Текст книги "Тот, кто может все"

Глава вторая

Проснулся я привычно рано в прескверном состоянии духа. Хорошо себя зная и понимая, что своим ворчанием могу Тамаре на весь день настроение испортить, я предпочел подольше поваляться под одеялом, хотя обычно люблю вставать сразу, как только проснусь. Вообще-то я по природе своей конченый оптимист, но порой обстоятельства так придавливают, что даже сам себя переношу с трудом. Хочется в зеркало унитазом запустить. Хорошо, что у нас только раковина с водой в доме, а туалет во дворе. Да и тот унитаза не имеет, как и зеркала. А то, говорят, разбитое зеркало – к несчастью…

Но я в приметы стараюсь не верить. Тем не менее от зеркала обычно отхожу быстро, хотя за свое поведение обычно ответственность несу и резких телодвижений себе не позволяю ни с зеркалом, ни с чем-то или кем-то другим. Только если вынуждают. Моя выдержка, согласно моей собственной достаточно объективной оценке, полностью соответствует поведению офицера спецназа.

Утро в этот день тянулось особенно нудно и долго. Оно не могло не тянуться, потому что состояние было тягостным. В военном варианте жизни все гораздо проще. Там есть враг, которого убиваешь без жалости и сожаления. А в жизни гражданской все иначе. Здесь, оказывается, почему-то нельзя убивать негодяев. У меня, говоря честно, совершенно не было сожаления о совершенном двойном убийстве. Более того, я бы точно так же без сожаления убил бы еще и тех ментов в райцентре соседней области, что дали наш с Тамарой адрес двум отморозкам на «Камаро» и самолично продиктовали текст заявления о нападении на этих двух негодяев на автозаправочной станции. Это было бы справедливым. Но пока ничего не известно о моем собственном настоящем положении, я не думал о том, чтобы наказать и ментов. И даже в уме не прикидывал схемы, как это сделать. Хотя без продумывания такой схемы меня приучили никогда не начинать действовать. Вот я пока и не действовал. Тех ментов было двое: капитан Гудилов – дежурный по отделу и старший лейтенант Звягин – дознаватель. Особенно мне не понравился именно дознаватель, парень с излишне интеллигентным лицом, холеными руками и холодными расчетливыми глазами. У него на лице было написано предупреждение, что от этого типа стоит ждать подлости. Капитан был попроще. Таких я обычно относил к элементарным малограмотным хамам. И вообще ментам я никогда не верил, особенно во времена своей службы, хотя встречаться доводилось с ними не часто, обычно в командировках на Северный Кавказ, где менты, на мой вкус, мало отличаются от откровенных бандитов. И это даже включая чисто русские районы Северного Кавказа – Ставропольский и Краснодарский края и Ростовскую область. Там все менты, с которыми мне доводилось так или иначе встречаться, нацелены только на то, чтобы денег хапнуть побольше. И весьма беззастенчивы. У нас же в бригадном военном городке был только один участковый уполномоченный, которого постоянно побивали офицеры за манеру приставать к их женам. Он ни одну женщину не мог мимо себя пропустить, чтобы не попытаться пристать к ней. Потом, устав от постоянно битого, начальство этого участкового сменило его на какого-то старичка, которого было и не видно, и не слышно. Но всегда, где бы мы ни появлялись, менты вынуждены были считаться с бойцами спецназа военной разведки. Сейчас, когда я – человек гражданский, пенсионер, они могут вообще меня не замечать, поскольку я ничего не значу на социальной лестнице, как и другие пенсионеры страны. Да и вообще в срединной России, где мы поселились по выходу в отставку, менты не были приучены уважать армейский спецназ. Просто потому, похоже, что не знают, что это такое. Там, где знают, там даже с пенсионерами считаются. Но пока я не прорабатывал никаких действий против тех ментов, с которыми мне пришлось столкнуться. А как я мог их прорабатывать, если даже не знал, что мне грозит и какие против меня предпринимаются действия. Ведь противодействие всегда провоцируется именно действием. К тому же я не был уверен, что убитые парни из «Камаро» говорили правду о ментах, которых они якобы купили. Судя по разговору и по манере поведения парней, они оба, особенно водитель «Камаро», имели заметную склонность к хвастовству…

Тамару, как я заметил, тоже слегка придавливало состояние неизвестности. Это, кстати, бывает и в бою. Сидишь, случалось, в засаде на известной тропе где-то неподалеку от границы, ждешь, сам не зная толком, сколько человек попытается границу перейти и удалиться на зимние квартиры. В твоем распоряжении всего-то разведрота, то есть сто шестьдесят семь человек вместе с тобой. А бандитов может оказаться и тридцать стволов, и сто тридцать, и даже две тысячи триста. Но независимо от того, сколько их попытается прорваться, ты знаешь, что пропускать их никак нельзя, и ждешь в неизвестности момента, когда на тропе послышатся голоса или появятся походные бандитские колонны. И руки с силой, почти до посинения пальцев, сжимают автомат. Тогда тоже в голове сидит беспокойство, но ты твердо уверен, что готов принять бой, и принимаешь его, когда подходит момент. Потому что именно для этого ты сюда и поставлен, именно это ты умеешь и обязан сделать.

Тогда, когда сидишь в засаде и не знаешь, что тебя ждет, состояние бывает схожим. Я после происшествия на дороге тоже словно бы притаился в засаде. И ждал вместе с Тамарой. Во-первых, ждал, когда приедут вчерашние менты или хотя бы один из них, чтобы выяснить что-то относительно этого инцидента на дороге, в котором были убиты два человека на красивом и дорогом «Шевроле Камаро». Связать это убийство с ограблением никто не догадается. У парней в карманах наверняка было полно денег – это с точки зрения пенсионера полно, а с точки зрения тех же ментов может показаться, что «немного», если это «немного» не забрали себе другие менты, которых кто-то, обнаруживший тела убитых, вызвал. Это тоже обычное и почти привычное явление. Может бес попутать и того, кто обнаружил тела, – если это человек, которому хронически денег не хватает. А кому их в современном мире хватает? Не хватает обычно даже тем, кто на таких машинах, как «Камаро», ездит. Они всегда стремятся к тому, чтобы иметь больше…

Короче говоря, обрядившись в запасной, но уже поношенный костюм, я неторопливо занимался домашними делами. Насадил два черенка на лопаты взамен сломанных во время перекапывания грядок. За что был награжден одобрительным взглядом жены, которая уже несколько раз мне про эти лопаты напоминала. С новыми черенками было, наверное, приятно работать. И потому я без подсказки Тамары перекопал полностью всю грядку, в которой с краю спрятал накануне кастет. Теперь вообще никто не подумает здесь искать. А поскольку кастет из металлических частей имеет только тоненькую полоску свинца в рукоятке, то искать даже с металлоискателем бесполезно. Для маскировки и войдя во вкус, я перекопал еще две соседние грядки. Осенний сезон – подготовка огорода к будущей весне – дело естественное. Потом, работая в наклон, выбирал из грядок остатки корней растений и травы. В результате грядки оказались, как мне показалось, на загляденье. Подошла Тамара, посмотрела на мою работу и похвалила. Она даже не знала, где я спрятал кастет, и спросила об этом. Я показал пальцем. Она удовлетворенно кивнула, одобряя мое старание.

После этого я снял аккумулятор со своей старенькой машины и поставил его на подзарядку в своей рабочей будке-сарае. За неимением гаража и за неимением места, где его можно построить, да и денег на строительство не было, я из всякого подручного материала сколотил себе будку, где сумел поместить верстак и самостоятельно подвести туда электричество. Выставив силу зарядного тока на минимально допустимое значение, аккумулятор я оставил заряжаться до следующего утра. Теперь, если позвонят и предложат приехать в райотдел – а я оставил номер своей трубки у дежурного, – у меня есть честный повод никуда не ехать, поскольку аккумулятор на машине стоит на зарядке. Да и бензина в машине маловато. Конечно, соседний райцентр находится не слишком и далеко, бензина мне хватило бы на две с половиной поездки туда и обратно. Но тратить бензин на такую ерунду я не намеревался. Он мне сгодится и для других нужд.

Зайдя в дом, я посмотрел на свою трубку. Монитор показал мне пропущенный вызов. Звонили мне, когда я только-только в огород вышел. Скорее всего, это и был звонок из райотдела полиции. Но звонить по номеру я не стал. У ментов денег больше, пусть они сами звонят, не из своего кармана эти звонки оплачивают. Однако при этом я подумал, что звонок хоть что-то прояснит и пресечет неприятное ожидание. Ясность всегда лучше незнания ситуации. И я, выходя из дома, положил трубку в карман.

Позвонили мне примерно через час, который я потратил на работу с триммером[11]11
  Триммер – переносная косилка для травы. Бывает бензиновым двухтактным и четырехтактным и электрическим. Бензиновые триммеры, особенно двухтактные, имеют при работе звук, как у мотоцикла, гоняющего по стенкам колодца.


[Закрыть]. Как раз бензин в бачке кончился, я пошел в свой сарай мешать бензин с маслом и услышал звонок в кармане. Может быть, звонили еще раньше, но я из-за работающего триммера звонок мог и не услышать. Номер на определителе высветился незнакомый.

– Кукушкин, – сказал я в трубку. – Слушаю вас…

– Добрый день, Виктор Вячеславович, капитан Родимцев из следственного отделения райотдела полиции беспокоит по поводу вашего вчерашнего инцидента. Едва-едва смог до вас дозвониться.

– Возможно. Я во дворе с триммером работаю. Траву выкашиваю. Из-за триммера звонок было не слышно… – спокойно объяснил я и сделал это вполне миролюбиво. Даже более миролюбиво, чем собирался раньше.

Подошла Тамара. Остановилась неподалеку, повернув голову, стала слушать. Но что толку слышать односторонний разговор! Потом начнутся вопросы и расспросы. А я не люблю возвращаться к пройденному. И потому я включил громкоговоритель, чтобы ей было все слышно.

– Вы не могли бы к нам в райотдел подъехать для дачи показаний, Виктор Вячеславович?

– Увы… Я невыездной. Машина старая, аккумулятор старый. Поставил его на зарядку. Сутки будет заряжаться… Никак не получится. Да и с бензином у меня проблемы.

– А на каком-то другом транспорте?

– Автобус у нас ходит два раза в день – утром и вечером. Утренний уже прошел. Вечерний приедет, когда у вас уже рабочий день закончится. Кроме того, у меня просто нет средств на автобус. Этого мой домашний пенсионный бюджет не предусматривает.

– Как тогда нам с вами увидеться?

– Приезжайте. Я вчера полный адрес предоставил.

– Возможно, я так и сделаю. Кстати, вы не знаете, что с этими людьми, с которыми у вас был конфликт на автозаправке? Они должны были утром приехать к нам, но по какой-то причине не приехали. Вы с ними не встречались?

– Мы вчера из райотдела уехали раньше, чем они. Они еще беседовали с дежурным и с дознавателем. А мы сразу домой отправились. Так что помочь ничем не могу.

– Беда в том, что у нас тут возникли разногласия по поводу вашего дела. И без этих людей разрешить разногласия не получается.

– А что за разногласия, капитан?

– Товарищ капитан… – поправил он меня.

– Я подполковник в отставке.

– Я в курсе. Вы своих подчиненных, младших по званию, тоже называли так же?

– Конечно. В армии так принято.

– Вообще-то в полиции – тоже… – отчего-то смутился Родимцев. – Но мне привычнее, когда гражданские меня называют товарищем капитаном. А вы, Виктор Вячеславович, теперь человек сугубо гражданский. Думаю, мы с вами договорились…

– Боюсь, привычка свое возьмет, и я нечаянно могу вас обидеть. Давайте лучше буду звать вас по имени-отчеству. У нас было принято и младших офицеров звать по имени-отчеству. Значит, вас зовут…

– Как и вас – Виктор Вячеславович.

– Мне будет легко запомнить. Итак, вы, Виктор Вячеславович, что-то говорили о разногласиях, которые надеетесь с моей помощью разрешить?

– И с вашей помощью тоже, и с помощью тех двух людей, с которыми у вас вышел инцидент, – Мамукаев и Таппасханов, кажется…

– Кажется, так.

– Мне тут многое непонятно. В деле не присутствуют ваши с женой объяснения, которые с вас должны были взять. …Это первое.

– Как так не присутствуют? Мы с женой одновременно отвечали на вопросы дознавателя, а потом все подписали, все происшествие описали в подробностях. А что тогда в деле присутствует?

– Присутствует заявление тех двух молодых людей по поводу вашего нападения на них с ножом в руках. Они говорят, что вы хотели заправить свою машину за их счет. Это можно инкриминировать как попытку ограбления…

– Даже так? – У меня, кажется, готов был пропасть дар речи. Это от возмущения.

– Мне утром, когда я в отделе появился, передали дело в таком виде от дежурного. Уже от дневного, который сам был не в курсе события. Когда я просмотрел документы, и ночной дежурный по отделу, и дежурный дознаватель уже ушли, и спросить мне было не с кого. Я вот нашел в документах ваши координаты и теперь пытаюсь дозвониться. Дело в том, что с таким обвинением вас должны были бы сразу задержать и до утра закрыть в «обезьяннике»… Извините… Так у нас в обиходе называется камера предварительного заключения. Вас почему-то отпустили. Я не понимаю почему. А вот полчаса назад мне принесли рапорт старшего лейтенанта Росгвардии Савельева из вневедомственной охраны[12]12
  Раньше Вневедомственная охрана входила в состав МВД, но не так давно ее передали в ведомство Росгвардии.


[Закрыть], который и вызвал наряд полиции на автозаправочную станцию. Вызвал, кстати, как он пишет, по вашей просьбе. И в этом рапорте черным по белому, то есть синим по белому, написано что были задержаны два гражданина кавказской внешности, напавшие с ножом на пожилых мужчину и женщину на автозаправочной станции. Так что там в действительности произошло? Вы можете мне рассказать?

– По телефону? – переспросил я с некоторым недоверием. – Может, лучше вы приедете, мы посидим, поговорим за чаем. Я вам и расскажу все, что произошло. И моя жена расскажет – хоть со мной, хоть без меня. Как захотите…

– Лучше сначала по телефону. Чтобы я до приезда к вам уже составил собственное мнение. Тогда еще раз все расскажете, мы составим протокол, и вы свои показания подпишете. И жену попросите никуда не уходить, чтобы она тоже дала показания.

– Да бога ради, Виктор Вячеславович… Дело обстояло так…

Я честно все пересказал, не забыв упомянуть про травму Тамары и про то, что сразу из райотдела полиции мы поехали домой.

– Хорошо! – констатировал капитан Родимцев. – Очень все запутано, а поведение ночного дежурного и дознавателя вообще непонятно. Короче говоря, как только в моем распоряжении появится машина, я к вам выезжаю. Кстати, еще кто-то может подтвердить ваши показания? На автозаправочной станции должна быть дежурная, были там наверняка еще какие-то машины… Номер одной машины записал и упомянул в рапорте старший лейтенант Савельев. Но это машина иногородняя, большая фура. Искать долго…

– Да, там и фура стояла, и, кажется, пара легковых машин заправлялась.

– Попробуем найти, если дело того будет стоить. Короче говоря, ждите меня. Можете чайник поставить. От чая я не откажусь…

Просьбу о чае я воспринял всерьез и не пожелал угощать незваного гостя самогонкой. Самогонный аппарат у меня хороший, с сухопарником[13]13
  Сухопарник – элемент некоторых самогонных аппаратов, удаляющий из напитка сивушные масла и их запах.


[Закрыть], с двойной перегонкой. Конструктивно позволяет во время перегонки добавлять для аромата и вкуса любые ягоды, плоды или травы. Сам я при этом не большой любитель крепких напитков и делаю самогон только ради того, чтобы редких гостей угостить. Но мента, подумалось сразу, я угощать не буду. Только чаем, причем чаем магазинным, тогда как сам всегда предпочитаю пить иван-чай или, как его иногда называют, копорский чай, к которому Тамара добавляет сушеные в тени листья смородины и малины. Такой чай и для здоровья полезен, и мне лично больше по вкусу, чем магазинная краска, перемешанная с чайной пылью и непонятно каким сеном.

Чай в заварочном чайнике едва успел настояться, когда я в распахнутую форточку услышал на дороге звук двигателя автомобиля. Выйдя из дома и выглянув за калитку, я увидел вдали медленно проезжающий по деревне полицейский «уазик». Видимо, водитель искал людей, у которых можно было спросить, где найти мой двор. Но людей на этой улице найти сложно. Здесь сплошь стоят красивые и ухоженные современные дома московских дачников. Мой домишко в сравнении с ними совсем неприглядный, старый и мало приспособленный для благоустроенной жизни. Тем не менее мы жили именно в нем, как и другие деревенские жители, и не рвались к жизни более комфортной. Тамара, как и я, умела адаптироваться к любым условиям существования. Иногда я думал, что нам с ней хватило бы и небольшой землянки, вырытой во дворе. Главное, чтобы был Интернет, без которого я, кажется, уже не мог обходиться. Но это решалось легко с помощью простейшего смартфона. Совместных детей у нас с Тамарой не было, а мои два сына от первой жены, один из которых уже взрослый и самостоятельный, а второй заканчивает институт, стали прожженными горожанами, которых деревенская жизнь интересует настолько мало, что они даже по моей просьбе приезжают ко мне неохотно. Чаще ждут, когда я в город к ним выберусь. У старшего сына своя семья, он живет отдельно от матери. У него я, когда приезжаю в Москву, и останавливаюсь. Со вторым сыном, живущим пока вместе с матерью, вижусь редко. Только когда мы, договорившись, встречаемся в Москве у старшего. Но и ездить мне приходится нечасто. Для каждой поездки необходимо целый год деньги копить. Хотя бы на дорогу. Простому пенсионеру она недоступна. Ладно хоть, у Тамары пенсия военная, но и она не намного превышает гражданскую. У меня же с пенсией вообще какая-то странная история. В отставку я уходил с формулировкой: «Без права ношения воинской формы и государственных наград». Я о такой формулировке слышал как о форме приговора военного трибунала. Но мне объяснили, что это результат моей работы с совершенно секретными материалами. Тогда же мне оформили фиктивные документы. Выдали солдатский военный билет. Я потом уже заглянул в него и обнаружил, что ношу звание старшины срочной службы, а не подполковника. Но я хорошо понимаю, что такое длительная работа в спецслужбах и постоянное соприкосновение с государственной тайной, которая, согласно уставам, перестает быть тайной только через двадцать пять лет, и потому не возмутился. Выдали мне на руки и фиктивную трудовую книжку, где я вроде бы работал во многих местах на разных должностях, часто в других республиках большого СССР, никакого отношения к моей армейской службе не имеющих. Проверить эти данные в настоящее время было невозможно, потому что там все переменилось, начиная с власти. Это, как объяснили, для оформления гражданской пенсии. При этом, понимая, что без проверки всех сведений из трудовой книжки нормальную пенсию, хотя бы близко похожую на военную, мне не дадут, мне настоятельно рекомендовали завести пластиковую банковскую карточку, на которую мне постоянно будет перечисляться доплата за сохранение режима секретности. Догадаться было нетрудно, это – подачка для того, чтобы заткнуть мне рот. Я согласился, поскольку понимал, что иного мне никто не предложит, и подписал все бумаги, которые мне приказали подписать, не слишком внимательно их читая. Тогда я еще не считал себя «отработанным материалом» и не думал, что ко мне будут относиться именно как к «отработанному материалу». Во мне еще жила гордость за свою прежнюю армейскую жизнь. Со временем все переменилось. И мелкие подачки, которые мне перечисляли на пластиковую карточку один раз в квартал, причем суммы всегда были разные и колебались от тридцати шести до тридцати восьми тысяч рублей, не могли решить моих финансовых проблем, точно так же, как и еще более мелкие подачки со стороны Алексея Алексеевича Мягкова, нашего с Тамарой куратора в областном центре, к которому мы должны были время от времени обращаться для подтверждения того, что мы еще существуем, – это примерно то же самое, что условно-досрочно освобожденный уголовник, который обязан отмечаться в полиции по месту жительства. Но я понимал суть своей предыдущей службы и потому не роптал. Вообще куратор существует для всех сотрудников ГРУ, вышедших в отставку. Вернее, для тех, кто или имел соприкосновение с совершенно секретными документами, или же участвовал в каких-то секретных операциях. У любого может наступить момент саморасконсервации, когда уже невозможно держать внутри себя хотя бы часть какой-то информации. В такие моменты бывший разведчик обязан обратиться к куратору, который, как правило, напоит допьяна, даст возможность выговориться, а потом и спать уложит, и не забудет утром похмелить. Основной костяк кураторов составляют бывшие агенты-нелегалы, вернувшиеся в свою страну после длительной работы за границей. И часто кураторы имеют высокие звания, вплоть до генеральских, только никто об этом не знает, разве что по слухам. Куратор, точно так же, как и я, не имеет права на ношение воинской формы и государственных наград. Поэтому о настоящей его сущности приходится только догадываться. И, сколько я слышал, всегда кураторами были убежденные холостяки, часто сварливые старикашки, много знающие, но никогда не выказывающие своего мнения по какому-то вопросу вслух. По большому счету мне с этим происшествием на автозаправочной станции следовало бы обратиться к куратору, который через головную контору Службы вполне в состоянии замять вопрос. Хотя я уже решил, что если обратиться к куратору все же придется, то он узнает только то, что произошло на самой автозаправочной станции, а о происшествии на границе областей я, естественно, словом не обмолвлюсь. Но до разговора с куратором, доехать до которого я не в состоянии из-за недостатка бензина и денег на бензин, я должен был встретиться с капитаном Родимцевым и выяснить, чем мне все это грозит.