Текст книги "Невольник силы"

ГЛАВА 4

1

Поскольку в своем нынешнем положении Вадим Александрович считал для себя пьянку занятием откровенно опасным, да и вообще никогда болезненного пристрастия к спиртному не имел, ему стоило большого труда не пить вместе с Вовкой и долговязым Мишкой – только в доме Вовки он и познакомился с человеком, с которым рядом провел уже пару часов. Если Вовка мало внимания обращал на то, сколько пьют другие, то Мишка, как оказалось, был педантичным, любил порядок, разливал всем строго поровну и от беспорядка, то есть от недопитого даже другими, чувствовал себя нехорошо и словно бы подвох искал в этом. Вадим Александрович систему уловил после первой порции, и после разлития второй уже взял стакан в руки и пересел из-за стола на подоконник, чтобы иметь возможность в полумраке поднять стакан, имитируя процесс принятия, а потом руку опустить и вылить самогонку за окно, что он и сделал вполне удачно, в том числе и с третьей, последней порцией.

– Маловато, – изрек Мишка, когда Вовка в очередной раз заснул.

Причем в этот раз Вовка уже даже руку за третьей порцией протянул – приблизился к собственному рекордному результату. Но сил до стакана дотянуться уже не хватило…

Вадим Александрович без помощи Мишки оттащил бессильного товарища на кровать. Зато теперь показать взглядом на карман Вадима Александровича было некому, и Вадим Александрович в ответ на слова и красноречивый взгляд Мишки только пожал плечами.

– Взаймы мне не дадут… Я всем должен… – всерьез предупредил его Мишка и при этом посмотрел так, словно словами приезжего человека оглоушил, и теперь любовался эффектом.

– Значит, бросай пить…

Такой ответ Вадима Александровича предельно удивил Мишку. То есть удивил настолько, что он даже не нашелся, что ответить. В здешних местах в современные дни такие слова, похоже, считались крайне неприличными, чуть ли не оскорбительными. По крайней мере, весь вид Мишки говорил именно об этом. И он даже растерянно за окно глянул, где его машина стояла, чтобы как-то замять ситуацию, которая стесняла его.

– Так что, мне домой, что ли, ехать?

– Это уж сам выбирай, друг дорогой, куда тебе ехать…

Вадим Александрович был настолько нагл, что даже не попытался поискать какой-то вариант добычи следующей бутылки. Это совсем Мишку расстроило.

– Ну, тогда я поехал, – то ли сообщил он, то ли пригрозил.

– Давай… Дуй… Я завтра с утра за грибами намеревался… Выспаться надо бы…

Из дома Мишка выходил так, словно у него подошвы были клеем намазаны, – надеялся, что Вадим Александрович окликнет, остановит и радостно, торжествующим жестом деньги из кармана вытащит. Но надежды были напрасны. И потому через пару минут двигатель машины по-старчески покашлял стартером, однако завелся. Но даже поехала машина не сразу. Мишка надежду, кажется, не терял до последнего мгновения. Но надежда все же умерла. Уехал он благополучно, и Вадиму Александровичу хотелось надеяться, что до дома он тоже благополучно доедет, потому что не похоже было, что Мишка уснет за рулем, как Вовка за столом. Крепок мужик, бывший десантник…

* * *

Естественно, за грибами Вадим Александрович идти не собирался или почти не собирался. Но пойти в лес все равно с утра планировал – чтобы сыграть роль активного грибника, озабоченного добыванием излюбленного лесного продукта и исключительно по этой причине оказавшегося в здешних местах. В действительности же процесс собирания грибов всегда, даже тогда, когда он постоянно в Советском Союзе жил, мало интересовал его. Но Вадим Александрович хорошо помнил, что болезнь эта в людях встречается так часто, что ни у кого удивления не вызовет и не наведет на подозрения. Более того, она отведет от него подозрение, потому что вызовет понимание. А отвести подозрения было необходимо. Ведь всегда может найтись человек, который поинтересуется, зачем Вадим Александрович сюда пожаловал. Самогонку жрать он и дома может…

До утра времени оставалось не так и много, и была при этом нормальная возможность выспаться днем в лесу. Но на диван гость все же улегся, сняв с вешалки старое демисезонное пальто с рукавами, удлиненными тканью другого цвета и качества. Вовка где-то подобрал, похоже, давно, и кто-то ему рукава пришил. Пальто, это чтобы пружины дивана не так донимали бока, хотя опыт говорил, что донимать они будут и сквозь пальто. Вадим Александрович уже опробовал это и потому мог сказать твердо.

А уже лежа, прежде чем уснуть, можно было и поразмыслить, проанализировать свою работу. Перед сном всегда хорошо размышляется и вполне очевидным становится то, что раньше, может быть, только мелькало каким-то незначительным проходным эпизодом, фоном, маловлияющим на ситуацию. Естественно, в верности поговорки о том, что утро вечера мудренее, Вадим Александрович не сомневался. Но чтобы утром пришла осознанная ясность, нужно с вечера озаботить голову проблемами…

Итак… Навскидку кажется, день прошел почти удачно. Но это – исключительно навскидку… Конечно, удача тоже бывает относительной во всех без исключения случаях. С одной стороны, самым удачным был бы вариант, при котором никакого знакомства с ментами в гостинице не состоялось. Что тогда? Тогда Вадим Александрович просто приехал бы сюда на машине прокурора межрайонной прокуратуры, выполнил бы все то же самое, что он и планировал сделать, и что сделал, и точно так же остался бы у Вовки в гостях, чтобы дождаться каких-то касающихся себя вестей. То есть постарался бы узнать, как все прошло. В лучшем случае если удастся, то и разговоры ментов послушать, и даже с ними самими пообщаться. И это Вадиму Александровичу все же удалось, несмотря на вмешательство посторонних сил уже на первом этапе. И что с того, что они вмешались? Потерял ли он хоть что-то? Практически не потерял, если не считать, что расследование может помешать дело доделать. А доделывать его придется. В лучшем случае если не помешать, то хотя бы создать помехи на отдельных этапах. Но помехи для того и создаются, чтобы их преодолевать, и это, как физическое явление, не влияло на настрой Вадима Александровича.

Вообще-то, грубо говоря, теперь уже вопрос упирался не в то, что кто-то мог помешать ему выполнить задуманное, а в то, смогут ли помешать ему закончить начатое. Не будь ментов, все было бы сделано точно так же. И тех четверых все равно пришлось бы искать. Но теперь появились помехи… Насколько эти помехи серьезны и как они способны помешать? Конечно, если менты тоже будут этих четверых искать, то, с одной стороны, это и помешать может, с другой – помочь, если суметь как-то к ментам подстроиться…

Как подстроиться – это другой вопрос, и методов есть множество. Придется подбирать подходящий… И даже в скором времени…

Но упираться только в этот вариант тоже нельзя. Надо продумать, чего самому следует ждать, и тогда выбирать маршрут для лавирования. В первую очередь следует встать на точку зрения следаков и их глазами посмотреть на события. Что и как они видят? Они видят, что убит директор пансионата. И будут «плясать» именно от этой печки. Любви к директору никто, кажется, в здешних краях не питал, кроме нескольких, как слышал Вадим Александрович, прихлебателей, которые тоже любви, естественно, не питали, но в силу своего гнилого характера быть не прихлебателями не могли. Так везде водится. Если есть начальник, он обязательно обзаводится прихлебателями, и от этого жизненного факта уйти невозможно, и простой оценкой посторонних людей от прихлебательства не избавиться. Но в целом, как говорил долговязый Мишка, директора давно пора было несколько раз убить. Надо полагать, примерно то же самое говорят и другие местные жители. А они говорят, Вадим Александрович это сам слышал и видел плевок старухи… И наверняка местные не побоятся сказать это же следакам. Следовательно, по естественному мнению следствия, вполне мог найтись человек, который это сделал или хотя бы организовал. Ничего удивительного нет в том, что произошло такое убийство… Конечно, местный след в организации убийства будет оттягиваться появлением самого Призрака. Если появился Призрак, значит, здесь что-то серьезное… Так следаки обязаны думать… И будут искать что-то со стороны, не местное – важное, веское, что привело сюда не какого-нибудь бомжа или наркомана, желающего быстро подработать в сельской местности, а профессионального ликвидатора Призрака. Но и местные следы попутно искать тоже, скорее всего, будут, хотя и с меньшим рвением. Они не захотят упустить ни одной возможной нити. Будут искать организатора, при этом зная, кто совершил убийство, но едва ли смогут что-то конкретное предпринять, чтобы Призрака поймать. Не сумеют ничего предпринять в первую очередь потому, что уверены в естественном поведении последнего. А какое поведение в данном случае естественно? А вполне естественным и чуть ли не обязательным должно рассматриваться скорейшее бегство отсюда сразу после завершения дела. Невозможно предположить, чтобы убийца остался на месте преступления. Это ни в какие рамки не укладывается. Объявят, естественно, на всех дорогах операцию «Перехват», будут проверять выборочно машины, вокзалы и автовокзалы. Без особой, впрочем, надежды на успех, потому что при проведении операции «Перехват» обычно ловят кучу посторонних – кого с оружием, кого с наркотой, но никогда того, кого ищут. А любой, кто не паникует, предпочтет отлежаться где-то рядом… Может быть, это как раз и есть одна из тех причин, что заставила Вадима Александровича остаться. Только одна, а есть и другие. Веские, осознанные… И первая в их ряду – незавершение дела в полном объеме… Незавершение дела – есть признак непрофессионализма и минус в репутации. Профессионал обязан дело завершить. Только ради этого, ради собственного имиджа не грех стать карикатурно заядлым грибником…

Дело началось, и дело пошло… Но не совсем так, как хотелось… Сильное сомнение вызывает одно, но существенное: с какой стати такие большие силы брошены на расследование? Вадим Александрович отдавал себе ясный отчет, что Призрак вовсе не Ильич Рамирес, и на него не может быть развернута массированная охота спецслужбами страны. Тем более здесь, в России, где он раньше и не «наследил», и только впервые так вот, по мелочи, можно сказать, «засветился». Причем «засветился» чуть не умышленно, с издевкой… Но и «засветился»-то потому лишь, что не ожидал здесь никакой реальной опасности… Расслабился… Это для профессионала непростительно, и Вадим Александрович сам прекрасно понимал это… Однако такой прокол заставил его насторожиться и отнестись строже в первую очередь к себе. Значит, впредь он будет соблюдать повышенную осторожность…

Но не об этом сейчас думать необходимо. Вадим Александрович знал отлично, что никто не может работать без ошибок, потому что невозможно просчитать каждую случайность. Все самые мощные компьютеры страны загрузи на полные обороты, и все равно вероятность ошибки исключить будет нельзя, поскольку ни один компьютер не сможет предсказать вероятность чихания проходящего мимо мужчины, а это чихание в итоге может заставить одного вздрогнуть, другого выстрелить… И теория случайных чисел Неймана может помочь только в лотерее, но никак не при просчете стопроцентно верных вариантов поведения. Стопроцентно просчитанная операция – это то же самое, что горько-зеленый звук… Не бывает такого… И потому самыми верными и красивыми получаются те операции, которые проводятся импровизированно. Нет, конечно, первоначально тоже рассматриваются разные варианты, но ни один из вариантов не должен закрепощать линию поведения. Работать от ситуации всегда вернее, и Вадим Александрович, как правило, старался работать именно так, но предварительно, естественно, собирал всю возможную информацию. Сейчас он сам информацию почти не собирал, если не считать двух вечеров рассматривания места будущего действия в бинокль, бесед с местными пьяницами, и рекогносцировочной прогулки вдоль забора. Ему эту информацию предоставили. И получился дополнительный прокол, который он к тому же не может, просто не в состоянии самостоятельно ликвидировать…

У директора в гостях должно было быть шесть человек. А было только двое…

И теперь предстояло искать оставшихся четверых, и нет данных, где их можно искать…

В десять ноль-ноль дополнительные сведения будут получены от Олега Лавренева, и тогда уже можно будет прикинуть, что предпринять.

* * *

Олег Лавренев, подполковник Лавренев, когда-то старший лейтенант, потом капитан, потом майор Лавренев – все это прохождение по службе было совершено на глазах Вадима Александровича, тогда как сам Вадим Александрович за это время прошел путь только от лейтенанта до старшего лейтенанта, на которого уже было послано представление на получение капитанского звания, но этого звания получить он не успел. Рассчитывал вернуться и получить, но вернулся уже в возрасте, когда капитанские погоны носить попросту стыдно. И потому, наверное, не пришел за ними на Хорошевку и вообще не объявил о своем возвращении. Призраком вернулся… Именно призраком и признал его Олег, встретив на улице и узнав, несмотря на такое количество прошедших лет.

Олег был хорошим офицером и грамотным командиром. И с другими офицерами, даже с не дошедшими до него званием и должностью, естественно, и возрастом, держался по-дружески. Не со всеми, конечно, но с Вадимом Александровичем, по крайней мере, именно так, несмотря на десять с половиной лет разницы. Сейчас, будучи в отставке, тем более старался эту разницу не замечать. И потому встреча прошла легко. Олег писал когда-то на Вадима Александровича служебные характеристики, едва ли зная, куда отправляет его служить, Олег, наверное, подписывал и другие документы, грубо говоря, запасные, по которым Варягова увольняли из армии, но он знал, что это за документы, и при этом не знал, куда отправляет своего подчиненного. Дважды Варягов возвращался в часть на короткое время. Однажды даже на полгода, причем не в Советский Союз, а почти сразу в Афган, где тогда батальон находился, и после получения нового задания, оставив товарищей там же, в Афгане, старший лейтенант Варягов, готовый уже стать капитаном, уехал из батальона в последний раз…

Лавренев знал, что такое служба в военной разведке, и потому, даже будучи комбатом спецназа, не знал, чем занимаются другие подразделения, и не рвался узнать. Разведка есть разведка. Чем меньше будешь знать, тем спокойнее будешь спать. Это понятие стало составной частью крови разведчика. И, встретившись даже через много лет, не стал интересоваться, где эти годы пропадал Вадим Александрович. Просто выпили сначала за тех, кто уже никогда не вернется, потом за тех, кого помнили и знали, что они еще живы. То есть Вадим Александрович помнил их, а Олег знал, что они живы, потому что информация о сослуживцах у Варягова отсутствовала в течение всех лет отсутствия на родине.

С разговора об одном из старых товарищей все и началось.

– Очень он нужен… Причем нужен срочно… И не могу найти, – посетовал Олег. – Дело для него есть, и замены ему не вижу…

– Чем он в последнее время занимался? – просто так, почти без интереса, может быть, чтобы подсказку для направления поиска дать, спросил Вадим Александрович.

– Выполнял, скажем так, конфиденциальные поручения… Когда кому-то следовало утрясти трудный в решении вопрос… Он без проблем утрясал…

Вадим Александрович без труда понял, о чем речь.

– Сложный вопрос возник?

– Сложный… Разговорами решить не удалось…

Чувствуя себя не при деле, Вадим Александрович сам вполне серьезно предложил:

– Смогу, наверное, помочь. Временем располагаю.

Это состояние было давно знакомо ему, и он всегда боялся этого состояния. Грубо говоря, волк, когда попадает в овчарню, сначала убивает одну овцу, которой ему хватит надолго. Но возбуждается от запаха крови, не может удержаться и убивает остальных. Однако уносит только первую… Привычка к убийству, возбуждение от запаха крови – ощущение страшное и время от времени приходит ко всякому, чья работа такая – убивать. И только когда сам ощущаешь, что волчьи инстинкты необходимо перебарывать в себе, можешь остановиться. Находясь без работы уже долгое время, Вадим Александрович сам не хотел себе признаваться, что без работы скучает. И потому предложил. Предложил и сам себя тут же внутренне одернул, но слово вылетело, и обратно его брать было нельзя.

– Уверен?

– Я – профессионал, – без гордости, спокойно, даже с легким вздохом сказал Вадим Александрович. – В чем суть вопроса?

– Ты в Чечне не воевал? Или вообще на Северном Кавказе…

– Я только недавно из-за границы вернулся. Долго в России не был… Много лет… Но что на Северном Кавказе творилось – понаслышке знаю… Конечно, чужие средства информации чужую точку зрения дают. Но представить, если ситуацию знаешь, можно…

– Тогда тебе объяснять надо… Трудно представить… Даже по нашим средствам информации… Наши официально говорят, что навели там конституционный порядок… Только порядка не получилось… По большому счету эту кавказскую войну мы проиграли.

– В смысле?..

– В самом прямом смысле… Ну что, сидят там и правят вчерашние бандиты, с которыми удалось договориться, кровь и деньги из России тянут, и их аппетиты удовлетворяют, чтобы новой открытой войны не было… А война оттуда, с Кавказа, в наши города перебралась… Она не такая явная, без откровенной стрельбы и засад на дорогах, без танковых колонн и вертолетов, но идет по всем российским городам… Кавказцы везде расселились и везде пытаются свои порядки установить. И захватывают все, что деньги дает… Причем действуют не стесняясь, как на настоящей войне…

– Они народ не робкий, – согласился Вадим Александрович.

– Я сейчас работаю в культурном центре, – объяснил Олег. – Не та культура, что на сцену выходит… Мы народными промыслами занимаемся… Резьба по дереву, береста, гончары и прочее… Много предприятий в российской глубинке… А тут в одном сельском районе на нас кавказцы наезжать стали… Думали, простой рэкет… Поговорить пытались… Оказалось, не рэкет… Они просто забрать себе предприятия хотят… Какой-то канал имеют по поставкам за границу… Там русские сувениры хорошо стоят… И желают эти предприятия просто забрать… А предприятия на нас не оформлены. Мы организовывали местный безработный народ, интересовались, кто что может делать, покупали помещения, покупали оборудование, но оформляли на тех, кто работает. И покупали у них конечный продукт… Все просто, без договоров…

– Так и не договорились?

– И говорить не хотят. Мы в одном месте выставили свою охрану. Три человека… И пропали парни… Словно их не было… Ночью пропали… Утром народ на работу пришел, охраны нет… Дома не появлялись… Понимаешь, что это значит?

– Можно догадаться…

– Сам я после инфаркта не в боевой кондиции… Пять месяцев прошло… От быстрой ходьбы, бывает, задыхаюсь… Могу только организатором выступать… Я попытался постоянную разведку устроить… Нашел человека из их среды… Недешево обходится, но он кое-что сделал… Через несколько дней – срок мне сообщат – в одном месте собираются эти люди… Место тоже сообщат… С нескольких районов… Главные… Своего рода, производственное совещание, выработка дальнейшей стратегии… Они все друг друга поддерживают… Если конфликт у одного, другие помогают… Хотя и друг с другом, бывает, тоже конфликтуют… Но, главное, что главари будут вместе… И момент упускать нельзя…

– Значит, не будем упускать, – спокойно и уверенно сказал Вадим Александрович…

* * *

И все-таки упустили… Не Вадим Александрович упустил, но ответственность почему-то он чувствовал.

Но не его же вина, что не все собрались в нужный момент в нужном месте. В этом злополучном доме злополучного, всеми ненавидимого директора. Если бы собрались все, то оставшиеся четверо обязательно попали бы в зону поражения осколков. У гранат Ф-1 поражающая сила достаточная, и двух гранат на семь человек вполне хватило бы, чтобы никого в живых не оставить. Но даже если бы не хватило гранат, то дело завершил бы пистолет. Этим оружием Вадим Александрович, можно сказать, владел в совершенстве и на короткой дистанции всегда пользовался пистолетом даже лучше, чем автоматом. Быстрее и эффективнее, если учесть отсутствие разброса пуль и прицельность каждого выстрела. А при скорострельных характеристиках «беретты» можно было не сомневаться, что дело удалось бы выполнить полностью. Но выполнить не удалось, и теперь не виновного требовалось искать, а исправлять ситуацию…

Ломать голову над тем, где искать оставшуюся четверку, не стоит, поскольку Варягову даже неизвестно, где находятся те мастерские народных промыслов, о которых шла речь, и вообще нет никакой второстепенной информации, которая могла бы навести на след. Погибли двое… То есть трое, но директор не в счет… Он – так… Как сказал Мишка, коровья лепешка на дороге… А двое других были парнями, судя по всему, достаточно серьезными, о чем можно судить хотя бы по наличию оружия. «Вальтер» и револьвер «манурин»… Хорошее оружие… Не совсем боевое, но хорошее… У «вальтера» точность боя, конечно, подкачивает, если стрелять с большой дистанции. По характеристикам схож с «макаровым», хотя имеет меньший калибр… А «манурин» вообще прекрасный револьвер и, главное, безотказный, как большинство револьверов…

Хорошо бы найти компьютер, подключенный к Интернету, и попытаться добраться до материалов следствия. Небольшие хакерские навыки у Варягова были. Если бы предстояло в ментовском сервере покопаться, то он смог бы справиться и через защиту пройти незамеченным. Но здесь уже придется иметь дело не с ментами, а с ФСБ и, таким образом, можно вляпаться в неприятности, и показать компьютер, с которого он будет выходить в сеть. А это равноценно тому, чтобы сразу позвонить и назвать место, где он отлеживается. Конечно, можно через «мобильник» работать, тогда трудно будет найти конкретное место. Но в этом случае могут через спутник отследить местонахождение самой трубки. Лучше не рисковать, пока не знаешь возможностей противника, и никак не контактировать со следственными органами. Они умеют искать… И многих, случается, находят. Но здесь вопрос ставится иначе. Они умеют искать тех, кто не умеет прятаться профессионально. А пусть покажут свое сыскное умение с человеком, который хорошо прячется… Здесь сыскарям успех не обеспечен…

С этими мыслями Вадим Александрович заснул, а в распахнутые окна грязного дома Вовки Машкина уже и рассвет заглядывал. Правда, до утра еще было долго. Летние рассветы ранние…

2

Начиная лет с двадцати, еще будучи курсантом, Вадим Варягов уже напрочь забыл такое понятие, как будильник. В казарме он всегда просыпался за пять минут до общего подъема, успевая мысленно подготовить себя к наступающему дню. Позже всегда просыпался на несколько минут раньше, чем сам себе назначит. Будильник на столе был не нужен, когда есть будильник в голове, причем будильник безотказный при всех обстоятельствах, даже в моменты сильнейшей усталости, когда организму очень и очень нужны сон и отдых.

И потому в этот раз он без проблем проснулся в восемь часов, как и приказал себе проснуться, чтобы отправиться в лес. Некоторые грибники предпочитают еще раньше выходить, но раньше, как посчитал Вадим Александрович, в лесу ему делать нечего. Оказалось, Вовка Машкин уже раньше поднялся и сидел за столом, по каплям слив из стаканов и бутылок остатки самогонки в свой стакан, набрав таким образом чуть больше, чем несколько капель, и смотрел на добычу красными потухшими глазами, но не пил.

– Мучаешься? – поинтересовался Вадим Александрович, впрочем, без сочувствия в голосе.

– Думаю, может, пить бросить…

– И что?

– Проблемы видятся… Бросишь вот, и чем тогда заниматься?.. Когда пьешь, понимашь, все по хрену… Есть работа, нет работы… А бросишь, сразу проблемы в голову лезут. Даже во что одеться… И десять раз подумаешь, прежде чем бросить. У непьющего в нашей деревне жизнь непомерно, скажу тебе, трудная.

– Можно подумать, только в вашей… – ворчливо заметил Вадим Александрович, впрочем, имеющий достаточно смутное представление о современной российской деревне, поскольку за четыре месяца пребывания в России только впервые в сельскую местность попал.

– Эт точно… Везде она такая… Отданы мы здесь на съедение волкам… Делайте, говорят, что-нибудь сами… А нас семьдесят лет по рукам били, когда сами что-то делать хотели… Руки есть, а в голове тормоз… Сами не можем уже… А государству мы уже не нужны… Плюнули на нас… И как тут не запьешь!..

– Инерция… – согласился Вадим Александрович, хорошо знающий, что большинство людей, и не только в России, и не только в деревне, а везде, в любой стране, инертны, и всегда требуется толчок со стороны, чтобы они шевелиться начали. Где-то таким толчком окрик служит, где-то пример соседа, где-то воспитание. В современной же российской деревне и толкнуть человека к лучшей жизни некому. И неизвестно еще, когда толкнут. Пока только к пьянству толкают. Сопьются, думать перестанут, перестанут заботиться о себе и заботы просить. Нет человека – нет проблемы…

– Во-во… – согласился Вовка.

– Чай поставь…

– Воды нет…

– И умыться…

– Не ходил еще…

Вообще-то Вадим Александрович еще в прошлый свой приезд видел, что за водой Вовка ходит даже не с ведром, а с чайником. И умывается, наверное, тоже в роднике, где воду берет, через три дня…

– Ладно… Тогда я в лес пойду… В ручье и умоюсь.

* * *

Большущая корзина, как раз подходящая для заядлого грибника, нашлась в чулане у Вовки. Вадим Александрович еще в прошлый раз эту корзину видел, и Вовка не возразил против применения своей собственности по назначению. Он тоже иногда за грибами ходил и даже на зиму себе запасы делал. Но Вовка, как человек местный, знал и места, знал и время, когда стоит идти и можно быть уверенным, что целую корзину белых грибов наберешь. Сейчас ходить, считал Вовка, баловство, достойное только городских людей… Ради одной ниточки сушеных грибов тратить силы не стоит… Но и Вадима Александровича не отговаривал. Знал, что вечером, вернувшись, Вадим Александрович, с устатку, пошлет его за самогонкой…

Вовка никогда не интересовался чужими делами, и одним этим был для Вадима Александровича выгодным хозяином дома. Так, Вовка не потрудился даже встать, чтобы взглядом из окна проводить гостя, и не помешал Вадиму Александровичу переложить пистолет с кобурой из-под куста в корзину, чтобы уже в лесу спокойно пристроить кобуру на привычное место – под мышку. И в рюкзак в отсутствие Вадима Александрович Вовка не заглядывал. Вадим Александрович обычно всегда в подобных случаях оставлял на главном клапане «контрольку»[7]7
  «Контролька» – метод проверки на случай несанкционированного доступа. Может быть выполнен с помощью любых подручных средств. Например, под клапан рюкзака подгибается нить, которая освободится и примет другое положение, если кто-то клапан будет открывать. Можно использовать даже собственный волос, чтобы проверить, входил ли кто-то в дверь. Метод имеет неограниченное количество вариантов, главное, чтобы сама «секретка» была естественной и не выдавала свою контролирующую роль.


[Закрыть], которая в этом доме неизменно оказывалась на месте. Но в этот раз, поскольку и сам Вовка пока трезв, и зайти в дом может кто угодно, Вадим Александрович предпочел рюкзак с собой взять, сразу уложив его в корзину. Да и содержимое рюкзака ему могло понадобиться.

Добраться до леса – это пройти мимо ряда заброшенных домов с заколоченными где деревянными щитами, а где и просто грубыми необрезными досками окнами. От опушки леса до оврага, где протекал чистый, хотя и теплый и потому не освежающий ручей, – пятьдесят метров. Здесь Вадим Александрович переобулся, сняв неновые туфли, в которых его видели менты в гостинице и в которых он следил рядом с домом директора пансионата, и сменил их на башмаки полувоенного образца, что ждали своего часа в рюкзаке. Кобура с пистолетом заняла свое нормальное положение под камуфлированной курткой. Нельзя сказать, что без пистолета Вадим Александрович чувствовал себя в опасности. Он умел обходиться и руками, если это требовалось, в чем уже успели убедиться местные омоновцы и менты, но пистолет всегда мог пригодиться, тем более когда тебя разыскивают достаточно большие и квалифицированные силы, и потому лучше было держать его под рукой. В ручье Вадим Александрович умылся, не убоявшись ступить в прибрежную грязь, прикрытую травой, потому что камней, по которым можно было бы до воды пройти, рядом видно не было. В эту же грязь, работая руками, закопал туфли, выровняв затем траву. А потом, вымыв руки, прямо по воде двинулся вверх по течению ручья. Дно у ручья было каменистым, и грязь с башмаков быстро смылась. А сама мокрая обувь беспокоила мало, потому что в утренней росе она все равно бы намокла, но не промокла, потому что башмаки были сделаны по технологии «Waterprof», которая в девять раз повышает влагоотталкивающие качества кожи в сравнении с обычной. Ходишь внешне в мокрых башмаках, но ноги остаются сухими. А на дневном солнце, стоит только выйти из леса, башмаки высохнут быстро.

Поднявшись по руслу до достаточно густого леса, Вадим Александрович вышел из ручья по чистому и плотному здесь берегу. Время до звонка Олега у него еще оставалось, и можно было здесь отдохнуть, поскольку ночью выспаться не удалось. Вадим Александрович достал из рюкзака собственную трубку «мобильника», проверил уровень сигнала, потому что случается, что в какой-то ямине или просто в закрытом месте трубка не срабатывает, переложил ее в нагрудный карман и выбрал себе для отдыха закрытое кустами место, где легко увидел бы и услышал любого, кто к нему пожелал бы приблизиться. Он уверен был, что легко услышал бы любого, кто не крадется так, как обучен красться он сам. А если кто-то хорошо умеет подкрадываться, то подкрадется и к бодрствующему человеку. Это Вадим Александрович знал отлично и даже гораздо лучше других. Тех других, которые, встав на пост, по наивности бывают уверены, что мимо них муха не пролетит. Пролетает… И не только муха… Поэтому излишне перестраховываться тоже необходимости нет. Да и опасности особой для его личности в данной обстановке не просматривается. Следует только проследить, чтобы никто не подслушал разговор…

Комаров в лесу было немного, и можно было спокойно подремать, не опасаясь того, что проснешься с опухшей и искусанной физиономией…

* * *

Но, как это часто с ним в последнее время случалось, однажды проснувшись, он уже не засыпал снова, даже зная, что недостаток сна утомляет нервную систему, которую потом бывает очень трудно восстановить. Раньше, бывало, организм точно выполнял каждый приказ разума. Сейчас порой некоторые приказы выполнить было сложно. Это не было старением, знал Вадим Александрович. Это и было как раз той самой усталостью нервной системы…

Там, за границей, Вадиму Александровичу думалось, что больше всего его мучает ностальгия. Хотелось домой. Перед мысленным взором все чаще и чаще вставали простые и незатейливые пейзажи срединной России. По наивности он полагал, что, вернувшись, почувствует себя совсем иным человеком. И только вернувшись, осознал свою наивность. Нервная усталость не проходила… А ностальгия оказалась не чем иным, как тоской по той жизни, когда он был прикрыт в своей работе государством и имел право чувствовать себя по возвращении спокойно…