Текст книги "Задержание подозреваемого. Конституционно-межотраслевой подход"

Вступая с нами в дискуссию по данному поводу, А. А. Тарасов пишет, что С. А. Шейфер прекрасно понимал (просто не мог не понимать!) различия в процессуальном статусе субъектов уголовного судопроизводства и непроцессуальной деятельности, осуществляющих фактическое задержание и доставление⁶³. Скорее всего, автор абсолютно прав. И в этой связи представляется более чем вероятной еще одна гипотеза, объясняющая точку зрения С. А. Шейфера: искренне болея душой за развитие уголовного судопроизводства, он в своих доводах исходил не из сугубо доктринальных позиций, а из реальных возможностей следственной практики, ограниченной рамками далеко не совершенной процессуальной формы. Иными словами, ученый как бы подсказывал правоприменителю единственно «допустимый» прикладной выход из подобной ситуации.

Вполне возможно, что во времена формирования С. А. Шейфером его знаменитой теории следственных действий подобное практическое решение было вполне приемлемым. Однако за последние десятилетия многие существующие ранее постулаты уголовно-процессуальной доктрины подверглись серьезным изменениям либо были просто переосмыслены. В частности, 1970–1980-е годы ознаменовались выходом в свет нескольких крупных работ по проблемам уголовно-процессуальных правоотношений. В 1990-е годы ввиду принятия Конституции РФ особое внимание ученых стало уделяться уголовно-процессуальной форме как необходимому условию допустимости доказательств. И, в конце концов, сам УПК РФ исключил протокол задержания из перечня доказательств.

Все эти тенденции в своей совокупности предопределили невозможность использования прежних «Шейферовских» технологий в следственной практике и неизбежно потребовали более глубинных перемен, пересмотра многих прежних доктринальных позиций.

Застигая человека в момент совершения преступления, сотрудники полиции или иных правоохранительных органов осуществляют не процессуальную, а оперативно-розыскную или административную деятельность и руководствуются не уголовно-процессуальным законом, а иными нормативными правовыми актами (например, Законом «О полиции»⁶⁴, Законом «О ФСБ»⁶⁵, Законом «О таможенном регулировании»⁶⁶ и т. д.). Фактическое задержание достаточно часто проводят должностные лица (например, сотрудники патрульно-постовой службы, вневедомственной охраны, дорожно-патрульной службы ГИБДД и др.), которые в принципе не наделены полномочиями по производству предварительного расследования и, таким образом, не имеют никаких законных прав на вынесение уголовно-процессуального акта – протокола задержания подозреваемого. Как совершенно справедливо писал И. М. Гуткин, такая деятельность во многих случаях осуществляется лицами рядового и младшего начальствующего состава милиции, которые не пользуются правом производства уголовно-процессуальных действий. Аналогичным образом следует оценивать и полномочия представителей среднего и старшего начальствующего состава, связанные с выполнением обязанностей по охране общественного порядка⁶⁷.

Если в фактическом задержании принимает участие штатный следователь (что иногда случается в практике) или оперативный сотрудник (что бывает достаточно часто), то он, лично восприняв обстоятельства, имеющие значение для дела, становится свидетелем произошедшего, поэтому ввиду прямого предписания ч. 1 ст. 61 и ч. 1 ст. 62 УПК РФ обязан устраниться от участия в уголовном судопроизводстве. А ч. 2 ст. 41 УПК РФ запрещает возложение полномочий по проведению дознания на лицо, которое проводило или проводит по данному уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия.

Кстати, на данные обстоятельства указывал и С. А. Шейфер, который, однако, писал, что в подобной ситуации сотрудник обязан устраниться от дальнейшего расследования лишь после составления протокола задержания⁶⁸. Если следователь не имеет права участвовать в производстве по уголовному делу, то этот запрет по смыслу закона дóлжно распространять на все процессуальные действия и решения. Предложенный С. А. Шейфером выборочный характер (составить протокол задержания – можно, а все остальное – нельзя) представляется более чем странным.

Процессуальное решение о задержании подозреваемого принимается не лицом, участвовавшим в его фактическом захвате, и не в месте его проведения, а несколько позднее, после доставления – в кабинете следователя, на что прямо указывает ч. 1 ст. 92 УПК РФ. Поэтому излагаемые в нем основания и мотивы – это не плоды непосредственного восприятия автором протокола обстоятельств фактического задержания, а сведения, полученные из других источников: из показаний потерпевшего, свидетелей-очевидцев, результатов осмотра места происшествия, обыска, предъявления для опознания и т. д. Протокол задержания – писал И. М. Гуткин – не обладает свойствами, кои характерны для протоколов следственных действий. По мнению автора, в нем действительно фиксируются факты, обстоятельства, указывающие на причастность лица к совершению преступления, но не наблюдавшиеся непосредственно автором протокола, а установленные с помощью иных источников⁶⁹. В. Н. Григорьев отмечает, что подобные сведения фактически получаются в результате предшествующих задержанию подозреваемого или предпринимаемых одновременно с ним следственных действий и других способов собирания доказательств. К моменту составления протокола задержания они должны уже быть удостоверены надлежащим способом. Это необходимое требование при задержании, одно из условий его обоснованности⁷⁰.

Именно для собирания (формирования), проверки и оценки необходимых доказательств законодатель и предоставляет те самые три часа, в течение которых должен быть составлен протокол задержания. Аргумент о том, что в реальности следователи далеко не всегда и далеко не сразу допрашивают в качестве свидетелей лиц, проводящих фактическое задержание, – это не проблема теории уголовного процесса или закона, а системный недостаток правоприменительной практики, который подлежит обязательному устранению.

Однако для справедливости необходимо обратить внимание, что специфические особенности некоторых практических ситуаций объективно не позволяют полностью исключить практику составления протоколов задержания подозреваемых лицами, которые являлись очевидцами преступления и принимали участие в фактическом захвате. Например, как быть сельскому участковому уполномоченному полиции, пресекшему попытку совершения кражи из магазина? Ввиду большого расстояния от места постоянной дислокации органа внутренних дел и длительного времени (гораздо более трех часов), требующегося для прибытия на место следователя, решение о задержании подозреваемого придется принимать именно ему; для этого, собственно говоря, и установлен процессуальный механизм, предусмотренный ст. 157 УПК РФ. Аналогичная ситуация будет складываться в отдаленных воинских частях, на кораблях, находящихся в дальнем плавании, в местах дислокации геологоразведочных партий и зимовок, антарктических станций и других объектов, расположенных в удалении от «большой земли» (к рассмотрению данного вопроса мы еще вернемся в § 3.1 настоящей Монографии).

А упоминаемые С. А. Шейфером случаи фиксации обстоятельств, сопутствующих фактическому задержанию, в различных рапортах и иных непроцессуальных документах связаны с совершенно иной проблемой уголовно-процессуальной науки и практики – возможностью использования в доказывании результатов непроцессуальной (оперативно-розыскной и административной) деятельности. Мы уже неоднократно писали, что эти вопросы должны разрешаться не посредством придания искусственного доказательственного значения протоколам задержания, а иным способом – через прямое, непосредственное введение таких результатов в уголовный процесс, придание им статуса полноценных доказательств⁷¹. Тем более что по данным специальных исследований, протокол задержания в качестве самостоятельного доказательства на практике фактически не используется⁷².

Таким образом, задержание подозреваемого как одну из мер уголовно-процессуального принуждения нельзя смешивать с иными правовыми средствами, находящимися в арсенале органов предварительного расследования.

2. Задержание подозреваемого – это процессуальная комбинация, то есть предусмотренный уголовно-процессуальным законодательством комплекс определенных взаимообусловленных следственных и иных процессуальных действий, направленных на решение частных (локальных) задач уголовного судопроизводства и производимых на основании общего решения.

Процессуальная комбинация – это новая доктринальная категория. Идея о необходимости ее введения в понятийный аппарат уголовно-процессуальной науки была предложена нами в январе 2005 года⁷³ и получила развитие в наших последующих работах⁷⁴. Своим комплексным характером процессуальные комбинации напоминают разрабатываемые учеными-криминалистами тактические комбинации – определенные сочетания тактических приемов, следственных или судебных действий, преследующие цели решения конкретных задач предварительного расследования или судебного разбирательства и обусловленные этими целями и следственной ситуацией⁷⁵.

Вместе с тем процессуальная комбинация имеет строго формализованную процедуру; ее содержание и последовательность входящих в нее процессуальных действий прямо регламентированы УПК РФ. Тогда как содержание и последовательность тактической комбинации определяет сам следователь, руководствуясь при этом криминалистическими рекомендациями и своим практическим опытом. Типичными процессуальными комбинациями, на наш взгляд, являются: наложение ареста на почтово-телеграфные отправления, их осмотр и выемка (ст. 185 УПК РФ); контроль и запись переговоров (ст. 186 УПК РФ); получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами (ст. 186.1 УПК РФ), которые имеют познавательный характер и направлены на получение новой или проверку имеющейся доказательственной информации.

Продолжая анализировать указанные вопросы, мы пришли к выводу, что процессуальные комбинации существуют не только в системе механизмов уголовно-процессуального познания. Комбинированный характер вполне может быть присущ и другим установленным законом юрисдикционным процедурам, в частности задержанию подозреваемого в его широком значении, то есть всей системе действий, предусмотренных гл. 12 УПК РФ⁷⁶. Впервые этот тезис был предложен вниманию специалистов весной 2005 года на научно-практической конференции, проводимой кафедрой управления органами расследования преступлений Академии управления МВД России, и вызвал вполне ожидаемую филиппику со стороны некоторых ученых-процессуалистов, в частности профессора В. П. Божьева. Тем не менее результаты наших дальнейших исследований полностью подтвердили справедливость данной позиции, по крайней мере применительно к современному механизму задержания подозреваемого – далеко не безгрешному, но все же легальному, прямо установленному гл. 12 УПК РФ.

Задержание подозреваемого как процессуальная комбинация – это не единичный акт реализации следователем своих полномочий, а целый комплекс взаимосвязанных процессуальных действий, обусловленных общим процессуальным решением, выносимым в современных условиях в форме протокола в порядке ч. 1–2 ст. 92 УПК РФ. Все входящие в этот комплекс действия, а также общая последовательность и сроки их производства прямо регламентированы Уголовно-процессуальным кодексом РФ; несоблюдение установленного порядка следует считать грубым нарушением закона, обуславливающим лишение подозреваемого важнейших конституционных гарантий, в частности права на свободу и личную неприкосновенность, на защиту и др.

В содержание процессуальной комбинации, именуемой задержанием подозреваемого, входят следующие действия: а) составление протокола задержания подозреваемого; б) предоставление задержанному возможности телефонного звонка своим родственникам или близким лицам с целью уведомления о факте задержания; в) разъяснение подозреваемому его прав; г) обеспечение задержанному защитника; д) личный обыск задержанного; е) допрос подозреваемого; ж) письменное уведомление прокурора о задержании подозреваемого, которое следователь обязан направить в 12-часовой срок (ч. 3 ст. 92 УПК РФ); уведомление о задержании заинтересованных лиц: близких родственников (родственников или близких лиц); законных представителей, командование воинской части; адвокатскую палату субъекта РФ, посольство или консульство (ст. 96 УПК РФ).

В завершении поясним, что, рассматривая задержание как процессуальную комбинацию, мы лишь констатируем факт ее существования, анализируем действующий порядок, предусмотренный гл. 12 УПК РФ, и не более. При этом, несколько забегая вперед, отметим, что в последующих главах будет обоснована точка зрения об отсутствии какой-либо необходимости в уголовно-процессуальной регламентации большинства элементов, входящих в процедуру задержания подозреваемого и придающих ей комбинированный характер.

3. Задержание подозреваемого – это тактическая операция, то есть определенная совокупность следственных и иных процессуальных действий, оперативно-розыскных, организационно-технических и иных мероприятий, направленных на решение конкретной задачи расследования, обусловленная сложившейся по делу следственной ситуацией.

Тактическая операция не является сугубо уголовно-процессуальной категорией. Сочетая процессуальные действия с иными мероприятиями правоохранительных органов, она частично выходит из сферы регулирования, установленной УПК РФ. Поэтому научные и методические основы проведения тактических операций традиционно входили в предмет криминалистики. Большой вклад в разработку тактических операций в свое время внесли А. В. Дулов (который и ввел эту категорию в научный обиход)⁷⁷, Л. Я. Драпкин⁷⁸, В. И. Шиканов⁷⁹ и другие авторы.

Однако криминалисты практически не рассматривали в качестве самостоятельной тактической операции совокупность процессуальных действий: оперативно-розыскных и иных мероприятий, направленную на задержание лица по подозрению в совершении преступления, то есть задержание в самом широком значении. И это не удивительно. Ведь криминалистика – это наука, которая традиционно касается вопросов уголовного судопроизводства преимущественно в контексте работы с доказательствами в целях установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. Достаточно вспомнить данное Р. С. Белкиным и ставшее классическим определение криминалистики как науки о закономерностях механизма преступления, возникновения информации о преступлении и его участниках, собирания, исследования, оценки и использования доказательств и основанных на познании этих закономерностей специальных средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений⁸⁰. Поэтому ученые обычно пытаются примерить категории криминалистической тактики к следственным или судебным действиям, к судебным экспертизам или иным познавательным приемам, находящимся в арсенале органов дознания, предварительного следствия или суда. Несмотря на то что некоторые специалисты все-таки пишут о тактике задержания подозреваемого (о чем уже отмечалось выше) и даже придают ему характер целостной системы⁸¹, эти вопросы в контексте тактических операций рассматриваются очень и очень фрагментарно⁸².

На наш взгляд, задержание подозреваемого в своем широком значении полностью отвечает всем признакам тактической операции:

а) направленно на решение единых и конкретных задач предварительного расследования, обусловленных сложившейся по делу следственной ситуацией – на обеспечение нахождения лица в условиях доступности для установления его причастности к совершению преступления, на воспрепятствование противодействию расследованию, на пресечение дальнейшей преступной деятельности;

б) связывает общим замыслом проводимые следственные действия и иные мероприятия, осуществляется на основании единого плана, нередко являющего залогом успеха задержания подозреваемого и правильного формирования ключевых доказательств по уголовному делу;

в) представляет собой совокупность различных по правовому режиму актов правоохранительной деятельности: следственных и иных процессуальных действий, оперативно-розыскных, административно-правовых и организационно-технических мероприятий. Остановимся на этом вопросе более подробно.

К процессуальным действиям, безусловно, относятся все действия органов предварительного следствия, предусмотренные гл. 12 УПК РФ и входящие в содержание задержания подозреваемого как процессуальной комбинации (обеспечение защитника, допрос, личный обыск, направление уведомлений и т. д.). Однако исходя из криминалистической природы тактической операции в ее содержание могут включаться и другие первоначальные следственные действия, обусловленные сложившейся по делу следственной ситуацией. В современной практике наиболее часто проводятся допросы, очные ставки, предъявления для опознания, осмотры, освидетельствования, обыски.

Допросы потерпевших и свидетелей-очевидцев необходимы для получения сведений, указывающих на фактически задержанных лиц как на совершивших преступления. Посредством данных показаний у следователя появляются основания для задержания, предусмотренные ст. 91 УПК РФ. В целях проверки этих показаний могут также проводиться очные ставки и предъявления для опознания. Для решения вопроса о задержании подозреваемого особую актуальность имеют допросы в качестве свидетелей сотрудников правоохранительных органов либо иных людей, застигших подозреваемого при совершении преступления или непосредственно после. К сожалению, как уже отмечалось выше, в современной практике следователи в связи с процессуальным цейтнотом и другими обстоятельствами далеко не всегда и далеко не сразу допрашивают в качестве свидетелей лиц, проводящих фактическое задержание, чем явно сужают доказательственную базу по уголовному делу.

Освидетельствование задержанного или потерпевшего осуществляется в целях обнаружения на теле человека особых примет, следов преступления, телесных повреждений, выявления внешних симптомов опьянения или иных свойств и признаков, имеющих значение для уголовного дела. В частности, освидетельствование, проводимое в отношении фактически задержанного, во многих случаях позволит выявить признаки, указывающие на основание для задержания, предусмотренное п. 3 ч. 1 ст. 91 УПК РФ. Например, по уголовным делам, связанным с незаконным оборотом наркотиков, посредством освидетельствования могут быть сделаны смывы с ладоней или сострижены ногти. По уголовным делам об изнасилованиях на теле задержанного могут быть обнаружены характерные царапины и другие следы активного сопротивления со стороны потерпевшей и т. д.

Особую роль при задержании подозреваемого играет обыск его жилища (иного помещения или автотранспортного средства), где могут находиться явные следы преступления: орудия, оборудование или иные средства его совершения, похищенные предметы, документы, ценности и т. д. Обнаруженные в ходе подобных обысков объекты подлежат предъявлению для опознания потерпевшему или другим лицам.

Следственный осмотр – это действие, которое позволяет обследовать место фактического задержания подозреваемого в целях обнаружения оставленных им следов, объектов, от которых он постарался избавиться, и т. д. В современной правоприменительной практике особую роль осмотр места происшествия приобретает в связи с невозможностью проведения до возбуждения уголовного дела обыска или выемки. Подобная технология, в частности, используется при задержаниях должностных лиц в момент получения ими взяток.

Примером здесь может послужить следующий случай. В начале 2011 года один из московских адвокатов пригласил автора этих строк в качестве специалиста для разъяснения некоторых спорных вопросов по уголовному делу. Из представленных в наше распоряжение материалов усматривалось, что в июле 2010 года сотрудниками органов внутренних дел по Центральному федеральному округу был проведен комплекс оперативно-розыскных мероприятий, направленных на задержание с поличным начальника одного из подмосковных отделов Росреестра И. по факту якобы вымогаемой им взятки за регистрацию земельного участка. После осуществления оперативного эксперимента в служебном кабинете И. незамедлительно был произведен осмотр места происшествия, в ходе которого был обнаружен принадлежащий И. портфель с денежными средствами (в российских рублях и иностранной валюте) и имеющими отношение к делу документами.

Вполне очевидно, что подобный способ обследования помещения и личных вещей задержанного не в полной мере соответствует закону. Фактически здесь имеет место полноценный обыск, который формально маскируется под осмотр места происшествия. Но в силу прямого запрета на производство обыска до возбуждения уголовного дела – это чуть ли не единственная практическая возможность процессуально зафиксировать факт нахождения денежных средств или иных объектов у задержанного и впоследствии изобличить его в совершении преступления.

В ходе описываемой тактической операции вполне допустимо проведение судебных экспертиз. Однако ввиду краткосрочности задержания подозреваемого в данном случае практически приемлемыми будут лишь те экспертизы, производство коих не занимает длительного времени (например, исследование огнестрельного или холодного оружия, наркотических средств, драгоценных металлов, поддельных денег и т. д.). При задержании подозреваемого актуальна и судебно-наркологическая экспертиза человека, направленная на установление состояния алкогольного или иного опьянения, которая в практической деятельности ошибочно именуется медицинским освидетельствованием⁸³.

Известны случаи производства иных следственных действий, направленных на решение вопросов, связанных с задержанием подозреваемого: следственного эксперимента и проверки показаний на месте, примерами чего могут послужить эпизоды из нашей собственной практики во время прохождения службы в Главном следственном управлении при ГУВД г. Москвы.

Так, при попытке сбыта нескольких поддельных 100-рублевых купюр были задержаны граждане Н. и К. Они показали, что приобретали указанные деньги у своего знакомого Ш., который изготавливал их у себя дома посредством самого современного на тот момент компьютерного оборудования. В ходе обыска, проведенного по месту жительства Ш., были изъяты персональный компьютер и принтер; на компьютере были обнаружены графические файлы с изображением билетов банка РФ и иностранных денежных знаков, в частности долларов США. Для решения вопроса о задержании Ш. по подозрении в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 186 УК РФ⁸⁴, проводился следственный эксперимент, посредством которого была установлена возможность изготовления поддельных купюр на изъятом оборудовании⁸⁵.

При попытке предъявления к оплате поддельного векселя в помещении одного из московских банков был задержан гражданин А. В ходе допроса он сообщил, что в целях совершения мошеннических действий использовал поддельную печатную форму (печать) одной из коммерческих организаций. Он также пояснил, что за два дня до своего задержания выбросил указанную печать в сугроб, находящийся на бульварной части Ленинградского проспекта в районе станции метро «Динамо». С учетом насупившей весенней оттепели, несмотря на ночное время, нами было принято решение о незамедлительном следовании совместно с задержанным к указанному им месту в целях поиска печати. Однако данный объект обнаружен не был.

Среди оперативно-розыскных элементов тактической операции по задержанию подозреваемого особое значение имеют проверочная закупка, оперативное наблюдение, отождествление личности, обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств, оперативное внедрение, контролируемая поставка и оперативный эксперимент. К административно-правовым мероприятиям, подлежащим включению в тактическую операцию по задержанию подозреваемого, можно отнести само фактическое задержание, пресечение осуществления преступной деятельности, проверку документов, административное оцепление, доставление, административный досмотр и т. д.

К организационно-техническим элементам тактической операции по задержанию подозреваемого могут относиться самые разнообразные служебно-вспомогательные приемы, необходимые для эффективного производства описанных выше следственных действий, оперативно-розыскных и административных мероприятий. В частности, таковыми являются использование дополнительных сил, специальных технических средств, служебно-розыскных собак, заполнение карточек статистической отчетности и т. д. Сюда же следует отнести тщательную подготовку и планирование тактической операции. А. А. Леви включает в перечень таких действий следующие: получение возможной информации о лицах, подлежащих задержанию; изучение места и определение времени предстоящего задержания; определение состава группы задержания и подготовка ее участников; составление плана задержания; репетиция задержания; проведение необходимых организационных мероприятий на месте задержания⁸⁶. Схожие рекомендации содержатся в работах В. Н. Григорьева⁸⁷ и ряде учебников по криминалистике.

Конечно, план – это совсем не обязательный атрибут операции по задержанию подозреваемого. Нередко фактические задержания происходят в условиях спонтанности (В. Н. Григорьев называет их задержаниями при непосредственном обнаружении общественно опасного деяния⁸⁸), например, когда лицо застигнуто сотрудниками полиции при попытке совершения квартирной кражи или сотрудниками пограничной службы ФСБ России при попытке незаконного пересечения Государственной границы РФ и т. д. В подобных случаях ввиду безотлагательности действий правоохранительных органов составление плана невозможно. Однако при тщательной и заблаговременной подготовке операции по задержанию подозреваемого (В. Н. Григорьев называет их задержаниями в результате анализа собранных материалов⁸⁹) их надлежащее планирование просто необходимо.

В современной практике достаточно частое распространение возымели ситуации, когда план общей тактической операции по задержанию подозреваемого составляется оперативными работниками и утверждается начальником соответствующего органа. Так, например, по уголовному делу о получении взятки одним из должностных лиц префектуры САО г. Москвы план его задержания с поличным был подготовлен старшим оперуполномоченным ОБЭПиПК и утвержден начальником полиции округа. Помимо прочего план включал проведение следователем осмотра места происшествия, допрос и личный обыск задержанного. В подобных случаях роль следователя представляется весьма странной. В качестве кого он выступает: процессуально самостоятельного участника или рядового исполнителя замысла оперативных работников? С точки зрения уголовно-процессуального законодательства данная правовая коллизия выглядит просто абсурдной. Ведь согласно ч. 1 ст. 152 и ч. 4 ст. 157 УПК РФ именно следователь вправе поручить органу дознания производство отдельных следственных действий, а не наоборот.

4. Задержание подозреваемого – это совокупность режимных мероприятий, связанных с помещением лица в изолятор временного содержания и его нахождением под стражей в условиях изоляции от общества. Правовой основой задержания подозреваемого в данном контексте выступает Закон «О содержании под стражей»⁹⁰, который устанавливает порядок и определяет условия нахождения подозреваемых в изоляторах временного содержания, регламентирует основные гарантии прав и законных интересов задержанных. К режимным мероприятиям, установленным данным законодательным актом, в частности, относятся прием задержанного в ИВС, его личный обыск (досмотр), дактилоскопирование, фотографирование, опрос и санитарная обработка подозреваемого, размещение в камере и т. д.

Итак, подводя итог всему вышесказанному, еще раз обратим внимание, что задержание подозреваемого, являясь сложной, многогранной правовой категорий, не может рассматриваться исключительно как объект уголовно-процессуального регулирования и уголовно-процессуальной науки. В задержании подозреваемого можно выделить уголовно-процессуальные, криминалистические, криминологические, судебно-психологические, оперативно-розыскные, административно-правовые, уголовно-исполнительные и иные аспекты, которые в своей совокупности и должны формировать соответствующую практику, с одной стороны, отвечающую назначению уголовного судопроизводства и обеспечивающую права и свободы личности, а с другой – позволяющую эффективно решать задачи, стоящие перед правоохранительными органами, в особенности на первоначальном этапе уголовного преследования.