Текст книги "Кавказский фокус"

Глава третья

Первая часть маршрута закончилась как раз тогда, когда майор Волосняков встал на место ведущего, сменив старшего лейтенанта Африканова.

Малая группа приблизилась к воротам ущелья. Карта не обманывала, ворота в самом деле были достаточно широкими и могли бы пропустить два идущих рядом друг с другом грузовика. Правда, тридцатью метрами дальше, в глубину ущелья, стены-хребты спешили друг к другу навстречу, словно желали обняться, причем поверху это стремление было более заметным. То есть, например, при сильном сотрясении почвы – при землетрясении или при достаточно мощном взрыве, который будет способен сдвинуть с места их основания, – эти стены могут одна на другую навалиться и перекрыть проход, заперев тех, кто находился внутри. И сделать сложным сам процесс выхода, на который будут способны только спортсмены-скалолазы и еще разве что спецназовцы, имеющие специальную оснастку и обязательную горную подготовку. Впрочем, в военном городке сводного отряда спецназа ГРУ прямо в завершение традиционной «тропы разведчика» имелся тренажер-скалодром, на котором отрабатывались навыки передвижения в скалах с оснасткой и без нее.

Но еще через пятьдесят метров ущелье снова расширялось и оставалось широким до поворота. Все соответствовало карте. Но карта, сделанная по результатам спутниковой съемки, и планкарта пещеры, нанесенная от руки и к тому же по ненадежной, как думалось, памяти человека, – вещи разные. И майор Волосняков понимал необходимость своей миссии перед тем, как доставят запланированные грузы вертолеты и грузовики. Чтобы план подполковника Староверова стал рабочим, следовало уточнить все данные карты.

– Сварог! Я – Второй. Вошли в ущелье.

– Понял тебя, Второй, – отозвался Сварог. – На входе следы машины смотрел?

– Там сплошной камень-монолит. Следов не остается. Разве что кто-то, разогнавшись, затормозит специально. Но здесь, похоже, таких дураков не водится. Никакого следа…

– Есть след… – возразил командиру малой группы старший лейтенант Африканов.

– Саня, что там? – спросил подполковник.

– Свежий окурок на камне. Из окна машины выбросили.

– Да, – подтвердил подполковник Староверов, – когда я машину снимал на планшетник, водитель курил. Я еще подумал, что это очень неаккуратно с его стороны. Саня, забери окурок в целлофановый пакет. По окурку можно определить ДНК человека. Для экспертизы, забери.

– Понял. Уже забрал.

– Не жалеет человек своего здоровья, – вздохнул с осуждением майор Волосняков, который многократно хвастался, что ни разу в жизни даже не попробовал вкус сигареты, хотя друзья в детстве его часто уговаривали.

– Он не только здоровья, он и жизни не жалеет, если с бандитами связался. Если мент, должен лучше других понимать, что не бесконечно долго горная вольница будет длиться, – сделал вывод капитан Севастьянов.

– А кто же здоровье жалеет, если знает, что жить осталось мало… – по-своему прочитал разговор подполковник Староверов. – Если человек желает повеситься, ему денег на хорошую веревку обычно бывает не жалко. Еще и мыло для веревки подкупит какое-нибудь ароматное. Даже самому жадному человеку хочется висеть с комфортом… Ладно, не буду вас болтовней отвлекать. Работайте…

Командир лучше других знал, кто как себя чувствует во время работы. Например, старший лейтенант Саня Африканов может одновременно и болтать без умолку, и прицельно стрелять. Его посторонние разговоры не отвлекают. Точно так же майор Волосняков, хотя он вообще-то по своей натуре к болтовне не склонен, тем не менее разговоры его не сильно отвлекают от дела. А вот капитан Севастьянов предпочитает жесткую внутреннюю сосредоточенность. Особенно в моменты, когда сапер работает со взрывными устройствами. В это время ему практически каждый вопрос следует дважды повторять, с первого раза он не слышит – настолько отключается от всего окружающего. Все к помехам во время работы относятся по-разному. Тем не менее, когда требуется соблюдать повышенную внимательность, лучше никого не отвлекать, считал подполковник Староверов. Разговор он прекратил, но от связи не отключился. Хотя и при отключении в случае вызова коммуникатор «Стрелец» тут же подал бы сигнал с требованием контакта.

– Дальше участок, где укрыться негде, если машина выскочит и фарами осветит, – сказал Волосняков. – Дистанция короткая. Во все лопатки, за мной!

Чуткие микрофоны улавливали дыхание бойцов, хотя легкие у всех были хорошо тренированные. Но уши давно к этому привыкли и чужое дыхание уже не слушали. Слышали только свое. Подполковник Староверов включил на своем планшетнике программу контроля физического состояния бойцов группы. Конечно, это было тестовое включение. Устать так, чтобы программа показала истощение организма, никто еще, естественно, не мог. Да в спецназе ГРУ, тем более в отдельной мобильной офицерской группе, не знают самого термина «истощение организма». Бывает, конечно, что организм работает уже за пределами усталости. И даже приборы, входящие в оснастку «Ратник», отмечают это. Но не изобрели еще в мире такого прибора, который был бы способен измерить характер человека, его способность заставлять себя перешагивать через собственное «не могу».

Все офицеры группы хорошо умели это делать, и потому способность бороться с собой, со своей усталостью, со своим желанием отдохнуть или, наоборот, с нежеланием что-то еще совершать считалась одним из основных факторов при формировании группы. Работе по специальности можно научить. Не слишком сложно научить человека ставить и снимать взрывные устройства, стрелять, драться, бегать и ползать. Для этого требуются только время, терпение и толковый инструктор. Приобретенные навыки именно приобретаются. А вот характер – это дело врожденное. Или он есть, или его нет. Солдата можно обязать приказом, хотя никакой приказ не может дать человеку силы, когда их запас исчерпан, но офицер часто сам принимает решение. И именно потому нагрузки на занятиях и у солдат, и у офицеров всегда в два, а то и в три раза превышают реальные нагрузки в боевой обстановке. И если человек сумел пересилить себя, сумел выдержать нагрузки на занятиях, он тем более выдержит их в бою или на марше.

А нагрузки необходимо преодолевать не только физические, но и моральные. Когда в бригаду, к которой была приписана ОМОГ «Лисий хвост», приехала комиссия Генштаба с желанием снять с должности одного из комбатов за то, что тот заставляет солдат в массовом порядке разбивать о собственные головы бутылки, подполковник Староверов пригласил эту комиссию на тренировку группы. И тогда же на глазах у этих штабных офицеров, которые давно забыли, что такое настоящая служба, если когда-то и знали ее, подполковник разбил о свою голову шестнадцать пустых бутылок. Он бы разбил и больше, но больше пустых бутылок не нашлось.

– Зачем это? – спросили офицеры из комиссии, глядя, как подполковник вытирает с лица рукавом кровь.

– Попробуйте – поймете, может быть, что плох тот боец, который боится и боли, и вида собственной крови. И только когда солдат равнодушен к этому, он в состоянии идти в бой…

Офицеры комиссии пошептались между собой и ушли. Они попутно проверяли работу штаба бригады, три дня возились с разными бумагами. Потом уехали. Но в батальон, где планировали снять с должности комбата, даже не заглянули.

Бойцы «Лисьего хвоста» умели все. Умели побеждать усталость усилием воли и тем же усилием запрещали себе чувствовать боль и не относиться к виду своей крови как к явлению чрезвычайному. И потому подполковник Сварог всегда мог на своих офицеров положиться. Как положился сейчас, отправив троих в разведку, хотя кто-то из командования мог бы посчитать, что разведку должен был бы возглавить сам командир. Но Василий Васильевич традиционно мало обращал внимания на мнение старших по званию, когда вопрос касался его дела. Он всегда предпочитал свои дела вести самому. Наверное, потому у него все обычно и получалось лучше, чем у других…

* * *

Разведка группы за считаные секунды совершила перебежку через открытый участок, который располагался как раз в том месте, где противоположные стены близко сдвигались одна к другой. Утешением было то, что этот участок ущелья был самым темным. Но при этом и самым ровным. Там даже споткнуться было не обо что. И потому офицеры, несмотря на нелегкую выкладку, преодолели его достаточно быстро. Дальше ущелье было более широким и более светлым. И камни под ногами оказались более мелкими, нежели раньше – похожие на крупный щебень. И во многих местах были присыпаны толстым слоем пыли.

– Ищем следы машины… – приказал майор Волосняков.

Бойцы восприняли этот приказ по-разному. Капитан Севастьянов надел очки ночного видения, а сам майор Волосняков приготовил к включению закрепленный на автомате тактический фонарь, присоединив его клемму к гнезду питания. Старший лейтенант Африканов, у которого в руках как раз и был его личный бинокль с тепловизором, в поиске следов участия не принимал, он сразу стал просматривать пространство впереди и под стенами ущелья. И только выждав момент, когда Африканов сообщил, что вокруг «чисто», Волосняков включил фонарь в градации «лунный свет», что давало рассеянный и не сразу бросающийся в глаза луч. И почти сразу же нашел, что требовалось.

Пыль собралась между мелкими камнями плотным слоем, и на этой пыли отчетливо отпечатался протектор автомобильного колеса. Дмитрий Валентинович присел рядом, чтобы рассмотреть внимательно, потом, отложив в сторону автомат, взял в руки свой планшетник, выбрал режим ночной съемки и, включив автоматическое определение системы координат планшетника, сфотографировал отпечаток. Теперь на кадре будет обозначено не только время, но и место с широтой и долготой, где произведена съемка. Это будет доказывать, что снимок сделан не в гараже МВД. Пока еще можно было пользоваться при съемке подсветкой, но саму машину после повреждения колеса придется снимать без нее, надеясь только на силу матрицы фотокамеры, а она не такая сильная, как у того же оптического прицела на «винторезе» снайпера. И все же сделать попытку стоило. Тем более при раннем просмотре машины, когда она только проезжала мимо военных разведчиков, майор Волосняков обратил внимание на установленную на крыше автомобиля целую батарею из четырех дополнительных прожекторов, так называемую «внедорожную люстру». Возможно, при смене колеса водитель этой подсветкой воспользуется. Тогда его точно будет видно. Четыре светодиодных прожектора с полицейской машины обещали хороший яркий свет.

Завершив съемку, майор сделал жест, призывающий малую группу продолжить движение. Но поскольку и капитан Севастьянов, и старший лейтенант Африканов смотрели вперед, ощетинившись стволами, а Африканов вообще держал бинокль у глаз, они видеть его жест не могли. У Волоснякова сработала привычка. До перехода на оснастку «Ратник» спецназ всегда общался жестами, и все эти жесты понимали. Но когда появилась внутренняя связь, бойцы уже перестали ждать жестов, и потому Волоснякову пришлось повторить команду вербально:

– Вперед.

И тут же доложил командиру:

– Сварог, я – Второй. Есть след автомобиля. Правда, короткий, всего в шестнадцать сантиметров. Не знаю, возможно ли будет идентифицировать протектор. Но я сделал снимок.

– Нормально. Это перестраховка. Главное, машину потом снять. Не забудь включить на планшетнике систему координат.

– Уже включил. Программа выдала на снимке результаты. Даже сразу два. По спутникам ГЛОНАСС и GPS. Результаты, как ни странно, совпадают.

Обычно системы ГЛОНАСС и GPS работают при небольшом разногласии, и трудно бывает сказать, какая система была более точной. А ошибка при взгляде со спутника может достигать нескольких километров. В боевой обстановке такая ошибка может оказаться катастрофической. И потому спецназовцы, пользуясь планшетником или другим навигатором, знающим эти две системы, часто подстраховываются, проверяя координаты с помощью смартфонов, которые тоже в двух системах работают – в Googl и в Яндексе. При этом на территории России Яндекс, как правило, оказывается более точным. Если же кто-то имеет смартфон от фирмы Apple, то там навигатор всегда показывает неточно и может дать ошибку в добрых полтора десятка километров. И потому iPhon в спецназе популярностью не пользуется. Как и планшеты этой фирмы.

– И отлично. Теперь не отвертятся. Сразу возникнет вопрос: «Что делала машина ночью в бандитском ущелье?» У меня все. Об осторожности, Дмитрий Валентинович, я тебя даже не предупреждаю. Работайте.

– Внимание! Работа едет… – сообщил старший лейтенант Африканов.

– Конец связи, – торопливо сказал Сварог.

– Конец связи, – так же торопливо подтвердил майор Волосняков, одновременно осматриваясь и отыскивая взглядом место, чтобы спрятаться для видеосъемки. Место он нашел вполне подходящее, только до этого места было далековато. Не менее шестидесяти метров. При свете ярких в горах звезд дистанция определялась легко.

– Где машина? – спросил майор.

– За поворотом еще. Свет фар на стену попал. Судя по всему, метрах в ста от поворота. Может быть, на десяток метров дальше – на десяток ближе, трудно определить…

– Готовься здесь. Я – вперед. Контролируй мое место…

Он побежал. При этом совершенно не заботился о том, чтобы бежать красиво, по-спортивному, высоко задирая колени, как бегают профессиональные спринтеры. Дмитрий Валентинович бежал так, как ему было удобно, и передвигался в соответствии со своими ощущениями. Сам он, может быть, даже не ощущал, что бежит не по прямой линии по направлению к цели, а совершая широкие шаги в сторону. Автомат майор при этом держал двумя руками и с силой размахивал локтями. А движение из стороны в сторону входило в привычку военного человека бегать тогда, когда в тебя стреляют. Так называемый «челнок» не позволял противнику точно прицелиться в бегущего таким образом человека. И пусть это мешало скорости, но когда «челнок» становится привычной манерой бега, это хорошо, потому что часто спасает на поле боя. Противник тоже обычно не имеет времени на длительное прицеливание. Точно ищет цель разве что снайпер. Но говорят же, что не стоит убегать, когда за тобой охотится снайпер. Иначе умрешь уставшим. Под прицелом снайпера жертва бывает, как правило, обречена. Но со снайперами пока приходится встречаться нечасто, а простые бандиты не утруждают себя долгим выверенным прицеливанием. И потому такую манеру бега лучше было сохранить.

Свою скорость лучше других ощущал сам Дмитрий Валентинович. Не пытаясь бежать с высокой беговой техникой, он эту технику подменял стремительностью и быстротой передвижения ног. И успел добежать до подходящего скопления скал секунд за десять до того, как свет фар показался из-за поворота ущелья.

Сначала светлые пятна пробежали по камням одной из стен ущелья, показывая, что здесь в горной породе есть залежи слюды, которая в этом свете переливается и отражает лучи во все стороны. Эти же светлые пятна заставили капитана Севастьянова залечь за скопление высоких камней-валунов, чтобы не попасть в свет фар, когда машина вывернет на прямой путь к воротам ущелья.

Ситуация потребовала от старшего лейтенанта Африканова совершить пять длинных прыжков в сторону, чтобы найти себе удобную позицию под правой от него стеной ущелья. Позиция была стоячая, но как опытный стрелок Африканов не видел разницы между стрельбой лежа или стоя. Тем более что здесь в скале был удобный для его роста выступ, на который можно было «облокотить» винтовку при прицеливании.

Поскольку «винторез» не имеет «сошек» для упора, снайперу приходится искать площадку, на которую можно положить ствол или поставить локоть. И Африканов приготовился стрелять со всеми удобствами. В принципе, старший лейтенант не видел в поставленной перед ним задаче большой сложности. Сложность состояла только в том, чтобы «уазик» не остановился слишком рано или слишком поздно. Но здесь все зависело от уровня подготовки водителя. Один водитель среагирует сразу, другой будет долго соображать, что ему следует сделать, и потому опоздает с нажатием на тормоз. В этом случае опираться в расчетах было не на что. И потому Африканов решил стрелять так, чтобы повредить не только резину колеса, но и сам диск. Это гарантирует остановку в нужном месте. Оставалось надеяться, что водитель здесь, в ущелье, не станет рассматривать снятое колесо, в котором может застрять пуля. И будет рассматривать его, только вернувшись в гараж. А тогда уже может быть поздно.

Майор Волосняков залег под скалой, втиснувшись в щель так, что невозможно было повернуться боком, хотя можно было проползти вперед и с меньшим комфортом протиснуться назад. Позиция эта была опасна в том случае, если бы люди в машине заметили его. Но, как предполагал майор, они предпочли бы сначала выяснить, кто он такой, как здесь оказался и какую миссию выполняет. И, главное, чье задание. Но, случись перестрелка, самому Дмитрию Валентиновичу при статичности его позиции пришлось бы туго. Сам он при этом надеялся на снайпера и даже предупредил старшего лейтенанта:

– Саня, страхуй меня. Я так между камнями вклинился, что, в случае, если меня заметят, не смогу пошевелиться. Вся надежда на тебя.

– Понял, товарищ майор. Подстрахую…

Однако до того, как начать страховать майора Волоснякова, снайперу Африканову необходимо было прострелить колесо машины. Причем прострелить так, чтобы повредить одной пулей и резину, и диск. Диск, насколько помнил старший лейтенант, был простой, стальной. Это тоже имело значение, потому что легкосплавные диски бывают по структуре металла тягучими и могут не расколоться при попадании пули, хотя будут повреждены, а бывают и такими, что рассыпаются на осколки, стоит колесу через кирпич на скорости проехать.

Со стальным диском было проще. Его пуля расколет, как стекло, пройдя, скорее всего, навылет. И диск «захромает» вместе со всей машиной. Так захромает, что его уже невозможно будет восстановить. Вернее, восстановить будет возможно, но восстановление обойдется дороже, чем покупка нового. Были в такой стрельбе и определенные тонкости. Следовало не попасть в тормозной цилиндр и не повредить тормозные шланги, иначе машина может просто не поехать дальше. Не рискнет водитель ехать на одном «ручнике». Такие тормоза не для дорог горной местности, хотя в той же более высокогорной Грузии существует поговорка, что только трус ездит с исправными тормозами. Но поговорка остается поговоркой, а в действительности, уважая смелость грузин, старший лейтенант Африканов не слышал, чтобы они предпочитали ездить на машине, лишенной тормозной системы.

Насколько склонен к отчаянным поступкам водитель полицейского «уазика», снайпер не знал. Но почему-то думал, что в случае неисправности тормозной системы водитель остановится и вызовет себе в помощь бандитов из пещеры. Вызывать помощь из гаража МВД ему нельзя, поскольку начнутся вопросы, как машина оказалась в ущелье. А если придут бандиты, они смогут и колесо внимательно рассмотреть, и понять, что произошло с «уазиком».

Чтобы не задеть тормозные цилиндры и тормозные шланги, следовало стрелять сбоку. Прямо сбоку выстрелить Африканов не имел возможности. Однако он сумел выбрать позицию, где мог стрелять под углом градусов в сорок пять. Определив на глазок скорость машины, снайпер выбрал место, где «уазик» должен был остановиться, чтобы водитель попал в поле зрения объектива планшетника майора Волоснякова, высчитал приблизительный тормозной путь, дал при этом опережение, учитывая движение транспортного средства, и на нужном месте установил ствол. Учитывая большую скорость полета пули, опережение было минимальным.

Дистанция была даже меньше, чем отводилась под испытательный выстрел для этой винтовки при стрельбе в головную мишень. Но и саму мишень снайперу видно не было. Он только предполагал, где она должна находиться. И фары автомобиля в данном случае не помогали, а только мешали, хотя и не ослепляли, потому что светили мимо снайпера.

В нужный момент винтовка вздрогнула. Сам звук выстрела из-за мотора «уазика» слышно не было даже самому старшему лейтенанту. Но по поведению машины сразу стало понятно, что Африканов не промахнулся. «Уазик» завилял, потом загрохотал о камни металлом диска, видимо, резиновая бескамерная покрышка с него сразу слетела, но, к удивлению Африканова, который и раньше стрелял по колесам, колесо не лопнуло с громким звуком, а просто разорвалось, как показал прицел, перестав быть цельным колесом, и превратилось в резиновую доску. Потому сразу и загрохотал диск. И неизвестно, пробит он пулей или не пробит. Но это по большому счету сейчас значения не имело. Поскольку менять следовало все колесо вместе с диском. А судя по тому, как быстро автомобиль остановился, тормозной цилиндр и тормозные шланги пуля не повредила.

Тепловизионный прицел прекрасно видел и майора Волоснякова, который держал в руках вместо оружия свой планшетник – вел съемку. Но даже оптический прицел, хотя и давал возможность издали заглянуть в монитор, не позволял понять, что получается у командира малой группы разведчиков.

Тогда снайпер стал наблюдать за машиной. Из нее вышел только один человек, хотя в сторону ущелья в «уазике» ехало трое. Сейчас двоих там, похоже, не было или они считали себя настолько важными фигурами, что не посчитали нужным выйти. Вышел только водитель.

Оптический прицел сумел определить, что это был немолодой человек в ментовском мундире, но темнота не позволяла рассмотреть его погоны, к тому же прикрытые бронежилетом. Водитель посветил на поврежденное колесо фонариком, даже издали стало заметно, как он машет руками, словно курица крыльями, и, наверное, как курица же, кудахчет. Фонарик водитель из рук не выпустил, вернулся в машину и включил верхний свет. Четыре ярких светодиодных прожектора были установлены на крыше над ветровым стеклом. Прожекторы светили сверху вниз на капот и пространство перед ним.

Только при этом свете удалось как следует рассмотреть водителя, который уже снял бронежилет, чтобы тот не мешал ему работать. Теперь была возможность рассмотреть погоны. Особенно в момент, когда водитель, наклонившись, покатил вперед запасное колесо. Это был подполковник полиции. Видимо, использовал без водителя свою служебную машину. Такое бывает, когда человек при определенной должности любит «крутить баранку».

Оставив мента катить колесо и поднимать машину на домкрат, старший лейтенант Африканов посмотрел прицелом внутрь машины, пытаясь определить, есть ли там пассажиры. Но никого не нашел. Да и водитель обязательно начал бы говорить с пассажирами, хотя бы попытался объяснить им, что произошло, и сообщить о своих действиях. Человек в таком звании не мог быть простым прислужником у бандитов. Он сам был человеком, несомненно, авторитетным и чаще командовал, чем подчинялся чужим командам. Но раньше бандиты были в машине. Значит, он отвез их в банду, а сам возвращается восвояси. Зная, что этому человеку не долго осталось носить подполковничьи погоны, Африканову захотелось поторопить события и пристрелить мента здесь же, в ущелье, а потом отогнать машину в сторону и продолжать выполнение поставленной задачи. Остановила снайпера только мысль о том, что тогда придется самому менять колесо. А к моменту, когда подполковник дело завершал, пыл старшего лейтенанта уже остыл.

Майор Волосняков продолжал свою работу и заснял весь «трудовой подвиг» подполковника. И только когда машина поехала дальше и ее габаритные огни стали видны около ворот, Дмитрий Валентинович стал медленно выбираться из своего убежища под скалой. Выбрался, сел, прислонившись к камням спиной, положил на колени автомат, на автомат пристроил планшетник и стал отправлять файл с видеосюжетом подполковнику Староверову, с тем чтобы тот отправил его по инстанции дальше и передал в оперативную разработку.

Часть боевой задачи была выполнена…