Текст книги "Операция «Антитеррор»"

ГЛАВА 6

1

Летом здесь хорошо.

Впереди водохранилище. С трех других сторон вокруг заводского лагеря, который когда-то назывался пионерским, а потом сменил имя и стал просто лагерем труда и отдыха для детей, тонкий полукруг березок, а дальше за этими березками до самого города стоит старый и величавый сосновый бор. Давным-давно бор этот принадлежал не городу, а казачьей станице Шершни. И в начале века казаки нагайками гоняли из своих угодий революционеров, которые повадились проводить в бору маевки. Сейчас уже и станица стала поселком в городской черте. Мало того, город подкрался к Шершням уже и с тыла, обогнув по кривой новым районом многоэтажек. Но Шершни – по другую сторону водохранилища и за плотиной. А лагерь вообще чуть в стороне и от Шершней, и от плотины, которую из-за лесистого мыса даже не видно.

Летом в лагере отдыхают дети заводчан. А зимой его все время ремонтируют, потому что поставленные в пятидесятые годы бараки ежегодно с трудом превращают в почти жилые помещения. Лето от лета все труднее стало доводить их до приемлемой кондиции, при которой санэпидемстанция подпишет акт, разрешающий ввести лагерь в эксплуатацию.

Так уж сложилось еще с советских времен, что ремонтом лагеря всегда занимаются бригады шабашников. В последние годы это, как правило, были выходцы с безработного Кавказа.

Гаврош сама не «светилась» на связи с чеченцами, хотя по паспортам они и были осетинами. Просто заплатила двести баксов нужному человеку, тот пошел к кому надо, выпросил у заказчицы еще двести баксов, кому-то заплатил, и бригада была принята по договору подряда. Можно было и работу начинать.

Их приехало девять человек. Пятеро – настоящие строители. Они и работали. Не слишком торопясь, но умело. Четверо оставшихся поступили в распоряжение Гавроша. Таков был приказ.

В лагерь она пришла в середине дня, в самый-самый снегопад, который обложил все окрестное пространство. Добираться до места не трудно, если знаешь куда идти. Выйти из троллейбуса, не доезжая несколько остановок до конечной, и пройти напрямик через сосновый бор. Пятнадцать-двадцать минут хода. Никто из боевиков не сомневался, что их командиру хождение среди деревьев без сопровождающего не страшно. За себя она постоять сумеет – это они знали еще по Чечне.

Высокий и крепкий, голый по пояс чеченец умывался, стоя босыми ногами на снегу. Должно быть, только что проснулся. Об этом говорили и глаза, и опухшее лицо. Гаврош появилась неожиданно и, как обычно, со спины. Она всегда любила подходить оттуда, откуда ее не ждут.

– Руслан, собери людей! – сказала сурово, даже не поздоровавшись, не улыбнувшись. – И не спи на ходу...

Руслан вздрогнул. Он не любил неожиданностей. И обычно никого не подпускал к себе незамеченным. Сейчас расслабился, зазевался.

– Здравствуй, командир. Всех собирать?

– Зачем мне все... – Она была раздражена. – Только своих и побыстрее. Где здесь свободное помещение?

Руслан показал на здание столовой. Там, по крайней мере, было тепло и дверь открыта. Гаврош прошла своей походкой волчицы, не оборачиваясь.

На ней был дутый зимний спортивный костюм. Руслан не удивился тому, что не услышал, как Гаврош оказалась сзади. Его смутило, что она появилась именно с этой стороны, хотя должна была бы прийти по дорожке с противоположной. Но пути командира неисповедимы. И боится он эту женщину не зря. Еще там, в прошлую войну, в нее сначала многие не верили. Кое-кто вообще относился с пренебрежением. Гаврош быстро доказала свое право на место среди мужчин.

Односельчанин Руслана хотел как-то обнять ее на улице, за что получил резкий удар локтем под сердце. Ему бы отстать и свести все к шутке, но взыграла уязвленная мужская гордость. На беду раздался смех свидетелей. И он, едва переведя дыхание, бросился на нее. Все происшедшее не поддавалось анализу, потому что просто глаз не мог уследить, как быстро и резко бьет Гаврош. Односельчанина сначала унесли. А через час по приказу Хаттаба подняли едва живого и окровавленного с постели и расстреляли. За то, что посмел поднять руку на командира. Хаттаб порядок в своем формировании поддерживал железной рукой.

Гаврош сразу в столовую не вошла. Сначала осмотрела здание со всех сторон, заглянула в окна. И только потом поднялась на крыльцо и стала там дожидаться боевиков. Они появились все вместе, в строительной робе, ничем не отличимые от других строителей, которые в это время занимались настоящим ремонтом.

Каждый здоровался с командиром уважительно, за руку, как с равным себе мужчиной. Она вошла в двери за их спиной. Боевики сели в дальнем углу за одним из столов. Гаврош презрительно посмотрела на покрытые пылью стулья и садиться не стала.

– Рассказывать? – спросил Руслан.

– Ты когда вернулся?

– Только утром.

– Потом расскажешь...

И стала ходить перед столом, как учитель ходит в классе перед партами, сурово посматривая на бойцов, как тот же учитель поглядывает на нерадивых учеников. – Кто сдал группу? – спросила наконец.

Головы поднялись.

– Я спрашиваю, кто сдал группу? Откуда Муса знает, что вы здесь и что вы прибыли под мое командование?

– Муса? – переспросил Руслан. – Одноногий взрыватель?

– Да. Муса-взрыватель.

– Что он здесь делает?

– Как вам не положено знать того, что делает здесь Муса, так и он не должен знать, что делаете здесь вы. Так я еще раз спрашиваю. Кто сдал группу?

– Я встретил Джабраила, – сказал Али. – По улице шел, а он на машине мимо проезжал. Увидел меня, остановился. И спросил. Что я должен был ему сказать? Мы с ним на одной улице выросли. Почему я должен ему врать? Он разве враг?

Гаврош в досаде даже ногой топнула.

– Сам Джабраил тебе рассказал, что они здесь делают? Рассказал, кто командует их группой?

Али молча опустил голову.

– Джабраил никогда не предаст. Он надежный, как скала. Может сказать только Мусе. А Муса тоже не предатель. Мы все Мусу знаем...

– А зачем Мусе знать, что вы здесь? Зачем ему знать, что вы прибыли под мое командование? И вообще, дело не в предательстве. Если кто-то из них или из вас попадется, то русские спецслужбы отлично знают, как развязывать языки. Укол скополамина – и сам все с удовольствием расскажешь, даже еще приврешь с три короба, если похвастаться любишь, как настоящий кавказец.

– Я ничего не расскажу. – Али упрям.

А Гаврош насмешлива. Зла и насмешлива.

– Скополамин меняет психику человека. И ты, и я, и любой другой не можем за себя ручаться. Для этого надо проходить специальную подготовку под руководством психотерапевта.

– Значит, надо ее пройти.

– Но сам способ подготовки держится спецслужбами в тайне. Добудьте эту тайну, я первая скажу вам спасибо. Эта технология больших денег стоит.

Группа молчала.

– Я предупреждаю только один раз, – сказала Гаврош уже не так сурово. – У всех есть земляки, друзья, родственники. Это можно понять чисто по-человечески. Но все свое человеческое вы должны оставить дома. Здесь вы – волки, которые охотятся на ягнят из спецназа. И никто, слышите, никто ничего не должен знать. Даже для лучшего друга вы – строители. Приехали сюда ремонтировать лагерь. Об остальном забудьте. Все. На этом воспитательный разговор закончен. Приступим к текущим делам. Руслан, рассказывай...

– Все прошло, как ты и запланировала.

Она кивнула, словно не сомневалась в своем плане.

– Спецназовцы пьют не меньше грузчиков из овощных магазинов. Проханов из дома носа не показывал. Толстов два раза ходил в киоск. Я его засек уже после первого похода. Лариса была, как обычно, на месте. Я у нее за шторкой сидел. В первый же раз подал травленую бутылку, но они оказались крепкими ребятами, после нее еще одна потребовалась. Я не рискнул, побоялся, что совсем не проснутся. Обычную дал. А уже ночью «приговорил» Ларису и сходил в квартиру. Оставил свой пистолет в кобуре у Толстова и сотовую трубку на кухне у Проханова. Как там в Уфе? Ему позвонили?

Гаврош оставила вопрос без ответа.

– В киоске отпечатки проверил?

– Конечно.

– Молодец. Теперь такой вопрос: кто из вас умеет читать по-арабски?

– У нас только Халил в медресе учился, – сказал Али.

Гаврош достала записку, привезенную Мусой. Протянула боевику:

– Прочитай для всех и переведи.

– «Слушайся его, так распорядился Аллах», – перевел Халил первую, крупно написанную часть.

– Это послание Хаттаба привез мне сам Муса. Читай дальше, там интереснее...

– «Наблюдать за Мусой. Если он не справляется, ликвидировать его и взять команду группой на себя».

Али поднял глаза на командира.

– А это было написано особыми, невидимыми чернилами. Муса этого не читал и не знал, что в действительности приказал мне Хаттаб. И потому, Али, раз уж ты пообщался с Джабраилом, то продолжи это общение и дальше. Но очень осторожно. Ты понял?

– Я должен следить за ними?

– Не то чтобы полностью следить, но присматривай... Ты знаешь, где Джабраила найти? Он оставил тебе какие-то координаты?

– Только номер своего сотового.

– Позвони ему сегодня. Сходи в гости... Про нас много не говори и у них много сразу не расспрашивай. Что захотят сказать, то скажут сами. Впрочем, вечером я с ними увижусь тоже. До вечера ты должен будешь оттуда уйти. Они сами тебя об этом, думаю, попросят. Не упирайся, уходи спокойно, чтобы ничего не подумали. Все понял?

– Понял.

– Теперь для остальных. Все вы сами знаете, что приказ Хаттаба – секретный. И выполнять его, если возникнет необходимость, придется вам. Будьте готовы. Я пошла. Исмаил проводит меня.

Исмаил, до этого тихо сидевший в углу, поднялся. Небольшого роста, угрюмый, он всю прошлую войну провоевал в группе Гавроша и готов за командира голыми руками любому порвать глотку.

Остальные проводили их тяжелыми взглядами. Они знали роль Исмаила и ненавидели его за это. Но он ни в чьей любви и не нуждался, обходясь в день одним-двумя вынужденно сказанными словами.

2

Проханов с Асафьевым оказались неплохими актерами, во всяком случае, достаточно искусно имитировали слегка подпитых мужичков. Асафьев говорил излишне громко, а Проханов страстно жестикулировал обеими руками, отчего свободный правый рукав болтался и постоянно норовил ударить майора по лицу. Ему, впрочем, и не надо было сильно лицедействовать, потому что при одном разговоре о выпивке Леня слегка пьянел.

Мне за этим спектаклем наблюдать было интересно, и тем не менее пора было ехать, и я открыл дверцы машины. «Старушка» оказалась благодарной – ей не пришлось снова ночевать на морозе – и потому завелась сразу, двигатель остыть не успел.

Проезжая мимо киоска, мы все одновременно повернули головы. Две машины рядом. Чуть в стороне милицейская. Очевидно, следаки из ФСБ пригласили и парней из райотдела, которые проводили первичный осмотр места происшествия. Много народу. Но неизвестно, кто там бродит вокруг. Нам светиться со своими связями ни к чему. Потому я и проехал мимо.

Конспиративная квартира находилась в центре города. В старом полнометражном доме с толстенными стенами. Дверь нам открыл человек в гражданском.

– Все готово, товарищ майор, – сообщил он Асафьеву.

– Много времени это займет? – поинтересовался я.

– Как получится, – сказал Асафьев. – У подполковника взгляд профессиональный. Можем сделать быстро.

– Тогда я на полчасика всего отлучусь. Хочу посмотреть, как моя дочь поживает, – и посмотрел в сторону Проханова.

Тот кивнул.

– С утра надо было.

– Дурак я. Не сообразил.

Я успел еще заехать на заправку. Благо зимой автомобилизированный народ в большей своей части предпочитает держать машины в гаражах и передвигаться городским транспортом. На заправках длинных очередей не наблюдается. Заправившись, я сократил путь, проехав через дворы на соседнюю улицу. Я специально выбрал этот маршрут. Здесь легче заметить за собой «хвост». Но его опять не было. И это начинало беспокоить всерьез. Не то чтобы я сильно обижался на Гавроша-Марию за невнимание к своей особе. Но сами собой появлялись мысли, что я сильно прокололся, обратившись к Асафьеву раньше времени. Хотя более позднее обращение могло бы быть уже бесполезным.

К дому бывшей жены я подъехал через пять минут. Осмотрел двор. И сразу увидел двух кавказцев около подъезда. Очень мне не понравились их небритые мрачные физиономии. Даже захотелось поторопить события и нанести по паре опережающих аккуратных ударов каждому – на отключку, чтобы обеспечить себе возможные пути отхода, если такое вдруг понадобится. Но тоже – не бить же каждого с характерным лицом. Сначала следует прозондировать ситуацию.

И я неторопливо, покручивая на пальце ключи от машины и насвистывая, прошел мимо них в подъезд. А там уже, повернув после первого же лестничного пролета, заспешил, шагая через три ступени на пятый этаж.

Дверь открыла Тоня. Посмотрела неприветливо, не торопясь пропустить в квартиру.

– У тебя гости?

– Нет, а что? – вопрос с вызовом.

– Ничего, просто ты не даешь мне войти.

Я скромен, как никогда.

– Если ты вдруг появляешься у нас, это значит, что стоит ждать какой-то беды...

Она все же посторонилась, пропуская меня внутрь.

Несколько месяцев назад в самом деле была действительная или мнимая, я так и не разобрался, угроза – мне даже пришлось отвезти ее к теще в деревню, где проводила лето дочь. Тогда Тоня очень нервничала.

– Светка дома?

– В школе.

– Когда придет?

– После четырех.

А в голосе ни капли теплоты. С простыми знакомыми люди общаются вежливее, чем она с бывшим мужем, который, выйдя на пенсию всего-то в майорском звании и получая за это звание гроши, не мог обеспечить семью. И это в то время, когда мужья всех ее подруг стали, как по мановению волшебной палочки, весьма состоятельными предпринимателями. В те времена она сначала просто стеснялась нашей бедности, потом стала злиться, а потом и на развод подала. А я тогда надеялся, что все это временно, что вот-вот кто-то наверху одумается и самые боеспособные части начнут собирать заново. Ждал.

Не начали. И мы развелись. Так ситуация в Министерстве обороны изменила мою семейную жизнь.

– А что у вас за чечены у подъезда стоят?

Я предусмотрительно не стал разуваться и проходить дальше коридора. Вдруг придется спешно организовывать отступление.

– Чечены? – Она прошла на кухню и выглянула из окна. – Это не чечены, это азербайджанцы со второго этажа. Они там квартиру снимают. На базаре луком торгуют.

– Понятно.

А говорить нам с ней, в общем-то, и не о чем.

– Короче, выслушай меня внимательно. Сейчас идет война в Чечне... – Я телевизор иногда тоже смотрю...

– Правда? А мне вот не всегда удается. Времени не хватает. Так вот. Чеченские боевики активно начали вербовать бывших спецназовцев. К Проханову приходили, он отказался. Так у него дочь похитили. В Уфе добрались. Так заставляют.

– Проханов? Так он же однорукий. Какой из него вояка? Курам на смех...

– Они его приглашают преподавателем в школу диверсантов. А сейчас началась возня вокруг меня. Меня иначе подцепили. Но вы тоже будьте осторожны. Не открывай дверь посторонним.

– Опять началось?

Голос у Тони понизился на октаву. Гроза приблизилась до степени непосредственной опасности. Личный состав в таких обстоятельствах положено эвакуировать.

– Ладно. Я побежал. Буду позванивать.

– Подожди...

Но я уже, слава богу, успел открыть дверь.

– Времени в обрез. Будь осторожна. Светке привет передай. В субботу вечером жду ее... – и заспешил вниз по лестнице бегом. Варианты отхода из этой квартиры у меня давно уже отработаны до автоматизма.

Азеры все так же стояли и покуривали. Рядом валялась пустая пачка от сигарет «Parlament». Когда я проходил мимо них в первый раз, этой пачки не было. Должно быть, хороший доход дает торговля луком, если такие сигареты курят. Когда-нибудь и я, если стану знаменитым сыщиком, стану курить такие же. Или если начну на базаре торговать. Или поеду на хорошие заработки воевать в отряде чеченских боевиков...

3

Дверь мне опять открыл тот молодой компьютерщик, что и в первый раз нас встретил. Леня, закинув ногу на ногу, сидел на диване и, морща и без того морщинистый лоб, рассматривал листок бумаги. Фоторобот был уже готов и выведен на принтере. Асафьев с кем-то беседовал по телефону и держал при этом в руках трубку сотовика Проханова.

– Сейчас, набираю...

И неуклюже застучал по клавишам одним пальцем.

– Все. Жду. Сразу позвоните.

Он положил трубку на аппарат, а сотовик оставил в руке. Слышались длинные гудки. На другом конце линии трубку не брали. Я понял – высчитывают номер.

– Как успехи? – спросил Проханов.

– Видишь, живой вернулся... Значит, можно считать, что съездил удачно.

Он с моей женой хорошо знаком и потому понимает, что мне в самом деле крупно повезло.

– Дочь как?

– В школе. Выпускной класс. После четырех только возвращается.

– Полюбуйся. – Подполковник протянул мне результат его с компьютерщиком потуг. – И оцени мой изобразительный талант.

С листа на меня смотрела довольно симпатичная молодая женщина с волевым, решительным выражением лица. Такое лицо запомнить довольно легко. Хотя, говоря честно, я ко всяким фотороботам отношусь с великим недоверием. Был случай, когда пришлось делать мой фоторобот. И я сам себя не узнал. Причем делали его люди, долго и хорошо со мной знакомые.

– Сам как думаешь, похожа? – поинтересовался я.

– Я бы лично узнал, – сказал Леня. – А вот кто-то другой – затрудняюсь ответить. Я бы и без фоторобота узнал – мне не нужна такая бумажка. Все-таки не та еще техника у нас...

Зазвонил сотовый телефон у меня в кармане. Оказалось, это майор Лоскутков меня домогается.

– Привет, майор. Когда заскочишь? Дело есть. Надо побыстрее его решить. – Он частил, видимо, в самом деле торопился.

– Важное дело?

– Может быть.

– Тогда почти сразу постараюсь.

– Жду.

Теперь зазвонил простой телефон, который на тумбочке стоит. Асафьев схватил трубку.

– Да. Спасибо, милая. Через сколько минут? Хорошо, жду... – и он оставил трубку у уха. Через десяток секунд ему еще что-то сказали. Асафьев достал из кармана ручку и лихорадочно замахал рукой, требуя бумагу. Компьютерщик пододвинул чистый лист.

– Дьячкин. Дьячкин Николай Иванович. Спасибо еще раз. Нет. Это мы уже разберемся сами.

И он торжествующе посмотрел на нас.

– Нашли владельца сотового. По крайней мере, человека, на которого он зарегистрирован. Сейчас я узнаю, что это за тип, и попытаемся его сегодня же достать. Поедешь? – спросил у меня.

Так, опять фээсбэшник пытается меня запрячь для работы на свою Контору. То ли простота у него такая, то ли хитрость – не пойму.

– Нет. Нечего мне там делать. А достать ты его уже не сможешь...

Асафьев не всегда бывает глуп – особенно после того, как заработал шрам на лбу, – и сейчас моментально по тону сообразил, что я нечто знаю об этом человеке. Еще бы не знать, господа офицеры, если только вчера майор Лоскутков показывал мне его фотографию.

Это один из тех, с пробитым горлом. Фамилия под фотографией была отпечатана на машинке и четко врезалась в память. Я объяснил Асафьеву.

– Он никакого отношения к спецназу не имеет?

– Я такого не знаю.

– Я тоже, – сказал подполковник. – Хотя в городе есть и солдаты, служившие в спецназе. Они тоже многого стоят. Но это следует проверять.

– Позвонить в военкомат? – спросил компьютерщик. – У меня приятель в областном работает. Может быстро помочь.

– В каких документах военкомата упоминается спецназ ГРУ, молодой человек? – насмешливо спросил Леня. – По документам человек будет числиться рядовым строительного батальона, а на самом деле он боевой офицер спецназа. Военкоматам много знать не положено. Здесь иная проверка.

– Проверим, – вяло согласился Асафьев, думая о другом. – Значит, те убийства автоматически вливаются в наше дело. И опять работаем вместе с Лоскутковым...

Он даже вздохнул.

– Чем тебе не нравится бравый мент? – усмехнулся я.

– Я его взгляд не выдерживаю, – признался майор. – Только когда чаем с тройной порцией сахара его напоишь, тогда можно ему в глаза смотреть. А так – шибко страшно... Бр-р-р...

– Придется выдержать. Те два убийства вливаются, убийство киоскерши вливается. И еще один интересный случай. Прекрасный и мощный белый «Лексус» сажает попутчицу, но через несколько сот метров вдруг резко сворачивает влево, и трамвай на полной скорости врезается как раз в кабину водителя.

– А что попутчица? Ее не нашли?

– Она и не думала прятаться. У нее несколько ушибов, сотрясение мозга и естественный испуг. Такое и мужику удовольствия не доставит...

– В принципе, – предположил Проханов, – это делается до примитивизма просто. Единственно, надо отключить вовремя водителя и четко рассчитать угол, под которым трамвай ударит машину. Поворот машины должен быть на угол от сорока до пятидесяти градусов. Тогда ее не подминает, а только разворачивает. Если угол меньше, то не пробивается полностью место водителя. Если угол больше, машину может смять вместе с пассажиром. Тебя же тоже должны были этому обучать...

– Нет, – развел я руками. – Не удостоился.

– А меня обучали. Правда, только на тренажере. На подготовке перед Чечней.

– Я к тому времени свое уже отслужил.

– Извини... – Подполковник понял, что сковырнул мою болячку. Как много, оказывается, у меня болячек.

– А как эту попутчицу найти? – поинтересовался майор.

– Ее сегодня должен был допрашивать Лоскутков.

– Значит, чтобы это дело провернуть, следует сначала водителя отключить. Конечно, иначе он упрется в «баранку» и трудно будет подставить машину правильно. Сам можешь пострадать. Двое предыдущих были убиты ударом в горло. Что сказал патологоанатом?

– Фамилия погибшего Широков. Юрий Левонович Широков. Предприниматель.

– Даже так? – удивился Асафьев. – Я же его знаю...

– Потому я и сообщаю. Ты сам мне про него рассказывал, когда мы пивком у меня дома баловались.

– Широков весил не меньше центнера. Если бы он просто, даже без сознания, на руль машины навалился, его трудно было бы сдвинуть. Так где мне взять заключение экспертизы?

– У Лоскуткова.

– Ты заключением интересовался?

– Нет. Широкову снесло половину головы. Трудно, наверное, дополнительное повреждение определить. Его даже хоронили, по словам жены, в закрытом гробу. Из эстетических соображений.

Асафьев не унимался:

– И все же есть какие-то странности?

– Не знаю. Лоскутков забрал это дело к себе только потому, что двое предыдущих убитых были компаньонами Широкова. Он видит в этом цепочку.

– Значит, едем сейчас к Лоскуткову.

– Он только что меня приглашал.

– А я, – сказал подполковник, – трамваем до дома доберусь. Мне в ночь дежурить, надо перед этим выспаться как следует.

– Разве ты не спишь на дежурстве? – спросил я.

Подполковник ничего не ответил, только глянул на меня так, что я понял – старый вояка на посту никогда даже не дремлет, не то что не спит. И не важно, что представляет собой сам пост. Сказывается старая закалка. И отношение к своим принципам.

– Надо бы еще и в церковь по дороге заглянуть. За здравие дочки свечку поставлю.

Надо же, в очередной раз удивил меня подполковник!

– И это после того, что ты вчера вытворял с попом?

– Ты не путай попа с богом. Поп – это только посредник, обыкновенный спекулянт, как и те, что на продукты цены накручивают. А я богу помолюсь и подумаю...

Мне тоже необходимо было подумать. Я начал понимать, что пора бы и вспомнить, что отношусь я к подчиненным Левы Иванова. А когда начальство находится в затруднительном финансовом положении, его следует выручать. Похоже, я смело могу звонить Виктории Витальевне Широковой и требовать у нее оплаты «на всю катушку». Дело принимает серьезный оборот. Лоскутков связывает все три убийства. А теперь оказывается, что они имеют какое-то отношение к чеченцам.