Текст книги "Сердце Москвы. От Кремля до Белого города"

Покровский собор (храм Василия Блаженного)

Хотя о Покровском соборе известно много – и даты постройки, и даты перестроек, и даже предполагаемые имена зодчих, но неясны предшественники, прообразы Покровского собора и его символика. До недавнего времени повторялось (без надлежащего исследования), что формы собора были заимствованы у церкви Иоанна Предтечи в Дьякове, что у села Коломенского, но стали выражать «совершенно новое художественное качество». Оказалось же, что все наоборот – дьяковская церковь была построена позже Покровского собора.

Покровский собор, возможно, самое таинственное сооружение в русской архитектуре. Понятно, что такой необычный храм выражает нечто символическое, что недаром он выстроен иначе, чем строились сотни храмов и до него, и после. Многие исследователи предлагали свои версии, иногда талантливые и убедительные, а иногда и бесталанные, иногда остроумные и не очень.

Некоторые видели в соборе изображение Богоматери в виде столпа главной церкви и предстоящих ей святых в виде меньших столпов, другие – символ храма царя Соломона или образ священного града Иерусалима: отождествляли столп Покровской церкви с главным храмом, четыре столпа, поставленные по сторонам света, – с крепостными башнями, а меньшие столпы – с городскими храмами.

Несмотря на то что это одно из наиболее известных сооружений не только Москвы, но и вообще России и ему посвящены десятки публикаций, история его, причины постройки и прошлое полны тайн.

Покровский собор (храм Василия Блаженного)

Чуть ли не все путешественники, посещавшие Москву, в путевых записках рассказывали о Покровском соборе. Первое известное упоминание – немца Генриха Штадена, ставшего опричником: «…на площади под Кремлем стояла круглая церковь с переходами; постройка была красива изнутри и над первым переходом расписана золотом многочисленными изображениями, изукрашенными золотом и драгоценными камнями, жемчугом и серебром». «Великолепной церковью» назвал Покровский собор посол английской королевы Елизаветы I Джайлс Флетчер, живший в Москве в 1586–1589 гг. В «Известии о путешествии герцога Ганса Младшего Датского» (1602) отмечено: «Этот храм выстроен почти четвероугольником, только с очень многосторонним искусством всякого рода и вида».

Автор большого сочинения о Московии Адам Олеарий писал: «Вне Кремля, в Китай-городе, по правую сторону от больших кремлевских ворот стоит искусно построенная церковь святой Троицы, которую немцы зовут Иерусалимом, строитель которой, по окончании ее, ослеплен был тираном (имеется в виду Иван IV. – Авт.), чтобы уже впредь ничего подобного не строить». Голландский корабельный мастер Ян Стрейс вспоминал: вне Кремля «стоит богато и искусно построенная церковь, каких я не видал в своих путешествиях, и говорят, что она создана по образцу Иерусалимского храма, по имени которого и названа».

Еще один посол – принца Оранского и Генеральных штатов Нидерландов Конрад ван Кленк, находившийся в Москве в 1675–1676 гг., – отметил, что церковь, «которая называется Иерусалимом, построена очень искусно», и далее повторил тот же рассказ об ослеплении зодчего. Якоб Рейтенфельс, живший в Москве в 1670-х гг., считал Покровский собор «весьма красивой… церковью», а секретарь австрийского посольства Адольф Лизек в 1675 г. написал о соборе – «великолепный храм». Корнелий де Бруин, голландский живописец, посетивший Россию в начале XVIII в., назвал автора собора: «Церковь святой Троицы, построенная одним итальянским зодчим».

Для нас формы Покровского собора, или храма Василия Блаженного, как он часто называется, уже давно не вызывают никаких недоуменных вопросов, мы привыкли к необычным формам, подобных которым не найдешь нигде в России, но посещавшие Москву путешественники уже Нового времени, воспитанные на строгих формах европейского классицизма, почти все отзывались о храме Василия Блаженного весьма нелестно. В 1809 г. в Лондоне вышла книга Роберта Кера Портера, художника, известного историческими полотнами, росписями церквей, театральными декорациями, который провел в России – в Петербурге и Москве – два с половиной года в качестве придворного живописца. Вид Василия Блаженного вызвал у него активное неприятие: «Я глядел на это необыкновенное строение, от души дивясь тупости зодчего и слепоте князя, не понявших, что это – самое нелепое, громоздкое, чудовищное сооружение, которое когда-либо появлялось в цивилизованной стране». Французский путешественник Леон де Брюссиер побывал в Москве в 1829 г. Он писал, что храм производит впечатление кошмара, посетившего архитектора; лишь у народа, считает он, находящегося в состоянии варварства, могла возникнуть и получить воплощение идея подобного творения. Правда, он признает, что здание не лишено своеобразного изящества: «Не знаешь, какому чувству поддаться, глядя на него: восхищение было бы неуместно, презрительная критика – тем более».

Еще один француз, Ж.-А. Ансело, в письме на родину из Москвы, отправленном в июле 1826 г., характеризовал церковь как «странное создание необузданного воображения, памятник эпохи варварства», а в другом письме описывал свои чувства при взгляде на храм Василия Блаженного: «…этот храм поистине самое диковинное творение, какое способно создать пламенное, ничем не сдерживаемое воображение… вся эта цветовая пестрота, покрывающая все церковное здание, орнаменты, которыми оно перегружено, странная форма шпиля представляют самую дикую картину из всех, какие когда-либо могли явиться человеку».

Побывавший в Москве в 1914 г. Герберт Уэллс в романе «Джоанна и Питер» так отозвался о храме: «Варварская карикатура Василия Блаженного», а позднее, в 1935 г., известный французский писатель Ромен Роллан записал в дневнике: «Василий Блаженный совершенно разочаровал меня. Какая допотопная базарная подделка!»

Даже в России те, кто писал о Покровском соборе, чувствовали его необычность и пытались как-то объяснить это. Так, архитектор А.П. Брюллов хотя и назвал собор «образцом русской архитектуры», но не удержался от того, чтобы не отметить «странность» ее: «Церковь Василия Блаженного по странности архитектуры своей особенно примечательна». Историк и знаток Москвы И.М. Снегирев предположил, что заказчик, «завоеватель царств Казанского, Астраханского и Сибирского… хотел проявить величественную совокупность владений Русского государства», то есть, по его мнению, привнес какие-то нехарактерные для русского зодчества черты.

Вереницы искусствоведов, журналистов, краеведов восторженно описывали храм Василия Блаженного, считая его высшим проявлением русского духа, полным воплощением всех типических черт русской архитектуры. Повелось это славословие с конца XIX в., во время углубленного изучения корней русского искусства, выяснения многих фактических данных, со статей и книг историка И.Е. Забелина. Несмотря на упорно повторяющиеся доводы о том, что облик собора неразрывно связан с русской архитектурой и это есть квинтэссенция ее, этот памятник все же резко отличается от всех других сооружений. И если И.Е. Забелин несколько залихватски заявлял, что «этот замечательный памятник до сих пор служит типическою чертою самой Москвы», добавлял, что «в нем в полной мере выразился тот архитектурный стиль… который может быть признан чисто русским, стилем русского замышления…», то известный историк искусства И.Э. Грабарь прямо назвал Василия Блаженного нехарактерным для русского зодчества: «Василий Блаженный скорее одинок в русском искусстве, нежели типичен для него». Как отмечали современные исследователи, даже детали декора, о которых всегда говорят, что они типичны для русской архитектуры, «необычны, они подчеркивают отличие от современной создателям собора архитектурной среды».

Уже стало общим местом повторять утверждения историков искусства, начиная с И.Е. Забелина, что каменная церковная архитектура, и в частности Покровский собор, имела своим прототипом деревянные здания, но оказывается, что это отнюдь не носит характер абсолютной истины. Как пишет исследователь и реставратор Ю.П. Спегальский, во многих церквях каменные конструкции и шатров, и иных элементов перешли оттуда в деревянные здания, а не наоборот.

Интерьеры собора удивляют своей теснотой: внутренние помещения церквей очень маленькие, там едва можно поместиться нескольким молящимся, а соединены они между собой лабиринтом мрачных переходов. Все внимание заказчика и зодчих было сосредоточено на внешнем облике, который явно виделся им как воплощение небесного града…

История возведения Покровского храма не совсем ясна, многие свидетельства запутаны, неясно изложены, с пропусками, но, судя по более ранним сведениям и наиболее достоверным, она может быть представлена следующим образом.

После победоносного похода и завоевания Казанского ханства в октябре 1552 г. Иван IV приказал построить по обету (то есть по обещанию) церковь, «едину Троицу», которую возвели в начале строительного сезона 1553 г. Она была деревянной и, возможно, сравнительно небольшой. Позднее государь повелел прибавить к ней еще несколько приделов, из которых основным стал придел, освященный в честь праздника Покрова, так как считалось, что «покров» – покровительство, защита Богоматери – способствовал покорению Казанского ханства. Эта, также деревянная, но значительно бóльшая, церковь была освящена 1 октября 1554 г.: «И в утрие, Октомвриа 1, в понеделник, на праздник Пречистыя честнаго и славнаго Ея Покрова, пресвященный Макарий митрополит прииде с кресты со всем собором к новопоставленному храму и свяща храм пречистыя Владычици нашиа Богородици честный и славный Еа Покров; бе же ту на освящении благоверный и христолюбивый царь з братом своим с князем Юрьем и з боляры и множество народа. И праздноваша государь день той пречестне и радостне с отцем своим Макарием митрополитом, и с епископы, и со архимариты, и игумены, и со всем собором Русскиа митрополия, и нищих множество кормяше и милостыню доволну им повеле давати».

Митрополит Макарий

В 1555 г. было решено выстроить на месте деревянных строений каменное здание: «Покров каменну о девяти верхех, которой был преже древян, о Казанском взятии, у Фроловских ворот». Строительство продолжалось пять лет, и почти готовое здание освятили в 1559 г., также в день Покрова: «Макарием, митрополитом всеа Русии, со множеством освященнаго собора, иже поставлена бысть премудро и дивно разныя церкви на едином основании, надо рвом близь Флоровских врат, на возвышение чюдес Божиих о взятии Казаньскаго царствия и Астараханьскаго царствия, и в ня же дьни бысть Божия помощь и победа православному царю на Бусурманы…»

Освящение проходило в торжественной обстановке: «…бысть же на освящении сам царь, и великий князь, и царица его, и царевичь Иванн и Феодор, и множество синклита, и народа безсчислено».

К этому времени, однако, главная церковь – Покровская – «величества ради» еще не была закончена. При реставрации на ее внутренней стороне нашли надпись, которая свидетельствует об окончательной дате завершения строительства всего собора – 1561 г. Об этой же дате сообщается и в летописи за 1561 г.: «…того же лета совершена церков каменна Покров пресвятыя Богородица и живоначалная святая Троица и иные приделы, что по конец Фроловского мосту, а почата делати после Казанского взятия по государскому обету, как ему, государю, Бог поручил Казанское царство», а в другой летописи сообщается, что «благоверный и христолюбивый царь и великий государь велел заложити церковь Покров каменну о девяти верхах, который был преже древян…» Итак, из летописных документов можно заключить, что первоначальный замысел постройки Покровского собора заключался в возведении девяти церквей на одном основании, и таким он был построен между 1555 и 1561 гг.

Но в конце XIX в. в «Чтениях Императорского Общества истории и древностей Российских» появились новые документы о строительстве Покровского собора. В опубликованном рукописном сборнике сообщалось, что «по совету святительску» мастерам-строителям было повелено «здати церкви каменны заветныя, 8 престолов, мастерыж Божиим промыслом основаша 9 престолов, не якож повелено им, но яко по Бозе разум даровася им в размерении основания».

Итак, казалось бы, не митрополитом или царем, а именно мастерами, строителями собора, которым открылся Божий промысел, и были определены важнейшие черты постройки: вместо восьми церквей, одного основного и семи вокруг, они решили построить вокруг основной церкви не семь, а восемь церквей, исходя только из эстетических соображений.

Однако приписывать только инициативе зодчих изменение такого важного вопроса, как количество церковных престолов, по меньшей мере наивно, и весь рассказ о необыкновенном прозрении мастеров, которые сами по себе пристроили лишний престол, не выдерживает критики.

В поздних рассказах, в которых «лишний» престол объявился как бы сам собой, повествуется об удивительных событиях. Оказывается, что престол неведомо откуда обнаружился при строительстве внезапно для всех, неким чудесным образом. О его появлении мастера сказали царю, после чего «и царь, и митрапалит, и весь сунклит царьской во удивление прииде о том, что обретеся лишний престол». Не мешкая царь тут же указал «лишний» девятый престол освятить в честь святого Николая Великорецкого.

Образ святого Николая (из деревни Великорецкое, недалеко от Вятки) прославился чудесами: «…на Вятке образ Николы… велие чюдеса творит». Так как, по словам летописи, он «от многа лет неподелыван», то есть нуждался в поновлении, царь велел принести его в Москву и обновить. Важно отметить, что до Москвы образ провезли по новозавоеванным землям, где он также творил чудеса, в результате которых даже и «неверные» получили исцеления от болезней и крестились в новую, «правильную» веру. Таким образом, икона Николая была зримым символом победы московского христианства над «неверными» и, естественно, ей уготовили место в Покровском соборе.

Как бывало обычно, образа, приносимые в столицу, встречали очень торжественно, с них делали списки и так же торжественно провожали обратно, строя храмы на месте и встреч, и проводов. Так же было и с иконой Николая: в июне 1555 г. ее встречали царь, митрополит и духовенство, ее отнесли в Успенский собор, где она не преминула тут же сделать несколько чудес, а потом сделали с нее копию (причем самим митрополитом Макарием, «бе бо иконному делу навычен») и поместили во временную деревянную церковь у строящегося (стены его уже вывели почти на сажень) Покровского собора на Красной площади, а с окончанием строительства перенесли в якобы чудесно появившуюся придельную церковь Святого Николая Великорецкого.

Таким образом, еще до возведения храма было предположено строить на месте восьмипрестольного старого новый храм уже с девятью престолами, явно предназначая девятый придел для посвящения в честь чудотворной иконы Николая Великорецкого, принесенной в Москву. На самом деле появление девятого престола отнюдь не было неожиданным, оно планировалось заранее, а поздний рассказ о чудесном обретении престола при закладке собора был призван придать этому событию трансцендентный характер, не поддающийся рациональному объяснению, – Бог и сам святой выбрали для своей иконы место: «…и изволи де Бог, и полюби то место Никола».

В тех же документах впервые назывались имена зодчих – «дарова… Бог дву мастеров руских, по реклу Постника и Барму, и быша премудрии и удобни таковому чюдному делу». В еще одном известии о Постнике не упоминается, а говорится, что «мастером был Барма с товарищами».

Стали искать Постников и нашли одного в Пскове. Тут же предположили, что он мог приехать в Москву и что он мог заимствовать некоторые идеи и мастерство от иностранных зодчих, с которыми Псков был связан. Исследователями выдвигались самые разнообразные предположения, однако недавно было доказано, что псковский Постник никакого отношения к московскому храму не имел.

Некоторое смятение в умах исследователей вызывало то, что большинство деталей Покровского собора никогда ранее в русской архитектуре не применялись. Несмотря на неоднократные заклинания о истинно русском характере собора, многие исследователи писали о сильном иноземном влиянии на архитектуру собора. В большой монографии Н.И. Брунова о храме сказано: «…возможно, что расстановка башен… была навеяна произведениями итальянского ренессанса…», а в последнее время появилось несколько работ, в которых высказываются серьезные доводы в пользу участия в возведении Покровского собора иностранных зодчих, выписанных Иваном Грозным из Англии или из германских государств.

Здание Покровского собора служит памятником завоевания Московским царством не только Казанского ханства, как обычно пишется, но и Астраханского, то есть овладение всем Поволжьем, что было очень важным приобретением – на юге границы государства отодвинулись на тысячи километров, а на востоке для безудержной экспансии открылись необозримые сибирские пространства: в течение менее 100 лет русские вышли на берега Тихого океана, дав таким образом начало величайшей континентальной империи.

Покровский собор стал и еще одним символом – завоевание Казанского ханства значило покорение мусульман, и московский царь стал верховным владыкой их. Как сообщала летопись, «предаде ему Господь Бог безбожных Татар Казаньских», и царь приступил к насильственной христианизации: «…безсерьменьскую их веру благочестивый государь разори, и мизгити их разъсыпа, и попра, и мрачныя их места своим благочестием просвети, и Божиа церкви воздвигну, и православие устрои, и архиепископию и многое священьство по церквам учини своею верою желанною Божиа любве». Сын же Ивана Грозного царь Федор, славный своим «благочестием», приказал казанским воеводам вообще «в конец все мечети извести».

При поверхностном взгляде на собор можно подумать, что церкви стоят в беспорядке и, как неосновательно писал юноша Лермонтов, они «рассыпаны по всему зданию без симметрии, без порядка…», но если внимательно приглядеться и в особенности если иметь перед глазами его план, то окажется, что в основе композиции собора лежит строгая регулярность: в центре – самый высокий храм, от него по четырем странам света расположены более низкие башни-храмы, а в промежутках – четыре самые низкие башенки.

Строгая симметрия была нарушена постройкой церкви над могилой Василия Блаженного. Царь Федор Иванович указал возвести над могилой блаженного Василия каменный храм, который в 1588 г. поднялся на месте арок углового помещения с северо-востока. Тогда и появилась десятая глава собора, который стал называться именем популярного юродивого – храм Василия Блаженного. Примерно в то же время здание расцветили разными красками и главы покрыли «разною фигурою». Другую церковь построили в 1672 г. над захоронением еще одного блаженного – Иоанна; она находится у юго-восточного угла.

Очень известный в Москве юродивый, или, как говорили тогда, «уродивый», Василий родился в 1469 г. в деревне Елохово, возможно той, что стояла на берегу ручья Ольховца, примерно там, где теперь проходит Спартаковская (бывшая Елоховская) улица. Родители обучили его сапожному мастерству, и случайно у него обнаружился дар прозрения: в мастерской его попросили стачать сапоги, которые бы не износились несколько лет. Василий принял заказ, но улыбнулся. На вопрос хозяина «Почему?» он ответил, что заказчик, так заботившийся о прочности сапог, умрет завтра – так и случилось. В 16 лет Василий оставил родительский дом, жил в Москве где придется, ходил и летом и зимой нагим: «не имеяше бо не телеси своем ни единого рубище и стыдения не имуще» (так как «Божия бо благодать греяше его», поясняла летопись), изнурял себя веригами (тяжелые цепи, кольца, полосы, носимые на голом теле, для смирения плоти и достижения духовного прозрения), подвергал себя всяческим лишениям. Житие Блаженного описывает, как он и словом и примером учил народ нравственной жизни. Ему приписывались пророчества, из которых обязательно повторялось предсказание одного из самых опустошительных московских пожаров. Василия видели, как он «плачася неутешно» у Воздвиженской церкви (находилась на Воздвиженке, на месте дома № 9). Оказывается, он предвидел «хотящий на утро быти великий пожар». И действительно, утром следующего дня загорелась эта церковь и «оттуду же разыдеся огнь на многие улицы».

Популярность юродивых в народе объясняется тем, что нередко они обличали нечестность, притеснения, грабительство, стяжание сильных и богатых. Так, англичанин Джайлс Флетчер рассказывал, что Василий Блаженный упрекал «царя в его жестокости и в угнетениях, каким он подвергал народ». Нет точных известий о дате его кончины: по одним сведениям, она случилась 2 августа 1552 г. и, как сообщается, погребение было совершено в присутствии самого царя Ивана IV. Однако этого не могло быть, так как в то время царь находился далеко от Москвы, в Казанском походе. По другим сведениям, которые кажутся более правдоподобными, Василий умер в 1557 г., и позднее по случаю «чудес», открывшихся от его мощей, построили церковь, где находились его вериги. Другой «уродивый», похороненный в этом храме, Иван Блаженный, когда-то работавший на солеварнях, тоже был «нагоходцем», его прозвали Железный Колпак, так как он носил на голове некое подобие головного убора из железа. Он пророчествовал, говоря, что скоро на Москве «будет много видимых и невидимых бесов», громко порицал Бориса Годунова. Скончался он в 1589 г.:

«преставися в единой от мирских бань», окатил себя трижды водой, снял вериги, простился с народом и с «великою честию» похоронен в соборе. Над его гробом также висели орудия «подвига» – вериги весом 2 пуда (32 кг). Над погребением юродивого возвели Ризположенскую церковь, которую в 1680 г. переосвятили в Богородско-Рождественскую.

Первоначально собор не был так пестро окрашен, как сейчас, он имел только два цвета: красный – кирпичной кладки – и белый – декоративных деталей отделки и фундаментов, внутри же стены были просто побелены и главы покрыты белым железом. Цветными пятнами были только изразцы.

В подклете храма хранилась казна: в 1595 г. поймали злоумышленников, замышлявших поджечь «град Москву во многих местах, а самем у Троицы на рве у Василия Блаженного грабить казну, ибо в те поры была велия казна». Их поймали, «казнили на Пожаре, и главы их отсекоша, а иных перевешали, а достальных по тюрьмам разослаша».

Ранее колокольня вообще стояла отдельно – это было трехъярусное сооружение на высоком фундаменте, увенчанное тремя шатровыми главами, а в конце XVI столетия выстроили новую – на двухъярусном четверике. Она была кардинально перестроена в 1680-х гг.: на четверике с деталями XVII в. построили шатровую звонницу. С тех пор она несколько наклонилась – это наша московская «пизанская» башня. В 1680 г. в подклет собора перенесли алтари 13 церквей «на крови», стоявших у рва на Красной площади, и в то же время разнообразные деревянные навесы галереи и площадок перед входами были покрыты кирпичными сводами, украшенными восьмигранными шатрами. В результате, как отмечал Н.Н. Соболев, автор долголетних реставрационных работ на соборе, «исчезла основная идея сооружения – вместо отдельных башен-церквей, стоящих на одной общей площадке, поддерживаемой сквозной аркадой, и разъединенных между собой обходными галереями, появился тяжелый единый объем, над крышей которого возвышаются разнообразной формы главы. Эта капитальная перестройка в корне изменила архитектурный смысл сооружения, полностью уничтожив первоначальный замысел зодчих».

В 1737 г., когда Москва пережила один из самых сильных пожаров в своей истории, храм Василия Блаженного почти весь выгорел и долго стоял в таком виде, пока через почти 50 лет, в 1781–1784 гг., начался ремонт, в результате которого здание собора очень изменилось – сломали все небольшие приделы 1680-х гг., вместо разобранной церкви Феодосии сделали ризницу, а на центральной главе убрали восемь маленьких главок. Тогда же нанесли на стены «травчатый» орнамент.

В 1812 г. собор не сгорел, но был разграблен. Надо думать, что именно о соборе Василия Блаженного, называя его мечетью, писал Наполеон, приказывая его уничтожить: «в особенности мечеть с многими колокольнями» («et specialement une mosquee a plusieurs closhers»), но в спешке приказ не был выполнен.

При восстановлении его отремонтировали, причем была «соблюдена строжайшая сообразность с первобытным его состоянием в силу предписания св. синода, как в расписывании фигур, в цвете красок, так и в исправлении ветхости собора».

Раньше собор был почти полностью закрыт прилепившимся к нему множеством лавок, амбаров, складов, домиков причта и пр., в связи с чем возник даже такой анекдотический рассказ (переданный Д.Н. Свербеевым в мемуарах) о том, как императору Александру I во время его пребывания в Англии показали рисунок собора без пристроек и он, не узнав его, якобы сказал, что хотел бы иметь такой собор у себя в России. Но еще задолго до визита в Англию, когда летом 1813 г. Александр I был с армией в Европе, он в ответ на предложение московского военного генерал-губернатора графа Ростопчина сломать «лавки, кои закрывают прекрасное здание церкви Василия Блаженного», дал согласие: «Лавки, закрывающие вид здания церкви… уничтожить же, но самую церковь оставить и поддерживать ее в прежнем виде». Так что император, конечно, был осведомлен о том, что делается вокруг храма на Красной площади.

И когда после освобождения Москвы ремонтировали Покровский собор, то его не только освободили от лавочек, но и окружили в 1817 г. по проекту О. Бове подпорной стенкой, облицованной камнем, и решеткой с тумбами, взятыми с набережной реки Неглинной, которую упрятывали в подземный канал.

В 1847 г. в соборе поставили новые иконостасы, и, таким образом, древние иконостасы его не сохранились.

Итак, сейчас этот собор состоит из одиннадцати церквей, девять из которых построены первоначально. Вокруг центральной, самой высокой (67 м), освященной во имя праздника Покрова Богородицы, возвели восемь меньших; из них четыре стоят примерно по сторонам света: с севера – великомучеников Киприана и Иустины, с востока – Троицкая, с юга – Николая Чудотворца Великорецкого и с запада – Входоиерусалимская; между ними находятся четыре еще меньше: с северо-востока – во имя трех константинопольских патриархов (Александра, Иоанна и Павла Нового), с юго-востока – преподобного Александра Свирского, с юго-запада – преподобного Варлаама и с северо-запада – епископа Армении Григория. Выбор святых и праздников для освящения церковных престолов был, как отметил летописец, не случаен: «ставлены на возвещение чюдес Божиих о Казанском взятье, в которые дни Божиа помочь и победа была православному царю над бусурманы». Три константинопольских патриарха и преподобный Александр Свирский празднуются в тот день, когда одержали важную победу на Арском поле: «Того же месяца августа в 30 день, на память святых Александра и Ивана и Павла Новаго и память преподобнаго Александра Свирскаго чюдотворца, царь государь посла воевод своих на Арское поле, против князей Арских, Епанчи князя, Еуша князя и иных; бяше бо выезжаху по вся дни полки на Арское поле, хотяше бо коим ухищрением пробитися во град. И воеводы ходили великаго князя, князь Александр Борисовичь Горбатаго да князь Семен Ивановичь Микулинской и иные воеводы великаго князя, и полки многие с ними; Казанскихь людей побили многих и языков, Татар, и Черемисы, и Чюваши, привели 740 языков».

Память Киприана и Иустины приходится на день окончательного взятия города, армянского епископа Григория – на день взятия Арской башни Казанской крепости.

Не все посвящения придельных храмов Покровского собора выяснены, исследователи придерживаются разных мнений. Предположения различаются в зависимости от знаний авторов, их изобретательности, умения найти наиболее подходящее объяснение, но часто, к сожалению, не на фактах. Так, к примеру, посвящение основного престола празднику Покрова Богородицы (1 октября) связывается с победой над Казанским ханством, датируемой 2 октября, хотя было бы правильнее его соотносить вообще с покровительством Богоматери Московскому царству; Троицкий придел связывается с почитанием Троице-Сергиева монастыря, хотя он, конечно, был «унаследован» от предыдущей церкви, стоявшей здесь до постройки Покровского собора; Входоиерусалимская церковь – с торжественным въездом Ивана IV в Москву. Но с этим же событием связывают и посвящение юго-западной церкви Варлааму Хутынскому, хотя этот святой празднуется 6 ноября, а царь въехал в столицу 29 октября, и, скорее всего, церковь носит такое название потому, что отец Ивана перед кончиной постригся под именем Варлаама, хотя у него никакой связи со взятием Казани не просматривается (за исключением нескольких военных неудач). Об освящении южного придела в память Николы Великорецкого туманно сообщается, что оно тоже связано с казанскими событиями, хотя дни памяти этого святого – 9 мая и 6 декабря – не имеют какого-либо значения для военного похода.

Интересные мысли о посвящении приделов Покровского собора высказал американский исследователь Майкл Флайер, который не без основания считал, что приделы собора можно разделить на три группы по трем осям, перпендикулярным Кремлевской стене. По левой (от Кремля), северной оси находятся придельные церкви Григория Армянского, Киприана и Иустины и трех патриархов. Все они напрямую связываются с военными победами Казанского похода: большой храм Киприана и Иустины – в память штурма Казани 2 октября, меньшие – Григория и трех патриархов – в память взятия Арской башни 30 сентября и победы на Арском поле 30 августа. Правая, южная ось состоит из церквей, освященных в память русских святых – Варлаама Хутынского, Николы Великорецкого и Александра Свирского – и связанных с заступничеством русских святых и молением о продлении рода. Александр Свирский и Варлаам Хутынский были новгородскими святыми, где митрополит Макарий занимал архиепископскую кафедру: для него было естественным освятить престолы в Москве в их память.

Центральная ось собора представляет собой модель церкви. С запада расположен вход – это придел Входа в Иерусалим, в центре – Покровский придел – это собственно церковь, а с востока – Троицкий придел – священный алтарь. Посвящения храмов по центральной оси представляют собой основные религиозные события. Первый символизирует вход в священный город Иерусалим, как это представлялось русским. Именно к нему направлялся крестный ход из Кремля в Вербное воскресенье. Основная церковь – Покровская – знаменует один из самых главных праздников Русской православной церкви, корни которого идут еще из Византии Х столетия: в видении Богородицы юродивому Андрею она накрыла всех молившихся в церкви покровом (покрывалом), и тогда византийцы отразили нападение сарацин на город. Посвящение центрального столпа празднику Покрова Богородицы представляется как нечто более важное, чем воспоминание о приготовлении к штурму, что само по себе не такое уж и важное событие. Посвящение было обусловлено тем, что этот праздник означает покровительство Богоматери вообще над Русской землей по понятиям того времени. Последний храм на этой линии – Троицкий – находится на обычном месте алтаря, на востоке.