Текст книги "Главред: Назад в СССР. Книга 3"

Глава 10

Ужин у нас, как всегда, состоялся поздно – что я, что Аглая работали в стиле «до упора». И не потому, что нас заставляли или мы не справлялись, а по очень простой причине: оба любили то, чем занимались. Как в одной хорошей книжке, где понедельник начинался в субботу. Другой вопрос, что полноценную семью так не построишь, и придется нам с товарищем Ямпольской, как я порой в шутку называл свою девушку, эту проблему решать. Ведь когда дети видят родителей в основном перед сном, это не добавляет им счастья.

Увы, после распада Союза, когда большинству людей пришлось не жить, а выживать, это стало в порядке вещей. В среднестатистических семьях, не относящихся к новым буржуа, работали все взрослые, кто хоть как-то держался на ногах: не только мамы с папами, но и дедушки с бабушками – кто полы мыл, а кто школы по ночам стерег. В моей прошлой жизни, например, так и было. А еще нас кормил огород в черте города, который по поздней советской традиции назывался «фазендой». Это нерусское слово вошло в обиход в конце восемьдесят восьмого, когда на отечественном ТВ начали крутить первую в нашей современной культуре «мыльную оперу». Да-да, ту самую «Рабыню Изауру»[11]11
  «Рабыня Изаура» (Escrava Isaura) – бразильский сериал 1976 года по одноименному роману Бернарду Гимарайнша (1875). Режиссеры: Эрвал Росану и Мильтон Гонсальвес. Первая «мыльная опера», показанная в СССР (телепремьера состоялась в октябре 1988 года).


[Закрыть], которую смотрели и мы с Тайкой. Помню, я еще наивно считал, что «рабыня» – это национальность. Чернокожие борцы за свободу и равноправие меня бы не поняли…

Наша «фазенда» представляла собой стандартные шесть соток с простеньким домиком. Уже потом папа расширил территорию до десяти соток, выкупив соседний огород, а в девяностые занялся не только грядками, но и животноводством. Разводил кроликов. Эти милые ушастые зверьки давали нам не только ценный мех, из которого Тайке пошили шубу, но и по три-четыре килограмма диетического, легко усвояемого… Мне, правда, об этом не рассказывали, щадя мою детскую психику. У меня ведь жили двое ушастиков – Петька и Чуська. Разве мог я тогда допустить мысль, что мы их едим? Только потом я узнал, что кролики нас буквально спасли в голодные годы. А когда их кто-то украл с дачи, папу чуть было не разбил инфаркт.

Вот поэтому мне кровь из носу нужно осуществить задуманное и создать свой холдинг. Если история продолжит свой неумолимый ход, несмотря на все мои попытки ее изменить, я хочу, чтобы мои дети видели хотя бы маму, пока папа работает. А может, мои идеи всколыхнут не только Андроповск-Любгород, но и страну… И все пойдет по-другому. Кто знает.

– Как прошла встреча? – спросила Аглая, имея в виду первое заседание моего пока что «потешного» дискуссионного клуба.

– Видишь ли, я осознал всю глубину выражения «разделяй и властвуй», – ответил я, накручивая на вилку вермишель с благоухающей томатной пастой. – Никто никого слушать не хочет, спорят и огрызаются, а ты сидишь над ними всеми и…

– Властвуешь, – кивнула девушка.

– Точно, – подтвердил я. – Если, конечно, у тебя именно эта цель. А я, как ты знаешь, хочу запустить механизм здорового плюрализма. Стимулировать критическое мышление и провести, так сказать, вакцинацию от лжи и манипуляций. Поэтому я с ними и работаю. Поэтому жду результата, дав им задания к следующему собранию.

Мне очень нравилась моя аналогия с прививками, да и Аглая, как врач, сразу же ее оценила.

– Я помню, – снова кивнула она. – Чтобы люди не ошалели от гласности. Хороший ход – научить их не верить, а думать. Вот только задача поистине наполеоновская. Ты уверен, что сможешь привить критическое мышление сотням тысяч? Давай будем реалистами: человек в основе своей – животное стадное.

– Вот вечно вы, врачи, все испортите, – я покачал головой. – Не стадное, а общественное. Коллективное. Вот только в группе нужно совершать подвиги, а думать при этом самостоятельно.

– Опасный ты человек, Кашеваров, – прищурилась Аглая. – Не думаешь, что если каждый будет настолько мысленно независим, то и коллективное сознание придет к краху? А это, как говорили совсем недавно, уже контрреволюция. Ходим строем, поем хором… А ты предлагаешь свободную прогулку с сольным исполнением.

Со стороны могло показаться, что девушка против моей идеи в принципе, да еще и как будто бы над строительством коммунизма издевается. Даже сознание назвала не массовым, а коллективным. Но нет, я знаю, что она любит то общество, в котором живет, хоть и тоже временами бурчит. Просто Аглая – прагматик. В отличие от меня, романтика. И сейчас она проверяет мои идеи на прочность. Почти домашний дискуссионный клуб.

– Антисоветчина, – закивал я. – Выглядит вроде бы именно так. А на деле – что есть свобода? Осознанная необходимость, не так ли? Мыслящий человек, который способен отделить зерна от плевел, как раз и может построить справедливое общество. Коммунистическое. От каждого по способностям, каждому по потребностям.

– Утопия, – Аглая покачала головой. – Ты не сможешь объединить свободомыслие с искренним служением какому бы то ни было политическому строю. Прагматики будут подстраиваться, наивные – опять фанатично верить. Что-то одно, Женя. Что-то одно.

– Есть черное, – кивнул я, – и есть белое. А между ними – тысячи оттенков серого. Если человек верит в свободу, то что ему мешает за нее бороться? Или защищать строй, который эту свободу дает? Я ведь как раз этого и хочу – чтобы наивные научились критически мыслить. Чтобы получили свободу именно как осознанную необходимость. Вот им скажут, к примеру: а давайте опять батюшку-царя вернем. В Англии же, в Испании, Швеции и еще в какой-нибудь Норвегии короли остались. Чем мы хуже? А они возьмут и подумают. Зачем на наши налоги содержать людей, которые правят лишь формально, в реальности же ничего не делая?

– Ну, почему же? – пожала плечами Аглая. – Английская королева, к примеру, благотворительностью занимается…

– А при коммунизме благотворительность не потребуется, – парировал я. – Если граждане сыты, с крышей над головой и с любимой работой – кому из них нужна помощь монарха за их же собственный счет?

– Логично, – улыбнулась Аглая.

– Вот именно так и должен думать любой человек, – резюмировал я. – Не услышать, как хорошо живут в Англии, а подумать, в чем плюсы и минусы. И не обманывают ли его. Вот если тебе сказать, что экстрасенс по телевизору воду в банке зарядит, ты поверишь?

– Какую воду? – смутилась девушка. – Чем зарядит?

– Ты уже задаешь вопросы, – я одобрительно кивнул. – Простую воду из-под крана зарядит целительной силой. И тогда можно будет исцелиться от любой болезни, лишь выпив эту чудесную воду.

– Чудес не бывает, – возразила Аглая.

– Хорошо, не чудесную, – я сделал вид, будто поддался. – Тогда заряженную мю-частицами из параллельной вселенной Тета, преломленной антиматерией Солнца.

– Полный бред, – заявила девушка. – Что за мю-частицы? Существует ли эта параллельная вселенная? А антиматерия? Хорошо, допустим, это все есть. Но как человек транслирует эти частицы из телестудии? За счет чего? Какой физический процесс тут задействован?

– Тебя не обманешь, – я перешел к горячему вечернему чаю, прихлебывая из своей любимой кружки с галерой.

– Да этой ерундой никого не обманешь! – возмущенно воскликнула Аглая. – Если только бабушек в деревне…

– А чем бабушки хуже других людей? – я склонил голову набок. – Молодых тетенек и сильных дяденек? Бабушкам тоже нужно критическое мышление. Особенно нужно. И… ты напрасно думаешь, что мю-волнами никого не обмануть. Люди порой в такую чушь верят.

– Ты говорил про мю-частицы, а не про мю-волны, – Аглая строго ткнула в меня пальцем, а затем победно улыбнулась. – Это разные вещи.

– От тебя ничего не скроешь, – я притворно вздохнул. – А если серьезно, то правильную идею нужно всего лишь правильно объяснить. Для того и нужны мы, журналисты.

– Повелители мыслей и идей, – подхватила Аглая. – Инженеры человеческих душ.

– Товарищ Сталин говорил так о писателях, – возразил я.

– Не только, – прищурилась девушка. – Во-первых, он так говорил обо всех деятелях культуры, а во-вторых… он цитировал Юрия Олешу. Во всяком случае, на него ссылался. Так что вас, журналистов, как работников масскульта, тоже можно причислить к инженерам человеческой души. В единственном числе, к слову, если уж придираться.

– Не масскульта, а масс-медиа, – поправил я ее. – Ну… это на Западе так называется.

– Я удивлена, – покачала головой Аглая, – как тебя в райкоме на руках носят. С такими-то высказываниями и отсылками к идеологическому противнику.

– Все просто, – я улыбнулся. – Врага нужно знать в лицо. И если это выгодно, пользоваться его наработками. Ты мне лучше скажи, у вас в поликлинике есть психоаналитики?

– Кто? – девушка удивленно вскинула брови и захлопала ресницами, как наивная кисейная барышня.

– Психологи, – поправился я.

– Есть психотерапевт, – улыбнулась Аглая. – Афонин Максим Георгиевич. А зачем тебе? Я для тебя слишком сильная женщина?

– Забился под табуретку и плачу, – притворно вздохнул я. – А если серьезно, рубрику в газете давно хочу завести. Советы психолога… Ну, то есть – психотерапевта. Неважно, главное, что советы должны быть для душевного здоровья. Как бороться со стрессом, с выгоранием на работе, с осенне-весенней хандрой. Познакомь меня с ним.

– А как он людей лечить будет статьями в газете? – удивилась Аглая.

– В том-то и дело, – я поднял палец. – Он их лечить не должен. Они себя сами лечить будут. По его советам.

– Самолечение опасно, – теперь она нахмурилась. – Доктор Афонин на это не пойдет. Да и я ему такое предлагать не рискну…

– Никакого самолечения, – если честно, я не ожидал, что в Андроповске так с этим глухо. – Зарядка же – это не самолечение? Вот и он будет просто подсказывать, как сохранить хорошее настроение на весь день. Психологическая гимнастика, как-то так… Аутотренинг.

– Поговорю с ним завтра, – осторожно кивнула Аглая. – Но ничего не обещаю.

Я не удержался и поцеловал ее.

* * *

Как и ожидалось, таинственные создатели «Правдоруба» и безымянного боевого листка затаились. Поначалу я думал, что они выдадут свои новые номера одновременно с «Андроповскими известиями». Однако в итоге здраво рассудил, что им тоже необходима дискуссия. Сейчас они выжидают мою реакцию, реакцию Краюхина и других партийцев. И ударят потом не вслепую, а точечно.

Скорее всего, учитывая скорость передачи информации в это время и уровень технологий, а еще вдобавок глубокую конспирацию, ответ они выдадут не раньше чем через несколько дней. А то и под Новый год, как раз к выходу заключительного в восемьдесят шестом номера. Так что сегодня спокойно займемся текучкой. Естественно, не расслабляясь.

– Итак, товарищи, – обратился я к журналистам. – Начнем с итогов. Вы помните, что в последнем выпуске у нас были опросные листы, где читатели голосовали за лучшие материалы. Вот, ознакомьтесь.

Я пустил по столу заранее отпечатанные Валечкой листы с таблицей, где каждый мог посмотреть собственный рейтинг и краткую выжимку из пожеланий. Коллектив тут же загалдел, как будто я из собственного кабинета внезапно перенесся в школьный класс, обсуждавший результаты контрольной.

– Предлагаю сейчас просто молча взглянуть на свои оценки, – заговорил я, и журналисты сразу притихли. – Каждый сделает для себя вывод и начнет уже в текущем номере работать над ошибками. Опросники будут и в этот раз, так что тридцать первого, когда соберем статистику по сегодняшнему выпуску, сможем проверить тенденцию. А в январе закрепим – после номера, который готовим сейчас. Если будут вопросы, не стесняйтесь и подходите ко мне. Для начала же предлагаю подумать и, не торопясь, проанализировать. И еще – читатели тоже все это увидят. Сводную статистику мы будем публиковать в газете, чтобы люди отслеживали результаты голосования, понимали, что не зря тратят время. А главное, – для выразительности я поднял указательный палец, – от статистики будет зависеть содержание газеты. И ваши премии.

Наши старички заметно погрустнели – по последним данным, которые мы набрали из дополнительно поступивших опросников, почти все они оказались в хвосте рейтинга. И это даже при том, что у них тоже были поклонники, в подавляющем большинстве представители старшего поколения. По большому счету их отрыв от неопытных сотрудников минимален, и уже в следующем номере картина может измениться. Тем более у словно бы родившейся заново Метелиной. Но все равно пусть подумают и не расслабляются – особенно Горина, у которой тоже наверняка есть свой конек. Понятно, что по одному-двум и даже по трем номерам не стоит судить. Все-таки читатель тоже человек. Взять, например, Шикина с его экономическими обзорами – пишет он их потрясающе, анализ как у машины. А вот с формулировками беда – любит жонглировать цифрами и терминологией. Я, конечно же, правлю, но до определенного предела.

Вообще, этот рейтинг в большей степени иллюстративен – со мной, редактором, как опять же с живым человеком, можно поспорить, обвинить в предвзятости или заблуждениях. А тут почти все то же самое своей оценкой говорят читатели. Вот ведь черным по белому в одном бюллетене написано: «нужно проще и понятнее говорить об экономике». Массовость таких отзывов действует на журналистов отрезвляюще.

– И что – из-за каких-то оценок вы нам зарплату снизите? – осмелилась задать вопрос Горина.

– Во-первых, не из-за каких-то, – ответил я. – Это мнение читателей. Оно, разумеется, может меняться. Почему я и сказал, что мы будем отслеживать статистику постоянно. А во-вторых, зарплату я снижать не могу – не имею такого права по закону. Могу лишить премии. Но делать планирую по-другому. Те, у кого квартальный рейтинг будет высоким вне зависимости от выбранных тем, получат дополнительную финансовую стимуляцию. А в конце следующего года выберем лучших за весь период… и они получат тринадцатую зарплату.

Журналисты заметно повеселели – как старички, так и молоденькие вроде Кати с Людой. И я сейчас, конечно же, не играл в популиста, обманывая их ожидания. Перед планеркой я подробно поговорил с бухгалтерами и выяснил, что можно сделать. И только после этого решился озвучить правила нового социалистического соревнования.

– Евгений Семенович, у меня вопрос, – Соня Кантор подняла руку. – Нетрудно предположить, что у читателей среди нас есть любимчики. У кого-то это связано с возрастом, у кого-то иная причина… Но ведь это же в любом случае делает рейтинг субъективным! Вот любит кто-то, к примеру, статьи о моде, он и будет Юлии высокие оценки ставить. А другому нравятся истории о милиционерах – и у него уже я в «любимицах».

– Абсолютно согласен, София Адамовна, – кивнул я. – Но тут у нас с вами начинает работать закон больших цифр. Не забывайте, что читателей много, и сотни заполненных бюллетеней – это уже не частные мнения, а статистика. Если большинство хочет статьи о профессиях, значит, их будет больше. От чего-то же придется отказываться. А главное – это вызов нам всем. Предположим, какая-то тема утратила свою актуальность. Победили мы, к примеру, преступность в рамках отдельно взятой страны. И вам, София Адамовна, будет не о чем писать. Придется переквалифицироваться. Расти, двигаться вперед. И еще…

Я обвел внимательным взглядом всех собравшихся. Лица сосредоточенные, некоторые взволнованные. И это логично – новое всегда пугает.

– Давайте проведем эксперимент, – наконец, заговорил я. – Немного упростим правила для вечерки. Например, дадим читателям возможность выбрать три лучшие статьи в номере вместо оценок всех.

– А почему для вечерки отдельные правила? – нахмурившись, поинтересовался Шикин.

– Потому что ее мы будем выпускать как газету на выходные, там будет больше развлекалочек, – ответил я. – Основное же издание остается главным печатным рупором партии. А значит, это серьезные темы вроде вашей, Пантелеймон Ермолаевич, экономической аналитики. Соответственно, и проверка должна быть более жесткой.

– Позвольте спросить, – вновь заговорила Евлампия Горина. – Вы сейчас на ходу поменяли правила… Получается, Евгений Семенович, вы ошиблись?

Глава 11

Горина, одна из немногих оставшихся в оппозиции, пристально смотрела на меня, ожидая реакции.

– Да, – я кивнул. Просто и без обиняков. – Я ошибся. Так часто бывает, когда создаешь что-то новое. Не ошибается же, как известно, только тот, кто ничего не делает. И мне поэтому не стыдно признаться в собственных недоработках. Это путь к росту.

Журналисты одобрительно загудели. Горина насупилась и покраснела, но спорить не стала – хотела меня подловить, чтобы я извивался, как уж на сковородке. А я взял и признался, что не все продумал. И тем самым выиграл себе еще несколько очков профессионального авторитета.

– А еще… – я продолжил. – Мы ведь этими опросниками не только вашу работу в отдельности проверяем, но и наши общие старания. Мои в том числе как редактора. Сами темы – интересны они или не очень. Чего слишком много, чего – наоборот, мало. Или вовсе нет. А может, подаем не так. Согласны с такой постановкой?

– Я – да, – ответила Соня.

– Коллеги? – обратился я к остальным.

Мне ответил нестройный хор. Кажется, остались еще вопросы. Что ж, к этому я как раз был готов, и у меня есть рецепт, испытанный на первом заседании клуба «Вече».

– До выхода номера еще неделя, – добавил я. – Если у кого-то возникнут предложения по корректировке бюллетеней, не стесняйтесь высказываться. В день выхода примем все замечания и проголосуем.

Вот теперь коллектив грянул, довольно улыбаясь.

– Принимается, – резюмировал я. – Давайте считать все это возможностью открыть новую страницу в жизни нашей газеты. Сейчас как раз подходящее время – все-таки восемьдесят седьмой на носу. Об этом и поговорим. Итак, впереди у нас с вами праздничный номер. И готовить мы его будем, соответственно, с запахом елок, шампанского и мандаринов. Мысли, идеи?

Мои коллеги уже привыкли к тому, что я не только выдаю им готовые задания, но и предлагаю самим подумать над темами. И вот это постепенно принесло свои плоды.

– Праздничные традиции, – предложила Зоя Шабанова. – Почему мы встречаем Новый год именно так. Это расхожая тема, но она всегда выигрышная. Просто нужно ее расширить, добавить интересные факты…

– Так и сделаем, – кивнул я. – Подготовим несколько материалов. Первый: история праздника – от Рождества до Нового года. Почему после революции пропала елка и когда она вернулась.

– Может, написать про игрушки? – робко предложила Катя. – Это же ведь тоже отдельная традиция…

– Вот и займитесь, – одобрительно кивнул я. – И еще у меня лично для вас персональное задание.

Спустя несколько месяцев я уже хорошо знал сильные и слабые стороны своих журналистов. И Катя, одна из молоденьких подружек, оказалась человеком с идеальной грамотностью и языковым чутьем. Со стилем, правда, у нее пока средненько, но это приходит с опытом. Я долго думал, как выделить эту девушку, и, наконец, придумал.

– Я знаю, как хорошо вы, Катя, знаете русский язык, – для начала нужно подчеркнуть ее лучшую сторону, похвалить. – Предлагаю протестировать потенциальную новую рубрику. Для начала составьте список самых популярных ошибок городских топонимов. Вы же знаете, что у нас улицу Паши Савельевой[12]12
  Прасковья Савельева – советская подпольщица. Родилась в 1918 году в Ржевском уезде Тверской губернии, работала в Луцке (Украинская ССР). Во время ВОВ руководила местным подпольем, была схвачена фашистами и заживо сожжена в 1944-м.


[Закрыть] иногда называют улицей Паши Савельева, то есть Павла?

– Ужасно, – покачала головой Катя. – Не знать, кем была отважная подпольщица, и путать, девочка она или мальчик.

– Вот и напишите об этом, – предложил я. – Какие еще ошибки делают?

– Люберецкий мост вместо Любицкого, – улыбнулась старушка Метелина, которая явно рассчитывала, что политическое исследование в последнем номере повысит ее личный рейтинг. – И Калининский лес вместо Каликинского.

– Прекрасно, – подбодрил я коллег. – Еще?

– Улицы Благоева[13]13
  Димитр (Дмитрий Николаевич) Благоев – первый пропагандист марксизма в Болгарии.


[Закрыть], Коноплянниковой[14]14
  Зинаида Васильевна Коноплянникова – революционерка-террористка, участвовала в покушении на тверского губернатора Павла Слепцова. Казнена.


[Закрыть], Бонч-Бруевич[15]15
  Вера Михайловна Бонч-Бруевич (урожденная Величкина) – врач, журналист, видный деятель большевистского подполья. Входит в число создателей советской системы здравоохранения.


[Закрыть] и Бабеля[16]16
  Исаак Эммануилович Бабель (Бобель) – советский писатель, автор «Одесских рассказов» и «Конармии».


[Закрыть], – с ходу перечислил Бульбаш. – Здесь тоже мужской и женский род путают. А Бабеля – с Бебелем[17]17
  Фердинанд Август Бебель – немецкий политический деятель, марксист. Один из основателей СДПГ.


[Закрыть].

– Записали, Екатерина Власовна? – девушка даже вздрогнула, когда я ее по имени-отчеству назвал.

– Да-да, Евгений Семенович, – серьезно кивнула она.

– Составьте материал в виде… – чуть не сказал «топа». Да что же такое, опять я на язык двадцать первого века сбиваться стал. – В виде… рейтинга, пьедестала, списка лучших, в общем. Золото, серебро, бронза и еще два дополнительных места. Как будто бы это соревнования по безграмотности.

– Я поняла, – улыбнулась Катя и вновь что-то принялась строчить в своей книжечке.

– Если читатели оценят, – продолжил я, – сделаем рубрику постоянной. Я бы даже предложил… – меня неожиданно осенило. – Да, я бы предложил сразу две рубрики. Одну мы посвятим грамотности, поэтому даю вам задание придумать еще несколько тем на будущее.

– Ошибки в ударениях, – тут же нашлась Катя. – Звонит, блюда, кухонный…

– Отличная тема, – одобрил я. – Дам маленький совет. Когда будете готовить статью, свяжитесь с калининским институтом, с кем-нибудь из словесников. Пусть дадут экспертный комментарий.

– Поняла, – вновь кивнула Катя. – У меня еще мысль, – тут она вдруг покраснела. – Ошибки в склонении фамилий.

Я вспомнил, что фамилия самой Катерины – Голушко, и ее нередко называли Галушкой, как блюдо украинской кухни. А еще в памяти всплыли эпизоды из будущего, когда некоторые герои наших публикаций спорили до хрипоты, что именно их фамилии склоняются как-то по-особенному. Например, очень симпатичная психологиня по фамилии Крутта отказывалась согласовать интервью, если я не начну «правильно», по ее мнению, называть ее. Почему-то она была уверена, что писать ее можно только так: с Еленой Крутта, к Елене Крутта и так далее. А еще у нас были чиновники с фамилиями Борщ, Стриж и Доброконь. Почти как попавший под суд начальник цеха на заводе кожзамов, только тот Староконь… Так вот эта троица тоже была едина во мнении, что встречаться можно только с Петром Борщ, Александром Стриж и Вячеславом Староконь. А уж сколько было сломано копий при склонении городов и поселков вроде Бологого и Оленина! Может, я и эту дурацкую привычку сумею выкорчевать с помощью советской газеты?

– Берите, Катя, – улыбнулся я одновременно девушке и своим воспоминаниям.

– Евгений Семенович, вы говорили, что хотите ввести две новые рубрики, – Марта Мирбах, словно прилежная ученица, подняла руку.

– Ах, да, – кивнул я. – Вторая рубрика – это топ. То есть список чего-либо по важности. Как в случае со списком популярных ошибок, который готовит Катя. Только тут мы вольны самые разные темы использовать. Например, топ самых интересных фактов о нашем городе. Или топ знаменитых земляков.

– И зачем каждый раз искать что-то новое… – пробормотал Шикин, но я его услышал.

– Все для того же, Пантелеймон Ермолаевич, – улыбнулся я. – Чтобы развиваться, чтобы не стоять на месте. И чтобы наша газета не превратилась в итоге в застойное болото… Еще вопросы?

– А почему «топ»? – подала голос Евлампия Тимофеевна Горина, а я вновь про себя чертыхнулся. Все-таки брякнул это слово, не удержался.

– От английского top, – пояснил я, сделав вид, будто все так и задумано. – Верх, верхушка, верхняя строчка.

– Опять эти ваши англицизмы, Евгений Семенович, – покачала головой ее подруга Метелина. Но уже, что примечательно, беззлобно, даже дружелюбно. – Неужели нельзя придумать что-нибудь на русском языке?

Я судорожно покопался в памяти. И сознание Женьки из будущего услужливо подсказало слово, увиденное еще в детстве в забытом журнале. Пусть и тоже не совсем русское, но вполне компромиссное для советских восьмидесятых.

– Хит-парад, – улыбнулся я.

* * *

Обсуждение предновогоднего номера «Андроповских известий» кипело и бурлило. Журналистам пришлась по вкусу идея топов и хит-парадов, после чего мы вместе накидали полтора десятка тем и обсудили, по каким критериям все это лучше отбирать. К примеру, опрашивать людей на улице, что больше на слуху. Достопримечательности, известные ученые, герои Великой Отечественной, рейтинг популярных мужских и женских имен, факты из истории – в какой-то момент я просто остановил поток идей, напомнив, что впереди у нас еще читательское голосование. И не факт, что топ приживется. Хотя чует мое сердце – есть шанс. В будущем у нас получалось привлекать читателей похожими подборками. Но там мы, правда, не стеснялись балансировать на грани, создавая в том числе списки самых опустошительных пожаров и самых страшных авиакатастроф. С привязкой, разумеется, к региону. Здесь, в Союзе, я от этого хотел отойти.

Потом, обсудив постоянные рубрики и распределив задачи, я закинул в массы идею ресторанной критики – для СССР жанр необычный и свежий. Не жалобная книга для тех, кого плохо обслужили, а полноценный гастрономический променад. Назвать рубрику было решено «Попил-поел», по названию озера из рассказа англичанина Эдварда Лира про семь семей[18]18
  «Семь семей с озера Попил-Поел» (англ. The History of the Seven Families of the Lake Pipple-popple) – рассказ английского автора Эдварда Лира, написанный в 1871 году. На русском языке был впервые опубликован в переводе Леонида Яхнина в журнале «Мурзилка» № 1 за 1992 год.


[Закрыть]. Здесь его еще, оказывается, не перевели на русский, так что я вновь случайно усилил свои позиции любителя западной культуры. Впрочем, идею таки одобрили большинством голосов. Но перед этим мне все равно пришлось столкнуться с некоторым сопротивлением.

– А для чего нам, простите, писать о том, чем кормят, например, в «Чайке»? – поинтересовался Бродов.

– И кто это вообще станет читать? – добавила Горина.

– Мы же не Америке живем, чтобы соревнования между ресторанами устраивать, – поддакнул старичок Шикин.

– А вот напрасно вы, коллеги, так думаете, – я покачал головой. – Захочет кто-то из наших читателей девушку на свидание позвать. Или супругу на юбилей совместной жизни. Куда идти? Где вкуснее кормят? Где всегда вежливы и не хамят?

– Я тут со своей девушкой ходил в «Рыбу», – заговорил Леня Фельдман. – Так нам непрожаренного судака принесли, еще и обсчитали. Я, конечно же, в книге жалоб запись оставил и пообещал, что мы в газете их пропесочим…

– Вот с них-то мы и начнем, – плотоядно улыбнулся я. – Предлагаю сходить туда, – я поискал глазами подходящих претендентов, – Анфисе и Никите Добрынину.

Оба молодых журналиста покраснели, и я убедился, что мои подозрения были верны: наша спортивная обозревательница неровно дышала к интеллигентному кинокритику. И, соответственно, он к ней.

– Оформим вам обоим редакционное задание, расходы компенсируем за счет издания, – продолжил я. – Внимательно оценивайте не только вкус блюд, но и интерьер самого ресторана. Качество обслуживания. Все фиксируйте. Потом будет ставить оценку заведению по пятибалльной шкале. Как в школе.

Я вновь напряг память и выудил оттуда один из проектов нашего портала. По любгородским кафе и прочим ресторанам ходил любитель поесть Серега, пишущий под псевдонимом Луи Сушеф. Просмотры на сайте были зашкаливающие. А оценивал он по пяти категориям, вычисляя потом среднее арифметическое. Его систему я и предложил Анфисе с Никитой.

– Первый пункт – это меню, – говорил я. – Смотрите не только на список блюд, но и на то, как он составлен. Удобно ли по нему ориентироваться, легко ли. Оценивайте отдельно первое, второе, напитки и десерты…

– И выбрать самое вкусное блюдо? – уточнила Анфиса.

– Для этого вам придется съесть все, что есть в меню, – улыбнулся я. – Так что заказывайте на свое усмотрение, просто из каждой категории. А если рубрика читателям понравится, сможете потом составить отдельный рейтинг вкусных десертов, к примеру… Или топ рыбных блюд.

– Ясно, – кивнула девушка и мечтательно вздохнула. Кажется, вот еще одно доказательство, что я не ошибся с выбором журналистов для этого задания.

– Второй пункт – это цены, – продолжил я. – Не слишком ли они завышены…

Тут я споткнулся об особенности советской экономики – цены же регулируются государством, частников пока нет. Это потом они появятся, называясь кооператорами, и вот тогда можно будет их уличать в желании ободрать клиента как липку. А пока просто слегка скорректируем этот критерий.

– Не слишком ли они завышены по отношению к качеству блюд, – нашелся я. – А то, как вы говорили, Леонид, судак непрожаренный, а по счету наверняка сполна заплатили.

– Вот-вот, – подтвердил фотограф.

– Третий пункт, – я загнул еще один палец, – это профессионализм персонала. Насколько официанты вежливы, доброжелательны, готовы ли отвечать на вопросы. И быстро ли обслуживают. Это понятно?

Синхронные кивки Анфисы и Никиты, все еще раскрасневшихся от смущения.

– Четвертое, – я перешел к завершению. – Оформление интерьера. Насколько красиво, насколько удобна мебель. И пятое – атмосфера и стиль. Есть ли музыка, живая или на кассете. Хорошо ли подобрана. И приятно ли в принципе там находиться. И не забудьте фотоаппарат. Будете все снимать, чтобы потом статью проиллюстрировать. И, кстати, об этом…