Текст книги "Хищная диаспора"

Глава вторая

Мина в ночи ухнула филином, пьяным от лесного духа. Этот звук прокатился среди кустов и затих где-то в низких облаках, грозно нависших над селом. Может быть, он добрался даже до отрогов гор и растворился там среди скал, тоже укрытых серыми клубами.

Только в горах облака бывают такими низкими. Когда смотришь с дороги, с самого перевала, они порой прикрывают село сплошной завесой, и невозможно бывает невооруженным глазом ничего различить. Но теперь это были уже не тучи, только облака.

Настоящие тучи, куда более тяжелые и темные, прошли здесь совсем недавно на той же высоте. Они обильно и беспощадно полили село крупным дождем и сдвинулись западнее, направились к долине, уходящей куда-то в горную Чечню.

– Рагим приходил? – спросил я сам себя тихо, практически шепотом, не намереваясь отвечать.

Но микрофон был исправен и донес мои слова до бойцов взвода.

– А кто еще может прийти? – ответил вопросом мой заместитель старший сержант Ничеухин. – В такую грязь, сразу после одного дождя и перед следующим больше некому. Собаку погулять никто не выпустит. Но сейчас, товарищ старший лейтенант, первое отделение сообщит. Ребята сначала присмотрятся, нет ли кого рядом.

Чтобы остаться незамеченными, мы вынуждены были расположиться на некотором отдалении от тропы. Рядом с ней места хватило только для первого отделения взвода, в которое входил и наш сапер ефрейтор Спасибог. Раз этот парень числится у них, то им и флаг в руки. Так я решил. А нам осталось только ждать сообщения.

Кроме того, непосредственно у тропы укрыться за камнями от осколков взорвавшейся мины могло лишь одно отделение. Другие непременно оказались бы в зоне риска, как я про себя обозвал сектор поражения.

Сообщения от первого отделения и следовало ждать. А пока…

Я посмотрел в восточную сторону. Оттуда, с Каспия, снова ползли тяжелые дождевые тучи. Да, в такую погоду найдется весьма малое число людей, желающих просто так, без особой необходимости, выйти ночью на прогулку.

Скорее всего, на мине подорвался именно эмир Рагим Арсланов. По этой тропе пройти должен был именно он. Миновать ее главарь банды никак не мог. Другого нормального пути из его лагеря в село просто не было. Разве что через скалы.

Но ни один человек, дружащий со своей собственной головой, ночью туда не полезет ни за какие коврижки. Исключение может составить только самоубийца или спортсмен-экстремал. А эмира к таким личностям я, честно говоря, не причислял.

Да, Арсланов имел склонность к риску, но не в такой же степени. Он должен лучше меня знать, что представляют собой эти скалы, вырос здесь, в этом селе.

Но взорвалась только одна мина, а установлено их было три. Я так приказал, и сапер по связи сообщил мне, что выполнил мое распоряжение. Все эти мины не были связаны между собой, но располагались так, что вообще лишали кого бы то ни было возможности пройти по тропе, ведущей в село, и остаться невредимым.

Расчет был на то, что Арсланов, скорее всего, не решится пойти домой один. Он возьмет в сопровождение своих бандитов, хотя бы пару-тройку человек. Кто-то из них обязательно зацепит мину и взорвется. Остальные мерзавцы, как всегда бывает в подобных случаях, шарахнутся в стороны, спасаясь от осколков, летящих в них. При этом они должны будут активировать другие мины.

Но, скорее всего, вышло так, что эмир отправился домой в одиночестве. Что ж, это было очень похоже на него. Жена Рагима с гордостью говорила, что он полностью лишен страха. Этот человек сам искал для себя опасные ситуации, из которых ему будет трудно выбраться. Но при этом он всегда оставался цел. Под счастливой звездой родился, не иначе.

Аллар Баччириевна, жена эмира Рагима Арсланова, была осетинкой из окрестностей Цхинвала. Когда грузинская армия двинулась на Южную Осетию, она взяла в руки автомат, вернее сказать, забрала его у ополченца, убитого на улице. Эта женщина и расстреляла экипажи двух грузинских танков, которые покинули машины, чтобы вытащить какие-то вещи из горящего дома.

Нет, танкисты вовсе не стремились помочь местным жителям, не спасали чужое добро. Они отнимали у людей последнее, из рук вырывали все то, что те сумели вытащить из дома. Эти герои сами туда лезли, чтобы успеть поживиться хоть чем-то, пока все не сожрало жадное пламя, разожженное ими же.

Но тут появилась Аллар с автоматом в руках.

Когда она подняла ствол, офицер, командир танкового взвода, завопил визгливым голосом на русском языке, потому что осетинского не знал:

– Уйди, женщина! Убери автомат! Пошла вон!

А она стояла среди дыма и копоти, с испачканным сажей лицом, но в чистом белом платье, и выпускала из ствола одну смертельную очередь за другой.

Этот день больше запомнился тем людям, которые все видели, чем самой Аллар Баччириевне. Для нее он как был, так и остался непонятным, прошедшим и пережитым словно во сне.

После этого она не выпускала автомат из рук еще несколько дней, до самого прихода в Цхинвал российской армии. Она участвовала в боях наравне с мужчинами, местными ополченцами, и даже убила несколько грузинских коммандос, которые пытались проникнуть в разрушенный город.

Тогда, с частями российской армии, в Цхинвале появился и Рагим, младший сержант воздушно-десантных войск. Там, среди развалин полуживого города, они и познакомились.

Рагим тогда рассказал девушке, что в родном дагестанском селе его не брали в армию. Высокое начальство вообще не считало нужным посылать туда представителей кавказских народов, учить их военному делу. А он очень хотел служить, да не где-нибудь, а именно в десантных войсках, носить тельняшку и голубой берет. Для этого парень даже занимался парашютным спортом. К тому времени он имел на своем счету больше десяти прыжков.

Чтобы попасть в армию, Рагим уехал к дальним родственникам в Псков. Там парень устроился на работу и прописался. Только после этого он сам пошел в военкомат и уговорил кого следует, чтобы его взяли в армию.

Хотя сначала и там брать не хотели. Парень даже грозился поехать на телевидение в Москву, чтобы там поднять этот вопрос, и добился своего. Его призвали именно туда, куда он хотел попасть.

Так Рагим стал десантником и попал в Цхинвал.

Потом они с Аллар переписывались и перезванивались, дважды встречались во Владикавказе, куда она специально ради этого приезжала к замужней сестре. А когда Рагим демобилизовался, он приехал за ней и увез к себе в село, в дом родителей. Сначала, правда, они заехали к ее отцу и матери. Первую свадьбу так и сыграли в селе под Цхинвалом, вторую – в Дагестане.

Родители Рагима настояли, чтобы Аллар приняла ислам.

«Свидетельствую, что нет иного Бога, кроме Аллаха, и еще свидетельствую, что Мухаммед – Посланник Аллаха», – проговорила она в присутствии имама.

Эта свадьба проходила уже по исламскому обычаю.

Аллар к религии относилась равнодушно, поэтому согласилась на это легко. Она хотела уважить родителей Рагима, да и его самого.

Для себя Аллар выпросила только одно послабление. Она могла носить белые платья, так любимые ею. У христиан-осетин это признак чистоты, а у мусульман белые одежды означают траур. Когда родители Рагима решали этот вопрос, у Аллар умерла мать. Она носила белое платье по мусульманскому обычаю и потом часто одевалась так.

Родители Рагима не возражали. Они всегда были людьми сдержанными и в чужую жизнь старались не лезть. Сам Рагим тоже ничего не имел против, а к мнению соседей или знакомых он был равнодушен.

Женщина рассказывала все это на допросе в ФСБ, где присутствовал и я. Ведь именно моему подразделению было поручено ликвидировать банду Рагима Арсланова.

Правда, Аллар об этом никто ничего не говорил. Ни к чему ей было знать, что именно я вышел на охоту на ее мужа.

Так решил сотрудник следственного управления ФСБ. Ему же принадлежат и слова об охоте. Хотя мне лично претило само это понятие в отношении человека.

Наверное, Аллар была бы со мной солидарна в этом. Почему-то мне так казалось. Она у меня вызывала уважение, хотя и позволяла себе откровенно подсмеиваться над нами.

– Никогда вы Рагима не поймаете. Не такой он человек, чтобы вы смогли его победить. Он во всем любого из вас на голову превосходит. Даже простым везением, – заявила женщина.

Мы с ней не спорили, продолжали расспрашивать о мелочах, которые, казалось бы, к нашей основной задаче никакого отношения не имели. Но никогда заранее не знаешь, что может оказаться для тебя самым важным или вообще совершенно лишним.

Она рассказывала, что жизнь в новой семье мало чем отличалась от прежней, привычной. Может быть, обычаи в отношении женщин и их поведения здесь были чуть более строгими, чем в ее родном осетинском селе, но Аллар быстро к этому привыкла.

В своем селе она могла свободно остановиться на улице, чтобы поговорить со знакомыми парнями. На новом месте для замужней женщины это было чревато, вызывало осуждение с разных сторон.

Она родила Рагиму двух дочерей – Айну и Адилю. Жили они вполне спокойно и счастливо.

Но так продолжалось только до тех пор, пока в селе не появился Исмаил Салихов. Это был еще довольно молодой проповедник и ваххабитский имам.

В селе, разумеется, уже была мечеть. Он начал строить еще одну, ваххабитскую. Неизвестно, кто за это платил, но дело шло быстро. Недостатка ни в чем не ощущалось.

Аллар толком не знала, чем новому имаму так понравился Рагим. Еще труднее ей было определить, почему ее муж стал во всем слушаться этого человека. Теперь они постоянно проводили время вместе, каждый вечер пили чай.

К тому времени Рагим уже построил собственный дом неподалеку от родительского. Там он и принимал гостя. На время их долгих бесед мужчины просили Аллар выйти в другую комнату или на кухню.

Перемены в муже она увидела уже вскоре. Рагим начал изучать арабский язык, который давался ему легко. Тут сказался его твердый, упертый характер, помогающий преодолевать любые препятствия. Вскоре он уже мог читать на арабском. Учителем выступил, естественно, имам Салихов.

Тогда же вокруг Рагима собралась группа молодых парней. Он занимался с ними боевой и физической подготовкой, разумеется, в той мере, в какой сам знал ее.

Мне было несколько странно услышать такие слова из уст женщины, но я понимал, что она лишь повторяла то, что слышала от мужа. Аллар говорила о нем с гордостью. Хотя я, офицер спецназа, прекрасно знал, что младший сержант воздушно-десантных войск может научить молодых парней именно, как Аллар заметила, тому, что умел сам, но никак не большему.

У меня во взводе четыре младших сержанта – два командира отделений и пара снайперов. Однако я не представлял никого из них на своем месте, в качестве командира взвода.

Старший сержант Ничеухин в какие-то непродолжительные периоды меня действительно заменял. Например, когда я уходил в отпуск, две недели после ранения в госпитале провалялся, уезжал на кратковременную учебу в Москву. Но он контрактник, то есть профессиональный военный, заместитель командира взвода спецназа ГРУ.

Я вижу разницу между ним и младшими сержантами, даже командирами отделений, у себя во взводе, и хорошо знаю уровень подготовки бойцов спецназа ГРУ. Мы во многом превосходим даже спецназ ВДВ.

Мне трижды приходилось отчислять новобранцев из взвода, поскольку они просто физически не справлялись с нашими нагрузками. Не тянули, как у нас говорили. Им от природы это было не дано. Никаким характером победить такое невозможно.

Такие ребята, причем не только из моего взвода, но и из других тоже, отправлялись, как правило, именно в спецназ ВДВ. Там они становились отличными бойцами, чуть ли не лучшими. Отсюда сам собой напрашивался совершенно четкий вывод. Уровень подготовки и спроса в ВДВ и в спецназе ГРУ совершенно разный.

Банда эмира Рагима Арсланова, с которой он прибыл в Дагестан, по численности на два человека превышает мой взвод. Таким количеством людей следует управлять, а это надо уметь. Знаний младшего сержанта здесь явно хватит.

Однако у ФСБ были дополнительные данные о личности эмира Арсланова, полученные от коллег из сирийских спецслужб. В ИГИЛ у него было в подчинении около шестисот моджахедов. Рагим очень даже неплохо справлялся с ними. Его люди доставляли сирийской армии много хлопот.

Так меня старались настроить сотрудники ФСБ и антитеррористического комитета Республики Дагестан. Они говорили мне, что это чрезвычайно серьезный противник.

Я соглашался с ними и говорил себе, что слабых противников среди бандитов практически не бывает. Иначе они просто не подались бы в горы и леса. Жили бы спокойно в семье, днем ходили бы на работу, перед сном смотрели бы телевизор. В выходные или в вечернее время среди недели позволяли бы себе сходить на стадион, поболеть за любимую футбольную команду. Были бы вполне довольны жизнью и собой.

Но эти люди брали в руки оружие и уходили в горы. Душа у них требовала иного стиля жизни. Горы давали им это.

Многие уезжали в Ирак или в Сирию. Они по-разному там себя проявляли, но потом вынуждены были вернуться в свои горы. Часто вовсе не потому, что оказывались ненужными. Командование ИГИЛ хотело расширить свои границы и отправляло бойцов на другие территории.

Короче говоря, все бандиты в моем понимании были парнями достаточно крутыми, способными к ведению боевых действий. Нам было с кем повоевать.

Мое отношение к вопросу в данном случае во многом сводилось к оценке боевых возможностей регулярной сирийской армии. Наши специалисты, побывавшие в этой стране и видевшие все своими глазами, говорили мне, что там бойцов даже стрелять не учат. Их одевают, обувают, обещают и честно выдают заработную плату, вручают оружие, показывают командира, которому солдат обязан подчиняться, и посылают в какую-то воинскую часть. Это все.

Солдат идет в бой, не всегда умея менять магазин в автомате. У арабов считается, что каждый мужчина обязан это знать. Любое обучение зазорно. Оно сродни признанию твоей неспособности воевать, что граничит с оскорблением.

Шестьсот моджахедов, как они себя называют, отряда Рагима Арсланова имели возможность показать себя с хорошей стороны, воюя с таким вот противником. Младший сержант воздушно-десантных войск, думается, сумел обучить их хоть чему-то, к примеру, движению челноком или умению ползать. Наверное, эти моджахеды даже не ищут, где вставляется граната в подствольник. Мне говорили, что такое бывало с некоторыми бойцами сирийской армии.

С эмиром Рагимом Арслановым я познакомился заочно только со слов его красавицы-жены, но твердо был уверен в том, что уже вскоре сумею найти способ пообщаться с ним поближе, лично.

Аллар окончила всего-то среднюю школу и только поступила в какой-то колледж, окончить который ей помешало замужество. Но она грамотно строила фразы, проявляла интеллект.

– Я думаю, у Рагима болезнь такая – адреналиновое голодание, – заявила нам эта женщина.

Она говорила о болезни, но не могла убрать из голоса нотки гордости. Аллар считала это самое голодание характерным признаком мужественности, не желала понять, что оно может быть и психическим заболеванием.

– Он всегда сам ищет опасность и идет ей навстречу. Нравится ему это. Характер такой, – добавила законная супруга главаря банды.

Я не удержался и осведомился:

– Извините, а вы знаете, что такое адреналин?

– Знаю, – ответила она с вызовом. – Читать меня в школе научили.

– Сдается мне, что не знаете. Ученые вот говорят, что адреналин – это гормон трусости. Он выделяется у человека, когда тот испуган. А люди по малограмотности считают, будто адреналин способствует проявлению отваги.

Аллар по-кошачьи фыркнула, посмотрела на меня с нескрываемым презрением и заявила:

– Рагим всегда отвечает за свои слова. Про него можно говорить что угодно. Но никто не назовет его трусом. Ни друзья, ни враги. Он никогда и никого не боится. С ним всегда удача. Она сильнее всех его врагов. Бороться с ней бесполезно.

Из этого я сделал вывод, что фраза об адреналиновом голодании принадлежит не ей самой, а ее мужу. Ладно, ей с неполным средним образованием это простительно.

Я, говоря честно, изначально подозревал, что тень полковника Коломойникова будет и до Дагестана доставать. Так, видимо, и случилось. Иначе как объяснить, что сотрудники здешнего следственного управления ФСБ из кожи вон лезли, чтобы добыть мне сведения об эмире Рагиме Арсланове? Любые, какие угодно. Даже заранее зная, что они могут мне совершенно не пригодиться.

Но я собирал все, что только мог. Повторюсь, ни один человек никогда загодя не знает, что ему ой как пригодится, а что никогда не будет востребовано.

Помянутая тень полковника, занимавшегося защитой конституционного строя и борьбой с терроризмом, растормошила и различные службы республиканского МВД. Туда меня приглашали ничуть не реже, чем в ФСБ.

Более того, менты даже передали под мою опеку трех своих осведомителей в селе, где ни у меня, ни у других офицеров спецназа ГРУ таких ценных кадров не имелось. Правда, я само село в открытом режиме посетил только один раз, когда решил все же самостоятельно испытать электромотоцикл, выделенный взводу концерном «Калашников».

Предварительно я, следуя рекомендациям сотрудников МВД, позвонил участковому инспектору полиции и попросил его поочередно устроить мне встречи со всеми этими осведомителями. Капитан Магомедов давно знал этих внештатных сотрудников и особо не притеснял их. Все эти ребята наверняка знали за собой какие-то грешки. Именно поэтому они и пошли в ментовские стукачи.

На мотоцикле я ездил прежде только тогда, когда проходил курс обучения и сдавал на водительские права. Дома я такую технику не держал, предпочитал автомобиль, хотя он постоянно был в пользовании жены. Сам я за руль садился только в нечастые выходные дни.

Но я почему-то посчитал, что и при таком вот минимальном опыте без проблем справлюсь с электромотоциклом, обладавшим достаточно высокой скоростью. Однако в действительности все оказалось не так гладко, как мне хотелось бы. Хорошо еще, что поехал я днем.

Двигатель электромотоцикла и в самом деле работал почти бесшумно. Эта машина очень неплохо держала скорость даже здесь, в горных условиях. Я специально попробовал взять довольно крутой подъем вне дороги. Все получилось хорошо. Это меня, конечно, устраивало.

Но вместо обычной фары мотоцикл имел инфракрасную, транслирующую то, что она видела, на монитор, вмонтированный в приборную панель. Поэтому в темное время суток в комплект к фаре водителю следовало надевать очки ночного видения.

Я повторяю, что поехал днем, чтобы привыкнуть к транспортному средству, совершенно новому для меня. Но дорога была настолько разбита, что развивать на ней большую скорость на двухколесном мотоцикле было равносильно хорошо продуманному, но плохо спланированному самоубийству. Постоянное лавирование между выбоинами и буграми не позволяло мне разогнаться как следует.

В очках ночного видения я вынужден был бы ехать в два раза медленнее. Да и тогда это занятие являлось бы довольно опасным. Особенно трудно было бы объезжать ямины, оказавшиеся передо мной, прямо под колесом, потому что инфракрасная фара показывает только то, что находится далеко впереди.

Сейчас до места я добрался благополучно, уже въезжал в село, когда в кармане под бронежилетом заработал виброзвонок смартфона. Мне пришлось остановиться, чтобы добраться до аппарата. Определитель показал номер сельского участкового инспектора капитана Магомедова.

– Ты где, старлей? – спросил он. – Мы тебя ждем уже давно.

– В село въезжаю.

– Есть интересные сведения для тебя.

– Ждите. Скоро буду. Как в селе тебя найти?

– Как въедешь, сперва прямо по этой дороге. Потом поворот налево. За ним еще метров сорок-пятьдесят. Там сельсовет. Ты его ни с чем не спутаешь. Мотоцикл можешь у крыльца поставить или за углом, где полицейская машина отдыхает. Никто его не тронет. У нас в селе народ дисциплинированный, чужого не берет.

– Добро, капитан, жди. Я уже в селе.

До сельсовета я добрался без приключений, представился дежурному, сидящему за стеклом в маленьком тесном закутке, расположенном справа от дверей, спросил, где тут милиция, как мне найти капитана Магомедова. Дежурный, очень даже возрастной местный житель, назвал кабинет, махнул рукой в сторону нужного крыла здания.

Дверь кабинета была распахнута. За столом сидел седой крупногабаритный капитан. Против него устроился какой-то молоденький хлыщ в костюме и с галстуком, изобиловавшим какими-то блестками, переливающимися на свету. Наверное, лет пятьдесят назад этот хлыщ казался бы модным и хорошо одетым человеком, но в наше время он выглядел весьма архаично даже для этого горного села.

– Заходи, старлей, – пригласил меня капитан, поскольку я остановился за порогом, считая хлыща за посетителя, но никак не за одного из тех троих людей, с которыми желал бы поговорить.

Профессиональные стукачи обычно выглядят иначе.

– И дверь закрой, если не трудно. Мы тебя заждались.

Первым на встречу со мной должен был прибыть некий Артур Нажмутдинов, данных на которого у меня вообще не было. Имя Артур этому хлыщу вполне подходило. Внешностью он, вне всяких сомнений, сильно выделялся среди местных жителей. Должен был отличаться и именем.

За время своей службы я встречался с добрым десятком подобных личностей и привык к тому, что все они люди немолодые, как правило, крепко пьющие и несколько асоциальные. Полиция держит их на крючке, заставляет на себя работать.

Этот же фрукт был молод, не похож на пьющего. Мне сразу показалось, что он чрезвычайно старался подчеркнуть свое собственное значение. Именно это качество, скорее всего, было главным в его характере. Скорее всего, оно и заставило Артура стать стукачом.

Наверное, он завидовал кому-то и очень хотел подставить этого человека. У него все получилось. Артур вошел во вкус, тогда-то его и подцепили менты. Он строчил доносы на других людей, но себя самого весьма, кажется, уважал. Был, короче говоря, человеком себе на уме.

– Вот тут Артур нам интересную весть принес. Он живет почти напротив дома Аллар Арслановой и утверждает, что за последнюю неделю Рагим по ночам несколько раз наведывался к ней.

– Через одну ночь. Не каждую, – проговорил хлыщ высоким голосом. – Хотя дважды бывало, что и подряд.

– Да, чаще через одну, но бывает, что и каждую ночь, – согласился Магомедов, – Арсланов навещает жену. Появляется с наступлением темноты и уходит перед рассветом. А один раз, когда впервые в село заглянул, в дом к родителям заходил на десяток минут. Навестил их и снова двинул к жене под теплый бок.

– Один приходил? – спросил я. – Без сопровождения?

– Только в первый раз, как я его увидел, с ним трое с автоматами были. Но они в дом не заходили. Один на улице дожидался, двое во дворе спрятались, – ответил Артур. – Позже я других людей не видел. Может, они сразу через огород во двор заходили и там сидели. Не знаю, не буду утверждать.

– А в первый раз почему они показались на улице? Не догадались через огород пройти?

– Они так и пришли. Только к родителям Рагим пошел не огородами, а по улице. Они тоже вышли. А один потом так на улице и остался, ждал. Сначала все по сторонам смотрел, вертел головой. Только слева от него через два дома уже село кончается. Улица в гору упирается. Там только три старинные башни стоят, полуразваленные все. В них ни ворот, ни лестниц нет. Перекрытия между этажами давным-давно провалились. А потом этот часовой в кусты между тротуаром и дорогой залег и там ждал, когда его позовут. Как окликнули, он тут же во двор вошел и больше не показывался. Я тогда сразу понял, что они через огород Арслановых в горы ушли. Как раз за ним тропа начинается. Мы в детстве там бегали, играли. А сейчас люди только изредка ходят. За хворостом. Кусты густые, а с двух сторон скалы. Дети нынешние, как и мы когда-то, туда забредают.

Таким вот образом у меня появилась информация, на основе которой я планировал организовать засаду на Рагима Арсланова и проверить его везучесть.