Текст книги "Сердце Москвы. От Кремля до Белого города"

Лобное место

В южном конце площади, напротив Спасских ворот Кремля, у собора Василия Блаженного, находится необычное сооружение, назначение которого с первого взгляда трудно определить: невысокое, круглое в плане, с небольшими бортиками, внутрь него ведет лестница.

Название этого сооружения – Лобное место – отнюдь не проливает свет на его назначение. Распространено мнение, что его так назвали из-за расположения на «взлобье» – крутом обрыве к Москве-реке, но такое объяснение слишком упрощенно: смысл и значение многих построек в Москве, и в особенности на Красной площади, полны символики. Стоящий рядом Покровский собор уподоблялся Иерусалиму, небесному граду, а Лобное место – Голгофе (от еврейского слова, означающего «лоб», «череп»); холм носил это название потому, что, по преданию, на нем был похоронен Адам, над головой которого воздвигнут крест Иисуса Христа. Как и в Иерусалиме, Лобное место в Москве поставлено перед одними из городских ворот, где стоит придельная церковь во имя праздника Входа Господня в Иерусалим в составе Покровского собора.

Как иллюстрацию евангельского события – въезд Иисуса на молодом осле в Иерусалим – можно рассматривать и крестный ход из Успенского собора, когда патриарх, восседавший, за неимением в то время в Москве молодых ослов, на лошади, ведомой самим царем, следовал через Спасские ворота к Входоиерусалимской церкви Покровского собора, а оттуда на Лобное место, где раздавал освященные ветки вербы (как заменитель пальмовых).

Впервые строительство Лобного места упоминается в так называемой (по владельцу) Пискаревской летописи, помеченное 7108 г. от «сотворения мира» (которое якобы происходило за 5508 лет до Рождества Христа), что при переводе на современное летосчисление будет соответствовать 1599/1600 г.: «…того же году зделано Лобное место каменное, резана, двери решетки железные». Вероятно, однако, что оно существовало еще и ранее этой даты, которая может считаться только датой перестройки Лобного места.

Иностранцы, посещавшие Москву, обязательно описывали Лобное место. Так, Бернгард Таннер, побывавший здесь в конце XVII в., писал: «За этим зданием (Покровским собором. – Авт.) виднеется возвышение вроде довольно большой кафедры, кругом обнесенное решеткою, шесть ступеней в вышину, устланное полом из белого мрамора, откуда патриарх их может удобно давать благословение всему народу, что бывает ежегодно; там же объявляются народу и нужные распоряжения».

Лобное место изображалось на старинных планах Москвы. В легенде к так называемому Петрову плану конца XVI в. его описывали как «помещение или возвышение, выстроенное из кирпича, на котором патриарх в дни молитв воспевает некоторые песнопения», а в легенде к Сигизмундову плану 1610 г. объяснялось, что на нем «великий князь появляется перед народом и откуда объявляются народу указы великого князя».

Очень вероятно, что Лобное место менялось мало: известно только, что в 1786 г. архитектор М.Ф. Казаков его перестраивал. Несмотря на, казалось бы, старания сохранить древний памятник в целости и сохранности, его неоднократно обстраивали лавками – уж очень лакомое место было, в центре Красной площади, у главных кремлевских ворот, рядом с самыми посещаемыми местами. В 1805 г. московское купечество задумало построить здание, где с благословения митрополита Платона предполагали наверху поместить резной крест из Сретенского монастыря, а на первом этаже устроить торговые лавочки, но этот проект уничтожения Лобного места не прошел. В 1846 г. опять вознамерились застроить Лобное место, но Николай I начертал: «Впредь не сметь входить с таковым предложением».

Рядом с Лобным местом, к востоку от него, находился так называемый раскат, сооружение, предназначавшееся для оборонительных орудий большого калибра, о которых обязательно упоминают многие иностранные путешественники. Недавно известный археолог Л.А. Беляев обнаружил на Красной площади часть раската. Рисунок этого своеобразного сооружения сохранился в описании путешествия Мейерберга начала 1660-х гг.: на крыше раската лежат два огромных пушечных ствола и гора таких же больших ядер. Вероятно, со временем пушки стали служить только зримым напоминанием о мощи царской власти, а раскат использовался как своеобразная трибуна для высоких гостей (на рисунке Мейерберга изображены две группы людей, одна – явно иностранцы, одетые в западные одежды, а вторая – москвитяне в длинных, до земли, кафтанах, в высоких шапках) и как место для торговых лавочек, устроенных по его периметру. Позднее же пушки, давившие огромной тяжестью на сооружение, были сняты, а в раскате уютно устроились лавки и питейное заведение, которое по старой памяти называлось «Под пушкою». Знаток питейных заведений и обычаев, автор «Истории кабаков в России…» Иван Прыжов писал, что кабак этот назывался у завсегдатаев «Неугасимая свеча», возможно, потому, что работал и ночью, когда там собирались церковники после поздних служб вкусить нечто бодрящее.

Бытует мнение, что на Лобном месте производились казни и наказания преступников. Однако есть много свидетельств тому, что Лобное место часто использовалось как своеобразная трибуна для религиозных и государственных церемоний, отнюдь не совместимых с казнями.

В жаркое лето июня 1547 г. в Москве начался такой пожар, какого еще не бывало. Виновниками пожара назвали бояр, правивших страной при молодом Иване IV, и чернь, подстрекаемая их врагами, возмутилась, перебила некоторых из них, но восстание подавили, и на том боярское правление кончилось. На молодого царя эти события произвели большое впечатление: «…вниде страх в душу мою и трепет в кости моа и смирися дух мой», как он писал позднее. Царь – невиданное дело – решил, может быть по совету митрополита Макария, обратиться к народу, ища другой силы для опоры. Разослали по всем городам приказ собраться избранным людям в Москве. Царь вышел из Кремля в сопровождении митрополита, бояр, воинской дружины и взошел на Лобное место, откуда обратился к народу, рассказывая о том, как бояре о нем «не радели и самовластни быша, и сами себе саны и чести похитиша». Царь обещал народу быть его единственным судьей и защитником: «…сам буду судия и оборона, не неправды разоряти и хищения возвращати».

Многократно упоминается Лобное место в Смутное время, когда Московское государство потрясали смена правителей, военные действия, грабежи, восстания. Последний год царствования царя Бориса Годунова – 1605-й. Русское государство встретилось с самой большой угрозой. Польша поддерживает и финансами, и военной силой самозванца, претендующего на московский престол под именем царевича Дмитрия Ивановича, сына Ивана Грозного, спасшегося в Угличе от рук убийц. В апреле царь Борис умирает и на престол всходит его сын Федор, юноша 20 лет. Армия Лжедмитрия с триумфом и победами приближается к Москве. В Москву прибывают его посланцы – Гаврила Пушкин (предок поэта) и Наум Плещеев, и именно с Лобного места они читают московскому люду грамоту с призывом переходить на сторону самозванца. В пушкинском «Борисе Годунове» целая сцена так и озаглавлена – «Лобное место». После чтения народ ломится в Кремль «вязать Борисова щенка», а узнав, что наймиты самозванца уже расправились с ним, в ужасе «безмолвствует».

Лжедмитрий въехал на Красную площадь и приблизился к Лобному месту, где уже стояло духовенство с иконами. Он сошел с коня, приложился к образам, но это торжественное событие было испорчено тем, что музыканты в этот момент грянули в бубны и трубы, заглушившие молебен.

Те же москвичи со злорадством смотрели на своего кумира, поверженного с высоты трона, лежащего близ Лобного места, растерзанного толпой, со скоморошьей маской на груди, дудкой во рту и волынкой под мышкой – припомнили ему иноземную музыку.

Князя Василия Шуйского вывели в 1606 г. из Кремля на Лобное место, где собравшиеся сторонники выкрикнули его царем. С Лобным же местом связана первая попытка свергнуть Шуйского с трона, предпринятая в феврале 1609 г. толпой его противников. Они ворвались в Успенский собор, схватили патриарха Гермогена и насильно потащили на Красную площадь, причем «ругахуся ему всячески, биюще сзади, инии песок, и сор, и смрад в лицо и на главу ему мешуще, а инии, за перси емлюще, трясаху зле его», вывели на Лобное место, заставляя признать незаконность избрания Шуйского, но патриарх, «яко крепкий адамант», не поддался и не подчинился требованиям заговорщиков.

Но вскоре вялого и нерешительного Шуйского свергли – бояре строили ковы против него, говорили ему: «Долго ль за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго не делается в твое правление, сжалься над гибелью нашей, положи посох царский». Бояре вышли на Лобное место, вокруг которого собрались толпы народа, прослышавшего, что что-то делается в Кремле. Бояре и люди приговорили – свесть Шуйского престола: в июле 1610 г. его насильно постригли в монахи, а впоследствии Василий Шуйский был захвачен поляками, отвезен в Польшу, где и умер через два года.

После свержения Шуйского власть перешла к Семибоярщине, то есть к семи знатным боярам, и они, чтобы прекратить соперничество между враждебными группировками, решили, что лучше всего для Русской земли было бы пригласить на царский престол сына польского короля Владислава. Распри, однако, не прекратились, с Лобного места против королевича говорили и патриарх, и митрополит Филарет Никитич, но «люди посмеялись, заткнули уши чувственные и разумные и разошлись».

И наконец, Лобное место на Красной площади видело окончание многолетней Смуты, когда вся Русская земля зашаталась и пришла во «всеконечное разоренье», когда «кровь христианская междоусобная лилась многое время, встал отец на сына и сын на отца». Выборные от всей земли Русской в первое воскресенье Великого поста 21 февраля 1613 г. подали голос за Михаила Романова, и тогда рязанский митрополит Феодорит, келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий, архимандрит Новоспасского монастыря Иосиф и боярин Василий Морозов вышли на Лобное место и спросили у народа, сплошь заполонившего Красную площадь, кого они хотят в цари. «Михаила Федоровича Романова!» – был единодушный ответ.

В 1612 г., после победы над польским войском, две армии народного ополчения сошлись на Красной площади у Лобного места. Стоя на нем, молебен служил архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий, а из Спасских ворот в это время выходил крестный ход кремлевского духовенства во главе с епископом Арсением, несшим заступницу Русской земли Владимирскую икону Богоматери. «Вопль и рыдания раздались в народе, который уже потерял было надежду когда-либо увидать этот дорогой для москвичей и всех русских образ», – рассказывает историк С.М. Соловьев.

Привезенный из Углича гроб с телом царевича Дмитрия после встречи его где-то «в поле» стоял некоторое время на Лобном месте: «И пришедшу ему в нутренний град, и поставлен бысть на место горнее, еже нарицается Лобное, и ту нача многа чюдеса творити просящим с верою: слепым прозрение подает, хромым быстрое лечение…»

В 1655 г. в Успенском соборе проходила торжественная служба по случаю отъезда царя Алексея Михайловича на войну с Польшей, «на недруга своего, на польского и литовского короля». Из соборной церкви до Лобного места царя провожали три патриарха – Никон, антиохийский и сербский. На Лобном месте патриархи «молебствовали и благословляли стоять за православную христианскую веру».

На Лобном месте в 1658 г. собирались ревнители православной веры, протестовавшие против церковных реформ, задуманных патриархом Никоном. После того как царь Алексей Михайлович охладел к патриарху Никону, «другу собинному», забравшему слишком много власти, патриарх объявил, что он складывает с себя сан, надеясь, что царь пойдет на попятный. Тогда патриарх в Успенском соборе говорил собравшимся, что «многие люди к Лобному месту собирались и называли меня иконоборцем, потому что многие иконы я отбирал и стирал, и за то меня хотели убить… И после того называли меня еретиком, новые де книги завел! Я вам предлагал многое поучение и свидетельство вселенских патриархов, а вы, в окамененияи сердец своих, хотели меня камением побить».

В 1674 г. с Лобного места показали народу наследника престола, царевича Федора Алексеевича, который, как сказал его отец, царь Алексей Михайлович, «се прииде время и приспе день и час… второго сына своего, Государя благовернаго Царевича и Великого Князя Федора Алексеевича… отдати Господу в послужение и объявить… всего Московскаго государства народу». В 1674 г. отсюда торжественно объявили наследником престола 14-летнего болезненного мальчика Федора, ставшего царем через два года.

После изгнания Наполеона архиепископ Августин, управлявший Московской митрополией, взошел на Лобное место и после молебна с водосвятием произнес: «…вседействующая благодать Божия кроплением воды сея освящает древний благочестивый град сей, Богоненавистным в нем пребыванием врага нечестиваго…» В самый разгар холерной эпидемии в 1830 г. митрополит Филарет совершил на Лобном месте молебен с коленопреклонением, прося заступничества Бога в дни тяжелых испытаний.

Понятно, что место, связанное с такими событиями в народной жизни, не могло быть использовано как место позорное, где казнят воров, проходимцев и предателей. Интересно, что в народной песне, записанной в XIX в., именно с Лобного места царь Алексей Михайлович держит совет со всем народом, отдавать ли ему Смоленск шведскому королю:

 
Вот было в Москве белокаменной,
Из тоя было из Божьей из церкви,
Вот было от обедни от долгоей,
Выходил как Алексей сударь Михайловичь Московской,
Становился он на Лобно сударь на место…
 

Мнение о том, что Лобное место было предназначено для казней, укрепилось со времен Карамзина: в девятом томе «Истории государства Российского», рассказывая о жестокости Ивана Грозного, он писал, что «страдальцы умирали на лобном месте, как Греки в Термопилах, за отечество, за Веру и верность, не имея и мысли о бунте». Миф о казнях на Лобном месте оказался очень живучим еще и потому, что был поддержан такими именами, как Пушкин и Лермонтов. В «Капитанской дочке» отец героя, узнав, что тот якобы якшался с Пугачевым и что он прощен императрицей, скорбит: «Боже праведный, до чего я дожил! Государыня избавляет его от казни! От этого разве мне легче? Не казнь страшна: пращур мой умер на лобном месте, отстаивая то, что почитал святынею своей совести…» Лермонтов в «Песне про купца Калашникова» сочиняет, как

 
По высокому месту лобному,
Во рубахе красной с яркой запонкой,
С большим топором навостренным,
Руки голые потираючи,
Палач весело похаживает.
 

В летописях и других документах много раз упоминаются казни на Красной площади, но они происходили не на Лобном месте, а рядом с ним или где-то неподалеку. Так, известно, что на ней вдоль рва у Кремлевской стены между Спасской и Никольской башнями находилось несколько деревянных церквей «на крови» в поминание казненных.

Только при большевиках на Лобном месте стали… нет, не казнить людей, для этого у них имелись свои места, более удобные, а изображать казни. Так, на одну из первых годовщин «революции» на Лобном месте установили огромную красную плаху с воткнутым в нее красным же топором; на плахе – надпись: «Держитесь крепче за правду красную. Верьте, как верю я. Ст. Разин». На том же Лобном месте скульптор Коненков поставил неприглядную статую Разина, изображавшую «революционера» в момент бросания персидской княжны в Волгу.

Кладбище и мавзолей (гробница) Ленина

У стены Кремля между Спасской и Никольской башнями коммунисты устроили кладбище, где хоронили и в земле и в стене, а своего «бога» положили в нарочно сооруженной гробнице.

Правда, как правило, гробницей это сооружение не называют – ее официальное наименование «мавзолей», а кладбище именуют «некрополь». Называть гробницу и кладбище попросту, русскими словами, кажется чем-то неприличным, надо взять хотя и не совсем ясные, но «благородные» слова – обычное стремление полуобразованных людей использовать «красивые» слова. Словом «мавзолей», как объясняют словари русского языка, называют большое и роскошное надгробное сооружение; недаром в поэме «Литвинка» Лермонтов писал: «Ни свежий дерн, ни пышный мавзолей не тяготит сырых его костей»; то же имел в виду и Пушкин (в известном стихотворении «Когда за городом, задумчив, я брожу»): «Купцов, чиновников усопших мавзолеи, Дешевого резца нелепые затеи». Пышность, роскошь и само название пошли от гробницы царя Мавзола (он умер около 353 г. до н. э.) в городе Галикарнасе в Малой Азии, считавшейся одним из чудес света. Она была не только местом захоронения, но и местом заупокойного культа обожествленного правителя и символизировала переход от демократии к монархиям восточного типа. Любопытно, что все эти определения можно с уверенностью применить и к гробнице Ленина.

Мавзолей В.И. Ленина

Внешние формы гробницы на Красной площади удивительным образом совпадают со святилищами древнего Двуречья, так называемыми зиккуратами, представлявшими собой несколько поставленных друг на друга красных и черных параллелепипедов. Наверху стоял небольшой храмик, на террасы вели лестницы, а внизу находился нижний храм. Это совпадение было замечено еще в 1920-х гг., когда «Комсомольская правда» напечатала рядом два рисунка – мавзолея Ленина и гробницы-зиккурата царя Кира, для того чтобы все читатели убедились в почти полном совпадении. «Достаточно просто взглянуть на фотографию кировой гробницы и теперешнего времени мавзолея Ленина, – писала газета, – чтобы убедиться в поразительном сходстве архитектонических мотивов обоих сооружений. И там и тут основанием гробницы служит правильный октаэдр. И там и тут 7 ступеней возвышаются над ним, завершаясь небольшим прямоугольным шатром». Правда, этим выступлением все и ограничилось, ибо, как разъяснялось позже, «разговоры и сравнения… могут сослужить пользу только недругам советской власти и коммунистической партии. Кто этого не понял, тот совершает грубую политическую ошибку…». Критики, не желая совершать этой ошибки, тут же замолкли, и с тех пор формы гробницы описывались без всяких ссылок на древневосточные божества и только в превосходно-льстивых тонах, да вдобавок искусствоведы еще и уверяли, что формы мавзолея определены архитектурой кремлевских стен (!).

Но одна из самых замечательных особенностей этой постройки – она не очень видна на площади: невысокая, по цвету почти сливающаяся с фоном стены. На Красной площади доминируют Спасская и Никольская башни, Покровский собор и здание Исторического музея, а Верхние и Нижние торговые ряды выглядят нейтральным фоном. Также нейтрально смотрится и гробница Ленина.

Сразу же после смерти Ленина обсуждался вопрос о похоронах. Где хоронить, споров не было – на Красной площади, а вот как обойтись с трупом?

Советские историки неизменно утверждали, что решение не хоронить Ленина, а бальзамировать его и показывать любопытствующим было принято по требованию всего народа, но, как пишет исследователь истории бальзамирования, таких требований не было, поступали только письма с предложениями отметить память Ленина в мемориальных сооружениях. Решение о сохранении тела и показе его было принято, когда еще никаких «требований всего народа» и не могло быть получено. Известно, как манипулировали общественным мнением коммунисты, как фальсифицировали «просьбы трудящихся». Газета «Рабочая Москва» уже 25 января опубликовала три письма о бальзамировании тела и помещении его в стеклянный ящик – явно направленные одной и той же рукой. Подписавшиеся ратовали за возможность видеть труп, так как он «должен быть среди нас», и тогда, как аргументировали некие рабочие, труп «останется для нас неиссякаемым источником идеи ленинизма» (!).

Есть, однако, сведения о том, что советские руководители обсуждали вопрос о том, как похоронить Ленина, еще за несколько месяцев до его кончины. Тогда Сталин сказал, что «некоторые товарищи из провинции» предлагают забальзамировать тело для сохранения его надолго. Какие это «товарищи», он не пояснил. Троцкий возмутился: «Прежде были мощи Сергея Радонежского и Серафима Саровского, теперь хотят их заменить мощами Владимира Ильича. Я очень хотел бы знать, кто эти товарищи в провинции, которые, по словам Сталина, предлагают с помощью современной науки бальзамировать останки Ленина, создать из них мощи. Я бы им сказал, что с наукой марксизма они не имеют ничего общего». Бухарин, как и Каменев, также был против, считая, что эта затея – не что иное, как настоящее «поповство», что мумификация останков оскорбит память о Ленине и что эта идея полностью расходится с его мировоззрением. Однако Сталин был дальновиднее сотоварищей по Политбюро – мощи Ленина оказались мощным пропагандистским оружием.

Создание своей религии со всеми ее атрибутами, со своими безгрешными богами, с культом поклонения, мощами, священными книгами… Вожди революции, претендовавшие на полное обновление мира, вернулись к практике мумифицирования, на 6 тысяч лет назад.

Близкий сотрудник Ленина В.Д. Бонч-Бруевич, «подумав, как бы сам Владимир Ильич отнесся к этому, высказался отрицательно, будучи совершенно убежден, что он был бы против такого обращения с собой и с кем бы то ни было: он всегда высказывался за обыкновенное захоронение или за сожжение, нередко говоря, что необходимо и у нас построить крематорий». К идее показа трупа прежде всего отрицательно отнеслись члены семьи Ленина. Бонч-Бруевич писал, что вдова Ленина была против мумификации, так же как брат и сестры Ленина. Б.И. Збарский, отвечавший за мумификацию, рассказывал, что когда он пришел к Крупской за бельем для одевания умершего Ленина, то «с первых же слов она мне сказала совершенно неожиданно, что она относится неодобрительно к нашей попытке… Она очень волновалась, говоря все это. Надежда Константиновна принесла рубашки, кальсоны, носки; руки у нее дрожали». В газетах тогда были опубликованы слова вдовы Ленина: «Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д.». В своей книге «Досье Ленина без ретуши» А.А. Арутюнов рассказывает со слов связной Ленина, видной участницы революционного движения М.В. Фофановой, у которой тот укрывался от ареста в 1917 г., о ее посещении Крупской в апреле 1924 г.: «У Надежды Константиновны был подавленный вид. За три месяца со дня кончины Владимира Ильича она очень изменилась, состарилась. Она долго молчала, затем тихим голосом заговорила: „Надругается Сталин над Владимиром Ильичем. 6 марта, когда у Володи случился рецидив и состояние его здоровья резко ухудшилось, он обратился ко мне с просьбой. „Надюша, – сказал он, – очень прошу, постарайтесь с Маняшей сделать все, чтобы меня похоронили рядом с мамой“. Когда Володю перевезли из Горок в Москву, я передала его просьбу Сталину. А он дернул несколько раз за правый ус и сказал: „Владимир Ильич больше принадлежал партии, ей и решать, как с ним поступить“. Я ничего не смогла ответить этому человеку“.

А вот отрывки из стенограммы заседания Политбюро 23 января 1924 г. На вопрос «Как желательно: чтобы гроб только видели или гроб будет открытый?» Дзержинский ответил: «Конечно, только гроб…», а Ворошилов произнес целую речь в ответ на предложение Н.И. Муралова (командующий Московским военным округом) не хоронить, а показывать Ленина: «Вся речь Н.И. Муралова – это чепуха, я бы сказал, позор. Он говорит, что выгодно, когда будут приезжать массы и поклоняться праху Ильича. Дело не в трупе. Мне думается, что нельзя нам прибегать к канонизированию… Если бы Владимир Ильич слышал речь Муралова, он не похвалил бы за это. Ведь культурные люди сжигают труп, и остается пепел в урне… Я был на могиле Маркса, чувствовал подъем… нужно устроить склеп, сделать хорошую могилу, но не открытую. Все будут знать, что здесь лежит то, что осталось от нашего великого учителя, а сам он будет жить в наших сердцах… Не нужно превращаться под влиянием величайшего горя, которое нас постигло, в ребят, которые теряют всякий политический разум. Этого делать нельзя. Нас начнут травить наши враги со всех сторон. Крестьяне это поймут по-своему – они, мол, наших богов разрушали, посылали работников ЦК, чтобы разбивать мощи, а свои мощи создали. Кроме политического вреда, от этого ничего не получится».

Тоже ведь были разумные слова… Но, однако, важнее пропагандистские выгоды.

Кому же был нужен труп Ленина? Разумеется, его политическим наследникам. Для руководящей тройки коммунистов – Зиновьева, Каменева, Сталина – человеческие соображения не имели никакой ценности, в этом они, между прочим, были верными учениками своего учителя, который проповедовал, что нет морали всечеловеческой, а есть мораль классовая (то есть та, которая выгодна на данный момент партийным диктаторам). Они-то и выставили Ленина на всеобщее обозрение.

Иногда нынешние защитники поклонения мумии приводят в пример дозволенности такого обряда то, что бальзамированное тело хирурга Н.И. Пирогова сохраняется в открытом виде, но они, конечно, не упоминают, что это было произведено по желанию вдовы хирурга.

Сначала не знали, насколько долго можно сохранять тело Ленина, так сказать, в экспозиционном виде. Красин предлагал просто заморозить его, и для этого уже закупили за границей необходимое оборудование и начали работы в Сенатской башне, но медик из Харькова профессор В.П. Воробьев предложил свой метод бальзамирования. Его вызвали в Москву, предоставили все условия для работы. «Работа велась на месте, на Красной площади, она была не только очень ответственной, но чрезвычайно напряженной, необходимо было круглосуточное наблюдение и принятие немедленных, в ряде случаев чрезвычайных мер. Для смены и отдыха сотрудников у временного мавзолея был специально оборудованный трамвайный вагончик».

Опыт оказался успешным, и в дальнейшем за телом Ленина следил профессор Б.И. Збарский, много раз награжденный советской властью – был и лауреатом Сталинской премии, и Героем Социалистического Труда, и орденоносцем – и этой же властью посаженный в тюрьму. После смерти Сталина его выпустили, но прожил он после того совсем недолго.

На следующий день после смерти Ленина архитектору А.В. Щусеву поручили спроектировать временный мавзолей. Он выбрал форму куба, являющегося, по его выражению, «символом вечности». Такое, по мнению «Комсомольской правды», полумистическое объяснение и привело в конце концов к ассиро-вавилонской архитектуре. Гробница представляла собой темно-серый дощатый куб с небольшой ступенчатой пирамидой, поставленный над глубокой ямой; рядом стояли две будки, где находились вход и выход для посетителей.

Место выбрали там, где стояла трибуна для выступлений, рядом с фигурой рабочего с поднятой рукой. Работы шли днем и ночью при свете прожекторов, в жестокий мороз до минус тридцати, землю и остатки древних сооружений целые сутки взрывали динамитом. По Москве тогда ходил рассказ, как взрывы повредили канализационную трубу и в яму потекло ее содержимое, а патриарх Тихон принародно заметил: «По мощам и миро».

Похороны состоялись 27 января 1924 г. – гроб, накрытый стеклянной крышкой, поставили в кубе. Он простоял до весны 1924 г., когда решили забальзамировать тело и положить его в более солидное сооружение.

Проектировать его поручили тому же Щусеву, который создал здание также из дерева и в формах близких к современным. Там уже была предусмотрена трибуна для вождей, которые взбирались на гробницу для приветствия народных масс и просмотра военной техники. Она находилась сбоку от основного ступенчатого здания и была довольно небольшой – на старых фотографиях видно, как толпа разного рода руководителей – и Советского Союза, и Интернационала, и гостей – теснится на стороне мавзолея. Первый показ забальзамированного Ленина был назначен на 6 часов вечера 1 августа 1924 г., тогда же и опубликовали правила посещения: входить группами, не проносить крупные вещи, трости, зонты и даже… записные книжки.

Врачи настаивали на том, чтобы было построено каменное здание, так как деревянное строение, обитое внутри материей, заражено грибком. Они сообщили о том, что от знамени Парижской коммуны на тело Ленина попал грибок, который «замечен на руке, за правым ухом и на лбу». Опыты по бальзамированию в продолжение четырех месяцев доказали возможность сохранения тела, и тогда решили возводить постоянную гробницу с прозрачным саркофагом, который спроектировал архитектор К.С. Мельников. Проект нового мавзолея также принадлежал Щусеву, в котором он развил формы, определенные во втором варианте 1924 г. Строительство закончилось в октябре 1930 г., а доступ в новое сооружение открыли 10 ноября 1930 г. Конструкция мавзолея представляет собой железобетонный каркас с кирпичным заполнением, облицованный гранитом и лабрадором. Самый крупный, весом около 60 т, монолит черного лабрадора с инкрустированной порфиром надписью «Ленин» находится над входом. Внутри – зал с установленным в нем саркофагом, куда посетитель спускается по двум маршам лестницы и не задерживаясь проходит под внимательными взглядами охранников к стеклянному саркофагу. Несколько раз посетители пытались разрушить саркофаг и добраться до трупа: пришлось ставить пуленепробиваемые стекла.

Вместе с сооружением нового мавзолея произвели большие работы, изменившие старинный облик Красной площади, которую перепланировали так, чтобы мавзолей занял самую высокую точку на ней (его приподняли на 1 м), а вокруг него построили трибуны для гостей, приглашаемых на парады и демонстрации.

В 1944 г. по центру здания сделали большую трибуну, где уже не было так тесно, а в 1970-х гг. гробницу модернизировали: оснастили новейшими сложными приборами и аппаратурой, изготовленными на военных заводах.

У входа был так называемый пост № 1 – двое солдат, в любую погоду стоявших неподвижно по обе стороны входа. Туда они добирались гусиным шагом от Спасской башни, что вызывало любопытство прохожих на площади, а также восторг поэтов – один из них скрупулезно подсчитал количество шагов и выдал поэму под названием «210 шагов». С 1993 г. у гробницы находятся два милиционера.

В первые же дни войны встал вопрос об эвакуации мумии из Москвы, и 4 июля 1941 г. ее на специальном поезде (захватили еще сердце, пули и препараты мозга) с сохранением строгой секретности вывезли в Тюмень, где поместили в здании бывшего реального училища – здесь когда-то учился тот самый Красин, который предлагал заморозить тело. Ученыммедикам и охране предоставили квартиры и все условия. Перед возвращением мумии обратно в Москву ответственный за мумификацию профессор Б.И. Збарский отправил доклад о проведенных работах, в котором подробно описывалось, что проделывали с мумией. Тело Ленина вернули в Москву в марте 1945 г., временно поместили в лабораторию при мавзолее, пока его реконструировали.