Текст книги "маленькие и неприметные–2"

10

Тешилову было велено явиться в эту квартиру на Дмитровском шоссе, и он явился. Неприятностей от встречи с Тагуном ожидать, кажется, не было оснований, тем не менее, он жутко волновался. Дверь ему открыл Брынь.

– Здравствуй, Веня! – поздоровался Тешилов.

– Заходи! – мрачно бросил Брынь. Лицо его не предвещало ничего хорошего. Смотрел Брынь, как бы, мимо, губы сжаты и вытянуты в одну линию.

Тешилов почувствовал, что ноги его становятся ватными, что волна страха поднимается кверху и теснит сердце, которое вдруг затрепыхалось, словно воробышек, попавший в силки. Он не без труда выбрался из кроссовок и побрёл следом за Брынько. Может быть, не вперёд надо идти, а, напротив, рвануть отсюда, чтобы скрыться, спрятаться где-нибудь, залечь на дно? Да куда убежишь на ватных ногах, не слушающихся простых команд?

К тому же, нет за ним никаких грехов. Наоборот, он вправе рассчитывать на поощрение за операцию, проведённую на вполне достойном уровне.

– Вот он, явился наш Тешенька ясноглазный. – Брынь ухватил Тешилова за ворот рубахи и вытолкнул на середину комнаты.

Тагун раскуривал трубку, на вошедших не смотрел.

– Веня, а что случилось? – Тешилов в растерянности оглянулся на Брыня. – Я всё сделал на уровне. Он остался жив? Но ведь в голову же, в затылок… Он ещё дёргался, но была агония. Клянусь!

– Ты знаешь, сколько в Москве человек? – неожиданно поднял брови Тагун. – А, Теша?

– Миллионов десять, наверно, – ответил Теша, не понимая, к чему клонит шеф.

– И почти половина из них – мужики, – кивнул Тагун. – Так?

– Ну да, – согласился Теша.

– Хотя, думаю, выйди из машины семидесятилетняя старушка, ты и её бы уложил.

– Да он же не видел ничего от страха! – поддержал Тагуна Брынь. – Он же находился в полной прострации, дрожал как осиновый лист и ни черта не видел!

Неужели он застрелил не того? Да как такое могло произойти?

– Не может быть! – с трудом выдавил из себя Теша.

– Не должно быть, ты хочешь сказать? – поправил Тагун и посмотрел на Брыня.

– Избавляться надо от таких работничков, – скривился Брынь.

– Нет! Нет! – вскричал Теша и сложил руки на груди. – Я не виноват! Этот был такой же! И машина!.. Его была машина! Клянусь! Да он был, он!

– Заткнись! – ткнул его в затылок Брынь. – Этот козёл жив и здоров! Ты угробил, убийца, ни в чём не повинного человека!

– Я всё исправлю! – возопил Тешилов. – Забесплатно!

Тагун рассмеялся. Брынь тоже захохотал.

– А ты юморист, Теша, – уже без улыбки произнёс Тагун. – А пушка? А прикрытие? А все расходы? А кто нам с Веней заплатит за то, что мы тут с тобой сейчас возимся? Да-а-а, Теша, как бы ты ещё и должен не остался.

– Да он опять всё запорет, – вмешался Брынь. – Пусть уж лучше кто-нибудь из ребят.

– Нет-нет! Я сам! Клянусь! – закричал Теша. Если его отстранят, то… Если отстранят, то всего можно ожидать. Вплоть до самого страшного. – Второй раз ошибки не будет, клянусь! Да я фамилию его спрошу, я документы проверю! Да я его в его собственной постели достану!

– Смотри-ка, разошёлся наш малец-удалец, – усмехнулся Тагун. – Может, поверить ему в последний раз?

Брынь с сомнением пожал плечами.

– Больше я не допущу! В этот раз, я готов поклясться чем угодно, никаких промашек не допущу! – потрясая сжатыми у груди кулаками, твердил Теша.

– Ладно, подумаем, – заключил Тагун. – А пока двигай обратно и жди. И никакой самодеятельности. Понял? Жди!

Тешилов выбрался на улицу. Его трясло. Проклятая работа. Кажется, всё было на мази. Дело сделано, казалось, – и всё позади. Так нет же! И как такое могло случиться? Или они лажу гнали, чтобы не платить? Но тогда не надо было бы на повтор идти.

Если бы не запрет на самодеятельность, то он просто взял бы «тэтэшник», пошёл и замочил его. И избежал бы расходов. Тогда, глядишь, и ему бы что-то перепало. Сколько можно ездить на этом «фиатишке» девяностого года выпуска? Автосервис уже скоро домом родным станет.

***

– Повторяю ещё раз, – начал Брынько, сидевший за рулём белой «четвёрки». – Он садится в машину, и в это время подходишь ты. Сам нагибаешься к окну, а твоя рука перемещается в пакет и ложится на рукоятку. И без суеты. Потом – как договорились. Кстати, вот и он, кажется.

Тешилов уже и сам увидел мужчину в тёмно-сером костюме и бордовом галстуке, появившегося возле светло-зелёной двери с массивными латунными ручками. И поспешно выбрался из салона «Жигулей».

Однако случилось непредвиденное, а именно – объект шёл не к серой «восьмёрке», а в противоположном направлении. Он шёл навстречу Тешилову. Опять ошибка? Опять – другой? Или… Времени на размышления не было. Пройти мимо объекта? Решение было принято мгновенно.

– Простите, вы не скажете, где тут вход в офис Среднерусской нефтяной компании? – остановил Подлесного Тешилов.

Подлесный вскинул глаза на обратившегося к нему с вопросом парня и открыл, кажется, рот, чтобы ответить. Однако слова застряли в горле – перед Дмитрием стоял конопатый киллер, отправивший на тот свет Зайкова. Убил Зайкова, а теперь пришёл убивать его! Ищет вход в офис.

– Тут нет никакой нефтяной компании, – соврал Дмитрий и бросил взгляд по сторонам.

– Как нет? – опешил Тешилов.

– Впрочем, я не знаю. Я первый день в Москве. У меня дядя – дворник, – продолжал врать Подлесный, обходя киллера. – Спросите у кого-нибудь другого.

И заспешил прочь.

– У кого у другого? – растерянно смотрел ему вслед киллер. Опять, получается, не он? Работник фирмы не может не знать, где находится вход в неё.

Тешилов возвратился к машине.

– Ты снова упустил его, скот! – рассвирепел Брынь.

– Но у него дядя… – лепетал Тешилов. – Он сказал, что у него дядя дворником работает!

– Ну и что?!

– Что первый день в Москве и ничего не знает, сказал.

– Тварь! Да я его лично выпасал!

А Подлесный опомнился только возле метро. Вот и отпали все сомнения. Теперь уже совершенно ясно, что охота идёт именно на него. И дома, и на работе – везде достали.

11

– Кстати, сидеть рядом со мной небезопасно, – сообщил Подлесный, отхлёбывая из кружки пиво.

– Даже в общественном месте? Даже на глазах десятков и сотен людей? – лукаво улыбнулась Лариса.

Подлесный поднял на неё взгляд, в котором не было и тени улыбки.

– Ты не поняла. В любую минуту меня могут убить.

– Как убить? – Лариса всё ещё не готова была думать, что собеседник говорит о чём-то серьёзном.

– Взорвать. Расстрелять. Что ещё? Отравить. Правда, первые две попытки были с применением огнестрельного оружия. И поэтому стоит, видимо, надеяться, что и в третий раз будет нечто аналогичное. В гробу хоть буду лежать не очень обезображенным.

– Кончай заливать. Тебя, гляжу, развезло с двух глотков пива.

Ларисе не понравились шутки, как она думала, Дмитрия. Она даже нахмурилась и слегка отодвинула от себя кружку с пивом.

– Я сам многое бы отдал, чтобы то, о чём я тебе сейчас говорю, было всего лишь плодом воображения. На пивной почве. Когда всадили четыре пули, причём одну в затылок, человеку, которому я на один день одолжил свою машину… Между прочим, около моего подъезда. Так вот, когда угрохали Зайкова, вышедшего из моей машины и возле моего подъезда, причём не так и сильно отличающегося от меня по внешним данным, то я ещё мог сомневаться. Но второй случай рассеял все сомнения, как дым.

Лариса смотрела на Подлесного во все глаза. Лицо её сияло жутким огнём радостного возбуждения.

– Так ты не шутишь?! Тебя хотели убить?! – Лариса осмотрелась по сторонам, словно желала немедленно увидеть будущего убийцу своего собеседника. – Как это было? И за что? Я всегда думала, что ты мелкий и незначительный!

Выслушав рассказ Дмитрия, Лариса некоторое время размышляла молча, потом заявила:

– Ты мне не всё сообщил.

– Я сам не знаю всего, – подчеркнув последнее слово, ответил Подлесный.

– Ты мне не сказал всего, что тебе самому известно, – конкретизировала свои претензии Лариса. – Как я могу тебе что-то советовать, если я знаю даже меньше, чем ты? Логично?

– Возможно. Но я не знаю, что ещё я могу тебе поведать о своей жизни.

– Подумай, – предложила Лариса.

Подлесный уже жалел, что рассиропился перед нею. Самому надо шевелить мозгами. А лучше – ногами. А так жить, чувствуя себя каждую минуту на мушке, под прицелом – это нестерпимо. Нельзя бесконечно испытывать судьбу. Уже дважды подряд Бог миловал его – так чего же ещё он ждёт? Ходит, раздумывает, исповедуется перед каждым.

Кому нужна его жизнёшка, кроме него самого? И ему-то не так чтобы уж очень. Это раньше когда-то невозможно было представить, как это жизнь на земле будет продолжаться, когда его не станет. А теперь…

– Послушай, – встрепенулась Лариса, – ведь ты же в кольце, в кольце смерти!

– Пожалуй, – не стал возражать Дмитрий.

– Действительно, в кольце. Во-первых, ты подвергаешься постоянной опасности в связи с работой у обречённого, надо полагать, Бронова, во-вторых, как ты сам понимаешь, эти загадочные покушения на тебя. И знаешь, о чём ещё я сейчас подумала? А не могут эти все покушения – и на тебя, и на Бронова – быть каким-то образом связаны?

– Не знаю. Каким образом?

– Я тоже не знаю, – развела руками Лариса. – Просто я пытаюсь размышлять. И ты пытайся. Ну!

– У меня голова скоро расколется, как перезревший арбуз, – буркнул Подлесный и отвернулся.

– А я вполне допускаю, что все эти случаи имеют один и тот же корень. Возможно, ты стал носителем какой-то информации, то есть, может быть, даже и случайно, узнал нечто такое, что способно, при определённых обстоятельствах, причинить кому-то вред. Например, тем, кто жаждет смерти Бронова. А наезжать на Бронова, заметь, способны только серьёзные структуры. Такие, для которых раздавить какого-то там Димку – пара пустяков.

– Да не пара, а, как минимум, полторы пары, – поправил Ларису Дмитрий. – Пара уже была, а я сижу и пиво пью.

– Я не это имела в виду. Я имела в виду лёгкость принятия решения по устранению таких людей, как ты. У тебя же нет охраны и коттеджа-крепости. И это просто чудо, что ты ещё жив. Словно заговорённый. Поэтому я и говорю, что тебе необходимо всё поскорее проанализировать и понять, каким образом и кому ты можешь напакостить. Хотя, конечно, я не знаю всего. Возможно, у тебя просто появилась квартира в Москве, где-нибудь на Арбате, или вилла в Швейцарии по наследству перешла.

Никаких вилл Подлесному не светило. И сказать ему Ларисе больше нечего. Допить пиво и шлёпать. Не рассказывать же, в самом деле, ей о том, что Бояркина поручила ему организовать фиктивное покушение на Бронова, а пока он собирался, кто-то другой устроил настоящую бойню, без дураков. И Дмитрий, так уж сложились обстоятельства, взял на себя убийство двух телохранителей Бронова. Но кто об этом знает? Кому о том известно, кроме Бояркиной?

Поговорить ещё раз с Маринкой? Может, через неё произошла утечка? Бояркина распустила язык, а в результате он оказался под обстрелом? Но, во-первых, на неё это не похоже, во-вторых… Дмитрий задумался. Что же – во-вторых?

– Решил что-то? – задала вопрос Лариса.

– Куда бежать? Нет, пока ещё нет.

– Я не о том, – поморщилась досадливо Лариса. – Меня интересует, расскажешь ты мне сейчас то, о чём умолчал? Или будешь подло молчать. Молчать самым что ни на есть подлейшим образом.

***

Лариса открывала дверь своего «Опеля-Вектры», когда рядом возник Гольцов. Она даже вздрогнула от неожиданности.

– Лариса, я вас приветствую! – проговорил Гольцов, причём таким тоном, каким уместнее было бы произнести, например: «Лариса, я вам жалую «шестисотый».

– Вы не приветствуете, а пугаете меня, – капризно сказала женщина. – Между прочим, я пишу на такие темы, что имею право опасаться за свою жизнь не меньше, чем, к примеру, вы. А вы вдруг – как из-под земли.

Гольцов довольно улыбнулся.

– Прошу прощения. У нас работа такая. Вот и вошло в привычку неожиданно материализовываться.

– А неожиданно исчезать – такой привычки у вас нет? – иронично заметила Лариса.

– Вы меня гоните? Госпожа Лариса, я очень хотел поговорить с вами.

«Не отстанет», – заключила Лариса и кивнула на свой автомобиль.

– Вы можете проводить меня. По пути и поболтаем.

Гольцов охотно согласился, и спустя минуту разговор вышел уже на магистраль основного интереса опера.

– Мадам Лариса, несколько слов о нашем общем друге мистере Подлесном. Вам, надеюсь, известно о последних событиях вокруг него?

– Что вы имеете в виду?

– То, что его хотят убрать.

– А, это! – откликнулась Лариса. – Да, он как раз сегодня мне об этом рассказывал. Про оба случая.

– Был и второй? – удивился Гольцов.

– Да, был. Обошлось, правда, без трупов и даже без стрельбы.

– Что же было?

– Там запутанная история. Спросите у него самого, – уклонилась от ответа Лариса.

– И каково ваше впечатление?

Лариса нахмурилась.

– Это ужасно. Кошмар какой-то просто.

– Что кошмар – это понятно. Но я не об этом. – Гольцов выжидающе замолчал.

Лариса сделала вид, что не поняла его.

– О чём в таком случае?

– Но вы же разговаривали с ним! Что он-то говорит? Неужели он и в самом деле не знает, кому он не угодил? Да я никогда не поверю, мисс Лариса!

– Я думаю, он мне сказал то же, что и вам, – пожала плечами журналистка. – Или считаете, ему есть что скрывать?

– Мадам Лариса! – возбуждённо произнёс Гольцов. – Но вы же знаете, что он у нас давно на подозрении! Тёмная, поверьте мне, личность. У каждого из нас есть тайны, у такого человека – тем более.

– Может быть.

Лицо Гольцова стало печальным, и он спросил:

– Вы хотите сказать, что он не предложил никакой интересной версии?

Лариса отрицательно помотала головой.

– Но хоть что-то он сказал? – не желая расставаться с надеждой, проговорил опер.

– Он говорил о пиве, – сообщила Лариса.

– О пиве? – удивился Гольцов. – Ну-ну!

– Да, мы пили с ним пиво, и он сказал, что пиво дрянненькое,

– Вы издеваетесь надо мной, – загрустил Гольцов.

– Но я же уже сказала, что нет у него никакой версии, он сам теряется в догадках. Да я и не уверена, что в полной мере могу рассчитывать на его откровенность. А если он тот, за кого вы его принимаете, то и вообще…

– А вы не могли бы, как бы точнее выразиться, э-э, подружиться с ним поближе? – не без робости в голосе полюбопытствовал Гольцов. – Я уверен, он далеко не последняя фигура во всей катавасии.

Журналистка сделала удивлённое лицо.

– О-о! Да вы вербуете меня в свои агенты! И как вы себе это представляете?

– Ну, что вы! Просто мы могли бы обмениваться информацией. А установив с ним прочный контакт, вы, я убеждён, узнали бы кое-что интересненькое.

– Прочный контакт – это что? Постель? А почему вы думаете, что у меня получится? Мне кажется, у вас имеются основания полагать, что я не являюсь неотразимой женщиной.

Голос женщины звучал скорее язвительно, чем иронично. Гольцов, сообразивший, на что намекает собеседница, смутился. И принялся подыскивать слова оправдания:

– Но вы знаете… То есть я хотел сказать…

– Приехали, – не стала его слушать Лариса.

– Что?

– Мы уже дома. То есть я уже приехала. К сожалению, – Лариса повернулась к Гольцову и сделала красноречивый жест руками, – пригласить вас не могу, так как в квартире в данный момент у меня больная бабушка с жуткой корью на почве ангины.

– Ну что ж, будем прощаться. А вы, Лариса, звоните всё же, если что прояснится, – высказал просьбу Гольцов и попрощался: – Всего хорошего!

– И вам того же! – бросила Лариса.

А до станции метро пускай добирается пешком или на автобусе, не без удовлетворения подумала она. И пусть ждёт звонка от неё до второго пришествия. «Прочный контакт», «подружиться поближе»! Ещё и смеет делать ей подобные предложения!

С Гольцовым Лариса уже встречалась, однажды он уже побывал у неё в гостях. Облик оперуполномоченного Гольцова, представшего перед нею в тот вечер, несколько разочаровал Ларису. Разговаривая с ним по телефону, она почему-то не думала, что он может оказаться так мал ростом, едва ли не ниже её, и иметь заурядную, в общем-то, внешность.

– У меня обманчивый голос, голос-лжец, – уловив её настроение, сделал пояснение Гольцов.

Вроде бы, слова оправдания, но прозвучали они так, как если бы сообщалось о награждении звездой Героя РФ. Ларису это удивило, и она не нашлась, что ответить.

Потом они сидели за бутылкой «Белого аиста», премерзкого, изготовленного, видимо, чёрт знает где и в каких условиях, и вели деловые разговоры. Гольцов был настолько официален и деловит, так упорно «выкал», обращаясь к Ларисе то через «мадам», то через «госпожу», то через «мисс», не замечая, впрочем, несочетаемости «мадам» и «госпожи» с «мисс», что вызвал в душе Ларисы сильнейшее чувство протеста.

Действительно, перед ним сидит молодая красивая женщина, полчаса тому назад предложившая ему перейти на «ты», а он до сих пор ни словом, ни жестом, ни взглядом не обозначил своего отношения к ней не как к журналистке, пишущей на криминальные темы, но как к женщине.

Хам! Натуральный хам! Встречала она подобных хамов в своей жизни. Они, индюки надутые, полагают, что стоит им оказать какие-либо знаки внимания женщине, так она тотчас вцепится в них мёртвой хваткой и затащит в постель. И этот, по-видимому, из них. И этот, вероятно, полагает, что, встретив его в этом полухалатике и согласившись выпить этого дрянного пойла, которое он неизвестно где откопал, она только и мечтает исполнить роль его любовницы.

Закипевший внутри неё гнев мешал Ларисе слушать. Вскоре она заметила, что несколько последних фраз, сказанных Гольцовым о Подлесном, она вообще не уловила.

– Ты меня совсем запутал, – недовольно проговорила Лариса. – Получается, что ничего конкретного у вас на него нет.

– Но это как посмотреть. Вот, например…

– Минутку! – остановила Гольцова Лариса. – У меня что-то голова закружилась. Давай помолчим. – Она посидела несколько секунд с закрытыми глазами, затем посмотрела на Гольцова. Вид мужчина имел несколько растерянный. Лариса внутренне усмехнулась и слабым голосом попросила: – Помоги, пожалуйста, на диван перебраться.

Гольцов, усадив Ларису на диван, намерен был вернуться в кресло, однако женщина удержала его.

– Посиди рядом. И помолчим.

– Может, воды принести? – спросил Гольцов.

– Нет, не надо. Положи мне руку на живот, – проговорила она безжизненным голосом.

Гольцов исполнил её просьбу.

– Подожди, – сказала Лариса.

Она сделала несколько движений, в результате которых халатик распахнулся и съехал с плеч. Руки её выскользнули из рукавов, затем прошлись по плечам и дальше – по обнажённым округлостям грудей. Не будь пояс халата туго затянут, Лариса сейчас выглядела бы раздетой не на девяносто процентов, а на все сто.

Она взяла левую руку Гольцова и положила к себе на живот.

– Вот так, кажется, лучше, – произнесла слабым голосом.

Вероятно, Гольцов долго не выдержит, сейчас его рука сместится вверх и влево или вверх и вправо, чтобы пальцами захватить один из сосков. Потом Гольцов наклонится к ней, и огненная дорожка поцелуев побежит по её оголённой коже. От шеи к груди и обратно. Он нащупает ртом её ухо и станет покусывать и полизывать его, и нашёптывать жаркие слова. А пальцы рук будут передвигаться по её нежной коже и щекотать её тугие соски. И внутри неё закипят эмоции, так, что сдавят горло.

– Не надо, – с трудом выговорит она.

А он охрипшим голосом скажет:

– Я столько времени мог лишь мечтать о тебе. Но теперь я убеждён, что ты должна быть моей.

И, страдальчески простонав, вновь примется ласкать её. Его поцелуи будут горячи, а руки – подвижны и чувственны, и будут мять и гладить груди, теребить и легонько сжимать набухшие от страсти соски, чтобы побежали от них стремительные искры к её бёдрам, чтобы всё труднее и труднее было ей сносить эту сладостную муку.

Потом он уложит её на диван и развяжет пояс её халата. И пальцы одной из рук его заскользят по спирали вниз, чтобы достичь внутренней стороны бёдер, а затем вернуться чуть назад и…

Лариса открыла глаза и недоумённо уставилась на Гольцова, сидевшего рядом с нею неподвижно и печально. Рука его, словно приклеенная, лежала на её животе и не двигалась.

– В чём дело? Да что вы себе позволяете?! – возмутилась Лариса. – А ну уберите сейчас же руки!

– Но вы же сами… – пролепетал Гольцов. – Мне даже показалось, что вы хотите, чтобы мы…

– Чтобы мы?.. – перебила Лариса. Она быстро поднялась, сунула руки в рукава и запахнула халатик. – Вы очень, однако, самонадеянный типчик!

– Да нет, напротив! – пробовал оправдываться Гольцов. – Я ведь женат и вовсе не настроен заводить романы!

– Вы кому это рассказываете? Вы это мне рассказываете? – иронично улыбаясь, поинтересовалась женщина. – Вот нахал-то! И смотрит, главное, таким честным-пречестным взглядом, что хоть икону с него пиши. Вот мужики пошли, в самом-то деле!

– Я предлагал воды принести! – сделал ещё одну попытку Гольцов, но Лариса посмотрела на него столь красноречивым взглядом, что ему пришлось втянуть голову в плечи и замолчать.