Текст книги "Исповедь"

Исповедь
Сергей Самойленко

Редактор Андрей Коваленко

© Сергей Самойленко, 2023

ISBN 978-5-0051-9658-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Патрик долго смотрел на алтарь и наконец перевел взгляд на большое деревянное распятие на стене. Священник внимательно рассматривал каждую деталь, хотя крест был хорошо ему знаком. Патрик изучил каждый изгиб, каждую трещинку на его поверхности. Он проработал священником более сорока лет и часто после службы, перед тем, как закрыть церковь и уйти домой, любил посидеть в одиночестве, глядя на Спасителя и размышляя о делах насущных.

Резкая боль в груди и внезапный кашель прервали мысли Патрика. Боль была невыносимой. Дрожащей рукой он нащупал в кармане обезболивающие, выписанные доктором около двух недель назад. После таблетки боль немного отступила, и священник старался дышать медленно и аккуратно. Боясь сделать резкое движение, он сел на край скамьи. Патрик уже не помнил, когда за последние несколько месяцев он мог дышать свободно. Проповеди давались с трудом, и всякий раз перед тем, как встать перед прихожанами, он долго собирался с мыслями, глотая таблетки, и говорил через боль – лекарства уже не помогали, как раньше.

Сквозь слёзы Патрик ещё раз взглянул на фигуру Христа, достал носовой платок и вытер лысую после химиотерапии голову.

Это был его последний день в качестве священника. Ему очень хотелось провести службу, но силы почти оставили Патрика. Несколько дней назад доктор изучил очередные рентгеновские снимки и со сдержанной грустью сказал обычное в таких случаях: «Вы были хорошим бойцом, но мы сделали всё, что могли». Отныне оставалось только ждать – ждать, когда болезнь заберёт его окончательно.

Патрик готовился покинуть этот мир и предстать перед Создателем, он принял свою болезнь как должное, как испытание, но всё же он боялся и сам себе не мог признаться, чего боится больше: неизбежности смерти или ее внезапности.

Превозмогая боль, Патрик поднялся со скамьи и вдруг увидел в дверном проеме тёмный человеческий силуэт. Было поздно, никто из прихожан не заходил в такое время. Священник хотел сказать, что церковь уже закрыта, но решил, что в свой последний день стоит помочь кому-то стать ближе к Богу, и приветственно поднял руку:

– Доброй вечер, заходите, пожалуйста, двери церкви всегда открыты, – Патрик старался говорить негромко, но резкая боль опять пронзила грудь, отдавая в голову, всё поплыло перед глазами, и Патрик схватился за ближайшую скамейку, чтобы не упасть.

– Святой отец, с вами всё в порядке? – мягкий мужской голос звучал совсем рядом. Крепкая рука держала священника за локоть, не давая опуститься на пол от нахлынувшей боли.

От участия незнакомца Патрику стало легче, пелена с глаз начала спадать, и он смог разглядеть того, кто помогал ему. Лицо мужчины показалось священнику смутно знакомым, но когда взгляд полностью сфокусировался, Патрик понял, что видит этого человека впервые. Над ним склонился темноволосый, слегка небритый незнакомец с тёмными, почти чёрными глазами.

– С вами всё хорошо, святой отец? – ещё раз спросил мужчина, поддерживая священника за локоть.

– Да, спасибо вам, молодой человек, – ответил тот, полностью приходя в себя.

Мужчина отпустил его руку, подошел к алтарю и замер у распятия.

– Я тоже люблю его рассматривать, – Патрик подошел поближе к незнакомцу.

Тот слегка кивнул.

– Извините, вы, наверное, хотите побыть наедине со Всевышним и помолиться, не буду вам мешать.

Некоторое время мужчина неподвижно смотрел на распятие. Патрик наблюдал за ним, чувствуя странную неловкость, и уже собирался было оставить незнакомца одного, как вдруг тот окликнул его, не оборачиваясь:

– Не уходите, святой отец. Я пришёл к вам поговорить

– Поговорить? Вы имеете в виду какой-то конкретный вопрос или исповедь? – спросил Патрик.

– Исповедь, – ответил он, всё так же не оборачиваясь.

– Да-да, конечно. Только мне надо подготовиться, вы подождёте?..

– Постойте, святой отец, вы меня не поняли. Это я пришёл вас исповедовать.

И незнакомец резко повернулся к Патрику.

2

– Что вы имеете в виду? – растерянно спросил священник. Серьёзное лицо незнакомца, его тёмные, почти чёрные глаза вновь показались на удивление знакомыми. – Где же я мог вас…

Но молодой человек перебил его:

– Простите, святой отец, я понимаю, вы несколько обескуражены моим заявлением. Мне следовало быть более тактичным, это не исповедь, это интервью, – незнакомец присел на ступеньку напротив распятия. – Я независимый журналист. И мне стало известно, что это ваш последний рабочий день. Поэтому я хотел бы поговорить с вами. Судя по слухам, вы очень неординарный человек, настоящая личность, и, как мне кажется, людям будет интересно узнать о вашей жизни.

Патрик внимательно рассматривал молодого человека, пытаясь вспомнить, где же они могли встречаться раньше.

– Святой отец, вы работаете в этом приходе более сорока лет, почти всю вашу жизнь. Я слышал, что вы рано осиротели и вас воспитывали и обучали монахи, возможно это и повлияло на ваше решения стать священнослужителем? – незнакомец говорил быстро и чётко.

Патрик вздохнул. На этот раз боль не была такой сильной, а вдох казался самым лёгким и безболезненным за последние месяцы. Священник набрал воздуха в грудь, наслаждаясь моментом, медленно выдохнул и, улыбаясь от нахлынувших ощущений, начал свой рассказ.

– Я отчётливо помню тот день – мне тогда исполнилось девять. Мой самый лучший день рождения и день, когда моя жизнь изменилась безвозвратно.

Я сидел на крыльце нашего старого дома. Отец появился неожиданно и вместо того, чтобы в очередной раз сказать какую-нибудь гадость и пнуть меня, достал из-за спины грязный пищащий комочек. Это был щенок. Отец сунул его мне в руки, слегка заплетающимся языком пробормотал что-то, напоминавшее поздравление, и зашёл в дом. В тот момент я даже не понял, что произошло, и откуда у моего родителя взялось такое великодушие и желание сделать мне приятное. Да и как он мог вспомнить о дне моего рождения после постоянных запоев и гулянок? Скандалы, побои и вечные унижения были для меня рутиной. Отец не признавал никакой ласки, он любил поколотить или крепко обругать меня, полагая, что именно так следует воспитывать настоящего мужчину.

Тем временем из дома донёсся громкий голос мачехи. Она кричала на отца за то, что он опять не ночевал дома. Обычно такие скандалы заканчивались очередным синяком под глазом у одного или другой, а иногда и выбитым зубом. Однако в этот раз всё прошло мирно. Скорее всего, отец принёс остатки выпивки со вчерашней пирушки, и моя «вторая мама», большая любительница выпить, сменила гнев на милость и составила ему компанию.

Я точно знал, что скоро они заснут, и в ближайшие несколько часов я смогу побыть в тишине и спокойствии. Всё моё внимание было приковано к щенку. Он уже не скулил, а, свернувшись в клубочек, мирно сопел на моих руках. Я погладил его грязную шёрстку, и он, слегка приоткрыв глаз, посмотрел на меня. Моему восторгу не было предела, я был счастлив как никогда.

Весь день я провёл с новым другом. Помыв его и накормив остатками скудной еды, найденной в доме, я бегал и играл с ним, жизнь казалась беззаботной и весёлой. Ближе к вечеру, когда мои родители проспались, я услышал гневный голос мачехи. Она увидела, как мы резвились и играли со щенком на улице, и начала кричать на отца, упрекая его в том, что он приволок в дом собаку, а у нас и так нечего есть. Её голос дрожал от истерики и ненависти, она требовала избавиться от животного. Я был очень напуган и, прижав щенка к себе, боялся войти в дом.

Помню, как отец вышел на порог и попытался забрать свой подарок. В тот момент я испытал отчаяние и безысходность. Я знал, что не могу сопротивляться своему отцу, я был слишком мал и беззащитен. Помню, как попытался отбиться, несколько раз ударив по огромной волосатой отцовской руке, но понял, что всё тщетно, отвернулся и заплакал, прижав щенка еще крепче. В какой-то момент я почувствовал, что отец вдруг остановился и больше не предпринимает попытки забрать у меня щенка.

Я оглянулся и увидел, как захлопнулась входная дверь. Услышал потоки брани мачехи, которая упрекала отца в беспомощности и клялась придушить собаку, а меня отослать в приют. И вдруг после очередной угрозы она резко замолчала, раздался глухой стук, будто что-то большое упало на пол. В доме воцарилась тишина, и через закрытую дверь до меня доносились только глухие монотонные удары и хлюпающие звуки. Мне стало страшно, ноги подкосились, и я опустился на ступеньки.

Дверь отворилась, и на пороге появился отец. Он был в крови, а в руках держал молоток, кровь с которого капала на дощатый пол. Отец улыбался, и впервые я видел такую искреннюю улыбку на его лице. Он сел рядом и потянулся за щенком. От ужаса я не мог пошевелиться. Да, отец был пьяницей и дебоширом, но я никогда бы не подумал, что он может кого-то убить. Что произошло в его голове, почему очередная обыденная ссора с угрозами, которые он и я слышали изо дня в день, вдруг заставила его взяться за молоток?

Я помню, как посмотрел на его улыбку, на окровавленные руки, тянущиеся в мою сторону, сорвался с места и побежал. Отец всё так же сидел на пороге, добродушно улыбаясь. В его взгляде было нечто новое, глаза были живыми и одновременно пустыми, мне показалось, это был не мой отец, им будто кто-то управлял.

Патрик замолчал и взглянул на журналиста, который сидел неподвижно и внимательно слушал его.

– Вы хотите написать репортаж, но ничего не записываете, – заметил священник. – Вы всё запоминаете?

– Вы сказали, что вашим отцом кто-то управлял. То есть Вы подразумеваете, что в вашего отца вдруг вселилась некая сила? – спросил незнакомец, игнорируя вопрос Патрика.

– Я не могу этого утверждать, я был мал и испытал огромный стресс. Но я практически уверен, нет, я знаю, что всё произошло не просто так. Мой отец не мог решиться на убийство, не такой он был человек.

3

– Святой отец, ваш рассказ о переживаниях детства очень драматичный. Но я уверен, что не эти ужасные события подтолкнули вас к призванию священника. Думаю, они стали только одной из причин вашего выбора. Ведь ваша в вера в Бога… – молодой человек вдруг несколько раз громко кашлянул.

– С вами всё в порядке?

– Да, всё хорошо, в горле запершило, на улице сильный ветер, наверное, продуло немного, – ответил журналист.

– Пожалуй, вы правы. События детства и правда подтолкнули меня к этому выбору. Я убежал от отца, затаился в лесу и просидел там всю ночь, только ближе к утру меня, спящего в обнимку со щенком, обнаружила полиция. Не помню точно, что они говорили, всё было как в тумане, урывками. Из разговора полицейских я узнал, что мой отец сам вызвал полицию, что он очень раскаивается в содеянном, и что когда они приехали, он плакал, обнимая тело жены, и никак не мог понять, как такое могло произойти.

Отца посадили, а меня определили в сиротский приют при монастыре. Надо сказать, это была не самая худшая часть моей жизни. После постоянных побоев и голода там я нашёл заботу, чистую постель и постоянное трёхразовое питание. После всего пережитого всё это казалось раем на земле. Так как приют находился на попечительстве церкви, мы обязаны были изучать Священное писание. На первых порах это очень удручало и наводило скуку, так что хотелось куда-нибудь убежать.

Патрик взглянул на незнакомца и усмехнулся:

– Не ожидали такого откровения от священнослужителя? Думали, мы только и делаем, что живём в послушании и молимся с самого детства? – Патрик усмехнулся ещё раз и продолжил. – Но, скажу честно, несмотря на все тяготы образования, отношение к ребятам со стороны воспитателей-монахов было очень дружелюбным и заботливым. Расскажу вам про один весьма загадочный случай, произошедший со мной тогда. Первое время я держался обособленно, но вскоре сошёлся с одним парнишкой моего возраста. Мы как-то незаметно начали общаться, а вскоре и подружились. В таком возрасте всё даётся легко и непринуждённо. Друга моего звали Артуром. О своих настоящих родителях он помнил только, что папа с мамой однажды ушли из дома и больше не вернулись. В отличие от меня, Артур был весьма прилежным учеником, более того – очень набожным и богобоязненным. Эталон священника с самого детства! Казалось, он выучил Библию наизусть и цитировал отрывки при каждом удобном случае. Сначала меня это очень раздражало, но после я привык к его фанатизму и не обращал на его поведение ни малейшего внимания, так как он был отличным парнем и другом.

– А что со щенком? Вы так и не сказали, что стало с собакой? – перебил Патрика незнакомец.

Священник удивлённо посмотрел на журналиста.

– Простите, что перебиваю, но вы заговорили о друге, и я вспомнил про собаку. Извините ещё раз, я не должен был… – молодой человек виновато улыбнулся.

– Я не забыл про собаку и обязательно про неё расскажу, – серьёзно, но вполне дружелюбно ответил Патрик. – Так вот, Артур был отличным парнем и другом. В нашем приюте, несмотря на всю его религиозность, иногда случались конфликты между ребятами. Мальчишки есть мальчишки. Был у нас один парень, Том, на несколько лет старше меня и Артура, местный хулиган и задира. Его несколько раз грозились перевести в другое учебное заведение за хулиганские выходки и издевательства над учениками. Однако у него был непревзойдённый актёрский талант: Том мог хорошо притворяться и после очередной выходки на коленях просил прощения у наставников и Всевышнего. Конечно, ему не могли отказать в милосердии и постоянно прощали. Не знаю, почему, но я уже тогда видел лицемерие и ложь в людях, и Том был именно таким человеком, все его извинения и слёзы раскаяния не стоили ничего. Больше всего от его выходок страдал Артур, по каким-то причинам меня он не трогал, наверное, принимал за равного, ведь, насколько я знаю, он тоже был из неблагополучной семьи и пережил те же издевательства, поэтому относился ко мне с пониманием и почти никогда не задирал. Я также заметил, что если мы были вместе с Артуром, Том и его практически не трогал, но всё же считал своим долгом толкнуть или сказать что-нибудь обидное. Мы были малы и не могли дать достойного отпора выходкам Тома, у меня только копилась злоба на его поведение, а Артур и вовсе не горел желанием сопротивляться, побои и насмешки воспринимал со смирением и говорил, что мы должны прощать своих врагов, а это заблудшая душа, которая когда-нибудь найдёт путь к свету.

Я помню день, когда мы бегали во дворе, и Артур потерял сознание. Все засуетились, воспитатели отнесли его в дом, в отдельную комнату. Я не видел друга несколько дней, нам запрещали заходить к нему, а из разговоров взрослых было понятно, что Артуру становится всё хуже и хуже.

Как-то вечером из его комнаты вышел доктор, я точно не расслышал, что он говорил, но, судя по выражению его лица и жестам, я понял, что с моим другом не всё ладно. Я спрятался за угол и наблюдал, и, когда один из воспитателей, проходивших мимо, сказал, что бедному мальчику осталось жить всего несколько дней, внутри меня всё сжалось от страха. Я отшатнулся и почувствовал, что сзади кто-то стоит. Это был Том, он улыбался зло и кровожадно. Казалось, он рад печальной новости о моём друге.

Оттолкнув меня в сторону, он заглянул за угол и, убедившись, что в коридоре никого нет, побежал в комнату к Артуру. Я стремительно направился за ним. Из комнаты уже доносился голос Тома, полный презрения и отвращения, он говорил, что ненавидит Артура, что тот всегда его бесил, а теперь он слышал разговор наставников о том, что Артур скоро умрёт и никто ему не поможет.

Артур слабым голосом умолял Тома прекратить. Когда я вбежал в комнату, Том стоял с довольной улыбкой на лице, а Артур, полусидя на кровати, со слезами на глазах шептал молитву.

Я отчётливо помню слова Тома, что молитвы и причитания тщетны и Бог не поможет Артуру. Он издевательски посмеивался и твердил лишь одно слово: «Умрёшь-умрёшь-умрёшь!..» Я почувствовал острую ненависть и с криком «Прекратить издеваться над моим другом!» бросился к Тому. Силы были не равны, я получил сильный удар в живот и оказался на полу.

Том подскочил ко мне, сыпя проклятиями, и ещё несколько раз пнул меня.

От боли всё плыло перед глазами. Я слышал его смех и чувствовал удары ногами. Артур всё это время молился, просил помощи у Бога и умолял Тома остановиться, но он его не слушал. Наконец монахи оттащили Тома от меня, но из коридора продолжали доноситься его злобный смех и выкрики. В тот момент я ненавидел Тома, ненавидел так, как никого другого, вся ненависть, которую только мог впитать в себя человек, казалось, жила тогда во мне.

– Потрясающая история! – вдруг сказал незнакомец и улыбнулся. – Я даже не думал, что вы будете так откровенны.

– Вижу, эта история вас забавляет, – Патрик удручённо посмотрел на собеседника.

– Увы, святой отец, сами посудите, ваш набожный друг при смерти, а здоровый подонок над ним издевается. Вам не кажется, что уже в тот момент можно было задуматься о справедливости Всевышнего и не посвящать свою жизнь служению Богу?

– Простите, вы пытаетесь переубедить меня в моей вере? – Патрик с недоумением посмотрел на незнакомца, который вскочил с места и начал ходить туда-сюда, чуть ли не пританцовывая.

– Нет, не переубедить, но ваша история ярко показывает, что справедливости не бывает, и ваша вера скорее всего – заблуждение, —журналист остановился и в упор посмотрел на Патрика.

– Мне стоило закончить разговор прямо сейчас, но я этого не сделаю. И знаете, почему? Я тоже хочу поставить под сомнение ваше высказывание. Не знаю, по каким причинам вы вдруг так взбодрились, но позвольте мне закончить эту историю.

После этих слов священника журналист с улыбкой сел на прежнее место.

– Тем вечером всё мое тело болело, я помню, как меня уложили в постель, сделали компресс и дали выпить настой из трав. Боль утихла, и я заснул. А проснулся рано утром от того, что кто-то тормошил меня за плечо. Прямо передо мной стоял Артур. Первая мысль – это скорее всего галлюцинация от вчерашних побоев. Но, как оказалось, мой друг был реален. Он улыбался и выглядел абсолютно здоровым.

Его внезапное выздоровление удивило всех, наши наставники говорили, что это чудо. Он был очень верующим мальчиком, много молился, а значит, именно сила молитвы спасла его от смерти. Все только и твердили об этом и приходили посмотреть на Артура, он превратился в местную знаменитость, почти святого.

Однако история на этом не закончилась, только к вечеру все вспомнили, что давно не видели Тома, он пропал на целый день. Не то, чтобы все переживали, – некоторые даже вздохнули с облегчением в его отсутствии, но, когда Тома нашли, все ужаснулись: он одиноко сидел в дальнем углу приюта, скорчившись от боли, и не мог произнести ни слова, вид у него был очень болезненный.

Я хорошо помню, как доктор вышел из комнаты Тома и, заметив здорового Артура, которого осматривал с коллегами несколько раз за этот день, сказал, что это чудесное излечение, и таких случаев не было за все годы его практики. Одному из воспитателей доктор прошептал, что все симптомы болезни Артура сейчас наблюдаются у Тома, и прогноз очень неблагоприятный. Врач объявил, что загадочная болезнь не передаётся от человека к человеку, но ему требуется тщательно исследовать этот феномен. А все обитатели приюта объясняли произошедшее как чудо Божье, дарованное Артуру, которое обернулось небесной карой для Тома.

Когда мы готовились ко сну, в комнату зашёл один из наставников и подозвал нас двоих. Он сказал, что Том очень раскаивается, хочет извиниться перед нами и поговорить. Я хорошо помнил все гадости, которые творил Том, и отказывался идти к нему. Но Артур так убедительно говорил о прощении, милосердии и помощи ближнему, что я согласился.

Том каялся в слезах, умолял о прощении, говорил, что это наказание за то, как отвратительно он себя вёл, и просил Артура помолиться за него, ведь он так хочет жить. Я смотрел на это самобичевание и не испытывал к Тому ни малейшего сострадания. Его двуличность и блестящий актёрский талант не давали до конца поверить в искренность раскаяния.

Но добрая душа Артур решительно подошёл к Тому, взял его за руку и начал читать молитву. Я наблюдал в стороне. Вдруг Том перестал плакать и с силой оттолкнул Артура – тот упал на пол и сильно ушибся.

Том осыпал моего друга проклятиями, утверждая, что это он и его молитвы виноваты в случившемся, и умереть должен был именно Артур. Том требовал повернуть всё вспять, лечь на его место, кричал, что Артур заставляет его страдать, и за это он будет гореть в аду. Том попытался подняться с кровати, но едва он встал на ноги, как тут же пошатнулся и упал. С невероятной злобой он смотрел на Артура, который замер от страха. Я помог другу подняться. Артур попытался было помочь Тому, но я его остановил и подтолкнул поближе к двери. Я сказал, что после произошедшего Том не достоин такого внимания. Артур сопротивлялся и убеждал меня передумать, взывал к состраданию, однако я его не слушал.

Том умолял нас помочь. Уже на пороге я обернулся и увидел слёзы отчаяния на его лице. Полагаете, в этот момент я передумал и бросился ему на помощь? Нет, я не испытывал ни малейшего сострадания к этому человеку. Холодно и безжалостно я сказал ему, что все эти годы ему прощались гадкие выходки, пока другие дети страдали от его побоев и издевательств. Но вот и наступил час расплаты, пора прекращать хныкать и притворяться, его время пришло, и он может покоиться с миром – об этом мы обязательно помолимся.

И я захлопнул дверь.