Текст книги "Сердце Москвы. От Кремля до Белого города"

Для того чтобы обезопасить Кремль от пожаров, по указу Ивана III убрали все строения за Неглинной на расстоянии 109 саженей от кремлевских стен (в некоторых книгах освобожденное место у стен Кремля почему-то называется плацдармом, то есть местом для размещения оружия, что никак не соответствует действительности), что было оценено многими весьма отрицательно, а в особенности разрушение церквей. Вот редкое, дошедшее до нас свидетельство выражения тогдашнего общественного мнения в устах архиепископа Геннадия: «А ныне беда стала земская да нечесть государская великая: церкви старыя извечныя выношены из города вон… да еще паки сверх того и кости мертвых выношены на Дорогомилово, ино кости выносили, а телеса ведь туто остались… А гробокопателям какова казнь писана! а ведь того дня, что будет воскресение мертвых, не велено их с места двигнути… от Бога грех, а от людей сором». Насколько известно, архиепископ не поплатился за эту критику властей, но она и не имела никаких последствий: власти взяли да «выметали» церкви, и все тут.

Одновременно с возведением крепостных стен велось немалое строительство и внутри Кремля. В Чудовом монастыре между 1473 и 1476 гг. построили Алексеевскую церковь, в 1485 г. – церковь Ризоположения у митрополичьего двора, а на самом дворе – палаты в 1474 г., в 1480-х гг. – Богоявленскую церковь на Троицком подворье, а также трапезную палату и церковь Рождества Богородицы; на своих кремлевских дворах строили палаты бояре Василий Образец, Иван Голова и его брат Дмитрий Ховрин. Рядом с Успенским собором работали псковские мастера, заложившие в 1484 г. Ризоположенскую церковь, законченную через два года; они же строили новый Благовещенский собор на подклете прежнего храма, законченный в 1469 г.

Кремль при Иване Великом

Тогда же Иван III решил устроить для себя каменные палаты вместо деревянного дворца. В 1487 г. с западной стороны Благовещенского собора заложили великокняжеский дворец, строителем которого сначала был Марк-фрязин, а в дальнейшем Пьетро Солари. В составе великокняжеского дворца была Грановитая палата, законченная летом 1491 г. Сам дворец, представлявший собой живописный ансамбль нескольких зданий, закончили только в 1508 г. из-за огромного пожара, начавшегося 28 июля 1493 г. Тогда в Кремле сгорели дворы великого князя и митрополита, церкви и многие строения: «…многа бо тогда людем скорбь бысть, болши двою сот человек згоре людей, а животов бесчислено выгоре у людей; а все то погоре единого полудни до ночи. А летописец и старые люди сказывают, как Москва стала, таков пожар на Москве не бывало».

В связи с возведением дворца великого князя пришлось вывести из Кремля далеко за город древний Спасский монастырь, от которого осталась лишь небольшая церковь. В 1503 г. в Чудовом монастыре закончили каменную церковь Чуда Михаила Архангела.

Иван III не дожил до завершения многих своих замыслов – он умер в 1505 г., отказавшись принять перед смертью схиму, как обычно делали его предшественники да и преемники.

При сыне Ивана III Василии строительство в Кремле не прекращалось: с восточной стороны вдоль стен под руководством Алевиза-фрязина в 1508 г. начали рыть огромный ров: «Тоя же весны князь великий велел вкруг града Москвы ров делать камением и кирпичем и пруды чинити вкруг града Алевизу фрязину». Ров этот был глубиной около 8 м и шириной поверху 34 м; его наполняла вода из реки Неглинной. В 1505–1508 гг. итальянский архитектор Алевиз Новый построил большой Архангельский собор вместо старого и небольшого времен Ивана Калиты. Зодчий использовал традиционные формы, но декорировал их совершенно необычно: так, закомары он заполнил изящными резными белокаменными раковинами, которые с тех пор полюбились русским строителям, а снаружи опоясал собор открытой галереей на полуколоннах тосканского ордера и главный западный вход украсил перспективным резным порталом. Этому же архитектору принадлежит и монументальный собор кремлевского Вознесенского девичьего монастыря, а также три церкви – Николы Гостунского, построенная в 1506 г. на Ивановской площади, Рождества Иоанна Предтечи у Боровицких ворот – в 1509 г. и Рождества Богородицы в Сенях – в 1514 г.

Другой итальянский зодчий, о котором нам почти ничего не известно, – фрязин Бон – построил в 1505–1508 гг. колокольню, которая занимает центральное место в ансамбле Соборной площади Кремля. Он возвел первые два восьмерика знакомого нам сооружения, а пристройка к колокольне была произведена итальянским мастером Петроком Малым в 1539 г. Таким образом, в начале XVI в. композиционный центр Кремля – Соборная площадь – получил свое окончательное оформление и Кремль совершенно обновился.

При Иване Грозном в кремлевском подворье Троице-Сергиева монастыря возвели замечательную шатровую церковь во имя преподобного Сергия, а все подворье обнесли каменной оградой. Для царских детей Ивана и Федора царь в 1560 г. указал выстроить деревянные хоромы на бровке холма с каменной церковью Сретения, а над алевизовским подклетом построили так называемые Мастерские палаты, где создавали предметы царского обихода.

Со временем усложнялся управленческий аппарат, для которого с юга Ивановской площади, почти на бровке холма, в 1591 г. выстроили протяженное здание приказов, которое разобрали и построили заново в 1680 г.

Царь Борис Годунов тоже задумал грандиозное строительство в Кремле, где он предполагал выстроить огромный собор Всех Святых, для чего даже изготовили из золота модель его, украшенную драгоценными камнями, но смерть царя в 1605 г. остановила все работы. Как записал летописец, «и камень, и известь, и сваи – все было готово, и образец был древяной зделан по подлиннику, как составляетца „Святая святых“, и вскоре его смерть застигла». В 1600 г. Борис Годунов надстроил Ивановскую колокольню до высоты 81 м. После его кончины наступило Смутное время, когда было не до солидных построек, когда «судьбами Божьими и за грех всего православного христианства Московское государство от польских и литовских людей разорилось и запустело… И от того Московского государства всяким людям скорбь конечная». В то время собирались все города прийти к Москве и бороться против «злых разорителей», которые явились «на резанье христианское», против тех, кто «хочет государством Московским завладети, и веру христанскую попрать, и всех православных христиан, конечно, хотят в плен и в расхищенье похитить».

С освобождением Москвы пришлось заняться государственным устройством, и только после выборов нового царя – Михаила Романова – стало возможным приступить к исправлению разрушений, нанесенных во время военных действий. В 1621 г. надстраивается Спасская башня, и там помещаются новые куранты, а в дальнейшем – уже в конце века, между 1672 и 1686 гг., – появляются шатровые верха и у других башен. О впечатлении, производимом кремлевскими башнями, свидетельствует знаменитый немецкий ученый и путешественник XIX в. Александр Гумбольдт: «Характер московской архитектуры непостижим. Громкие слова „византийский“, „готический“ совсем его не определяют… В Москве имеются башни наподобие ступенчатых пирамид, как в Индии и на Яве».

В 1624 г. у Ивановской колокольни появляется так называемая пристройка патриарха Филарета, на стене которой было написано, что она возводится царем Михаилом по совету патриарха. С умиротворением страны возводятся в Кремле роскошные здания для царской семьи. В 1635–1636 гг. на месте так называемой царицыной половины поднимается Теремной дворец, живописное сооружение с высокой расписной крышей и шатровыми крыльцами. С восточной стороны в комплексе дворцовых сооружений строятся также несколько церквей: в 1627 г. – Святой Екатерины, в 1635 г. – Верхоспасский собор и позднее – в 1681 г. – Распятская церковь. Все они получили общее завершение в виде одиннадцати глав, образующих три пятиглавия группы. В том же году с западной стороны возвели Богородичную церковь, от которой сейчас видна только ее глава.

Не только царский дворец перестраивается в XVII в. Патриарх Никон, который считал церковь и себя выше земной власти, построил в 1655 г. великолепный собор Двенадцати Апостолов рядом с перестроенными и увеличенными патриаршими жилыми палатами.

Новые моды, новые увлечения приходили в старозаветную Москву и проникали в оплот ее – Кремль. Царь Алексей Михайлович увлекался театром: для царской потехи приспособили бывшие палаты Милославских и назвали их Потешным дворцом по представляемым там театральным пьесам, «царским потехам».

В Кремле вводились более строгие правила посещения. Конечно, туда можно было войти всякому, но вот въезжать на лошади разрешалось только «старым подьячим», да и то до определенных заранее мест. Для них отводились «указные места», специальные «парковки», где надо было оставить лошадь с экипажем, а уж далее идти пешком.

Арсенал

Новое XVIII столетие началось для Кремля катастрофой: в 1701 г., который по повелению Петра I стали считать не от «сотворения мира», а от рождения Христа, Кремль охватил большой пожар, в котором сгорели его многочисленные деревянные здания, а каменные еще долго стояли неотделанными. Несмотря на то что Петр не любил Москву и перенес столицу на берега Невы, строительство в Кремле все же продолжалось: на месте сгоревших строений в 1702 г. начали возводить самое большое здание петровского времени – Цейхгауз, или Арсенал, предназначенный для хранения оружия и военного музея, законченный только в 1736 г.

После поражения русской армии под Нарвой существовала реальная опасность нападения Карла XII на Москву. Следовало принять меры для защиты города, и 6 мая 1707 г. Петр издает указ о его укреплении, и уже в начале следующего месяца приступили к работе, но до назначения царевича Алексея она шла довольно медленно. В начале следующего года Петр указывал: «Фартецию Московскую надлежит, где не сомкнуто, сомкнуть, буде не успеют со всем, хотя бруствером и полисадами; понеже сие время опаснейшее суть от всего года…» – и добавлял, что надо «всем здешним жителям сказать, чтоб в нужном случае готовы были все и с людьми, как уже указ дан, под казнию». Царевич Алексей, назначенный руководить работами, «изволили приказать боярам всякому по болверку, чтоб делали работные люди поскорее». В башнях тогда растесывали отверстия для установки больших пушек, а у стен и Кремля и Китай-города насыпались земляные укрепления – болверки от немецкого слова (bollwerk), которые так и назывались по фамилиям бояр: Голицынский, Бутурлинский, Салтыковский.

В течение первой половины XVIII в. в Кремле почти не строят, только время от времени поддерживаются некоторые здания. В опустошительный пожар 1701 г. сгорел и старый царский дворец, который долго стоял обгорелым, пока в 1722 г. к коронации жены Петра Екатерины I не были приготовлены две палаты – Грановитая и Столовая. После коронации дворец опять опустел; императрица Анна Иоанновна вместо починки дворца приказала построить небольшое деревянное здание у Арсенала и назвала Анненгофом. Императрица Елизавета Петровна, проведшая молодость в Москве, вдали от петербургского двора, приказала построить на месте старинных царских палат дворец по проекту архитектора графа В.В. Растрелли, который строил другой архитектор – князь Д.В. Ухтомский (по его рекомендации чуть было не снесли Теремной дворец, но вместо этого разобрали Столовую, Ответную, Золотую палаты). Он же возвел рядом с дворцом щедро украшенную Оружейную палату, снесенную через несколько лет для нового амбициозного проекта – теперь уже Екатерины II.

Самые большие разрушения (исключая, конечно, советское время) Кремль испытал именно при просвещенной Екатерине, которая затеяла почти полную его перестройку. Она поручила выполнить ее архитектору В.И. Баженову, считавшему, что необходимо «обновить вид сего древностию обветшалого и нестройного града» (прямо советский Каганович). Баженов представил проект подавляюще огромного здания – длиной более полукилометра, протянувшегося по южной стороне кремлевского холма. Позади его монотонного фасада скрывалось живописное разнообразие соборов, церквей, дворцов и палат. Эта постройка, по сути дела, уничтожала Кремль как древний общенациональный символ.

Поэт Г.Р. Державин откликнулся на претенциозную затею:

 
Прости, престольный град, великолепно зданье
Чудесной древности, Москва, Россий блистанье,
Сияющи верхи и горды вышины,
На диво в давний век вы были созданы,
Впоследни зрю я вас, покровы оком мерю
И в ужасе тому дивлюсь, сомнюсь, не верю.
 

В 1771 г. уже начали подготовку к строительству и первым делом сломали южную стену Кремля с несколькими башнями, здание приказов и много других сооружений. Однако через два года все остановилось – Екатерина отменила стройку. Причиной была непрочность грунтов для этого колосса – уже начал трескаться Архангельский собор, который пришлось укреплять массивными контрфорсами, а также финансовые затруднения в связи с войной с Турцией, в результате которой, как были предупреждены строители, «во всех казенных строениях будет убавка на деньги… а не минует того и Кремлевское». Удивительно, но будущий знаменитый историк Карамзин мечтал сломать Кремль: «Иногда думаю, где быть у нас гульбищу, достойному столицы, – и не нахожу ничего лучше берега Москвы-реки между Каменным и Деревянным мостом, если бы можно было сломать там Кремлевскую стену, гору к соборам устлать дерном, разбросать по ней кусточки и цветники, сделать уступы и крыльцы для всхода, соединить таким образом Кремль с набережною, и внизу насадить аллею. Тогда, смею сказать, московское гульбище сделалось бы одним из первых в Европе. Древний Кремль с златоглавыми соборами и готическим дворцом своим; большая зеленая гора с приятными отлогостями и цветниками; река немалая и довольно красивая, с двумя мостами, где всегда движется столько людей; огромный Воспитательный дом с одной стороны, а с другой длинный, необозримый берег с маленькими домиками, зеленью и громадами плотового леса; вдали Воробьевы горы, леса, поля – вот картина! вот гульбище, достойное великого народа! Тогда житель Парижа или Берлина, сев на уступе Кремлевской горы, забыл бы свой булевар, свою Липовую улицу…» Иногда поражает слепота людей.

Попытки тотальной перестройки Кремля на этом не закончились – другой известный архитектор эпохи классицизма М.Ф. Казаков также представил свой проект. Он не был воплощен в жизнь, однако несколько крупных зданий было все-таки возведено. Одно из них – здание Присутственных мест, или Сенат, представительное сооружение с оригинальным планом в виде треугольника, с куполом, отмечающим великолепный парадный зал. Сенат построили в 1776–1787 гг. на месте дворов Белосельских и Трубецких, части монастырского Чудовского конюшенного двора, нескольких церквей и дворов государевых духовников.

Здание предназначалось для московских департаментов Сената, некоторых других учреждений, а также для собраний московского дворянства (тогда еще не было собственного дворянского дома с его Колонным залом в Охотном Ряду).

В 1775–1776 гг. также по проекту М.Ф. Казакова строился дом для архиепископа Платона (Левшина), впоследствии московского митрополита. Это было двухэтажное здание, закругленный угол которого с полуротондой, украшенной колоннами, выходил на Ивановскую площадь. Казаков также пристроил к Алексеевской церкви XVII в. Чудова монастыря совсем не подходящее к ней крыльцо в готических формах, которые тогда считались «древними».

В начале XIX в. Дворцовой канцелярией стал заведовать энергичный П.С. Валуев, который принялся наводить порядок в запущенном кремлевском хозяйстве. Он испросил у императора Александра разрешение на снос, получил его и разрушил в Кремле много старинных зданий, в числе которых были замечательные Гербовые ворота, Годуновский дворец, подворье Троице-Сергиева монастыря с прекрасной шатровой Сергиевской церковью и еще несколько древних сооружений. Как заметил историк И.Е. Забелин, «исчезало многое ветхое, но вместе с тем исчезало иное не ветхое, только потому, что оно уже не отвечало вкусам нового времени и представлялось только памятником грубой и неуклюжей деревенской старины».

На месте дворца Бориса Годунова в 1810 г. была построена Оружейная палата в стиле классицизма по проекту архитектора И.В. Еготова, который умело завершил ансамбль площади с Арсеналом и Сенатом.

Тогда же приступили и к ремонту кремлевских стен. Совсем ветхую Свиблову башню пришлось переложить в 1806 г. заново, а над Никольской башней возвели новый шатер, украшенный готическими деталями по проекту архитектора К.И. Росси. В 1809 г. этот же архитектор начал строить перед старинным собором Вознесенского монастыря церковь Святой Екатерины в том же готическом стиле, перекликающемся с декором соседней Спасской башни.

В 1812 г. обновленный Кремль едва не избежал полного разрушения. Наполеон, предводитель «двунадесяти языков», сборной армии из жителей завоеванных им стран Европы, вынужденный уйти из Москвы, вознамерился разрушить самое значительное ее сооружение – Кремль.

Саперы заложили мины и подожгли фитили, но начавшийся проливной дождь их намочил, некоторые заряды не взорвались, а другие москвичам удалось погасить, но все же были причинены большие разрушения. Один из московских жителей вспоминал: «…меня разбудил сильный толчок, и в то же мгновение вся Москва пришла в ужас от самаго страшнаго взрыва, какой только можно себе представить. Разбитыя окна, крики женщин, всеобщий испуг, невозможность найти убежище, страх быть раздавленным падающими домами – все это распространило повсюду ужас… почти через полчаса последовали два новые удара, но уже слабее перваго; затем в меньшие промежутки было еще три взрыва, и этим все кончилось». Вот еще одно свидетельство очевидца: «Вдруг, должно быть уже за полночь, раздался взрыв в Кремле. Наш дом заколыхался, и вся мебель заходила. Мы себя не вспомнили от страха и бросались все из дома. Стоим мы среди двора и слова не вымолвим, еще в себя не придем, как загремел другой взрыв. Тут мы подумали, что пробил наш смертный час, и стали прощаться друг с другом. Помнится, что было еще три взрыва, и мы до самаго разсвета просидели на дворе».

Оружейная палата Московского Кремля

Были подорваны башни с речной стороны крепости – Петровская, Первая Безымянная, Водовзводная, – и от взрывной волны свалилась верхушка соседней Боровицкой башни, разрушены северная часть Арсенала и прясло стены между Угловой Арсенальной и Никольской башнями, а у последней сорвало верх. Как передавал очевидец, между Угловой Арсенальной башней и Троицкими воротами он увидел «текущую беловато-серую, волнующуюся массу, которая в виде водопада с необыкновенным шумом низвергалась в бывший в то время ров». Это оказались бумаги кремлевских архивов.

Внутри Кремля пострадали Кремлевский дворец и Грановитая палата; взорваны звонница и Филаретова пристройка рядом с колокольней Ивана Великого, которая устояла.

Если можно было бы понять разграбление Кремля солдатами Наполеона или его желание получить в качестве трофеев статую Георгия Победоносца с купола Сената, двуглавого орла с Никольской башни и крест с Ивановской колокольни, то приказ Наполеона взорвать Кремль можно расценить как варварский и ничем не оправданный поступок дикаря:

 
Не будь Кремля – изрек злодей,
Но Кремль стоит священный;
Вспылал лишь древний дом царей,
Убийцей оскверненный.
 

В.А. Жуковский

Вот строки из донесения московского обер-полицмейстера Ивашкина от 16 октября 1812 г.: «Сего числа, в 12 часов пополуночи, прибыл я в Столицу, где нашел многия улицы, по распоряжению Господина Генерала-Майора Бенкендорфа от трупов людей и мертвых лошадей очищенными, и спокойствие водворено. Отправясь немедленно в Кремль, усмотрел я, что Арсенал от Никольских Ворот подорван, Грановитая Палата созжена, а Колокольня Ивана Великаго осталась посреди окружающих ее колоколен, кои также подорваны, невредимою, крест же с оной снят и взят неприятелями».

Восстановление и ремонт Кремля длились долго – в течение 20 лет. Тогда отремонтировали разрушенные здания, изменили конструкцию и вид надстройки Никольской башни, переложили наружные поверхности кремлевских стен новым, специально изготовленным кирпичом, побелили стены, а вместе с ними Троицкую, Спасскую и Никольскую башни. В 1817 г. к приезду важных гостей – русского императора Александра I и прусского короля Фридриха-Вильгельма III – Кремль стали приводить в «порядок»: снесли старинную церковь Николы Гостунского, стоявшую на Ивановской площади недалеко от Спасских ворот, и устроили столь любимое сердцу правителей место – плац-парад.

В процессе восстановления и ремонта Кремля были выстроены и новые здания: так, напротив Потешного дворца возвели три Кавалерских корпуса, стоявшие рядом друг с другом по линии улицы, а также рядом и позади – еще несколько: Офицерский, Гренадерский, Кухонный и Синодальный.

Для расширения дворцовых помещений приобрели митрополичий дом у Чудова монастыря и надстроили его третьим этажом – с 1831 г. он стал называться Малым Николаевским дворцом.

Царский дворец также сгорел в 1812 г., и к приезду императора Александра I его пришлось не только восстанавливать, но надстраивать и расширять, что и было сделано по проекту В.П. Стасова в 1816–1817 гг. Это здание простояло до начатой по указу Николая I большой перестройки в духе официозной архитектуры, выразителем которой был его любимый архитектор Константин Тон, воплотивший представления императора об «истинной» русской архитектуре. Кремль был подвергнут безжалостной хирургической операции.

В 1838 г. началось возведение Большого Кремлевского дворца, продолжавшееся 10 лет: на бровке кремлевского холма выросло огромное монолитное здание, закрывшее собой живописный объем Теремного дворца, дворцовые церкви и собор Спаса на Бору, а из старинных зданий лишь Грановитая палата и Красное крыльцо по-прежнему выходили на Соборную площадь. Ящикоподобный, монотонный объем нового дворца заменил собой живописную группу разных строений, существовавших на этом месте с XVI в. Рядом с ним с 1844 по 1851 г. на месте Конюшенного двора строилось здание Оружейной палаты, близкой дворцу по отделке и масштабу, с такой же монотонной обработкой фасадов, где особенно непригляден цокольный этаж. Соединяет оба этих строения здание апартаментов.

Тогда же, и это вполне укладывалось в сознание преобразователей, разрушили древнюю церковь Рождества Предтечи, ведущую свою родословную от первой церкви, стоявшей в основанном Владимиром Мономахом городе. Как говорили, она мешала виду из Большого Кремлевского дворца, не сообразуясь с казарменной правильностью новых зданий, любезных взору царя. За церковь вступились ревнители старины, писали московскому митрополиту Филарету, но этот чиновник от духовного ведомства отказался от ее защиты.

После Николая I Кремль в течение второй половины XIX в. оставался, по сути дела, без перемен. Только уже в самом конце века на открытом месте, вдали от древних его строений, было решено поставить памятник царю-освободителю Александру II. Памятник возвели в 1890–1898 гг. на краю крутого склона холма в восточной части Кремля, против Малого Николаевского дворца, где родился император. Памятник представлял собой сложную композицию (архитектор Н.В. Султанов) из массивной высокой шатровой сени, под которой стояла фигура царя (скульптор А.М. Опекушин), с трех сторон ее обходила галерея на колоннах с 33 мозаичными медальонами русских князей, царей и императоров – от Владимира до Николая Павловича (художник П.В. Жуковский).

До большевистского переворота октября – ноября 1917 г. Кремль жил тихой жизнью, оживляясь только в редкие приезды императорского двора в Первопрестольную. Он был тогда духовным центром с самым почитаемым православным храмом – Успенским собором, где находилась и самая почитаемая икона – Владимирская Богоматерь, с двумя старинными монастырями, в одном из которых – Чудовом – хранились мощи святого митрополита Алексия. Кремль, часть города Москвы, был полностью открыт для всех желающих. Нельзя забывать, что Кремль и тогда являлся крупным музейным центром. Для того чтобы посетить императорские дворцы, надо было только взять бесплатный билет в Дворцовой конторе и также бесплатно осмотреть Синодальный дом с его богатейшей ризницей.

Однако в советское время все изменилось: с 1918 по 1955 г. Кремль был закрыт, да и теперь большая часть его недоступна для посещения и осмотра.

Взятие власти в 1917 г. в Москве проходило не так, как в Петрограде: в Москве нашлись здоровые силы, способные противостоять узурпаторам законной власти, которые только на восьмой день после ожесточенных боев, не останавливаясь перед самыми крайними мерами, одержали победу.

Как только было получено известие о взятии власти в Петрограде, их московские товарищи объявили об организации вооруженного восстания и отправили указания занять стратегически важные пункты города – телефон, телеграф, почтамт и др. Городской голова заявил, что Московская городская дума является единственно легитимной властью в городе и она, естественно, не подчинится противозаконным распоряжениям большевиков. В Москве сосредоточились запасные формирования, дисциплина была расшатана, офицеры не имели никакого авторитета, и большевики легко привлекли солдат на свою сторону. Одними из самых активных участников восстания были так называемые двинцы, дезертиры-правонарушители, переведенные из тюрьмы города Двинска в московскую Бутырскую и выпущенные оттуда.

Кремль находился сначала под властью большевиков, но 28 октября его комендант, не имевший связи со своим центром, открыл ворота для законных формирований, состоявших в основном из юнкеров и студентов. Юнкера вошли в Кремль, начали выводить солдат из Арсенала и разоружать их. В это время со стороны солдат, не сдавших оружие, раздались ничем не спровоцированные выстрелы – было убито несколько юнкеров, остальные в панике бросились бежать. Строй юнкеров рассыпался, и стоявшие позади и охранявшие их броневики и пулеметы были вынуждены открыть огонь по большевистским солдатам. Советские историки полностью исказили факты и представили дело так, что «невинных» солдат «зверски» расстреляли студенты и юнкера.

Миролюбивая позиция командира Московского военного округа полковника К.И. Рябцева (которая позднее послужила его обвинению и расстрелу белыми) отнюдь не могла способствовать обузданию бунтовщиков, и беспощадная война, продолжавшаяся до 2 ноября, развернулась на улицах города. Большевики пустили в ход орудия, в том числе тяжелые, разместив их на командных высотах. Они не остановились перед обстрелом Кремля: 31 октября мастерским тяжелой и осадной артиллерии была поставлена «боевая задача: обстрелять Кремль, для этого выбрать, занять позицию и немедленно приступить к обстрелу»; 1 ноября приказали «открыть рано утром огонь по Кремлю, заняв предварительно теми орудиями, какие стоят на Москве-реке, угол Волхонки и Моховой, а также место около большого Каменного моста». Командир артиллерийского расчета вспоминал, что «артиллеристы были восхищены выбором позиции… Кремль был виден как на ладони… словом, в любую точку без единого промаха можно было класть снаряды».

Сначала «Бюллетень военно-революционного комитета» сообщил, что «во время обстрела сильно повреждены Кремль, Чудов монастырь и Успенский собор», но вскоре большевики спохватились, заявив, что повреждения, нанесенные кремлевским памятникам, совершенно незначительны: «…ни одно здание, имеющее археологическую ценность, не разрушено до основания или хотя бы частью».

Представители противной стороны придерживались, однако, другого мнения.

Вот свидетельства очевидцев. Н.П. Окунев, простой москвич, дневник которого чудом уцелел и был издан в 1997 г., писал, что «в Кремль не пускают, но я уже видел страшные язвы, нанесенные ему кощунственными руками: сорвана верхушка старинной башни, выходящей к Москве-реке (ближе к Москворецкому мосту), сбит крест с одной из глав „Василия Блаженного“, разворочены часы на Спасской башне, и она кое-где поцарапана шрапнелью, наполовину разбита Никольская башня, и чтимый с 1812 г. за свою неповрежденность от взрыва этой башни французами образ св. Николая Чудотворца уничтожен выстрелами без остатка. Как же это щадили его татары, поляки и французы? Неужто для нас ничего святого нет? Должно быть, так. По крайней мере, я слышал, какой-то солдатишко, идя по Мясницкой, ораторствовал, „что там ихний Кремль, жись-то наша чай дороже“. Подумаешь, до чего может дойти русский мужик своим умом!.. В Кремле снаряды попали в Успенский собор, в Чудов монастырь, в церковь 12-ти Апостолов, в Малый дворец, и вообще, должно быть, пострадал наш Святой и седой Кремль больше, чем от нашествий иноплеменных». Известный искусствовед А.М. Эфрос по горячим следам писал, что «при бомбардировке не осталось нетронутым ни одно кремлевское сооружение: следы – от пулевых пробоин до снарядных зияний – есть на каждом. Меньше всех пострадал как раз наименее значительный в художественном отношении Большой Кремлевский дворец. Сильнее всего разворочен Чудов монастырь. Его стены, окна, крыльцо представляли сплошную рану. Стены пробиты насквозь, искрошены наличники окон, разбиты колонны крыльца; внутренние части монастырских помещений, главным образом архиерейские покои, чрезвычайно пострадали».

Митрополит Евлогий, участник Поместного собора 1917 г., выбравшего в Успенском соборе патриарха, вспоминал, что он увидел, выходя оттуда: «Когда мы вышли из собора, я удивился разрушению кремлевских церквей. Октябрьский штурм был беспощаден… Дыры на куполе Успенского собора, пробоины в стенах Чудова монастыря. Пули изрешетили стены собора Двенадцати Апостолов. Снаряды повредили соборы Благовещенский и Архангельский. Удручающая действительность… Веяние духа большевистской злобы и разрушения – вот что мы почувствовали, когда в высоком духовном подъеме вышли из Успенского собора… Полной радости не могло быть, только молитвенная сосредоточенность и надежда, что Патриарх, быть может, остановит гибельный процесс. По древнему обычаю после интронизации Патриарх должен торжественно объехать Кремль, благословляя народ. Эта процессия обставлялась когда-то с большой пышностью. Теперь патриарший объезд Кремля являл картину весьма скромную. Патриарх ехал на извозчике с двумя архимандритами по сторонам; впереди, тоже на извозчике, – „ставрофор“, т. е. крестоносец, иеродиакон с патриаршим крестом. Несметные толпы народа при приближении Патриарха Тихона опускались на колени. Красноармейцы снимали шапки. Патриарх благословлял народ».