Текст книги "Чистые сердца"

Обозначенные двадцать четыре часа истекли, Саадуллы не было. Дахкильга привели на эшафот, сняли с него кандалы и дали последнее слово:

– Братья! Передайте Саадулле: я у матери один, пусть он возьмет на себя ее похороны.

Полковник Князев посмотрел на часы, потом на пустую дорогу, вздохнул и медленно перевёл взгляд на Дахкильга. С высоко поднятой головой, горец поднялся на табурет, накинул себе на шею петлю, посмотрел на небо и, подпрыгнув, сбил табурет из-под своих ног. В тот же момент раздался выстрел, веревка оборвалась и, еще не успевший задохнуться Дахкильг, упал на эшафот. Площадь взорвалась восторженным рёвом. Толпа расступилась, и с дымящимся карабином в руке к эшафоту подъехал Саадулла. Он соскочил с коня, поднялся на эшафот, обнял Дахкильга, снял с его шеи остаток веревочного узла и вернул узду и скакуна:

– Спасибо, брат! У тебя не конь, а настоящий Буракъ!

Дахкильг сел на коня. Саадулла спокойно смотрел, как на виселице обновляли петлю, затем поднялся на табурет, надел на шею петлю и посмотрел на полковника. Князев поднял вверх руку. В наступившей тишине, его голос звучал громко и отчётливо:

– Все ли вы видели, как во время казни оборвалась веревка?

– Да! Все! – в едином порыве прокричали горцы и солдаты. Полковник подошел к Саадулле, снял с его шеи петлю и, попросив сойти с табурета, снова повернулся к толпе:

– По закону Российской Империи за одно преступление дважды не казнят!

Саадулла соскочил с эшафота на землю.

– Да здравствует Великая Россия! – взорвалась восторженными криками площадь.

Было это так или иначе, не так уж и важно. Важнее то, что именно на таких легендах были воспитаны многие поколения горцев.

И Ваха, когда ему пришлось принимать участие в боевых действиях, проявил себя как храбрый и честный воин.

Отделение под командованием сержанта Вахи прикрывало отход основных сил с блок поста. Оборону Ваха организовал грамотно. Несмотря на явное численное превосходство, атаки противника успеха не имели. То и дело враг откатывался назад, неся потери. Наконец неприятель бросил в бой бронетехнику. К позиции обороняющихся подошёл БТР. Он обстреливал окопы из крупнокалиберного пулемёта. Гудящие в воздухе, как огромные шмели, тяжёлые пули буквально не давали поднять головы. Улучшив момент, Ваха откатился в сторону, поднял гранатомёт и навёл его на борт БТРа. Иван – друг и земляк Вахи, посмотрев на командира, понял всё без слов и открыл огонь, отвлекая башенного стрелка БТРа на себя. Ваха нажал спуск. Граната ударила в борт боевой машины. БТР вспыхнул, его пулемёт замолк. Ваха отбросил в сторону сделавший своё дело гранатомёт и с улыбкой повернулся в сторону Ивана. В этот миг радость победы сменилась болью утраты. Его друг лежал отброшенный попаданием тяжёлой пули. Каска на его голове развалилась надвое. Голова представляла собой кровавое месиво. Обезумевший от накатившего горя Ваха, бросился к Ивану и, разорвав индивидуальный пакет, принялся бинтовать разбитую голову друга:

– Ваня, братка, потерпи…

Подползший к Вахе санинструктор, тронул его за плечо:

– Товарищ сержант, оставьте, он мёртв…

Скрипнув сжатыми зубами, Ваха посмотрел на подбитый бронетранспортёр и вытер рукавом накатившую слезу:

– Я знаю…

Взяв себя в руки, он обернулся и, найдя глазами младшего сержанта, распорядился:

– Батыр, остаёшься за старшего, я отнесу Ивана к своим и вернусь!

Взвалив на себя тело земляка, он с трудом поднялся. Санинструктор поддержал его:

– Товарищ сержант, я помогу!

Ваха отрицательно покачал головой:

– Отставить! Сам справлюсь! Ты нужен здесь!

Над головой Вахи засвистели пули, поправив тело товарища, Ваха кивнул младшему сержанту:

– Батыр, прикрой! – и, пригибаясь, тяжело побежал в сторону своих…

Ваха нёс на спине обмякшее тело друга и не испытывал усталости. Он пребывал в том особом состоянии, входить в которое научился ещё во время занятий боксом. Ваха не понимал что это, но чётко знал по собственным ощущениям, что время для него при этом ускорялось, позволяя опередить противника… Ни боли, ни страха он при этом не ощущал… Быть может это особое состояние было наследием древней, ещё языческой традиции ингушей, практиковавших концентрацию в себе силы Солнца – Ярь. Эта практика давала древним ингушам преимущество над врагами, делая их непобедимыми.

Так или иначе, а Ваха пятнадцать километров нёс на спине тело Ивана, практически бегом, ни на секунду не остановившись, но усталости не было…

Людям, не знакомым с кавказской культурой, поступок Вахи покажется бессмысленным. Узнав о том, что их часть отправляется в зону боевых действий, он и Иван дали друг другу слово в случае смерти одного из них, второй доставит его тело матери. Ваха исполнил обещание, тело Ивана было передано им для отправки на Родину, а сам Ваха попал в руки особиста…

Стоя по стойке «смирно» в бетонном блиндаже перед особистом, Ваха в волнении коверкая слова, пытался объяснить, что произошло. Но капитан из особого отдела не давал ему рта раскрыть:

– Молчать! Ты – трус! Ты самовольно оставил позицию и бросил своих бойцов!

Бледный от гнева Ваха, зло сверкая глазами, шагнул в сторону особиста:

– Кто?! Я – трус? Это ты – трус! Сидишь тут…

Капитан вскочил с табурета:

– Что?! Сержант Оздоев, ты не выполнил приказ! Пойдёшь под трибунал и понесёшь наказание вплоть до расстрела!

Возможно, этим бы всё и закончилось, но тут в блиндаж зашёл полковник – командир Вахи. Он посмотрел на особиста и коротко скомандовал:

– Отставить, капитан!

Сам же повернулся к Вахе. Вскинув руку к непокрытой голове, Ваха сорвался на крик:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться!

– Докладывай, сержант!

Отчаянно жестикулируя, Ваха начал:

– Мы с Иваном клятву давали… Кого убьют, другой обязательно его тело матери пошлет! Матерью клянусь! В роду Оздоевых никогда не было и нет трусов! А этот…

Капитан снова вскочил, но полковник, положив руку ему на плечо, «мягко» усадил на табурет:

– Возвращайся на передовую, Ваха, мы всё решим!

Последними словами, которые услышал Ваха, уходя из блиндажа, были:

– Успокойтесь капитан, вы не местный, вы не понимаете… Вот послушайте легенду: «Было это в Притеречье, примерно в 1910 году, войска царской России приложили немалые усилия, для поимки неуловимого абрека Саадуллы…»

Озаренные лучами восходящего солнца вершины искрились снегами, словно сверкающие бриллианты. Среди этого великолепия на одной из скал величественно восседал орёл. Его взгляд, сконцентрированный на бойницах замка «Вовнушки», скользнул по далёким туманным вершинам. Он как будто ожидал, что вот-вот покажется лицо того единственного мальчика, с кем он навеки связан… Ничто не нарушало привычную тишину, лишь у подножья башни слегка зыбилась на ветру буро-рыжая травяная поросль, намертво уснувшая до наступления тепла…

Ваха не видел гор. Этот рассвет он встречал в госпитале, в котором оказался, получив контузию и многочисленные осколочные ранения. В ночной вылазке один из его разведчиков задел растяжку. Трое ребят погибли сразу, а Ваху спасло дерево. Его изогнутый ветрами ствол принял на себя большую часть осколков.

В бреду Ваха громко кричал. Ему виделись «Вовнушки», где он, стоя на башне замка вместе с братьями, отражал атаки врагов…

 
В горах моё сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах моё сердце, а сам я внизу…
 

Ни в бреду, ни на яву Ваха не боялся смерти, ибо знал: там, в горах, в семейных склепах его ждут предки. Возможно это трудно понять, но древняя ингушская поговорка гласит, что горец при жизни должен иметь башню, а после смерти – склеп. Сложилось так, что в представлении ингушей разница между обычной и загробной жизнью лишь в том, что солнце светит мертвецам ночью, когда уходит из нашего мира. Испокон веков горцы заботились о том, чтобы после смерти души ушедших не чувствовали себя обделёнными в загробном мире.

Ваха долго боролся со смертью и, наконец, она отступила, по-видимому почувствовав, что время её ещё не пришло. Выписавшись из госпиталя, Ваха вернулся домой, где его ждали жена и пятеро детей. Он продолжил службу в спецназе МВД. Время от времени он выступал на ринге, завоёвывая одну медаль за другой… Но однажды, уснувший за рулём водитель такси перевернул не только машину, но и всю дальнейшую Вахину судьбу. Пострадавшие в аварии руки врачи собирали Вахе буквально по частям. Ваха не держал зла на водителя и поэтому не дал хода уголовному делу. Снова была больница, потом долгое и мучительное восстановление. Но эта тяжёлая травма поставила крест на его карьере… Теперь не только о боксе, но и о возвращении в зону боевых действий пришлось забыть.

Вскоре тяжело заболела мать Вахи. Чтобы ухаживать за ней, ему пришлось покинуть спецназ. Несмотря на все старания и заботу, мама вскоре умерла. Ваха не чурался никакой работы, но денег на семью всё равно не хватало. И тогда он решил оставить родной город и отправиться на заработки в далёкую Москву. Но он не мог уехать, не получив разрешение отца… Отец поддержал его. Ваха отправлялся в неизвестность… Но будущее – это не то, куда мы идём, а то, что мы создаём…

Наверное, невозможно передать мысли и чувства человека, решительно меняющего свою судьбу…

 
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живёт,
Не всё, что здесь цвело, увянет,
Не всё, что было здесь, пройдёт!
 

Забросив за плечи рюкзак с пожитками, Ваха решительно шагнул в вагон поезда, который через несколько минут унёс его навстречу судьбе.

Лишь у того, в чьей душе горит огонь Истины, в глазах лучится Божья искра.

Именно чистое сердце – сердце Человека будущего может создать гармонию в современном мире хаоса…