Текст книги "Капитан Валар. Призовая охота"

Правда, я тогда умышленно не пожелал зайти ни в роту, ни в штаб батальона, чтобы избежать расспросов. Мне не хотелось говорить с сослуживцами о возможной инвалидности, и поэтому я предпочел приехать тихо, забрать машину и так же тихо уехать. Правда, пришлось потом ответить на несколько телефонных звонков и объяснить причину своего поведения. Мое состояние поняли и пожелали «победить» врачей. Про пистолет не вспомнили ни комбат, ни начальник штаба батальона. Я тоже не торопился расстаться с оружием, хотя всюду его с собой не таскал. Но оборудовал в мамином доме тайничок, где и оставлял пистолет, отправляясь в тот же госпиталь. Впрочем, не только один штатный. Покажите мне того офицера спецназа, который сдает все трофейное оружие! Я лично такого в своей практике не встречал. Не сдаю и я. Так что имею в запасе дешевый пистолет-пулемет «мини-узи» и вполне приличный пистолет «беретта-92» с возможностью вести автоматический огонь. Есть и глушитель для «беретты». Он, правда, самодельный, излишне объемный и тяжеловатый, но изготовитель не пожалел вольфрамовой стружки, и звук он убирает лучше фирменных глушителей[9]9
  Звук выстрела получается громким за счет соприкосновения горячих пороховых газов, выходящих из ствола, с относительно холодным внешним воздухом. Устройство глушителя предполагает внутренний сетчатый контейнер с вольфрамовой стружкой, которая очень хорошо отнимает тепло у пороховых газов, выпуская из ствола уже не настолько горячий газовый концентрат, который способен на громкий звук.


[Закрыть].

Правда, это оружие я тоже оставлял в тайнике. И хорошо, что оставлял. В том же случае с чеченцами на дороге... Один из них пытался, видимо, достать пистолет из подмышечной кобуры. Если бы он успел, а я был бы при оружии, я бы выстрелил первым. А так, не имея оружия, я полагался только на свое умение вести рукопашный бой, и этого хватило. Вообще без оружия организм мобилизуется в большей степени, чем с оружием.

Но в этот раз мне, возможно, пистолет мог понадобиться. Иногда у меня появлялось ощущение опасности. И я знал, что это точно говорит об опасности реальной. Своим ощущениям я верил, они меня еще не подводили. Опасность я чувствовал и сейчас...

* * *

Василий Лукич позвонил раньше, чем я завел двигатель.

– Александр Викторович, слушай меня внимательно. Это служебный номер МВД, регион Северного Кавказа. Точнее я ничего сказать не могу. Нет у меня таких данных. Есть только общая информация по регистрации служебных трубок по федеральным округам, без точной привязки к абоненту. Если попросить компьютерщиков, они точно могут найти абонента, но сам я с такой просьбой обратиться к ним не могу – полномочий не имею. Тебе проще выходить на своего командира бригады, а через него – на начальника управления. Он вправе попросить компьютерщиков поработать на тебя. В настоящее время трубка находится в Москве в жилом доме рядом со станцией метро «Юго-Западная». От тебя, как я понимаю, достаточно далеко. На встречу, скорее всего, отправили несколько стволов. Будь осторожен. Номер я продолжаю контролировать.

– Спасибо, Василий Лукич. Ты меня просто обрадовал. Будет время свободное, позвони, встретимся. Есть что обсудить.

– У меня дежурство на сутки. Завтра утром освобожусь – и сутки отдыхаю. До обеда отосплюсь, потом буду свободен.

– Я, как решу все свои дела в госпитале, сразу тебе позвоню. До встречи!

– До встречи!

Этому меня еще родной отец учил: друзья часто могут помочь больше, чем официальная власть. И потому друзей следует уважать, всегда выручать, чтобы они платили взаимностью, и ни при каких обстоятельствах не предавать, чтобы не предали тебя самого. Отца, как мы с мамой узнали позже, предали. Он работал в агентурном управлении ГРУ и не вернулся из очередной заграничной командировки во времена массового предательства страной своих агентов в начале перестройки. Насколько нам с мамой известно, отец находится сейчас в одной из тюрем Великобритании и через четыре года должен выйти на свободу. Мы его ждем.

Сообщение Василия Лукича заставило меня задуматься. Пока я не намеревался официально обращаться за помощью к командованию. Но в данном случае такое обращение было бы естественным, и, кроме того, я предполагал, что система, что пожелала «взять меня в оборот», поторопится и выйдет на меня как можно быстрее, чтобы я смог просчитать все варианты и не допустить самодеятельности.

В самой системе, как я понимал, есть утечка информации. Меня там готовили для сотрудничества и там же сдавали тем, кто желал меня уничтожить и попутно заработать. Но, вероятно, самой системе данные на меня предоставляли из ГРУ. Из бригады или из управления, не столь важно, потому что Василий Лукич порекомендовал мне выйти на управление через бригаду. Следовательно, мне предстояло пройти по инстанции, и хотелось надеяться, что это выведет меня на след и приведет в действие нужные мне силы.

Я набрал номер начальника штаба батальона, от которого когда-то и получил данные о награде за мою голову, обрисовал ему ситуацию, не вдаваясь в подробности, которые начальнику штаба знать не следовало. Но объяснил, что еду сейчас на встречу, на которую меня пригласили менты какой-то из северокавказских республик. Ситуация опасная, и я хотел бы провести небольшой контроль, но для этого мне следует иметь разрешение со стороны начальника управления.

– Знаешь, Саня, я как-то к нему не вхож, – сказал начальник штаба. – Могу попросить командира бригады, он позвонит. Сейчас схожу и перезвоню тебе. Вообще, у нас ходят слухи, что пошла охота на лучших офицеров спецназа, и в охоте принимают участие не только бандиты, но и менты. Твой случай может служить подтверждением. Сам справишься? Или, может, после госпиталя тебе лучше воздержаться от встречи?

– Справлюсь, товарищ подполковник, – заверил я категорично.

– Жди звонка.

Ждать без движения было неинтересно, и поэтому я, прикинув дальнейшие действия противника, сходил в дом и сменил штатный пистолет на «беретту» с глушителем. Для нее у меня была припасена отдельная кобура, в которой массивный самопальный глушитель ни за что не цеплялся и не застревал. Кое-кто носит подобные конструкции за поясным ремнем, но в этом случае достать его можно только двумя руками, а обстановка порой может не позволить воспользоваться оружием именно таким образом. И потому пришлось потрудиться, приобрести навыки то ли скорняка, то ли сапожника и переделать штатную кобуру от пистолета-пулемета «ОЦ-22» для «беретты» с глушителем. Эта кобура была бедренная, с широким основанием, необходимым для пистолета-пулемета. Я сделал подмышечную, которая снизу жестко крепилась к поясному ремню, а сверху просто имела широкую петлю, надеваемую на плечо. Штатная кобура от «ОЦ-22» имела не клапан для удержания, а специальный замок, который открывался, когда оружие вдавливаешь вниз. Я сохранил этот замок, приспособив крепления для «беретты», и пистолет в кобуре совсем не болтался, хотя сама она была излишне массивна и слегка мешала при активном передвижении. К ней просто следовало привыкнуть. Я уже был с этой кобурой в нескольких командировках, и потому привык. Замок и направление движения оружия при вдавливании я изменил на угол в сорок пять градусов, и потому хвататься за рукоятку было сподручно. Оружие извлекалось даже быстрее, чем в стандартной кобуре, где клапан требовалось отстегивать.

Подумав и повертев в руках пистолет-пулемет «мини-узи», я оставил его в тайнике. Толку от этого оружия мало. Скорострельность излишне высокая, кучности стрельбы никакой, останавливающая сила пули минимальная. Игрушка для подростков, делающих вид, что разбираются в оружии. Я вообще эту штуку взял себе, чтобы она не досталась солдатам. Боец рано или поздно возвращается домой, и плохо, если с оружием – где и при каких обстоятельствах оно может выплыть, еще неизвестно. А сдавать с трофеями было уже поздно – могли возникнуть вопросы. И потому я оставил «мини-узи» у себя. Может быть, сгодится, когда придется распугивать ворон, если уж он не предназначен для серьезного дела ...

* * *

Мои потенциальные противники ждали звонка, и ждать им пришлось достаточно долго. Думаю, люди в засаде – если таковая была – начали нервничать. Так и оказалось. Мне снова позвонили – тот самый «товарищ генерал».

– Александр Викторович, вы колесо прокололи?

– Так точно, товарищ генерал. У меня на колесах болты-секретки, никак ключ не могу найти, чтобы отвинтить. Сейчас сделаю... Вот, товарищ генерал, нашел. Сейчас сниму, «докатку» поставлю и приеду. Извините уж... Только от дома отъехал, на арматуру напоролся. Резину теперь на выброс. Извините...

– Поторопитесь, Александр Викторович. У меня время лимитировано.

– Конечно-конечно, товарищ генерал. Я быстро.

И почти сразу, не успел я еще положить трубку на водительское сиденье, раздался второй звонок. Я ждал, что позвонит начальник штаба батальона, но этот номер мне был не знаком. Теплилась надежда, что система все же добралась до меня.

– Капитан Смертин. Слушаю.

– Здравствуй, Александр Викторович. Мы с тобой лично, кажется, не встречались. Потому представлюсь: полковник Мочилов.

Видимо, дело вышло на такой серьезный уровень, что простому капитану уже звонит сам руководитель спецназа ГРУ. Мне это, конечно, показалось лестным, но нос выше крыши машины задирать я не стал.

– Простите, товарищ полковник, человек, который со мной связывался во второй уже раз только что перед вашим звонком, назвался генералом...

Я прозрачно намекнул на то, что сам я ни номер трубки, ни голос полковника Мочилова не знаю, как не знаю и его внешности. И потому этот вопрос нужно было как-то утрясти. Другой начальник на это мог сильно обидеться, но Юрий Петрович ситуацию понял, прозрачный намек принял за естественное желание заглянуть в удостоверение личности и спокойно со мной согласился. Даже сразу нашел варианты, которые вполне меня удовлетворяли:

– Понял, Александр Викторович. Согласен с тобой. Моя трубка, кстати, стоит на контроле прослушивания, поэтому можем говорить свободно. Ко мне некоторое время назад пришел Василий Лукич, твой старый приятель; сообщил, что ты по старой дружбе сделал ему запрос, а он оставил номер на «прослушке». По этому номеру звонили дважды, и из переговоров стало ясно, что тебя ждет засада. Потом позвонил твой командир бригады, – начальник управления назвал фамилию и имя-отчество нашего полковника, – попросил, если можно, послушать твой телефонный звонок. Меня уже и просить не нужно было – передо мной твое личное дело в раскрытом виде лежало. Не электронная, а бумажная версия. Если ты еще сомневаешься в моей личности, я могу зачитать характеристику, которую тебе дали в школе перед поступлением в военное училище. Ты ее читал когда-то, но едва ли она осталась в памяти. Напомнить?

– Не надо, товарищ полковник. У меня сомнений нет. Какие будут приказания?

Полковник Мочилов только фыркнул носом, как кошка.

– Какие могут быть приказания! В худшем случае сохранять осторожность и не ходить на встречу. Все зависит от того, как ты себя чувствуешь после госпиталя. Но до меня доходили кое-какие слухи, что тобой интересуется определенная неформальная организация. По их данным, ты, несмотря на ранение и частичное протезирование черепа, в великолепной боевой форме. Вчера на МКАДе ты, кажется, это доказал, хотя немножко перестарался.

Начальник управления был в курсе даже этого. И против привлечения меня в другую, как он сказал, неформальную организацию, откровенно не возражает. Должно быть, понимает необходимость ее деятельности.

– В худшем случае, товарищ полковник, понятно. А в лучшем?

– В лучшем, если чувствуешь в себе силы и если есть такая возможность... Формулировку знаешь. Это стандарт: найти и уничтожить... Много их там быть не может, от силы три-четыре человека. Тебя они не особо боятся – считают, что ты после госпиталя не восстановился. Вчера на дороге, по данным милиции, полученным от свидетелей, тебя пытались зацепить чеченцы. Эти данные получили люди, с которыми ты сегодня имеешь возможность встретиться. Подожди... Десять секунд...

Я подождал. Десять секунд в моей ситуации решить ничего не могли. Полковник разговаривал с кем-то чуть дольше. Потом сказал довольно:

– Ну, вот... Человек, который тебе представился генералом, на самом деле только подполковник внутренней службы. Если будешь с ним общаться еще раз, можешь его так и назвать. Даже лучше будет, если назовешь, чтобы начал суетиться. Он уже под плотным присмотром и не выберется. А на дороге тебя ждут четыре капитана на внедорожнике «Порше Кайенн». Тебе везет на «Порше»... Но виноваты в этом чечены. Их любимая марка. Одного капитана из четверых должны ссадить на дороге чуть раньше, перед ближайшим лесочком. Он будет блокировать твой отход, если на свидании что-то сорвется. Трое сидят в машине, сгорают от нетерпения. Что будешь делать?

– Работать, товарищ полковник.

– Хорошо, – буднично одобрил начальник управления, словно отправлял меня попить кофе в компании ментов и обсудить совместные действия на ближайшее десятилетие. – Вернешься, доложи...

Глава третья

А вообще мне нравится лексикон, обычно принятый в спецназе ГРУ. Все без эмоций и без высокой патетики. Работать – это самое емкое понятие и одновременно самая объективная оценка сложности задачи. В любом другом роде войск для нейтрализации четверых готовых к убийству ментовских капитанов послали бы не меньше десятка спецназовцев. Может быть, даже больше. И давали бы серьезные указания, составляли бы подробнейшие, до секунды выверенные планы. У нас все проще. Я сказал, что намерен работать. Не стал уточнять, что действовать придется в одиночку против четверых, – начальник управления это и сам понимал. И принял соотношение сил как нормальное. Говорят, полковник Мочилов сам был когда-то боевым спецназовцем, а однажды даже использовал пассажирский самолет для тарана вместо танка. Не знаю, сколько правды в этой легенде. Но легенды просто так не складывают. И потому такой начальник понимает возможности своих офицеров.

Конечно, в основном все операции, проводимые спецназом ГРУ, проходят детальную проработку в оперативном отделе бригады или даже в оперативном отделе управления. В моем же случае действовало правило, когда работать следовало, что называется, «от ситуации». Не зная положения вещей, никто не мог мне подсказать, как и что лучше сделать. Решение в данном случае принимать только мне.

Изначально я думал поехать так, как и предполагал вначале, – по дороге, как меня приглашали. Сначала намеревался встретиться с тем капитаном, что оставлен на случай моего бегства. Но я ему убежать не позволил бы. Я слишком хорошо стреляю, да и бегаю неплохо, чтобы упустить противника, который способен поднять тревогу. Однако в последний момент я передумал. Карта давала мне наглядную картину местности, да и сам я еще помнил кое-что с того времени, когда мальчишкой-старшеклассником исследовал ближайшие луга. Мы тогда переехали жить из города в деревню, но я, парень не сильно урбанизированный, к деревенской жизни приспособился быстро. Со сверстниками сошелся легко, принеся им то, чего в деревне до моего приезда практически не было, – занятия спортом. Основой всего спорта, по моим понятиям, был именно бег. И я, собрав друзей, обежал все окрестные поля и леса. Это быстро стало модой, а мода, как известно, не терпит ограничений. Мы себя не ограничивали. Сейчас, задумываясь о тех днях, я ставлю себе в заслугу хотя бы то, что многие сверстники по моему примеру начали бегать и навсегда бросили курить. И до сих пор не курят, хотя большинство, в связи с повсеместным раздраем в российской деревне, разъехалось, и всех даже опросить трудно.

Но местность в пределах ближайших десяти-двадцати километров мне помнилась хорошо. Да и карта кое-что подсказывала. И я, сразу определив, где меня должны дожидаться три оставшихся капитана, выбрал путь, желая подойти к ним с другой стороны. Правда, там нет подъезда. Старая заброшенная дорога вела только до разваленной фермы, и дорога сохранилась лишь потому, что дома в деревне иногда ремонтируют, иногда что-то пристраивают, и стройматериалы берут, естественно, на развалинах фермы. Не будь этих стройматериалов, и дорога бы эта давно заросла. Тем не менее до фермы я добрался на машине и оставил свой «Фольксваген Тигуан» под прикрытием даже внешне шатких недоломанных стен. Здесь по прямой линии до места, где, предположительно, меня ждали, было не больше двух с половиной километров. Я даже сигнализацию в машине не включил, чтобы этот звук не добрался по траве до трех капитанов, поджидавших меня. Они-то считали, что встретят жертву, а я, как обычно, считал, что они смерть свою искали. То есть столкнутся не просто с Саней Валар, а неизбежно найдут именно собственную смерть.

* * *

Конечно, мои солдаты оценили то, как я научил их копать окопы. Я видел, какие недовольные были у них лица каждый раз, когда на учебных занятиях приходилось перелопачивать горы земли... Но в последнем бою мои нудные уроки получили наглядную оценку. Однако в том же самом бою мои солдаты не успели продемонстрировать еще одно качество, которое я в них особо старательно культивировал. В решающий момент они должны были сделать незаметный рывок, но задержались буквально на несколько секунд. Это чуть было не стоило всем нам жизни. Уж на что я, казалось бы, старательно тренируюсь в скрытном передвижении, в течение многих лет занимаюсь вместе с солдатами, солдаты меняются, а я тренируюсь уже с новыми, – а все равно недоволен собой. Но быть недовольным собой лучше, чем оставлять довольным противника. Значит, я допустил оплошность. Если он никакого беспокойства не проявляет, значит, я могу быть удовлетворен – я ни для кого не обнаружил себя, я остался незамеченным. А это для спецназовца, выполняющего боевую работу, жизни подобно. Если же он заметил тебя в самый неподходящий момент – все, имеешь шансы отправиться к праотцам.

Прежде чем двинуться напрямую через бугристое, никогда на моей памяти не обрабатывающееся поле и перелески, я забрался на верхнюю точку пошатывающейся кирпичной стены. Это было рисковое занятие, но я заранее просчитал вариант, при котором стена не выдержит и рассыплется. Я готов был в любую секунду спрыгнуть в одну из двух сторон, что показались мне наиболее подходящими для приземления. Но опасность представлял не момент приземления – прыжок, несмотря на высоту в четыре метра, я сумел бы сделать не хуже, чем в относительно спокойной обстановке полосы препятствий. А те самые кирпичи, что могли упасть мне на металлизированную и высоколегированную голову, не посыпались: стена, к счастью, выдержала.

Я поднял к глазам бинокль и сумел увидеть крышу белого «Порше Кайенн», стоящего прямо на сельской дороге среди высокой травы, поднимающейся выше капота довольно внушительной машины. В ней сидели два человека в цивильной одежде – один на водительском месте, второй на заднем сиденье. Передняя пассажирская дверца была распахнута, словно приглашала того, кто появится, присесть-отдохнуть. Третьего мента я нашел не сразу, но все же не позволил ему надолго потеряться. Он стоял в пяти метрах в стороне за кустами. Это на случай, что я вот-вот появлюсь, чтобы иметь возможность зайти ко мне сзади и подстраховать тех двоих. Ой, не люблю, когда ко мне сзади подкрадываются... Я в этом случае сам начинаю испытывать точно такое же желание. Значит, решено – к этому третьему я изначально и подберусь.

Спустившись до половины стены, я спрыгнул на камни, чтобы не оставлять следов. Потом двинулся сразу в поле, но убедился, что земля вокруг камней сырая и следы все же остаются. А я следов оставлять не люблю – это уже профессиональное. Значит, придется возвращаться позже и что-то придумывать. Но это после того, как дело будет завершено. Пока же я, будучи еще далеко, уже сосредоточился на скрытном передвижении, чтобы войти в ритм и потом не допустить ни звука – ни при перебежках от куста к кусту, ни при переползании от одного островка травы до другого, когда окажусь близко от противника.

Дистанция – два с половиной километра. Для пешего хода нормального человека – полчаса до места. У офицеров спецназа свои нормативы. И потому, сделав несколько перебежек по самым низким местам и пригибая голову там, где трава была недостаточно высокой, я старательно обходил открытое пространство и выбирал маршрут так, чтобы меня по прямой от машины не отделяли никакие кусты или лесочки. Однако чаще я выбирал места, чтобы между нами была преграда, лишающая обе стороны возможности заметить друг друга. Но я-то знал, куда мне смотреть, и в любой момент мог взять в сторону, чтобы увидеть то, что мне хотелось. Противнику я такого удовольствия не доставил. И уже через десять минут перебежал дорогу буквально в двадцати метрах позади «Кайенна». Там был поворот, но я миновал его, чтобы посмотреть на машину. Среагировать на мое передвижение, даже если кто-то в этот момент смотрел в зеркало заднего вида, было невозможно. Можно было только уловить движение. Но и ветки деревьев на ветру тоже неспокойны. И высокая трава колыхалась.

Здесь все было спокойно. Единственное неудобство заключалось в трубке «мобильника». Звонок я, разумеется, давно уже переключил на «виброрежим», и теперь трубка со скрипом подрагивала в кармане, приглашая меня ответить Но так близко от машины я говорить не рискнул, да и сам отвлекаться не пожелал, так что звонки проигнорировал. Я предполагал, что полковник Мочилов, зная, куда я пошел, звонить не станет. Наш начальник штаба батальона, через командира бригады передав меня начальнику управления, уже, наверное, умыл руки и звонить мне был не должен. Так полагается в спецназе ГРУ: если задание контролируется высшими органами, другие должностные лица, пусть и входящие в непосредственное руководство, в дело вмешиваться не могут и даже вопросы задавать не вправе. Василий Лукич знает, что во время работы звонок может помешать.

Выходило, что «товарищ генерал», носящий звание подполковника внутренней службы, снова начал нервничать после одного или нескольких звонков с места, где меня ждут. Но теперь, после моего молчания, должен сообразить, что я еду к месту встречи. Видимо, лжегенерал это и сделал, потому что я, уже находясь рядом с «Порше», услышал, как у одного из капитанов заголосила яркой восточной мелодией трубка. Разговаривали на своем языке, который я одинаково мог принять и за вайнахский, и за средневековый татаро-монгольский. Но кое-что полезное я для себя из этого диалога все же извлек. Тот, что разговаривал, убрал трубку и крикнул несколько фраз, не выходя из машины. Ему отозвались метров с пяти, из кустов, подтвердив мне, что я иду в верном направлении. Капитаны разговаривали между собой, а где-то рядом, как будто передразнивая их, каркали две вороны. Хорошо еще, что не надо мной каркали. Но вороны – это вообще-то не сороки. Вот если сорока привяжется, будет трещать над головой, пока ее не пристрелишь. Выдает вместе с потрохами. Вороны же не такие навязчивые. Они даже понимают, когда их шуганешь, в отличие от многих людей. В отличие от тех же четырех капитанов милиции... Только вчера я на МКАДе перепугал четверых молодых парней, теперь им на смену пожаловали четыре капитана. Ну, да это их беда. Смерть идет навстречу всем, кто ее ищет. Даже если это не старуха с косой, а просто Саня Смерть, капитан спецназа ГРУ...

* * *

Я дождался, когда разговор человека в машине и человека в кустах закончится. Я вообще-то от природы человек вежливый, и мама меня так воспитывала, чтобы я никогда не был хамом. Поэтому чужой разговор прерывать посчитал невежливым. Они поговорили и стали прислушиваться. Где-то в стороне слышался двигатель машины; мне показалось, что это шумит грузовик. Капитаны затихли.

Ехать в эту сторону грузовик не должен был. Здесь дорога никуда не ведет. Раньше вела в колхозную бригаду, но дома были полностью уничтожены во время лесного пожара, и жителей переселили на центральную усадьбу. Ментовские капитаны этого, возможно, и не знали. Но я не мешал им прислушиваться к грузовику, хотя шел он, скорее всего, по соседней параллельной дороге к лесной делянке, где пилят березы на дрова. Грузовиком, кстати, расколотые на две части колоды из леса и вывозят.

Я буквально скользил по траве, ставя ногу аккуратно и без звука. Мне, конечно, хотелось поговорить с этим капитаном, что желал подойти ко мне сзади, и объяснить ему, что мужчины, особенно когда имеют такой численный перевес, с другими мужчинами стараются встречаться лицом к лицу. Это я – один против четверых. Мне можно не только со спины, мне даже из-под земли можно появляться, и это будет нормально. По крайней мере, честно.

А потом последовал мой удар, нанесенный ближайшему из капитанов основанием ладони под затылок. Такой удар приводит к сложному и часто многооскольчатому перелому основания черепа, тяжелейшему сотрясению мозга и потере мозговой жидкости. При этом гарантирована последующая прогрессирующая умственная отсталость. Тяжелые последствия. Валар... Зря, что ли, я пожаловал сюда!

Но тело ментовского капитана, когда я поймал его после удара, чтобы не портил зелень и не ломал своей тушей кусты, ничем не выдавало, какие органические изменения произошли в его голове. Тело я опустил на землю. Что-то говорить ему было бесполезно. Он если будет что-то в состоянии понимать, то произойдет это не скоро. И говорить тоже будет не скоро, если вообще будет. Да и говорить с этим капитаном мне было, честно скажу, неинтересно. Я надеялся, что двое его коллег – люди более высокого интеллекта и смогут сказать хоть что-то. И я спокойно двинулся в сторону дороги, где меня так долго ждала шикарная машина.

Я вообще-то к хорошим автомобилям всегда отношусь трепетно. А уж к таким, какие позволить себе купить не смогу никогда, потому что не получаю таких сумм, – тем более. Я увидел «Порше Кайенн» в просвете между ветками молодого березняка, и – вот же мальчишество! – мне ужасно захотелось на этой машине хотя бы прокатиться. А в таких простых желаниях я привык себе не отказывать. Тем более считал, что люди, сидящие в машине, заставили меня потрудиться и еще заставят. Следовательно, я имею полное законное право требовать компенсацию. К деньгам я равнодушен, так пусть хоть таким образом расплатятся. Пусть дадут мне проехаться на машине.

Ничуть не сомневаясь в правомочности таких своих требований, я направился прямо к ним. И вышел как раз напротив капота. Похоже было, что эти ментовские капитаны меня не узнали. Во-первых, я появился пешком, тогда как капитан Смертин должен был приехать на «Тигуане». Во-вторых, заявился совсем не с той стороны, откуда меня ждали. Кроме того, мой камуфлированный костюм был больше похож на робу рабочего человека – не имел ни погон, ни нарукавной эмблемы, местами был испачкан краской и кирпичной пылью. Краска – маме по хозяйству помогал, пыль – сегодня на кирпичную стену забирался. Но вид боевым и опасным не казался.

– Привет, мужики, – сказал я, подходя со стороны распахнутой передней пассажирской двери. Для меня распахивали, я и подошел, чтобы не обмануть ожидания. – Машина классная! Ни разу на такой не ездил.

– Машина классная. И ни разу не поедешь... – хмуро заметил капитан на заднем сиденье.

– Что, зажались? – спросил я просто. – Дай прокатиться. Просто попробовать, как бегает.

– Ну, привет... – брезгливо сморщился водитель. – Ты откуда такой простой чудик вылез?

– Да здешний я, из деревни.

– Ну, так и гуляй в свою деревню. Не мешай нам, мужик. Тебя как зовут-то? – У водителя словно бы мелькнуло какое-то подозрение.

– Можете называть меня Саней Валаром. Или просто Саней Смертью. Вашей смертью...

Они слишком поздно схватились за оружие. Я успел сделать два выстрела, потому что руку уже держал на пистолетной рукоятке и вдавил замок в кобуру – следовательно, сам пистолет уже освободил. Стрелял я оба раза без промаха. Только первому пуля попала в грудь, второму размозжила голову и забрызгала всю машину сзади кровью – и багажник, и стекло, и подголовники.

Но на заднее сиденье я садиться не хотел. Выбросил с переднего водителя, у которого голова оказалась удивительно крепкой, и пуля, пробив лоб, застряла где-то внутри. Проверять его состояние я не стал. Взял только трубку из его кармана, чтобы не пользоваться своей. Но потом передумал, стер тряпкой с дверцы «Порше» отпечатки пальцев и забросил трубку подальше в кусты. Кому-нибудь сгодится, если случайно найдут. В этих местах местные пацаны грибы собирают, могут наткнуться.

Я устроился за рулем, но пришлось выбраться и найти в кармане убитого ключи от машины. Вставить ключ, однако, было некуда. Слева от руля, как всегда в «Порше», вместо гнезда для ключа зажигания красовалась большая кнопка. О существовании этой системы я знал только теоретически, но сразу сообразил, что ключ можно держать в кармане, а зажигание включать и выключать только кнопкой. Что я и сделал. И поехал. Машина взяла с места резво, словно желала сразу выпрыгнуть на наших буераках за сотню километров в час. Пришлось притормозить. Тем более что из кустов к дороге вышел последний из четырех капитанов, ничего пока не подозревавший. Ему и подозревать сложно. Окна в машине сильно тонированы, и он не мог увидеть, что происходит внутри и кто там сидит. Я просто подъехал, остановился, раскрыл дверцу и сказал традиционное:

– Здравствуй, я твоя Смерть...

Капитан шарахнулся за машину, пытаясь на ходу вытащить пистолет. Это была его ошибка. Я знал, что он туда шарахнется. Мог бы и не успеть выстрелить, если бы он не лез за пистолетом и был бы быстрее. Но попытка достать пистолет обернулась для него пулей в шею. Уже по тому, как склонилась вбок голова, я понял, что перебил шейный позвонок. У «беретты» пуля тяжелая.

Больше мне разговаривать было не с кем и представляться некому. Я разогнался на «Порше», не жалея подвеску чужой машины, но она вела себя идеально – бортовой компьютер подстраивал ее под неровную дорогу и особой тряски не чувствовалось. У меня появилась мысль о том, чтобы сбросить машину куда-нибудь с обрыва в реку. Не хотелось, чтобы какие-то грабители ездили на таких машинах. А купить ее на честные деньги сложно, особенно менту на капитанскую зарплату. Но сам «Порше» стало жалко. Машины я люблю, признаюсь честно, больше, чем некоторых людей... И я просто вернулся назад, к месту, где шикарное авто стояло изначально и откуда мне было ближе добраться до своей машины. Осталось малое – подчистить отпечатки пальцев и проверить первого капитана. Он, конечно, даже если и жив, ничего не видел и ничего не помнил. Но на душе было как-то неспокойно, когда без помощи оставался человек. Пусть и зовут меня Саней Смертью, но я не слишком кровожаден.

Капитан оказался живым. Дышал, но был без сознания...

* * *

Назад я шел, все так же прикрываясь каждым кустом – теперь уже от всяких случайных свидетелей. Не хотелось, чтобы меня здесь видели и связывали это с убийством четверых капитанов милиции с Северного Кавказа. Пусть один и жив пока, тем не менее мне могут инкриминировать попытку убийства. А связать мою личность с произошедшим вполне можно, если кому-то очень захочется это сделать. И, чтобы создать себе хотя бы слабенькое алиби, я загрузил в багажник своей машины несколько больших кусков стены. Когда кто-то что-то строит, такие куски разбивают на щебень и делают бетон. Мама давно просила меня сменить просевший столбик под верандой. Вот я, выходит, и надумал заняться хозяйственными делами. Съездил, привез эти камни. Если кто и видел меня здесь, то причина оказаться неподалеку от места четверного убийства у меня была. Хотя два с половиной километра тоже трудно рассматривать как короткую дистанцию. Тем не менее я хотя бы таким образом слегка себя обезопасил. И только после этого, сев в машину, позвонил по номеру, оставшемуся в памяти моей трубки.