Текст книги "Жизнь за брата"

Глава четвертая

Меня довезли прямо до подъезда. Два эксперта занесли в квартиру на втором этаже не слишком тяжелый оружейный сейф и компьютер. Мои руки при этом пощадили. Понятые отправились по своим квартирам. Оба жили выше меня и потому поднимались в лифте, хотя, как я определил по звуку, не слишком высоко. Но, видимо, возраст мешал им подниматься своими ногами – силы берегли. А у женщины в руках был еще и тяжелый пакет с продуктами из магазина. Я, впрочем, не торопился продолжить знакомство с понятыми, как не торопился познакомиться с Лидией Александровной, у которой брат время от времени занимал деньги.

Первый день моего пребывания в Самаре плавно подходил к концу, но никакой ясности он не внес. Было бы все гораздо проще, если бы Евгения просто застрелили во время нападения, и не было бы никаких вопросов. Но попутные вопросы возникли сами собой и требовали ответа.

Правда, ответ должен был искать не я, хотя вопросы задавались и мне. С меня спрашивали, пусть и не напрямую, откуда у брата такие большие деньги. С меня спрашивали, куда пропал пистолет брата. С меня спрашивали, наконец, почему часть данных на компьютере Евгения была зашифрована и почему он использовал шифрование в своей электронной переписке. И, наконец, с меня же спрашивали, как мог майор Саврентьев видеть то, что не было видно на видеозаписи нападения. Хотя я сам с майором Саврентьевым познакомился прямо на глазах у капитана Юровских и капитан юстиции находился рядом с майором спецназа ГРУ в зале ожидания прибывающих пассажиров аэропорта раньше, чем я с ним познакомился. Следовательно, это у меня были причины задать вопрос капитану Юровских. По крайней мере, оснований было больше.

И все-таки отпускное настроение, при всей серьезности и трагичности произошедших событий, меня расслабляло. Я никогда не уставал на марше – функциональная готовность у меня всегда была на высоте, хотя психологическая усталость после полугодовой командировки в район боевых действий, естественно, была значимой.

Убивать всегда трудно, и всегда ищешь в этом личную ответственность, хотя ответственность здесь – понятие неподходящее. Скорее, ищешь свою вину в том, что происходит. И вина эта остается даже тогда, когда все закончится, когда, если посмотреть со стороны, пора было бы уже и забыть и перестать переживать от того, что уничтожил бандитов. Если бы ты их не уничтожил, они уничтожили бы солдат твоей роты или мирных жителей, ни в чем не виноватых. Бандиты видели их вину в том, что мирные жители самих бандитов поддерживать не желали и не видели в них носителей светлых идеалов.

А кто убил моего брата и за что? Говоря честно, я не верил, что есть люди, для которых убить другого так же просто, как съесть порцию пельменей. Размышляя об этом, я как раз поставил вариться пельмени на ужин.

Подобные отморозки в последнее время встречаются все чаще и чаще. Время такое наступило. Уже пару десятилетий с экранов телевизоров людям вдалбливают в головы «ценности», которые им не присущи. Там, где появляются деньги, там странно становится слышать слово «мораль». Так постепенно наше общество превращается в криминогенную зону. И мне лично, человеку, который по своей профессии должен время от времени убивать, приходится прилагать немало усилий, чтобы у моих солдат убийство врага не стало привычкой.

Так, однажды, помнится, меня послали от бригады в областной центр за командой новобранцев-призывников. Следовало посмотреть, кого нам подготовили в областном военкомате. На призывном пункте я побеседовал более чем с сотней призывников. И с большим трудом сумел выбрать пятьдесят восемь человек, которые, на мой взгляд, подходили для службы в спецназе. Остальным, как я считал, просто опасно давать в руки оружие, хотя они имели прекрасную физическую подготовку, обладали необходимым интеллектом, но после того как эти люди отслужат в спецназе положенный год и приобретут серьезные боевые навыки, они вернутся в родной город. Кем они вернутся? Они вернутся пополнением криминалитету. И потому нравственные критерии при отборе солдат для службы в спецназе ГРУ я считал одними из самых важных аргументов. Научить можно всему – стрелять, бегать, драться, закладывать взрывные устройства… Но научить человека ценить чужую жизнь как свою собственную и страдать от того, что пришлось убить другого, – за год службы невозможно.

Пельмени сварились быстро. Газовая плита все же несравненно удобнее, чем электрическая, та, что стоит в моем доме городка ДОС[5]5
  ДОС – дома офицерского состава. Как правило, городок ДОС строится рядом с расположением воинской части, только по другую сторону забора. Дома там считаются служебным жильем и не могут стать частной собственностью.


[Закрыть]. И по скорости, и по удобству готовки. Я только успел выложить пельмени на тарелку и достал из холодильника пластиковую баночку со сметаной, как раздался звонок мобильника. Я ответил, хотя определитель высветил незнакомый номер самарского аппарата городской телефонной сети. Мне здесь звонить было вроде бы некому…

Оказалось, звонил капитан Юровских, которому я свой номер не давал. Но он мог знать его из трубки Евгения, данные с которой наверняка были перекачаны в компьютер Следственного управления. Мог капитан юстиции спросить и у Ларисы. Мог скачать данные с моего смартфона в то время, когда закачивал мне видеосюжет об ограблении ювелирного магазина. Последний вариант мне нравился меньше всего, поскольку всеми данными со своей трубки я делиться не желал даже со следователями.

– Слушаю вас… капитан, – сказал я, сообразив, что так и не удосужился спросить у Юровских имя-отчество.

– Отдохнули немного, Дмитрий Алексеевич?

– Меня утомить сложно. А отдыхаю я, если позволяют обстоятельства, ночью.

– Это хорошо, когда обстоятельства позволяют отдыхать ночью.

– Не всегда, к сожалению. Но я не жалуюсь, хотя нахожусь в законном отпуске.

– Да, не забудьте перед отъездом взять справку в нашем управлении. Я найду что написать. На время пребывания в Самаре вы сможете у себя на службе продлить отпуск.

– Спасибо за подсказку. Я не знал об этом. Обязательно воспользуюсь. Кстати, товарищ капитан, как ваше имя-отчество?

– Легко запоминается – меня зовут Юлий Юрьевич.

– Очень приятно. Итак, Юлий Юрьевич, чем могу быть полезен? Я тут только за стол сел, поужинать хотел. Сварил себе пельмени, что у брата в холодильнике нашел. Не пропадать же продукту…

– А что вы, Дмитрий Алексеевич, вдруг разозлились? – удивился капитан юстиции.

Я сам уже успел удивиться, не понимая, почему я вдруг разозлился, но тут же взял себя в руки.

– Извините. Нервы… Мало того, что брата убили, тут еще целый букет сопутствующих непонятностей!

– И я еще одну непонятность хотел вам добавить…

– Одной больше, одной меньше… Итак?..

– Это дело только сильнее запутывается. Итак, могу вам сообщить, что ваш брат был застрелен из своего же наградного пистолета. Наши эксперты-трасологи запросили управление МВД Пскова, где регистрировалось наградное оружие офицеров дивизии. Пуля, что была извлечена из головы Евгения Алексеевича, была выпущена из его наградного пистолета Макарова. Вам это ничего не говорит? Никакие мысли не навевает?

– А какие мысли у меня могут возникнуть от такого сообщения? – поинтересовался я.

– У меня вот лично сразу возник вопрос. Евгений Алексеевич сам одолжил на время наградное оружие бандиту или у него это оружие выкрали из сейфа?

Моя машина логического мышления заработала в полную силу, и я сразу нашел вариант ответа, несмотря на то, что погибший был моим родным братом и сильно уважаемым мной человеком.

– Второй вариант с большой долей вероятности отпадает, остается только первый, как мне ни неприятно так думать о брате. – Я постарался быть честным.

– Почему отпадает, объяснить можете?

– Конечно. Это элементарное логическое мышление. Для чего бандиты напали на ювелирный магазин? Чтобы украсть драгоценности и потом реализовать их, возможно, по бросовым ценам. Значит, они хотели добыть деньги. Им требовались большие деньги. Но большие деньги хранились у брата в сейфе. Их не тронули. Если бы пистолет украли из сейфа, то украли бы и деньги. Это говорит о том, что пистолет Евгений передал добровольно.

– Это возможный вариант, – согласился со мной Юлий Юрьевич. – Если брать самое банальное развитие событий. Но если дело обстоит сложнее, то еще не все так плохо с вашим братом…

– Сложнее? Вы о чем? – спросил я уже почти холодно, ожидая, что брата могут обвинить в подготовке ограбления ювелирного магазина, в котором он работал. И вообще в целом ряде аналогичных преступлений. У меня, признаюсь, мелькала в голове такая мысль. Но я, зная брата, от нее отказался. Не тот он человек, который ради денег пойдет на такие преступления. Он не был жадным, умел ценить человеческую жизнь и меня учил этому.

– У меня есть гипотетическое предположение, что все это ограбление было задумано с одной целью – убить вашего брата и свалить убийство на преступников, которых поймать не удастся. И весь этот реальный хоррор в городе устроен специально для того, чтобы замести следы, чтобы свалить на криминальные структуры убийство, цель которого пока не ясна.

Признаться, я с такой точки зрения смерть Евгения не рассматривал. Я не понимал, кому может мешать мой брат и какая, в принципе, может возникнуть необходимость его ликвидировать. При этом готов был признать, что у следователя Юровских больше опыта в подобного рода делах и мне следует прислушиваться к его мнению.

Звонок в дверь прерывал наш разговор.

– Извините, Юлий Юрьевич, кто-то пришел. Пойду посмотрю.

– Не отключайся от разговора, сообщи мне, кто там…

Я выглянул в дверной «глазок» и сразу узнал майора Саврентьева.

– Это майор Саврентьев, – сообщил я в трубку. – Попозже перезвоню.

Я убрал смартфон в карман и открыл дверь.

– Следователь домогается? – спросил Саврентьев, переступая порог.

– Он самый. Сообщил мне неприятное известие. Оказывается, Евгения застрелили из его же собственного наградного пистолета. Как пистолет попал к бандитам – это пока загадка. Но следователь намерен ее разгадать. Проходите, товарищ майор. Пельмени будете? Только что сварились.

– Нет. Спасибо. Я просто вкус чая вспомнил и решил заглянуть. Если, конечно, чай остался. Мне можно свежий не заваривать. Я и старым обойдусь.

– Проходите на кухню. Я пока там устроился. До комнат еще не добрался.

Майор прошел и по-хозяйски сел в углу, где раньше сидел я и где, как я подумал, обычно сидел мой брат. Это было командирское, или, иначе говоря, хозяйское место.

– И что этот следователь рассказывает? Он отсюда еще на какое-то ограбление поехал, помнится? Следы какие-нибудь накопал?

– Сегодня было два аналогичных ограбления. Вероятно, совершенные одними и теми же людьми, они же подозреваются в убийстве Евгения.

– Следов, как я понимаю, никаких…

– Мне, по крайней мере, о них ничего не говорили.

– А версии?

– Версий, как я понимаю, много. И одна чуднее другой. Не знаю, чего капитан Юровских сможет добиться с такими версиями, но некоторые из них, по-моему, излишне замысловаты.

– Например?

– Например, он подозревает, что нападение на ювелирный магазин, а потом еще на ломбард и на другой магазин, тоже ювелирный, было совершено только с одной целью – прикрыть убийство Евгения.

Мне показалось, что майор Саврентьев вздрогнул. Есть такой вид вздрагивания, когда человек умело регулирует мимику своего лица, но непроизвольно вздрагивают веки и взгляд коротко «стреляет» в собеседника. Это меня слегка насторожило, и я решил пойти дальше, устроив майору еще одну провокацию. Теперь уже намеренную, если учесть, что первая была непреднамеренной.

– Мне лично в эту версию не верится. Кому нужно было убивать отставного подполковника. Месть? Но если эта месть за чеченские войны, то она сильно задержалась. И месть обычно бывает демонстративной, чтобы всем стало понятно, что это именно месть. А здесь следователь придумывает слишком сложное прикрытие. И потому эта версия кажется мне почти верхом абсурда.

– Если есть «почти верх абсурда», значит, должен существовать и абсолютный верх того самого явления.

– Есть… – Я посмотрел майору в глаза, словно заостряя внимание на важной детали. – Есть подозреваемый…

– Даже так! И кто это?

– Вы, товарищ майор.

Саврентьев чуть не поперхнулся чаем. И с видимым трудом сдержал кашель.

– С какой стати? Какое я вообще могу иметь ко всему произошедшему отношение?

– Вы высказались относительно того, как подходили бандиты к лестнице. Но на записи этого нет. Вы могли это видеть, только если наблюдали со стороны. А через дорогу в момент нападения на магазин как раз стояла военная машина. Об этом две свидетельницы говорят.

– Ну спасибо, Дмитрий Алексеевич, утешил. Ладно хоть сообщил. Буду знать, что я на подозрении… Не бывал еще в таком положении, но всему следует учиться. Будем учиться и этому…

Мы поговорили еще минут пять, после чего Саврентьев поднялся.

– Я тут живу неподалеку. Через три дома. Если что, звони, прибегу. Я и машину свою ставлю под окнами. У меня «уазик». Их редко угоняют. Тем более такие старенькие, как мой. Вчера вечером только в ремонт ставил. Сегодня днем забрал. Тормоза меня подводили. Сейчас тормоза в порядке, но все равно мало опасения, что машину угонят. Меня в доме знают. Едва ли кто захочет связываться со спецназом ГРУ. Короче, не стесняйся, капитан. Я твоему начальнику штаба обещал тебе помогать. Даже если ночью машина понадобится, звони. Я быстро приеду.

Я закрыл за майором дверь, вернулся на кухню, съел уже остывшие пельмени и прошел в одну из комнат. В ту самую, куда поставили оружейный сейф и компьютер. Недолго думая, я подсоединил компьютер к монитору, подключился к Интернету и некоторое время «юзерил» по новостным сайтам, чтобы не отстать от текущих событий.

Потом, как обычно, по-армейски кратко описал события сегодняшнего дня жене, отправил письмо по электронной почте и обнаружил в почтовом ящике брата сразу два письма. Поскольку в почтовом ящике был установлен его логин и пароль, я без труда открыл оба письма.

Первое было деловым откликом. Менеджер какой-то компании благодарил брата за приобретение их программы и давал конкретные рекомендации для пользователя. Поскольку я с этой программой сам никогда не работал, я закрыл письмо и отправил его в папку «рабочие», где хранились другие деловые сообщения.

Открыть второе письмо у меня не получилось. Вернее, открыть получилось, но письмо представляло собой колонки пятизначных чисел, понять которые я не сумел. Отдаленно знакомый с вопросами армейского шифрования, я понимал, что передо мной зашифрованный текст, и потому даже не пытался с ним разобраться.

Сначала я хотел открытым текстом сообщить автору письма о гибели брата. Потом передумал, решив, что у капитана Юровских могут быть на этот счет свои соображения, сохранил письмо в той же папке «рабочие» и позвонил следователю.

Тот так долго не брал трубку, что я решил, что Юровских за рулем и не может отвлекаться, пока не вспомнил, что он уже сегодня разговаривал со мной, когда ехал по городу днем. А тогда движение было более интенсивное, чем сейчас.

Я решил, что капитан просто вышел из кабинета, оставив трубку на столе. Современные смартфоны обычно сообщают, когда тебе кто-то звонил. И я подумал, что капитан, когда вернется, увидит сообщение о моем звонке и перезвонит.

Я отключился от вызова и решил поискать на полке, что можно почитать. Во время службы у меня редко бывает время на чтение, читаю я в основном в отпуске. Конечно, события последних дней мешали сосредоточиться, но я, как всякий спецназовец, умел при необходимости концентрироваться на текущем деле, отметая все посторонние мысли и настроения.

Книг было великое множество. Брат считался хорошим специалистом по акупунктуре и имел на эту тему уйму книг на разных языках.

Нечаянно среди них я нашел книгу о спецназе ГРУ. Естественно, я захотел почитать или хотя бы пролистать ее.

Однако, раскрыв книгу, я обнаружил, что внутри прямо в страницах вырезаны три углубления. В одном находилась флешка, во втором большой смартфон или, скорее, небольшой компьютер-планшет, в третьем – короткий переходник с матрицы USB-соединения на простую «вилку» мини-USB. То есть флешку можно было соединить со смартфоном без всяких дополнительных приспособлений.

Обычную простую трубку Евгения мне уже передали. Я не знал, что у него есть еще и смартфон или планшетный компьютер с возможностью телефонной связи и выходом в Интернет. Недолго думая, я соединил флешку и смартфон, поискал глазами индикатор отпечатка пальца, нашел, но я имел другие отпечатки и потому пользоваться этим способом не стал и тогда двойным ударом пальца активировал экран.

Но дальше заставки «рабочего стола» я пройти не мог, поскольку смартфон потребовал от меня ввести четырехзначный пин-код для доступа к программам. Не зная пин-кода, я для пробы набрал дату рождения брата, но смартфон голосом сообщил мне, что пин-код набран неверно. После чего я набрал месяц и две последние цифры года рождения Евгения. Это, говорят, самые популярные и легко запоминаемые пользователями пин-коды. Еще часто используют даты рождения своих кошек и собак.

Меня снова ждала неудача, а смартфон предупредил, что после трех неправильно набранных комбинаций он на сутки заблокирует доступ. И тогда я решил передоверить это дело специалистам.

И специалисты не заставили себя долго ждать. На столе зазвонил мой смартфон, и определитель высветил номер капитана юстиции.

– Приветствую вас, Юлий Юрьевич. Как дела?

– Да дела у нас разворачиваются серьезные! – мрачно сказал Юровских. – Вы где сейчас?

– Дома.

– У себя?

– У брата.

– Я понимаю, что до своего дома вы не успели бы долететь и на самолете. Мне сейчас принесли результаты биллинга нескольких номеров, с кем я разговаривал в ближайшее время. Оперативно сработали. Но там было всего три номера. Ваша трубка действительно в конкретный момент времени не покидала квартиру. Разве что вы без трубки выходили…

– Куда я выходил? При чем здесь трубка? Зачем нужен этот биллинг?

– Дело в том, что в меня несколько минут назад стреляли из снайперской винтовки с глушителем. С чердака дома напротив. Но я был прикрыт шторой, так что стрелял он, по сути дела, наугад. Два выстрела. Пули пробили тройной стеклопакет и штору и попали в стену рядом с моей головой. Не рассчитал стрелок. Чуть-чуть ошибся.

– Снайпера задержали? – спросил я с надеждой.

– У нас нет своего спецназа. Мы только вызвали спецназ «Росгвардии». Но пока они приедут… Решили действовать. Я собрал группу из шести человек помоложе и позлее, и мы побежали в тот дом. Чердачное слуховое окно так и оставалось открытым.

– Рисковые вы ребята, – заметил я авторитетно. – Чтобы атаковать под прицелом снайпера – это нужно совсем без головы быть. Или иметь стопроцентную уверенность, что ты под Богом ходишь, а снайпер вообще дурак конченый.

– А что делать? Он же уйдет!

– Мы в таких случаях прикрываемся пулеметным огнем. Не даем снайперу голову поднять. Или наши снайперы против него работают. Так тактика ведения боевых действий велит.

– У нас в управлении пулемета нет. Снайперов тем более не держим.

– Об этом я догадываюсь. Тогда следовало прятаться, на пол ложиться и ползком в коридор выбираться. И об этом как-то снайперу сигнализировать, чтобы он продолжал «охоту», пока спецназ не приедет. Против толкового снайпера ползанье за препятствиями – это единственная возможность уцелеть. Не пойму только, почему он в вас на выходе не стрелял. Похоже, не профессионал. Ладно. А дальше что?

Юлий Юрьевич говорил, задыхаясь, как от бега:

– Перебежали мы дорогу, обежали дом, подъездная дверь открыта, к счастью. Не пришлось с кодовым замком возиться. Хотя у нас был спец по вскрытию. Побежали на чердак. Чердачный люк открыт. Чердачное слуховое окно открыто. Винтовка там же валяется. «Винторез»[6]6
  «Винторез» – иное название – ВСС (винтовка снайперская специальная), бесшумная снайперская винтовка с интегрированным глушителем, созданная для сил специального назначения, калибр 9х39 миллиметров, прицельная дальность стрельбы – четыреста метров, имеет коробчатый магазин на 10 или 20 патронов. В разобранном виде переносится в специальном кейсе.


[Закрыть].В магазине еще восемь патронов. Мог бы и еще стрелять, но испугался, побежал. Нервы, похоже, сдали…

– Это нормально. Сделать выстрел, тем более два, и смотаться. Кейс для переноски тоже оставил?

– Оставил. Там же, рядом с окном.

– Тогда все-таки профессионал. Понимает, что другой профессионал по этому кейсу снайпера опознает. В подъезде никого не встретили?

– Только когда поднимались, на третьем этаже пожилой мужчина в черном плаще дверь на ключ закрывал. Посмотрел на нас с удивлением. Мы же с оружием в руках бежали. Напугали, похоже, старичка. Больше никого не было.

– Вы видели, как он из квартиры вышел?

– Я первым бежал. Старичок уже дверь закрыл, ключами позвякал и в карман их убрал. А нас увидел, к двери отпрянул в испуге.

– Почему вы решили, что он старый? – продолжал я темповой допрос.

Темповой допрос обычно делается по горячим следам, он заставляет человека без раздумий выкладывать все, что тот знает…