Текст книги "Главред: Назад в СССР. Книга 3"

Глава 12

Я нашел взглядом Леню и сидевшего рядом с ним Андрея. Оба фотографа мне нравились – снимали в абсолютно разных стилях, и сейчас, по прошествии времени, пока мы работаем вместе, это стало заметно. Вот так вот – отпусти творческих людей в свободный полет, и они создадут шедевры.

– Теперь вы, товарищи фотокорреспонденты, – меня понесло, я чувствовал себя на подъеме. – Будете не только снимать, но и писать. Давать советы фотографам-любителям.

– Но ведь есть фотокружки, – попытался возразить Андрей.

– Верно, – кивнул я. – И чему там учат? Основам. Нужным, вне всякого сомнения. А вы будете давать советы, как лучше фотографировать семейные праздники, отдых на море, на даче… Походы, юбилеи, школьные концерты. Наконец, портреты.

– Думаете, это интересно? – засомневался Леонид. – Ведь что людям надо, к примеру, от детского утренника? Чтобы память осталась. И то же самое на юбилее.

– Вот и плодятся однотипные фотографии, – ответил я. – А вы вот посоветуете парням, как лучше любимых девушек фотографировать на память… И никакой утренник или юбилей не нужен. Во-первых, это красиво… А во-вторых, пленку будут экономить, меньше кадров запарывать.

– Осторожно, сейчас вылетит птичка, – усмехнулся Андрей. – Стоп, снято! И свою выставку можно организовывать.

– Отличное название рубрики, – я ухватил главное. – Пишите: «Стоп, снято!»

– А куда это все пойдет? – поинтересовался Бульбаш, который, как хороший заместитель, обстоятельно фиксировал поток моих мыслей. – Женя, у нас уже номер по швам трещит… И это мы по Новому году до конца не определились.

– Идеи есть? – спросил я.

– Про рестораны тут говорили… – начал Виталий Николаевич. – А если про новогодний стол написать? Чтобы как в хорошем кафе. Какие продукты купить, что приготовить…

– Идея – огонь, – похвалил я. – Сделаем пользуху… Еще мысли?

– Но как же… – начал было Бульбаш.

– Все нормально, – успокоил я его и заодно остальных. – У новогодних статей, разумеется, приоритет. Все остальное либо сдвигаем, либо переносим в «Вечерний Андроповск». И мы с тобой, Виталий Николаевич, сегодня как раз этим и будем заниматься. Арсений Степанович, Зоя Дмитриевна, с вами тоже, конечно же.

– Тогда у меня есть такая мысль… – смущенно проговорила Марта Мирбах. – У нас ведь никуда не делась культура, правильно? Мне кажется, будет интересно рассказать о традициях празднования у нас и в других странах.

– Замечательно, Марта Рудольфовна, – одобрил я. – Займитесь. Юлия?

– Я здесь, – подняла руку юнкор Бессонова.

– С вас материал о костюмах. Маскарад, парадно-выходные платья – в общем, как одеться к празднику. Тоже пользуха. Иван?

– Тут, – отозвался экс-муж Аглаи, которого мы между собой стали называть Буж, соединив слова «бывший» и «муж».

– У вас очень ответственное задание, – я принялся вводить его в курс дела. – Надо разработать оформление новых рубрик. У вас, как всегда, полная свобода творчества. Однако работать рекомендую в связке с авторами материалов.

– Сделаем, Евгений Семеныч, – флегматично ответил Буж. – Только вот я один, а идей у вас на пару редакций еще… И это помимо уже имеющихся заданий.

– Решу вопрос, Ваня, – твердо пообещал я. – Подождите, пожалуйста. После Нового года.

– Так я могу помочь, если что, – отозвалась Юлька Бессонова. – Я же выкройки рисую, могу и товарищу художнику работу облегчить.

– Слышали, товарищ художник? – я повернулся к Ивану. – Берете помощника?

– С удовольствием, – впервые за долгое время улыбнулся Буж, а Катя Голушко недовольно нахмурилась. Ревнует, похоже, к еще более молоденькой Юльке. Но пусть учится сдерживаться, потому что здесь не личности важны, а нужные навыки.

– Вот и отлично! – вслух подытожил я. – Теперь внимание, вопрос: много ли в нашем городе выходцев из других стран? Я имею в виду именно зарубежье, не союзные республики. Есть кто, например, из Восточной Германии, Польши или… Вьетнама?

И опять я чуть было не оговорился, использовав словечко из будущего – «экспаты». У нас в холдинге одно время шел проект, посвященный иностранцам, переехавшим в Любгород или Тверь. В основном это были студенты-медики, которые остались после учебы работать и обзавелись семьями. Но были и, что удивительно, программисты и даже один местный депутат.

– Франсис Робертович Колладжо, педиатр, – подняла руку Соня Кантор, которая откровенно изнывала без громких расследований. Надо бы ее расшевелить, а то в Андроповске уже преступников не хватает. – И… не поверите, есть вьетнамец, а еще кубинец. Один в колхозе работает, второй сельский учитель. Физрук. Из ГДР девушка приехала, во второй городской школе немецкий нашим детям преподает. Всё вроде бы.

– Вот это да! – искренне вырвалось у меня.

Про темнокожего педиатра мне ведь Аглая рассказывала. Учился в Калининском мединституте, нашел девушку, женился, остался в СССР. И оба, уже с семьей, поехали по распределению к нам, в Андроповский район. А с его дочерью, что интересно, я в школе учился. Ольга Колладжо. Я – в смысле я из будущего. Странно, что у меня сразу тогда в голове эта цепочка не сработала. А вот про остальных я и вовсе не знал. Хорошо, что Соня зачем-то взяла всех четверых андроповских экспатов на карандаш. Вот ей их по очереди и поручу.

– Сельский физрук-кубинец, – я словно бы пробовал эти слова на вкус. – А давайте-ка с него и начнем. Что его задержало в Советском Союзе, да еще и в деревне?

– Отца разыскивать приехал, – улыбнулась девушка.

– Это как? – удивился я.

– А вот так, – Соня развела руками. – Обычно ведь наоборот бывает. Дети отцов потом где-нибудь в Гане ищут или в Анголе. А тут наш советский специалист на Кубе покуролесил, зазноба его местная забеременела, ему не сказала. Диего вырос и у матери выпытал, что папа у него из Советского Союза. Списался с ним, поступил в Ярославль на педагога-физкультурника. И по распределению, как Франсис Робертович, к нам в район попал.

– Потрясающая история, – я покачал головой, абсолютно искренне восхитившись. – Мой адрес не Куба, не Африка, мой адрес – Советский Союз…

– Женя, а давай рубрику так и назовем? – предложил Бульбаш.

– Как? – я повернулся к нему.

– Мой адрес – не Куба, не Африка, – повторил Виталий Николаевич.

– А мне кажется, лучше просто «Мой адрес – Советский Союз», – возразила Соня.

– Соглашусь с товарищем Кантор, – кивнул я. – Более патриотично звучит. И поэтично. Работайте, София Адамовна. Мое почтение. А откуда вы, простите за любопытство, обо всех этих людях знаете?

– Слухами земля полнится, Евгений Семенович, – засмеялась девушка. – Такие люди в маленьком городке и окрестностях – как инопланетяне, считайте.

– Понятно, – я улыбнулся. – Арсений Степанович?

– Я! – Бродов опять дремал, но моментально включился.

– Вы же пластинками виниловыми увлекаетесь? – я вспомнил, как Бродов упоенно рассказывал нам с Бульбашом об «охоте» за редкими дисками.

– Так точно, – осторожно кивнул тот.

– Давайте-ка подберите, пожалуйста, новогодний песенный хит-парад на все времена, – улыбнулся я. – Что-то вроде «золотой коллекции» от нашего издания. Старые шлягеры, новые популярные песни. Справитесь?

– На вкус и цвет… – осторожно начал Бродов.

– Фломастеры разные, – закончил я старой шуткой. – Мы не говорим сейчас о чем-то изысканном. Вспомните фильмы Гайдая и Рязанова – оттуда можно песни взять. А можно и того проще – призвать на помощь общественное мнение.

– Людей опросить? – догадался Арсений Степанович.

– Именно, – кивнул я. – Люди сами наговорят, что они больше всего любят в Новый год ставить. Попросите Валечку опросные листы распечатать и размножить.

– Это же надолго, – с сомнением покачал головой мой зам.

– А вы девчонок наших попросите помочь, – я улыбнулся и подмигнул. – Им с большей охотой отвечать будут. Коллеги, кто готов помочь Арсению Степановичу?

Так и думал – лес рук. Зоя, Соня, Катя с Людой, Анфиса и юнкор Юлька, конечно же. Бродов в малиннике хоть побудет.

– И начните материал в целом с винила – чем он лучше магнитной ленты, – добавил я. – Порассуждайте с читателями, есть ли у него будущее в мире прогресса…

– К сожалению, нет, – вздохнул Бродов.

– А я бы так не был уверен, – я хитро подмигнул своему второму заму. – Мне кажется, винилы и в двадцать первом веке будут крутить. Это вы тоже, кстати, у прохожих поспрашивайте.

– Как скажете, – пожал плечами Арсений Степанович.

– А теперь, – сказал я, – все кроме редакторского состава свободны. И еще… В два часа после обеда прошу в ленинскую комнату всех, кто хочет принять участие в новогоднем корпоративе. То есть – тьфу! – в концерте художественной самодеятельности.

Надо бы, наконец, и этот вопрос решить, а то Клара Викентьевна уже начинает подозревать, что на самом деле у меня не все готово. Потому как то, что предложили Бульбаш с Бродовым – это просто девятнадцатый век.

Кажется, я и корпоративную культуру скоро тут буду менять.

* * *

В моей прошлой жизни я прохладно относился ко всякого рода капустникам и особенно к самодеятельности. Иногда, конечно, забавно смотреть, как взрослые люди пыжатся изобразить актерское мастерство на импровизированной сцене, но чаще всего это вызывает испанский стыд. Тот самый, когда позорится кто-то, а неловко тебе.

Разумеется, так бывало не всегда и не везде. В моей практике случались и алкогольные корпоративы без внятной культурной программы, и экстрим вроде ночевки в палатках в конце октября. Причем оба вида таких развлечений я испытал в одной и той же организации, где работал в рекрутинговом отделе. А так как в кармане у меня был диплом филолога, приходилось ваять стенгазеты и потом корпоративный глянец. Фактически это был мой единственный редакторский опыт, да и то с огромной натяжкой, потому что окончательное слово было за руководителем офиса. Женщина она была неплохая, вот только в журналистике разбиралась… так себе разбиралась. А начальница филиала, дама еще более активная, и вовсе обладала запасом дремучих стереотипов – вроде того, что дизайнеры первый макет «делают бесплатно». Но дальше хуже. Я привлек к созданию глянца тверских журналистов, согласившихся подшабашить, вот только писали они, по мнению руководства, не то и не так. Специфика компании, видите ли, не была ими схвачена.

Потом и вовсе перемудрил генеральный из головного офиса в столице – нанял дизайнера, тот сделал макет, а мне… пришлось нанимать еще одного, чтобы он по ознакомительным файлам в убийственно низком разрешении создал заново тот же самый макет. На просьбу же предоставить исходники московский директор снисходительно заявил, что это был демонстрационный пример, как действовать. А дальше – наша забота. Мне было плевать, потому что счет за труды тверского дизайнера ушел директору же в Москву.

В итоге весь первый и единственный номер я написал в одно лицо. Потом работу над журналом передали вообще в орловский филиал некой девочке, которая тут же ушла в декрет, и пафосный глянец окончательно канул в небытие. Я же из той конторы уволился, поклявшись никогда не работать в корпоративных изданиях, где журналистикой правят коммерческие директора с собственным странным видением других сфер деятельности.

Но вот что я точно вспоминал с благодарностью и теплотой – это по-настоящему круто организованные капустники. Не считая провальных алко-пати, конечно же. Вот оттуда, из той корпоративной культуры, а еще из опыта новогодних посиделок в редакции нашего любгородского портала я и планировал надергать идей для праздника в «Андроповских известиях».

– Ну что, товарищи? – я улыбнулся, глядя на свою продюсерскую группу. – Поразим талантами худсовет?

Глава 13

Бродов, Бульбаш и Зоя Шабанова сосредоточенно внимали моей сумбурной речи. Вначале я, разумеется, выслушал их предложения, но они откровенно попахивали казенщиной и отсутствием фантазии. И это странно, потому что журналисты, вообще-то, народ творческий. Видимо, последние годы в редакции к этому подходили настолько формально, что и актив обленился.

По большому счету, коллеги хотели пойти по накатанной и провести сборный концерт в стиле кто во что горазд. Мирбах бы прочитала стихи, Никита с Аркадием спели бы под гитару, завгар Доброгубов показал бы фокусы… И так далее. А я хотел простую, но яркую постановку с концепцией и сюжетом. Вроде той, как в моей приснопамятной конторе объединили приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона с Дюймовочкой, латиноамериканскими сериалами и боевкой в стиле голливудского фильма «Матрица». Но лучше всего зашел другой спектакль – мы просто в легкой забавной форме показали работу всех отделов компании, переделав известную песню о пластилиновой вороне для звукового сопровождения. На корпоративе все в зрительном зале легли от смеха, а уже здесь и сейчас я подумал: зачем изобретать велосипед, когда можно сделать то же самое, только с уклоном в журналистику? В итоге мое воспаленное воображение родило концепцию советского телевидения будущего в духе вечерних шоу из моей прошлой жизни. И с кое-какими деталями, о которых здесь никто пока даже не подозревает.

– Концерт будем проводить, как обычно, в ленинской комнате? – уточнил я и, едва получив тройной утвердительный кивок, продолжил. – Это будет наша студия две тысячи двадцатого года…

– А почему именно две тысячи двадцатого? – удивился Бродов. – Почему не две тысячи сотого, например?

– Не будем загадывать так далеко, – отмахнулся я. – У нас фантастика ближнего прицела… Так вот, представим обычный предновогодний эфир советского телевидения. С живой музыкой…

– Разве в будущем станут слушать живую музыку? – улыбнулся Бульбаш. – Наверняка там роботов к этому делу припашут. Электронная музыка, музыка космоса, достижений…

– В будущем людям настолько приестся прогресс, – я назидательно поднял указательный палец, – что они будут охотиться за стариной. В моду войдут экологически чистые… колхозные продукты вместо генетически выращенных. Живая музыка вместо синтезаторов. Дома из красного кирпича, деревянная мебель. Обычные кошечки и собачки вместо роботов.

– Что-то в этом есть, – мечтательно улыбнулась Зоя. – Помню, я сестренке книжку читала про последний цветок – это была ромашка, которых, по сюжету, почти не осталось из-за технического прогресса[19]19
  Имеется в виду рассказ-фантазия Юрия Яковлева «Солнце с белыми лучами».


[Закрыть].

– И обычный театр в будущем станет не менее популярным, чем кино, – продолжил я. – Не для всех, конечно же. Люди разделятся на театралов и тех, кто любит большой экран.

– А я читал, что в будущем театра не останется, – серьезно сказал Бродов. – И кино тоже – его заменит телевидение.

– Когда появилось радио, все думали, что умрут газеты, – возразил я. – Потом появилось кино, и все думали, что умрет театр. А когда появилось телевидение… Обратите внимание, что у нас и сейчас все это существует одновременно.

– Какое-то ретробудущее, – с сомнением покачал головой Бульбаш. – Если, как ты говоришь, так и останется.

– Будет, конечно же, по-другому, – я задумчиво уставился вдаль. – Но у людей двадцать первого века станет больше выбора – посмотреть кино или пойти в театр, к примеру. А то и, не выходя из дома, смотреть концерт в итальянской опере.

– Прямой телеэфир? – с пониманием уточнила Зоя.

– Именно! – улыбнулся я. – Итак, представим сценарий… В две тысячи двадцатом году на Земле разразилась эпидемия нового… риновируса. Все чихают и носят с собой невероятное количество носовых платков. Болезнь жутко заразная, и все сидят дома – работают на дистанции.

– Это как же, интересно? – нахмурился Арсений Степанович.

– С помощью компьютеров, – пояснил я. – Журналисты пишут тексты, бухгалтеры считают зарплаты, художники рисуют картины… кто-то электронные, кто-то – из староверов – на обычных полотнах.

– А производство? – Зое, по-видимому, настолько понравилось, что она закусила карандаш, оставляя на деревяшке следы острых зубок.

– Рабочие советской страны, как всегда, совершают подвиг, – я не придумывал, я вспоминал. Разница только в политическом строе была. – Трудятся у станков, невзирая на пандемию. Врачи валятся с ног, но все равно тоже мужественно переносят тяготы. И еще между домами и предприятиями снуют курьеры-доставщики…

– И что они доставляют? – Бульбаш оторвался от конспектирования.

– Да все что угодно! – воскликнул я. – Продукты, готовые обеды, лекарства!

– Но это же дорого, – Виталий Николаевич покачал головой, – столько курьеров содержать.

– Так это же при коммунизме, – я улыбнулся. – Деньги отменили.

Какая ирония – так я подумал, но не сказал вслух.

– А школьники? – вдруг спросила Зоя. – Как они учатся в пандемию?

– Тоже дистанционно, – ответил я. – Собираются по расписанию у экранов видеофонов, и учитель ведет урок. Потом дает домашнее задание, школьники присылают его по электронной почте… Ну, то есть по телетайпу. А учителя проверяют.

– Хорошая идея, – замечталась девушка.

– Да, – кивнул я. – А мы с вами – журналисты интерактивной газеты. Ведем прямой эфир для советских граждан, которые терпеливо переносят карантин, пока наши медики ищут лекарство и создают вакцину. Рассказываем новости, включаем прямые трансляции с концертных площадок…

– Так ведь карантин? – возразил Бульбаш. – Какие концертные площадки?

– Студийные, – пояснил я. – Певец или ВИА выступают в пустой студии перед телекамерой…

– А-а-а, понятно! – рот Виталия Николаевича растянулся почти до ушей. – И правда, хорошая мысль!..

– Теперь, когда у нас есть концепция, – я откинулся на спинку кресла и обвел троицу помощников горящим от энтузиазма взглядом, – нам нужно подобрать номера и, соответственно, участников. За декорации и костюмы у нас отвечают Иван и Юлия. А выступающих мы, пожалуй, соберем после обеда.

* * *

Я не стал выдергивать людей посреди рабочего процесса и потому назначил творческую планерку по завершению приема пищи. Как раз журналисты и все остальные работники немного расслаблены, довольны жизнью и добродушны.

– Коллеги, мы вас собрали для того, чтобы поговорить о предстоящем новогоднем мероприятии, – сообщил я, когда ленинскую комнату заполнил весь коллектив.

Сотрудники едва уместились, чуть ли не сидя друг у друга на головах. Так уж водится, что материалы готовят корреспонденты, но весь организм районки поддерживает не только пишущая и фотографирующая братия, а бухгалтерия, машинистки, отдел писем, верстка и корректура, водители, повара столовой, кадровики, инженер по технике безопасности. А потому все коллективные мероприятия проводятся вместе.

Кстати, подумал я, у нас ведь еще внештатники есть. Надо бы их тоже пригласить на новогодний корпоратив. В конце концов, эти люди помогают создавать «Андроповские известия». А значит, имеют право на свой кусочек праздничного пирога. Надо будет потом дать задание Валечке, чтобы всех заранее обзвонила и позвала на сабантуй тридцать первого. После того, как купит в гастрономе пирог, в смысле торт!

А пока я подробнейшим образом рассказал о концепции праздничного капустника, попросив добровольцев участвовать в подготовке творческих номеров. И опять я слегка недооценил энтузиазм коллектива – привык, что в будущем всю допнагрузку народ воспринимает со скрипом, а тут люди чуть ли из ботинок не выпрыгивали, предлагая свои идеи. Причем концертировать согласились даже пышные поварихи, у одной из которых оказалось едва ли не филармоническое контральто. В итоге у меня карандаш почти задымился, пока я записывал все эти чтения стихов, чечеточные пляски, акробатические этюды, фокусы и песни зарубежных исполнителей под гитару. Собственно, все было примерно то же, о чем мне говорили Бульбаш с Бродовым, только в очень большом количестве, а еще – еще номера в концепции телевидения будущего смотрелись уже совсем по-другому.

– Евгений Семенович, а не слишком ли мрачное вы рисуете будущее в своей постановке? – когда ажиотаж спал и стихли возбужденные голоса, заговорила Клара Викентьевна. – Пандемия нового вируса, люди сидят по домам… Жуткая постапокалиптическая картина. А как же вера в светлое будущее? Как же планы и чаяния?

– Все это есть, уважаемая Клара Викентьевна, – улыбнулся я. – Советские медики уже справились с тифом и испанкой, победили полиомиелит, остановили распространение оспы и нескольких волн гриппа. И мой выдуманный риновирус – это лишь очередное испытание советской модели здравоохранения. Пока зарубежные капиталистические компании соревнуются в разработке лекарств и вакцин, подставляя друг друга и тем самым вредя человечеству, специалисты из СССР и дружественных государств объединяются и противостоят грозной опасности. А пока они этим заняты, советское общество продолжает жить, учиться и трудиться. Кто-то дистанционно, на карантине, а кто-то – как рабочие, колхозники, пожарные и милиционеры – в обычном режиме. Вы знаете…

Я вдруг поймал себя на мысли, что сам для себя провожу параллель с трагедиями Чернобыля и Спитака – всего через два года на Армянскую ССР обрушится страшное землетрясение. И если сейчас весь Советский Союз от Калининграда до Владивостока сражается с радиацией, то потом точно так же спасатели из разных концов страны поспешат на помощь братской Армении. И страна, уже сотрясаемая социальными катаклизмами, вновь ненадолго объединится в одном мощном и искреннем порыве. Я опять вспомнил Игоря и его слова, что с тем же Чернобылем мог справиться только Советский Союз с его экономикой и военной мощью. И если бы страна детства не распалась, то недуг двадцать первого века – ковид, он же новый коронавирус – победила бы таким же единым порывом. Как до этого справилась с теми болячками, о которых я только что говорил вслух.

– Так вот, – я продолжил, осознав, что все меня слушают в напряженном молчании. – Смысл в том, что мы обязательно разберемся с любой проблемой. И даже чертов коронавирус не сможет испортить нам планы на будущее. Таков посыл нашего новогоднего концерта.

Никто даже не обратил внимание, что я оговорился, произнеся название болячки из будущего вместо выдуманного «риновируса». Потому что Громыхина не нашлась, что ответить, и дала добро на мою концепцию праздника.