно?

Наконец-то открылся правый глаз. Потом левый, и вот он сел и быстро встал. Зашатался, устоял и так же быстро проковылял в санузел. Как-то удобно сел на унитазе, ну и так далее. Так далее, правда, быстро закончилось, потому что не было горячей воды, да и холодная бежала из крана тонкой струйкой. С одной стороны, это привело к быстрому отрезвлению, с другой – озадачило ещё и отсутствием электричества. Он стал бродить по квартире, проверять: электричества не было, батареи и трубы стояков хрустели холодом, связи не было, мобильный телефон мигал, грозясь разрядиться прямо сейчас, и показывал полное отсутствие сети.

«Чё за хрень?» – подумал он. Доковылял до окна. Отодвинул плотную цветастую штору. Посмотрел. Вид с двенадцатого этажа на город был замечательный, но город выглядел странно. Он горел. Горел во многих местах. Два пожара были грандиозными. Чёрные клубы заволакивали очень большие пространства и неба, и горизонта. Он постучал по стеклу, оно звонко ответило. За бортом, до запоя, было минус двадцать пять градусов, а сейчас, наверное, и ещё больше.

«Что это я пропустил? Начало войны или апокалипсиса?» – подумал он, проковылял к кровати, свалился и зарылся под одеяло. На нём были надеты шерстяные носки, спортивный костюм, толстовка. Когда всё это он натянул на себя, он не помнил. Он искал тепла. А на то, что увидел из окна, ему было наплевать. Свой личный апокалипсис он пережил в суде больше месяца назад. А сейчас искал тепла. Немного нашёл. Даже улыбнулся. И уснул. Ничего не снилось. Только темнота. Спал. Потом заболела голова. Невыносимо. Эта боль заставила его встать, одеться в лыжный костюм чёрного цвета с белыми вставками. Новый. Сам себе подарил на праздник неделю назад. Или две?

Боль не привела в порядок другие мысли, они кувыркались в голове, как акробаты, почему-то голые, создавая хаос, почему-то розовый. Одна доминанта была в его мозгу, светлая: спуститься вниз в аптеку купить обезболивающего чего-нибудь и выпить много, чтобы забыть о боли, звенящей, нет кусающей его всего и везде.

Он взял деньги и вышел в подъезд. Лифт не работал. Света не было. Вернулся, взял фонарик в прихожей.

На улице быстро темнело. И скоро весь этот порожняк подъездный покроется мраком. Он как мог, а получалось быстро, спускался вниз по лестничному пролёту. Двери квартир были закрыты. Было тихо. На третьем этаже он вдруг встал, увидев маленькую девочку в красном зимнем комбинезоне. Она стояла в дверном проёме и смотрела на него, как на призрак. Или она была призрак?

Вдруг его кто-то сильно оттолкнул в сторону. Схватил ребёнка и убежал вниз. Всё произошло очень быстро, а он ещё какое-то время смотрел на открытую дверь. Ему казалось, что в квартире кто-то остался и ходит. Почему не закрывает дверь?

«У-у-у!» – боль в голове снова погнала его вниз.

Он вырвался во двор, где было поживей. Куда-то шли люди. Кто быстро. Кто медленно. Он пошёл быстро. Завернул за угол. Между домом и магазином стоял полицейский уазик, все двери его были открыты, ещё мигали синие лампы на крыше, но скоро аккумулятор разрядится, и они потухнут. Окна и двери супермаркета в доме напротив были выбиты, на снегу валялось много упаковок с разной едой, порванные, рассыпанные, раздавленные. Он продолжал идти вдоль дома. А вот и аптека. Входная дверь была закрыта, и защитные рольставни опущены. Окно, выходящее внутрь двора, было разбито. Под ним стоял деревянный ящик.

Как-то он так проворно забрался на него, а потом перевалился внутрь помещения, тоже проворно. На удивление самому себе. Свалился на коробки, что-то захрустело. И ничего не было видно. Он включил фонарик, стал освещать помещение. Всё было перевёрнуто, разбросано. Он нашёл упаковку обезболивающих таблеток, проглотил четыре сразу. Кое-как. Пошёл в холл искать воды. Нашёл, запил, осмотрелся.

У входных дверей лицом вниз лежал труп человека с пулевым ранением в голову. Его кровью было забрызгано всё вокруг. И она уже замерзла. Рядом с трупом стояла открытая коробка с белыми пульверизаторами, пара баллончиков валялась на полу, один был смят словно на него специально наступили, пытаясь раздавить.

Боль отступала, и мысли в голове приходили в некий порядок. Порядок мыслей призывал запастись лекарствами. У двери в провизорную он заметил большую чёрную сумку. В ней уже лежали коробки с лекарствами. Он всё вытряхнул из неё и стал собирать медикаменты по своему разумению. Собирал и с пола, и из шкафов. Многие ампульные препараты уже замёрзли. Он заполнил почти всю сумку. Открыл дверь провизорной, или она сама открылась, посветил туда фонариком. На стуле в центре комнаты сидела женщина в белом халате с выколотым глазом. Вернее, её труп. Он закрыл дверь, чтобы её не беспокоить. Пора было уходить.

Он высунулся в окно. Ящика под окном уже не было. Кому понадобился? Прыгать высоко. Он вернулся в холл. Подёргал входную дверь, она оказалась не заперта, подцепил руками рольставни, дёрнул, дёрнул ещё раз, они с грохотом поползли вверх. Наступил на баллончик, чуть не поскользнувшись, из него с шипением выделилась какая-то пена, видимо, содержимое совсем замёрзло. Он остановился, оттолкнул баллончик и коробку с ними к трупу. Почесал нос, чихнул, наклонился, протолкнув сумку ногой наружу, и сам выскочил, отпустив ставни. Они с грохотом снова закрыли вход. Закрыли страшное место. Страшных мест в городе, видимо, было много. Из магазина напротив продолжали что-то выносить. В дверях лежал труп, они так через него и таскали жратву и выпивку. Стоявший рядом табачный киоск сгорел и уже был засыпан снегом. Рядом валялась бутылка. Он присмотрелся, посветил фонариком: бутылка коньяка «Хеннеси». Он нагнулся и поднял её. Запечатанная, выпала, наверное, когда тащили жратву или делили выпивку.

Люди были какие-то одинаковые. Чёрные. Во всём чёрном или грязном. Как вурдалаки. Да и он тоже.

Бутылку засунул в карман. Осмотрелся. Подхватив чёрную сумку, он зашел обратно в подъезд. Стал подниматься наверх. Но дошёл только до третьего этажа, до квартиры с открытой дверью. Там понял, что смысла возвращаться нет.

Скрутило живот, сильно скрутило, остатки приличия подтолкнули его в квартиру. Он забежал, освещая фонариком комнаты, нашёл туалет, бросил у дверей сумку, кое-как, но быстро разделся. Сел. «Вот она, расплата за бухало тупое и никому не нужное, если поджелудочная не выдержала, так в сугробе и сдохну, никому не нужный дурак. Сорок два года, а дурак дураком», – зло думал он, думал про себя. Вдруг напротив открытой двери в туалет кто-то встал. Он осветил человека. Так и не понял, кто это, он или она. Свет от фонаря совпал со звуком из него выходящим, всё это вместе спугнуло человека, он побежал, споткнулся о сумку, заорал, снова побежал и, видимо, закрылся в дальней комнате и там продолжал орать, дико и страшно.

Диарея прошла сама собой. Он как мог быстро оделся, подобрал сумку, вышел в подъезд, закрыв за собой дверь. Видимо, чтобы не слышать воплей.

Мысли в голове упорядочились, но не до конца. Он шёл по ночной улице. Вокруг падал крупными хлопьями снег. «Возможно, потеплеет», – думал он.

Народ попадался разный. Испуганный. Безразличный. Злой. Как объект для нападения он был неинтересен. Здоровый мужик с сумкой. Может, у него нож. Может, в сумке только майки, трусы и «Доширак». Он шёл к свету. Свет был в конце улицы у большого торгового центра. Туда, на площадь, шло много народу. Много народу шло и в другие стороны. В некоторых дворах жгли костры.

Вдруг раздался крик и звон разбитых окон, оттуда, из разбитых окон, вывалился человек, со свистом пролетел и глухо упал на землю. Никто не подошёл, не посмотрел. Безразличие у всех и ко всему, что бы ни происходило. Или это холод?

А холод стал пронзительным, снег исчез, появился ветер. Он шёл быстро, взмок, и сейчас ветер делал из него ледышку. Ледышку из мужика ростом в метр девяносто сантиметров и сто пять килограммов веса ветер сделал за один квартал ходьбы.

Он вошёл на площадь перед торговым центром, словно путник из тайги в город будущего. Площадь была заполнена народом. Одна часть его стояла в очередь в сам торговый центр, который был освещён. По пару из его вентиляции было понятно, что ещё и отапливался. Другая часть народа курсировала вокруг огромного здания между работающими машинами и машинами, замёрзшими и покрытыми снегом. Да, ещё между ледяными скульптурами и новогодними ёлками, одна из которых работала. Её разноцветные лампочки, может, подбадривали или раздражали, даже выглядели как насмешка над полностью чёрным без света и тепла городом. Ещё были люди, уходящие вглубь города, в его темноту. Зачем? Ещё входы в торговый центр охраняли очень хорошо вооружённые люди в чёрном, руководили потоками пострадавших.

Людская масса скинула его в центр площади, где стояли машины, десяток работающих джипов, в основном «лендкрузеров», двухсоток и трехсоток. Все без номеров. Понятно, что их недавно угнали из автосалонов. Его невольно вынесло прямо к автомобилям.

Молодые мужики, сытые и с оружием, правда, каким попало, пили горячий чай из термоса. На лобовом стекле одной из машин была прикреплена табличка «БЕЗОПАСНОЕ ТАКСИ ОХРАНА». Он смотрел на эту табличку. Мысли в голове становились стройнее и чётче. Хотя, как мысли могут быть стройными? В его голове могут.

– Ко-но-но-во, – вдруг сказал он.

Это было первое слово, которое он произнёс вслух за, наверное, неделю. Или две? Произнёс слогами, язык прилипал то к нёбу, то к зубам, но слово получилось.

– О! Хороший выбор! – к нему подбежал невысокий мужичок с автоматом на плече и пластиковой кружкой чая в руках. – Там и отопление, и связь, и тепловозы. Замечательно.

– Можно легко выскочить из этого балагана, – сказал второй очень здоровый мужик.

– Сколько? – спросил он.

– М-м, двести км, два перевала, м-м. Таксу не знаешь? Понятно, – маленький скосился на сумку. – Тридцать граммов рыжья с пассажира и тридцать за охрану. Если один, то весь вес с тебя.

– Если валюта, то можешь поменять на рыжьё там, – здоровый указал на микроавтобусы в смежном с площадью дворе.

– А рубли-и? – еле выговорил он ещё одно слово кое-как.

Об интонации можно было догадаться только по гортанной «а» в начале фразы.

– Ты чё-ё! Ха-а, – рассмеялись они оба в голос. – Кто такие рубли? Нет таких денег!

– Что в сумке? – просмеявшись, спросил маленький.

– Лека-лекарства, – он кинул сумку на снег.

Маленький проворно открыл, осмотрел, перетормошил всё и закрыл обратно.

– Не, не катит. Зачем они? Валить надо быстро на юг, в сторону юга, неважно. Это главное лекарство.

– Ага, – кивнул здоровый, – а то, как овец, бля, – он кивнул в сторону сияющего здания центра, – как овец, набьют в вагоны, бля, или в бараки, бля, типа переселя, – он осклабился кривоватыми зубами, – тся.

– Чаю, – вдруг сказал или попросил он.

– Чем ответишь? – округлил глаза маленький.

Он пнул по сумке.

– А, да, – кивнул маленький, бодро залез в сумку, вытащил пару пачек нужных ему таблеток, – счас, – и ушёл к дальнему джипу.

Даже не джипу, а бензовозу, его овальный зад торчал из двора. Он нагнулся закрыть сумку, заметил вывалившуюся пачку «Трентала», подобрал её и сунул в карман штанов. «Что ж тут происходит?» – подумал, выпрямился, а сумку поставил между ног.

– Война? – спросил он у здорового.

– А ты откуда? Чё за, бля, вопрос? – удивился мужик.

– Я бухал, – гордо ответил он.

– Молодец, это ты молодец, ты, это, бля, много пропустил, почти всё.

– На-а, держи, – вернулся маленький с кружкой чая.

Он взял в руки чашку с быстро остывающим чаем, хлебнул, хлебнул ещё. Даже почувствовал сахар, выпил всё и слизал как мог сахар со стенок. Подумал, что делать с кружкой, не придумал и кинул под ноги. Где и без кружки валялось всё: пакеты, раскрытые и закрытые сумки, коробки, шапки, рукавицы, игрушки и очень много телефонов.

Потоптавшись немного на месте, он направился в сторону центра, где увидел привязанный к стропилам плакат «РЕГИСТРАЦИОННЫЙ ПУНКТ». В сторону дверей стояло человек сто, может, больше. Он встал с краю, где был ещё один вход, который охраняли два автоматчика.

– Ты чё-о?! Рыло охуевшее!!! – вдруг услышал он крики.

Это выясняли отношения, видимо, военные и эти охранники. Военных было пять человек, они, естественно, были вооружены и, естественно, на взводе эмоциональном. Они пытались пройти внутрь здания, а охрана пыталась забрать у них оружие.

– Ослоёб ебаный! – метафорические сравнения у военных были, как всегда, на высоте стиля. – Ты ни хуя не понял? Долбоёб! Оружие сдавать не будем! Не пустишь – сейчас открываем огонь на поражение, особо наши снайпера, для которых вы, ослы, как, блядь, на ладони, бля! Понял?

Что отвечали охранники, он не слышал. Наверное, им было нечего отвечать, просто нечего.

– Давай веди к главному! У вас есть связь, мы это знаем, нам нужна только связь и всё. Потом мы уйдём.

Кроме очень понятных слов у офицера в руках был ещё один аргумент: автомат Калашникова с приделанным к стволу длинным штык-ножом, который блестел и переливался, отражая свет разноцветных лампочек с ёлки, и был нацелен в шею одного из людей в черном.

– Пошёл, нах-х! – главный из военных наконец-то пнул ногой охранника, и они невнятной толпой закатились внутрь здания.

Недолго думая, он прошёл за ними, прошёл, уже не обращая внимания на разборки внутри большого зала, где всё равно побеждали военные. Он осмотрелся и быстро понял, что дальше путь преграждали произвольные кабинки, собранные из рекламных плакатов и щитов, где стояли столы, за которыми сидели люди в чёрном. Он прокрался в одну из кабинок и сел на стул. С другой стороны стола никого не было. Только гудел включённый ноутбук. Ноутбук был чёрным, без опознавательных знаков.

– Ты-ы недопонял?! Какой на хуй мэр?! Главная комендатура! Связь быстро давай! Урод!

Похоже, победа была за военными. Да и ладно. Ему сытые охранники чего-либо никогда не нравились. Нет не чего-либо, а банков. И все их службы безопасности и эти ещё, коллекторские службы. Наверное, все деньги они уже вывезли сами, наплевав на вкладчиков и кодекс какой-нибудь их чести. Хотя часть их точно попала в те машины, где меняют золото на валюту, или наоборот. Через некоторое время размышлений он понял, что никто ничего не меняет и никуда не возит. Отбирают там же в тёмных дворах, хорошо, если просто отбирают, но это вряд ли, убивают, просто и быстро. Потому что холодно.

Он размышлял и смотрел на одну из стенок кабины, которая состояла из рекламного щита фильма «Бриллиантовый дед» с Дженнифер Лоуренс и Сильвестром Сталлоне в главных ролях. Лоуренс в золотом платье стояла в вызывающей позе, показывая всё своё великолепие через разрез от шеи до пяток. И Слай в виде престарелого качка и любителя Шекспира. «Как он там борется со своим инсультом?» – думал он про Сталлоне, которого разбил паралич прямо перед Рождеством. Он даже в новогоднюю ночь поднял тост за здоровье любимого актёра и за его следующий фильм.

Вдруг перед ним появился молодой, хорошо пахнущий человек в чёрной полевой форме без знаков различия. И приличия, потому как начал с грубости.

– Ты чё тут? – осклабился он. – Кто тут тебя, а? Бл-л!

– А чё? А ты кто? А тут регистрационный пункт? Или чё?! – вдруг, или вернее неожиданно для себя, ответил он человеку в чёрной полевой форме.

Потом они молча смотрели друг на друга. Его бы выкинули обратно на мороз, но охрана была занята военными. Наверное, это и помогло.

– Документы есть? – потерев висок, спросил дознаватель.

– Нет, – буркнул он и уставился на чёрный респиратор с тремя белыми клапанами.

– Ладно. Фамилия, м-м, инициалы, год рождения, профессия, место работы, хронические заболевания. Быстро.

– Ок, Анциферов Виктор Геннадьевич, – он продиктовал инициалы и всё остальное.

Парень бодро забивал данные в ноутбук. Когда закончил, внимательно перечитал и немного озадачился.

– Ещё раз. Доктор?

– Да, – тихо ответил он.

– Точнее, врач, м-м, нейрохирург?

– Да, можно и так, – он успокоился и стал согреваться.

– А место работы? – продолжал уточнять дознаватель.

– Межрегиональный центр нейрохирургии при Областной клинической больнице номер один.

– Извините, – парень крутанулся на стуле и бодро так убежал за плакатные кулисы.

Он уже немного отогрелся, и лёд опять превратился во влагу. Шум в холле прекратился. Военные забрали какой-то аппарат у охраны и вышли на площадь. В этот момент почти рядом с его столом пробежали новые злобные охранники. Громко матерясь, они выскочили на улицу.

– Бз-з, бз-з! – раздалось с улицы.

Военные про снайперов не соврали. Уже далеко не бодрых охранников затащили внутрь здания. Один, видимо, отошёл сразу, второй был тяжело ранен, харкал кровью и кусками лёгкого на зеркальный пол холла.

«Интересно, кто ему будет оказывать неотложную помощь?» – подумал доктор.

Вернулся уже совсем вежливый дознаватель. Причём на стрельбу и вопли раненого никто не обращал внимания. Вообще никто.

– Извините, Виктор Геннадьевич. Можно ещё вопрос? – спросил парень. – Меня зовут Саша, – попутно представился он.

– Да, – кивнул головой он, наверное, излишне резко, потому что она закружилась.

– Вы сейчас, м-м, пьяны? – Саша внимательно посмотрел на доктора.

– Уже не совсем. То есть праздники там-м… – доктор пытался сфокусироваться на глазах дознавателя, как на опоре, глаза были странные, зрачки словно в веснушках рыжих, да и ладно, усидел на стуле и хорошо. – А что? – спросил доктор.

– М-м, события, знаете ли, м-м…

– Да-а, вот наслоилось всё. А что? Ваш вопрос: почему я не на работе или, скажем, не в военкомате?

– Ну-у да, скажем так.

– Так в отпуске был. Бухал. Извините за прямоту. Связь отключил, чтобы не мешали. Вообще, как всегда у нас, всё важное пропустил.

– Понятно. А вы часто так? – он почему-то махнул в сторону афиши со Сталлоне и туда же посмотрел.

– Нет, первый раз так. Так случилось, глупо всё, – серьёзно ответил доктор.

К столу подошёл ещё один дознаватель в такой же форме и такой же маске.

– Скажите, Виктор Геннадьевич, как звали руководителя вашей стажировки во Франции? – спросил он.

– Профессор Бернар Туатье, его отец оперировал президента де Голля, верней, маршала, институт мозга Труали, – ответил доктор.

Дознаватели переглянулись.

– Виктор Геннадьевич, вам надо пройти за мной. И вот надеть этот стикер, – сказал дознаватель и подал доктору кусок липкой ткани, – ладно, давайте, я сам, – он осторожно прилепил стикер к рукаву.

– Вам надо дождаться формирования группы для эвакуации в зале сто тридцать четыре, – махнул рукой в сторону лестницы рябоглазый Саша.

– Я вас отведу, – предложил дознаватель в чёрном.

Они поднимались по проходам торгового центра на верхний этаж. В здании было невероятно много народу. Периодически кто-то кричал, что-то гудело, снова кто-то плакал, было очень душно, но тепло. Видимо, у торгового центра была предусмотрена автономная система отопления и электроснабжения. Как дизели у военных.

В переходе между вторым и третьим этажами собрались люди и охранники. Один с мегафоном громко в него кричал:

– Товарищи! Я ещё раз повторяю! Никакой красной зоны нет! Ваши стикеры означают этапы эвакуации! Посмотрите, они белые, синие и зелёные! Красных нет! Нужно вернуться на места и ждать посадки в эвакопоезда!

Под эти крики они и поднялись на верхний этаж в помещения, где раньше были кинозалы. Все залы были заполнены людьми с синими стикерами на рукавах.

– Вот в этом, – дознаватель указал на кинозал с номером на дверях – 134. – Устраивайтесь, где сможете.

– М-м, вопрос. Где можно переодеться? Зубы почистить? – хотя во что он собирался переодеваться и чем чистить.

– Там туалет, – парень махнул рукой в сторону прохода слева. И ушёл.

Доктор прошёл в сторону туалетов. Везде в проходах и коридорах сидели и лежали люди. Видимо, не один уже день. Туалет был загажен невероятно, но и там были люди. Что делали – непонятно. Он осмотрелся. В конце коридора была ещё одна хозяйственная дверь, припёртая металлическим стеллажом, на вид очень тяжёлым. Доктор подошёл к нему, отодвинул, приоткрыл дверь, протиснулся внутрь. Правда, пришлось оставить сумку возле двери.

Внутри комнаты было совсем тепло, даже жарко. Он осветил фонариком помещение: два квадратных агрегата гудели, перемигиваясь лампочками-датчиками, от них шли толстые кабели прямо в разломы стены. На одном из них была надпись «Тесла».

«Ну и ладно, я им не помешаю», – подумал доктор, снимая с себя одежду. Всё было мокрое. Всё это мокрое он разложил на полу. А сам, практически голый, сел на картонный лист. Да, в комнате было тепло. Ему стало уютно, и он забылся в быстром сне. Сон был цветной и страшный. Он состоял из одних вопросов. Где его дети? Сыну семь лет, а дочери девять. Где они? Где его жена, бывшая, с семьёй её? Может, выехали на дачу? Если выехали, смогли ли растопить печку? Нет. Смогли ли выехать туда, просто выехать? Что они едят? Может, рискнули уехать в Кононово к его матери? Там есть свет и тепло. Уехали или нет? «Не-е-е-ет!!!» – заорала мёртвая женщина-провизор из аптеки.

Он проснулся. От крика мёртвой женщины в его голове и скрипа металлических конструкций торгового центра. А может, от пинка в живот?

– От-т, сука, устроился, заебись. Встать! – ещё один бодрый охранник орал стоя над ним.

– Виктор Геннадьевич, вам всё же надо одеться и пройти в зал 134, – сказал парень-дознаватель по имени Саша. – Пожалуйста.

Он стал одеваться. Вся одежда высохла. Что было очень хорошо. Плохо было то, как они нашли его в этой невероятной толпе. Может, проверяли эти кабели?

Он оделся, куртку и шапку держал в руках. Они вышли, и сразу несколько охранников припёрли дверь.

– Сумка, её нет, – сказал доктор, вдруг вспомнив о лекарствах.

– У вас была сумка? – переспросил дознаватель.

– Да. Её нет. Я… – доктор осматривал проход там, где её оставил.

– Забудьте, она пропала навсегда. Там было что-то ценное?

– Очень относительно. Очень. Там антибиотики и другие, м-м, таблетки. Может, и вам понадобятся.

– Ладно, поищем, – дознаватель покосился на охранника.

Его завели в кинозал, очень плотно забитый людьми.

– Здесь ждите эвакуации, – сказал дознаватель и опять внимательно посмотрел на него, – ваша очередь скоро, – закончил он и быстро ушёл.

– Ага, – ответил доктор.

Он смог присесть только в промежутке между рядами и загородкой выхода. Ноги пришлось прижать. Всё время кто-то из людей входил и выходил. Осмотреться ему не удалось, потому что тело съехало в узкий проход и там застряло.

– Осторожно, сумка! – услышал он сверху, над головой.

Ему было неудобно повернуться, и он чувствовал спиной чью-то сумку, которую смял своим телом.

– Извините, – он немного приподнялся, и из-под него выдернули. Наверное, сумку.

На первом ряду рядом с ним сидела семья. Молодой отец, два мальчика и мама, бледная и нервная. Левая её рука постоянно тряслась. Дети спали. Родители придерживали их и укрывали.

– Пропадают дети, – сказал молодой отец, посмотрев на доктора, – здесь пропадают.

Что ответить ему, он не знал. Покачал головой. Подумал. Развернул куртку и достал бутылку коньяка. Откупорил. Протянул молодому папе.

– Хлебни немного, – предложил он.

– Спасибо.

Парень сделал долгий глоток. Прикрыл глаза. Протянул жене. Она отрицательно дёрнула головой. Сделал ещё один долгий глоток. Вернул бутылку.

– А можно нам? – сзади раздался женский или даже девчачий голос. Повернуться он не мог и просто протянул туда бутылку, её забрали.

– Как так получилось? – спросил он у молодого отца.

– А вы что? – он удивлённо посмотрел на доктора.

– Ну то, – доктор мотнул головой, изобразив незнание и непонимание ситуации, без объяснения причин.

Молодой папа посмотрел на пыльный экран, пожевал нижнюю губу и начал рассказывать.

– Ну, всё началось вечером, тогда, когда взорвали все теплостанции, все сразу. До сих пор горят. А ночью опоры ЛЭП у города, там, где не проехать и куда не долететь. Опоры были заминированы ещё поздней осенью. Все основные ЛЭП взорвали одновременно по сигналу со спутника. Это я на одном ресурсе прочитал, может, и неправда. А все котлы взорвали по типу нарушения технологий, утечка и – бум! – это называется «хлопок», так раньше, ну до этого, взрывали нефтеперерабатывающие, – молодой отец на секунду остановился, потер нос и продолжил, – заводы. Так, чтобы не восстановить. Это я тоже в интернете прочитал. Пока он не пропал. Да, к утру в квартирах было холодно, а через день совсем невозможно находиться. Связи никакой. Да кроме проводного телефона, но недолго. Паника началась, когда стали грабить. Во вторую ночь стали грабить магазины. Всё тащили. Потом стали грабить награбленное. У нас в подъезде такая семья есть неприличная. О-о, там такое было! Потом кто-то приехал и пострелял их из автомата. Не полиция. Её сразу не стало. Вся пропала куда-то. М-м. На третий день появились эти отряды мэра анти, – он снова почесал нос, – террористические и открыли центры для эвакуации.

– Куда? – спросил доктор.

– Что? – недопонял молодой отец.

– Куда эвакуация? – доктор повертел в воздухе пальцами, словно рисуя дорогу.

– М-м, туда, где есть тепло и свет, – неуверенно ответил парень.

– Где есть? – сжал пальцы в кулак доктор.

– М-м, да, это вы, да… – парень посмотрел на кулак и почесал нос, хотя бояться ему было нечего, – в интернете я прочёл под самый конец его, интернета, что вот этот вот ужас во всех городах, больших и средних, случился. Вся инфраструктура нарушена полностью, да ещё зима эта ужасная, вчера минус тридцать два было днём.

– Так и куда эвакуируют? – вдруг резко сказал доктор.

– Не знаю. Нам не говорят. Вывозят партиями. Мы тут второй день. Наши родители в другом центре. Правда, им присвоили белый уровень, низший, а нам почему-то синий.

– Это как?

– Это ВИП! – услышал он сзади себя звонкий женский голос. – Спасибо! Это то, что нужно, – ему вернули почти пустую бутылку, – было на, хи-и, нам. Да!

– На здоровье, – ответил он и протянул бутылку парню, тот отрицательно мотнул головой.

– У нас и выбора нет. У нас дети. Нас сюда привезли…

– Ладно, это бог с ним куда. А если такие теракты и эвакуация, то это война?

– Да нет. Никто вроде не нападал. На Кавказе они за независимость опять…

– Ну это с лета. Из города все эти оглы, или кто они там, летом съехали, кто куда, – ухмыльнулся доктор, вспомнив вопли старшей медсестры о том, что все санитарки киргизки уехали. – Ещё все новости, всё лето про это, куда, мол, едут бедные, бля, – доктор вдруг почесал нос, так же, как и парень. – М-м, то есть из нормальных, ни Китай, ни Штаты, никто войну не объявлял?

– Да нет. Только эти, как они говорят, технологические сбои и всё.

– Это типа взорвали по сигналу со спутника и технологические сбои? Во всех городах страны?

– Ну-у не во всех, только на Урале в Сибири точно, про Дальний Восток не знаю, но вроде нет. В Москве и Питере ничего такого не происходит, на юге тоже. Только рубль обвалился, и всё.

– Так Сибирь – это и есть вся страна, не Москва же с этим, бля, Сочи.

– Да-а, это да, – нахмурился парень.

– А кто руководит всем этим? – доктор хотел сказать бардаком.

– Не знаю. Вроде все чиновники и депутаты в отпуске. Какие-то бодрые люди появляются и руководят. Говорят, из сектора двадцать семь. Что за сектор? – пожал плечами парень. – Да всем и наплевать, главное – в тепло и подальше отсюда.

Про себя доктор подумал: «Сами взорвали, сами отряды создали, эвакуируют сами. Как и куда?»

– На чём эвакуируют?

– Аэропорты стоят все, нет же электричества, ничего не работает. Кроме военных, наверное. Вчера два МиГа над городом летали. А Транссиб тоже встал, но, говорят, тепловозами до станций, где есть тепло, и дальше. Говорят, там эвакуационные посёлки уже созданы для перемещённых лиц, как-то так они называются.

– Быстро создали, за одну ночь что ли?

– Мировая общественность помогает, – вдруг сказала жена парня.

– Какая общественность? – ухмыльнулся доктор.

– Мировая, сам мэр по скайпу говорил с нами вчера. Говорит, мировая общественность не позволит стихии разрушить наши города, – громко продолжила жена.

– Интернета нет. По какому скайпу говорил-то? – усомнился доктор.

– У них вроде есть, у этих, – мотнул головой парень и он же отец. – Нам в записи по громкой связи транслировали.

– А сам мэр где? А губернатор где? – не унимался доктор.

– В интернете читал, м-м, когда он был, что он в Париже. А где губер, м-м, не знаю. Да, вчера, вроде, сказали, что наш город под протекторатом Франции находится и что нас туда будут эвакуировать.

– Это невероятно круто: сразу во Францию. Тебе не кажется вся эта история как минимум странной?

– Я так устал, мне уже ничего не кажется, мне бы семью вывезти отсюда, всё равно куда, хоть в Африку, там таких холодов нет.

– Всё равно непонятно, быстро всё придумали, бирки, уровни эвакуации, отряды, Франция… Чё это? Почему Франция? – сам себе бурчал доктор, ширкая замком куртки.