Текст книги "Задержание подозреваемого. Конституционно-межотраслевой подход"

§ 1.2. Правовые основы задержания подозреваемого

В современных условиях особую актуальность представляют вопросы, связанные с правовыми основами задержания подозреваемого⁹¹, получившими новый импульс для своего развития в связи с признанием приоритета прав и свобод личности, ратификацией международно-правовых документов в этой области и имплантацией в систему законодательства РФ позиций Европейского суда по правам человека.

Имея безусловный принудительный характер, задержание подозреваемого затрагивает одну из важнейших правовых ценностей – право на свободу и личную неприкосновенность. Поэтому его применение требует от государственных органов и должностных лиц строжайшего соблюдения законности, о чем уже неоднократно отмечалось в юридической литературе⁹².

Правовые основы задержания подозреваемого имеют четырехзвенную структуру, включающую: а) международно-правовой уровень; б) конституционный уровень; в) законодательный уровень; г) подзаконный уровень.

На международном уровне правовая регламентация задержания подозреваемого выражается в общем контексте обеспечения права человека на свободу и личную неприкосновенность. Соответствующие нормы содержаться в целом ряде международно-правовых документов, имеющих высшую юридическую силу. Так, ст. 3, 9 Всеобщей декларации прав человека⁹³ провозглашают, что каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность и что никто не может быть подвергнут произвольному аресту или задержанию. Аналогичная норма представлена в ч. 1 ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах⁹⁴. А ч. 4 ст. 9 этого документа определяет право каждого задержанного на безотлагательное разбирательство его дела в суде в целях определения законности его задержания и решения вопроса об его возможном освобождении. Статья 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (Европейской конвенции)⁹⁵ устанавливает, что право лица на свободу и личную неприкосновенность (в контексте целей задержания подозреваемого) может быть ограничено с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения. Этой же статьей установлены и другие международно-правовые гарантии в части ограничения права на свободу, а именно: право на разъяснение лицу на понятном языке причин его ареста и любого предъявленного ему обвинения; право на незамедлительное доставление задержанного к судье (к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью) и на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда; право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным; право на компенсацию в случае незаконного ареста или заключения под стражу.

Необходимо обратить внимание на существующие по данному поводу позиции Европейского суда по правам человека, который исходит из того, что возможность законного посягательства на свободу и личную неприкосновенность человека должна предполагать соразмерность ограничения этого права, выраженную в балансе между общественными интересами, требующими предварительного заключения под стражу, и значительностью права на свободу личности – с учетом презумпции невиновности. При установлении такого баланса важным фактором является продолжительность содержания под стражей, которая не должна превышать разумных пределов⁹⁶. А практика, которая складывается в связи с законодательным пробелом и в соответствии с которой лицо заключается под стражу на неопределенный срок, противоречит одному из фундаментальных принципов правосудия – принципу правовой обеспеченности⁹⁷.

Кроме того, Европейский суд выражает весьма интересные правовые позиции в толковании ст. 5 Европейской конвенции относительно самого понятия «лишение физической свободы». В ряде его решений отмечается, что такое лишение может приобретать разнообразные формы, не всегда адекватные классическому тюремному заключению. В этой связи предлагается оценивать лишение физической свободы не по формальным, а по сущностным признакам, таким как принудительное пребывание в ограниченном пространстве, изоляция человека от общества, семьи, прекращение выполнения служебных обязанностей, невозможность свободного передвижения и общения с неопределенным кругом лиц. По мнению Европейского суда, ограничение свободы и лишение свободы отличаются друг от друга лишь степенью или интенсивностью, а не природой или сущностью⁹⁸. При этом ст. 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, провозглашая право на свободу и личную неприкосновенность, говорит именно о свободе физической; ее цель – гарантировать, чтобы никто не мог быть произвольно лишен свободы в смысле данной статьи⁹⁹. Европейский суд по правам человека исходит из того, что само по себе лишение свободы не обязательно является нарушением п. 1 ст. 5 Европейской конвенции, но перечень исключений из права на свободу является исчерпывающим и только узкое толкование этих исключений соответствует цели данного положения, а именно обеспечению того, чтобы никто не был лишен свободы произвольно¹⁰⁰.

Обосновывая этот подход, Европейский суд по правам человека пришел к выводу, что при определении того, был ли кто-то лишен свободы в смысле ст. 5 Европейской конвенции, точкой отсчета должна быть его конкретная ситуация. Следует учитывать весь спектр критериев, таких как вид, длительность, последствия и способ применения рассматриваемой меры; различие между лишением и ограничением свободы состоит, тем не менее, лишь в степени суровости, а не в природе или сущности¹⁰¹.

Правовые стандарты задержания подозреваемого в общем контексте ограничения права на свободу и личную неприкосновенность находят свое отражение еще в целом ряде международных документов, в частности, в Минимальных стандартных правилах обращения с заключенными¹⁰², в Минимальных стандартных правилах ООН, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинских правилах)¹⁰³, в Основных принципах обращения с заключенными¹⁰⁴, в Своде принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме¹⁰⁵, в Правилах ООН, касающихся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы¹⁰⁶, и целом ряде других международно-правовых актов.

Говоря о международных стандартах в области задержания подозреваемого и обращения с задержанными, следует обратить внимание, что они вовсе не являются некой правовой догмой и, тем более, не направлены на построение в определенном государстве, например в Российской Федерации, идеальной системы правоограничительных норм, регламентирующих основания, порядок и условия применения данной меры принуждения. Как справедливо отмечает В. Н. Григорьев, с учетом разнообразия юридических, социальных, экономических, географических условий вполне очевидно, что не все эти правила можно применять повсеместно и одновременно¹⁰⁷. Представляется, что цель международных стандартов в сфере задержания лица по подозрению в совершении преступления заключается в создании правового вектора, позволяющего определить направление для формирования и развития национальной системы законодательных норм, регламентирующих применение данной меры уголовно-процессуального принуждения.

На конституционном уровне правовая регламентация задержания подозреваемого находит отражение в ряде положений гл. 2 Конституции РФ¹⁰⁸, определяющей права и свободы человека и гражданина. Так, согласно ст. 22 Конституции РФ каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов.

Кстати, весьма примечательно, что установленный Конституцией РФ 48-часовой срок задержания не продиктован никакими международными стандартами. Предопределяя концептуальные подходы к ограничению права на свободу и личную неприкосновенность, ст. 5 Европейской конвенции и иные основополагающие транснациональные правовые акты не регламентируют четких сроков внесудебного нахождения человека под стражей, оставляя данный «пункт» в вéдении соответствующего государства. В этой связи многие ученые, в особенности практики, не перестают задаваться вопросом, чем же все-таки руководствовались разработчики действующей Конституции РФ, устанавливая столь короткий временной промежуток, который явно недостаточен для надлежащего выполнения всех предусмотренных законом процедурных правил задержания в соответствии с их подлинным правовым смыслом и назначением.

Ввиду общего 48-часового срока задержания, включающего время, затраченное на доставление лица в орган предварительного расследования, а также 8-часовой «резерв», предусмотрительно оставленный законодателем для судебного заседания (ч. 3–4 ст. 108 УПК РФ), в распоряжении следователя на проведение всех необходимых процессуальных действий остаются «жалкие кроки» – немногим более суток. О какой свободе оценки доказательств в данном случае вообще можно говорить? Успеть бы провести минимум первоначальных следственных действий, «на скорую руку» сформулировать обвинение, предъявить его задержанному, да подготовить в суд ходатайство об избрании меры пресечения. И еще хорошо, если к следователю доставлен только один подозреваемый. А если их несколько?

Конечно, Уголовно-процессуальный кодекс предусматривает выход из всех подобных ситуаций – возможность воспользоваться правом избрания меры пресечения в отношении подозреваемого (ст. 100 УПК РФ). Однако законодатель прямо указывает на данный механизм как на исключительный, подразумевая возможность его использования в редких, очевидно, наиболее сложных случаях, связанных, например, с большим количеством задержанных, удаленностью суда и другими нестандартными обстоятельствами. Как совершенно справедливо отмечает Л. В. Головко, особый порядок избрания меры пресечения в отношении подозреваемого имеет технический характер и лишь подчеркивает общее правило: в нормальной ситуации для применения меры пресечения требуется сначала предъявить обвинение¹⁰⁹.

Советское уголовно-процессуальное законодательство устанавливало более благоприятный правовой режим – 72 (24+48) часа с момента составления протокола задержания (ст. 104 УПК РСФСР 1923 года¹¹⁰, ст. 122 УПК РСФСР 1960 года). Да и сложный судебный порядок избрания меры пресечения в виде ареста не требовался; эти вопросы решались посредством прокурорского санкционирования. Но даже этих трех суток подчас бывало недостаточно для полноценного формирования необходимой совокупности доказательств, предъявления задержанному обвинения и обоснования целесообразности его дальнейшего заключения под стражу. Автор этих строк, успев поработать следователем в условиях действия прежнего процессуального Кодекса, прекрасно помнит те бессонные ночи, которые были посвящены производству неотложных следственных действий по факту очередного задержания и составлению множества процессуальных и служебных документов.

Самое интересное, что ни в одном из доступных на сегодняшний день источников, касающихся подготовки проекта Конституции РФ, не содержится какого-либо понятного, логического и тем более доктринального обоснования предельного 48-часового срока ограничения права личности на свободу. Понять замысел конституционного законодателя в этой части фактически невозможно.

Здесь возникает лишь одна более или менее приемлемая версия. Видимо, разработчики действующей Конституции, пытаясь продемонстрировать всему миру переход Российской Федерации к либерализму, желая максимально наглядно выставить на всеобщее обозрение заботу о правах личности как о высшей ценности, изобрели самый гуманный, самый благоприятный для человека режим вынужденного ограничения его свободы и личной неприкосновенности. При этом реальные потребности следственной практики ими во внимание не принимались или до конца не осознавались, а, может быть, с учетом навеянного антисоветской пропагандой того времени негативного отношения к правоохранительным органам вообще были проигнорированы сознательно.

Между прочим, в этом стремлении российские демократы и либеральные реформаторы начала 1990-х годов оказалась как всегда «первыми учениками» у западных «гуру», обогнав в своем старании даже другие постсоветские государства. Весьма примечательно, что Конституции этих стран (Беларуси, Украины, Армении и т. д.) регламентируют подобные вопросы гораздо более взвешенно. Закрепляя общий принцип свободы и неприкосновенности личности, они вообще не предполагают каких-либо сроков его ограничения, как бы передавая этот вопрос на отраслевой уровень. А соответствующие уголовно-процессуальные кодексы предусматривают более длительные сроки задержания подозреваемых (например, Беларусь – 72 часа (ст. 108 УПК Беларуси¹¹¹), Украина – 72 часа (ст. 211 УПК Украины¹¹²), Армения – 96 часов (ст. 129 УПК Армении¹¹³) и т. д.).

Возвращаясь к правовым основам задержания подозреваемого, обратим внимание еще на несколько конституционных положений. Так, в соответствии с ч. 2 ст. 48 Конституции РФ каждый задержанный, заключенный под стражу, обвиняемый в совершении преступления, имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента соответственно задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения. И, наконец, ч. 3 ст. 55 Конституции РФ устанавливает, что права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Указанные конституционные принципы подлежат развитию и некоторому толкованию в целом ряде позиций Конституционного Суда РФ по вопросам применения федерального законодательства. В частности, отмечается, что публично-правовые интересы государства могут оправдывать ограничения прав и свобод, только если такие ограничения отвечают требованиям справедливости, являются адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей¹¹⁴. Выявляя конституционно-правовой смысл понятия «лишение свободы», Конституционный Суд РФ установил, что оно имеет автономное значение, заключающееся в том, что любые вводимые в отраслевом законодательстве меры, если они фактически влекут лишение свободы (будь то санкция за правонарушение или принудительные меры, обеспечивающие производство по делу), должны отвечать критериям правомерности именно в контексте ст. 22 Конституции РФ и ст. 5 Европейской конвенции, составляющих нормативную основу регулирования ареста, задержания, заключения под стражу и содержания под стражей в сфере преследования за совершение уголовных и административных правонарушений в качестве мер допустимого лишения свободы. Задержание, арест, заключение под стражу и содержание под стражей, несмотря на их процессуальные различия, по сути есть лишение свободы¹¹⁵. Помимо этого, Конституционным Судом РФ сформулирована правовая позиция, согласно которой всякое ограничение или лишение права на свободу и личную неприкосновенность в связи с необходимостью изоляции человека от общества, применяемой в виде меры пресечения в процессе судопроизводства либо в виде уголовного или административного наказания, должно обеспечиваться судебным контролем и другими правовыми гарантиями его справедливости и соразмерности, исходя из его законодательно установленных пределов¹¹⁶. И, наконец, Конституционным Судом РФ высказано мнение относительно прямого действия ст. 53 Конституции РФ при задержании подозреваемого. Отмечается, что вред, причиненный незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры, должен возмещаться государством в полном объеме независимо от вины соответствующих должностных лиц не только в прямо перечисленных в п. 1 ст. 1070 ГК РФ¹¹⁷ случаях, но и тогда, когда вред причиняется в результате незаконного применения в отношении гражданина такой меры процессуального принуждения, как задержание¹¹⁸.

На законодательном уровне правовая регламентация задержания подозреваемого находит отражение в ряде положений Уголовно-процессуального кодекса РФ и Закона «О содержании под стражей». Полномочия отельных правоохранительных органов в части фактического задержания подозреваемых определены в ст. 14 Закона «О полиции», ст. 13, 14, 14.1, 14.3–14.6 Закона «О ФСБ», ст. 19–20 Закона «О таможенном регулировании», ст. 14, 26, 28, 28.1, 30, 31.2, 31.3, 36 Закона «О ФСИН»¹¹⁹, ст. 10 Закона «О Росгвардии»¹²⁰, ст. 30 Закона «О государственной границе»¹²¹, ст. 15 Закона «О государственной охране»¹²² и некоторых других законодательных актах. Кроме того, ст. 26 Закона «Об основах охраны здоровья граждан в РФ»¹²³ предусматривает право задержанных на получение медицинской помощи.

Уголовно-процессуальный кодекс РФ, являясь основным законодательным актом, регламентирующим порядок расследования и судебного разбирательства уголовных дел, определяет принципиальное положение о неприкосновенности личности в уголовном судопроизводстве (ст. 10 УПК РФ), легальную дефиницию задержания подозреваемого как меры принуждения (п. 11 ст. 5 УПК РФ), правовые основания и порядок задержания и освобождения подозреваемого (гл. 12 УПК РФ), а также устанавливает иные публичные правоотношения, возникающие в связи с применением данного механизма: допрос подозреваемого (ч. 2 ст. 46 УПК РФ), личный обыск задержанного (ст. 93, 184 УПК РФ), особенности задержания отдельных категорий лиц (ст. 423, 449 УПК РФ) и т. д.

Вместе с тем, уголовно-процессуальная регламентация задержания подозреваемого, несмотря на свою долгую историю и достаточно фундаментальную доктринальную основу, не лишена целого ряда пробелов и недочетов, весьма негативно сказывающихся на следственной практике. В действующем Кодексе почему-то не определены цели задержания подозреваемого, что, в свою очередь, обуславливает методологические ошибки, допущенные законодателем при формулировании оснований и мотивов для данной меры принуждения. Кроме того, законодатель не уделяет должного внимания моменту фактического задержания подозреваемого, хотя связывает с ним возникновение большинства правоотношений, характеризующих данную меру принуждения, о чем уже неоднократно отмечалось в специальной литературе. Существуют и другие пробелы в нормативно-правовой регламентации задержания подозреваемого, имеющие место в действующем УПК РФ. Все эти проблемы будут подробно исследованы в последующих параграфах настоящей Монографии.

Закон «О содержании под стражей» устанавливает специальный правовой режим, действующий в изоляторах временного содержания, а также основные гарантии прав и законных интересов лиц, задержанных по подозрению в совершении преступления. В этой связи Конституционный Суд РФ отметил, что данный закон не только направлен на выполнение задач, предусмотренных УПК РФ, но и преследует цель обеспечения личной безопасности подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей¹²⁴. Этим законом, в частности, установлены правовые условия и механизмы обеспечения личной безопасности подозреваемых, определены правила обеспечения изоляции, направленные на выполнение задач данной меры принуждения, а также ответственность за их нарушение, определены основания и правовые условия общения «с внешним миром»: свиданий с защитниками, близкими родственниками, иными лицами, получения корреспонденции, передач и т. д.

Подзаконный уровень правовой регламентации задержания подозреваемого обусловлен наличием различных ведомственных нормативных правовых актов, конкретизирующих положения федерального законодательства. Указанные нормативные правовые акты носят преимущественно технический, инструктивный характер и не предполагают какого-либо «высокого» правового смысла. Однако они являются важным подспорьем для сотрудников правоохранительных органов в реализации возложенных на них публично-правовых функций.

Некоторые аспекты задержания находят отражение, например, в Уставе патрульно-постовой службы полиции¹²⁵, в Административном регламенте ГИБДД¹²⁶, в Наставлении о порядке исполнения обязанностей и реализации прав полиции в дежурной части территориального органа МВД России после доставления граждан¹²⁷, в Уставе военной полиции¹²⁸, в Правилах внутреннего распорядка ИВС ОВД¹²⁹, в Правилах внутреннего распорядка в изоляторах временного содержания подозреваемых и обвиняемых пограничных органов¹³⁰ и целом ряде иных подзаконных нормативных правовых актов.

Сложность и разветвленность существующей в настоящее время нормативной базы, обеспечивающей возможность задержания, неизбежно обуславливает наличие известных правовых коллизий и противоречий между ее отдельными элементами, что в конечном счете негативно сказывается на повседневной работе правоохранительных органов и реализации основополагающего права личности на свободу и неприкосновенность. Представляется, что в современных условиях давно назрела необходимость в совершенствовании этой базы, в определенной интеграции существующих нормативных актов, в приведении содержащихся в них положений «к общему знаменателю» в целях обеспечения стройной, единообразной и взаимосвязанной практики всех субъектов, участвующих в процессе задержания лиц по подозрению в совершении преступлений.