Текст книги "Окончательная синхронизация"

Она то готова, хотя, скорее всего, не до конца понимает, во что именно ввязывается. Для нее это просто игра, потому что в ее жизни никогда не было мертвых людей, стонущих раненных, которых нужно обязательно добить. Ее жизнь срисована из учебников и детективных романов. Сейчас она представляет себя эдакой Матой Хари, готовой бороться один на один с неведомой армией шпионов и убийц.

Хорошо представлять это, сидючи в мягком уютном кресле перед экраном телевизора. И совсем иначе получается, когда ты оказываешься по другую сторону экрана, только не в кино, а в той истории, о которой снято кино. Где все по настоящему, все вживую, без дублей и пересъемки, ошибся и ты труп. Но не сразу, а после жестоких пыток и психологической ломки. Зачем убивать чужого агента, если его можно перевербовать?

Можно подумать, что ты сам успел узнать вживую все те ужасы, от которых ее предостерегаешь. Может быть, в тебе говорит обычный мужской эгоизм или сверхосторожность, не совсем уместная в данный конкретный момент. Может быть, но я не хочу подвергать опасностям это хрупкое существо женского пола.

Девочка моя, мне страшно открывать тебе свои тайны. Не знаю, от чего я стал столь сентиментален, но мне не хотелось бы увидеть тебя в одном из этих чанов. А мне обязательно покажут, покажут весь процесс от начала до самого конца, чтобы я убедился – их слова не пустые угрозы. Чтобы в следующий раз сто, тысячу, миллион раз подумал, прежде чем открывать перед кем бы то ни было тайну.

Ты смотришь на меня и готова принести себя в жертву. А ты спросила меня, готов ли я к этому? Мне гораздо проще сгинуть одному, чем отдать тебя в лапы этих сволочей. Хотя, с другой стороны, если я проиграю, тебе все равно каюк, моя дорогая Эвелина. Так что можно считать ты просто на шаг впереди всех к братской могиле, а уж я то в самом начале этой длинной очереди. Ну, будь, что будет! Семи смертям не бывать, а одной не миновать!

– Ты так и будешь смотреть на меня как на больное животное, приговоренное к усыплению? Эге-гей, я тут! – она помахала ладошкой, – Я готова тебя слушать, я готова принять все как есть и никому не говорить ни при каких обстоятельствах! Клянусь нашей партией родной и жизнью моей любимой белой свинки! – закончила она торжественно, как пионер перед флагом. Потом улыбнулась, довольная своим веселым каламбуром. – Хорош молчать, скажи что-нибудь для разнообразия. Только давай без второго варианта сказки, я же тебя моментально расколю. Ты не забыл, что я аналитик по профессии?

– Ладно! Чур, не пищать потом, сама напросилась!

– Не тяни резину. Сам сказал времени мало, и сам же разводишь антимонии.

Я откашлялся для порядку, привел мысли в порядок и выдал все как есть, без утайки. Зачем скрывать детали, если главное уже открыто – она знает кто я и на что способен. И все таки я не рассказал про встречу с проверяющим. Глупый каприз, неосознанный страх? Не знаю, промолчал и все.

– Мне кажется, у нас есть шанс! – неуверенно произнесла она. – Меня тревожит артефакт, про который ты упомянул. Его роль в этом деле пока косвенная, хотя и унесла уже много жизней. Почему этот сенс не убил тебя сразу, как ты думаешь? Судя по его возможностям, для него это было раз плюнуть.

– Не знаю, – честно признался я, – может он садист в душе.

– С чего ты решил, что эта проблема имеет космический масштаб? В крайнем случае, он разберется с тобой, база потеряет смысл, нас просто уничтожат и на этом история сама по себе затухнет, – спокойно рассуждала она, словно речь шла о сюжете нового боевика.

– Даже это, знаешь ли, не очень приятно осознавать. Но… – я пожевал губы, подбирая нужные слова, – с этим артефактом что-то не так, неправильно. Слишком много вокруг него наворочено, чтобы считать его очередным военным секретом.

– Что именно тебе кажется странным?

– Понимаешь, я никогда раньше не сталкивался с тем, что секреты охраняет психосенс. Кроме того, я не подозревал, что в принципе возможна ментальная атака, а он ее использует как рабочую функцию. И, самое главное, никогда раньше не гибло столько народу ради получения какого-то секрета. А они готовы послать еще и еще, значит, артефакт имеет какое-то принципиальное значение, сверхценность для тех, кто содержит нашу базу.

– Иногда случается, что сверхценностью оказывается компромат на очень важную персону, чертежи очередной убийственной штуковины, эликсир вечной молодости, да много чего еще можно тщательно оберегать и не менее страстно желать получить.

– Не могу сказать точно, что-то на уровне интуиции, подсознания, чувств – артефакт не имеет отношения ни к одному из секретов тобой перечисленных. Он вообще не имеет материального секрета. Во время атаки того сенса я уловил обрывок мысли, крохотный как песчинка, что артефакт как-то связан с его способностями, да и вообще с нашими способностями читать чужие мысли. Ничего точного, догадка, предположение, бред, но…

Мозг Эвелины работал на полную катушку, она внимательно слушала мои слова, забрасывала их в топку своего аналитического котла, выжигая нелепости, выплавляя истину.

– Давай бред, сейчас любая информация имеет ценность.

– Это сложно объяснить. Для него этот артефакт был чем-то вроде божества. Его взбесило то, что кто-то еще, подобный ему, может прикоснуться к божеству. Это был страх и ярость и нечто светящееся неземным светом на заднем плане. Не солнце, не огонь, что-то другое, чистое, спокойное, резко контрастное с его отношением ко мне. Но что это такое, я не понял. А вдруг это ментальный усилитель? Представляешь, что может натворить один единственный психосенс, усилии свое умение в тысячу раз? Это же идеальное оружие, на себе испытал.

– Если ты прав, то дело серьезное! – ее резюме в другой ситуации могло бы меня порадовать, но сейчас только усилило тоску и безнадежность.

– Что с того? Я не могу ему противодействовать. Он мастер, я ученик-первоклашка, в его руках идеальное оружие, а что я могу ему противопоставить?

– Ты нашел пару базисов и более-менее научился на них воздействовать. – Эвелина улыбнулась, вспомнив описанное мной приключение в коридоре базы. – На первый залп этого вполне хватит. Но ты должен научиться закрываться от его атак, иначе проиграешь сразу после первого залпа. У меня есть гадостное предчувствие, что и защитой он владеет в совершенстве, в отличие от тебя. Недаром ты ни разу не почувствовал его присутствия. На текущий момент твои шансы один против миллиона.

– Да уж, – поежился я от неприятного ощущения в животе, – умеешь ты ободрить и вдохновить.

– Знаешь, у меня есть еще один маленький недостаток, о котором ты еще не знаешь, – улыбнулась она загадочно.

– Может, потом об этом? Сейчас не до интимных подробностей, – проворчал я недовольным тоном, пытаясь придумать, с чего начать дальнейший путь.

– Нет уж, мне кажется самое время, – она продолжила, невзирая на мои попытки противиться, – я быстро пьянею от самых малых доз алкоголя. Хотя довольно быстро прихожу в себя. Ну-у-у через час другой я снова прихожу в норму.

– И что это нам дает?

– Понятия не имею, но ты должен искать и сравнивать. Меня ты уже видел изнутри, давай попробуем изменить условия эксперимента. Роль алкоголя в работе сознания пока не изучена досконально.

– Не знаю, что ты задумала, но если ты вырубишься, я не буду сидеть возле тебя и ждать, пока ты протрезвеешь. Ты же знаешь, время работает не на меня.

– Договорились! Будем считать, что я пожертвовала собой ради науки! И будем пробовать помаленьку, мне самой не очень хочется выпасть из процесса.

Она вскочила с постели и шагнула к книжному шкафу, сплошь уставленному всякого рода серьезными и толстыми трудами по психиатрии, психологии, математике и системному анализу. Одна из полок оказалась ловко замаскированной дверцей встроенного бара. Его содержимое удивительно контрастировало с внешней оболочкой, а вместительные глубины скрывали с десяток бутылок разного вида и содержания. А девушка-то явно не такой сухарь, каким себя повсюду показывает.

Эвелина вытаскивала бутылку за бутылкой, вглядывалась подслеповато в этикетки и, бормоча под нос «не то, нет, это крепковато, ну, это вовсе только гостям наливать…», отставляла их одну за другой. Наконец одна из них привлекла ее внимание, я пригляделся. Боже мой, второй раз за день и такое совпадение – божоле! Да что они помешались на этом божоле?

– Может тебе тоже налить капельку? – поинтересовалась она.

– Не пью, не положено, да и не особенно нравится.

– Редкий кадр, это же надо как повезло, непьющего мужика подцепила! – съехидничала она и подмигнула.

– Слушай, давай, без наездов, пей свое вино, и будем двигаться.

– Если не возражаешь, я еще немного отниму твоего драгоценного времени. В голом виде работать сложно, не те мысли в голове.

– Если только недолго, знаю я, сколько это «по-быстрому» у вас женщин отнимает.

Она сверкнула глазами, ухмыльнулась, не став комментировать мои познания в области женских привычек, и всей душой окунулась в глубины одежного шкафа. Вынырнув из одеяла, она предстала передо мной в чем мать родила, с неприкрытым удовольствием крутясь в разные стороны, демонстрируя свое обнаженное тело, примеривая и отбрасывая в сторону разноцветное белье.

Садистка! В каждой женщине спрятан в глубине души эдакий ма-а-а-а-ленький Мюллер, готовый по поводу и без повода мучить влюбленных в них мужчин разнообразными пытками. Понятное дело, я же ловелас, дамский угодник с большим стажем. Почему бы ей не подразнить меня, не покрутить перед моим носом голой попкой? К тому же, сам признался, что ее тело мне понравилось. Ну, почему бы не продемонстрировать мне его еще разочек, раз уж случай представился. Смотреть смотри, а рукам воли не давай – так, скорее всего, называлась эта милая пытка.

– Ты точно на совещание собираешься? – смиренно поинтересовался я.

– А что? – она замерла на мгновение с очередной вещицей в руках.

– Это все, – я обвел пальцем разбросанное на кровати белье, – никто под костюмом не увидит! Какая разница, в чем ты будешь одета там, под штанами и пиджаком? – смирение в моем голосе быстро уступало место раздражению.

– И что с того? – искренне удивилась она, – Зато я буду чувствовать себя уверенно! Вам мужикам этого не понять.

– Куда уж нам сиволапым? – вздохнул я, сдавшись перед непробиваемыми аргументами.

Все-таки женщины, на мой сугубо мужской взгляд, больше склонны к эксгибиционизму, чем мужики. Хотя, если их послушать, то более стойких пуритан, чем они трудно отыскать. Женщины считают… имеют мнение… и пожалуйста, не нужно спорить, когда вам изрекают очередную глу… прошу прощения, мудрую мысль.

Мысль по поводу того, что все мужики сволочи, так и норовят своим голым торсом привлечь очередную глупую бабочку, а стоит только верной супруге отвести от него взгляд, так и не только торс обнажит, а и самое дорогое, что есть в семье – кошелек. Кто бы спорил, милые дамы, только вы на себя то хоть раз смотрели со стороны, отстраненно, по-мужски, так сказать? Куда ни глянь, сплошь юбочки с разрезом до подмышек и маечки с декольте до пупа. Тут не то, что мужик, столб фонарный разденется не думая.

Справедливости ради нужно отметить, что оделась она достаточно быстро. Затем деловито подтянула к сервировочному столику второе кресло и упала в него, готовая к проведению эксперимента.

– За твой успех! – она подняла бокал с вином, поднесла к глазам, чтобы посмотреть сквозь него на свет и отпила небольшой глоток. – Ты чего смотришь, давай, делай свою работу! – рассмеялась она легко и беззаботно, словно над нами не висела многотонная громада надвигающихся проблем.

Вот что мне нравится в женщинах, так это то, что они умеют жить в отрезке текущего момента времени. Они могут насладиться радостью встречи, поцелуя, беседы, а уж потом снова окунуться в раздоры, слезы и тревоги. Мужикам такое не дано, за редким исключением конечно. Хотя при виде такого исключения, сразу закрадывается сомнение, а мужик ли это.

Я вздрогнул и начал синхронизацию. Процесс, как я уже говорил, совершенно не требующий времени, если вы уже были в контакте с клиентом. На этот раз потребовалась немного больше времени, чтобы скорректировать изменение ее состояния, алкоголь действовал на нее очень быстро. Попутно мне в голову пришла мысль, что на нее вообще все оказывает сильное влияние. Как она с такой дикой чувствительностью ко всякого рода воздействиям умудрилась стать сухарем-аналитиком?

В общем-то, картинка не сильно отличалась от той, что я видел перед началом первого воздействия. Разве что сексуальный базис не пылал, а слегка тлел редкими вспышками. Утомил таки даму, мелькнула в голове хвастливая мысль. Серая рыбка скользнула привычно по ее запасникам, на глазок прикидывая, что где лежит. Ого!

– Слушай, ты действительно все ЭТО хотела бы проделать со мной в постели? – невольно удивился я, нарвавшись на свежие заметки в памяти.

– Ты что подглядываешь за моими мыслями? – возмутилась она, Ну-ка брысь отсюда!

– Интересное дело, сама напросилась, а теперь тапком по морде?

– А ты… не лазь, где не положено!

– Откуда же я узнаю, где у тебя что положено? Ты когда по городу идешь, много думаешь на что можно смотреть, а на что нет? Пялишься на все подряд и все дела!

– Так то город, а то моя голова! – продолжала упираться Эвелина.

– Так! – я добавил голосу металла, – Мы будем экспериментировать или я пошел?

– Ну-у-у, ты точно не можешь не подглядывать? – спросила она жалобно.

– Точно! Железно! Это непроизвольная реакция, я просто все это вижу и слышу! Если тебе это не подходит, давай на этом закончим!

– Ну-у-у, ладно… я попробую себя сдерживать. Непривычно это, словно голая на площади.

– Давай еще малость! – скомандовал я, давая понять, что конфликт исчерпан.

Эвелина послушно отхлебнула из бокала. Картинка вздрогнула и слегка изменилась. Сперва я не понял, что именно поменялось в этой картинке. Такое впечатление, что поле моего зрения расширилось, хотя «зрительно» оно не приросло. По краям доступной области появились невидимые ранее сгустки и волокна. Значит… что-то мешало мне их увидеть. И теперь это нечто, уменьшившись, открыло невидимое ранее.

– Добавь еще чуть-чуть, что-то меняется, хочу проверить! – во мне крепла уверенность, что сейчас я наблюдаю некий базис, поглотивший все прочие таким образом, что он стал фоном, черным фоном и сам, соответственно, был невидим. Лицом к лицу, так сказать…

Эвелина сделала малюсенький глоток и мягко пустила его по пищеводу. Я отстраненным чувством зафиксировал получаемое ей удовольствие от вкуса вина и той теплоты, которая теплым клубочком скатывается вниз, в желудок.

Новоявленный базис еще больше уменьшился и теперь плавал между первым и вторым, не заслоняя никого из них. Интересное открытие, попробуем его легонечко «потрогать». Дай бог, чтобы именно легонечко, а то доведу девушку до очередного стресса, и куда потом с ней бежать?

Я расслабился, постарался изгнать из сознания проявления всякого рода тревоги, страха или волнения, мой «пальчик» не должен дрогнуть как в прошлый раз. Мягко осторожно подобрался к новому базису, и притронулся к нему нежно, как с сосуду с гремучей ртутью.

Эвелина вздрогнула и огляделась по сторонам. В ее глазах появилась тревога.

– Слушай, а ты уверен, что никто не вломится сюда сейчас? Ты хоть замок закрыл, когда вошел? Что-то мне не по себе!

Я убрал «пальчик» подальше. Любопытно получается, мы трогаем – она пугается.

– Конечно, закрыл, первым делом. Думаешь, мне было бы уютно иметь за спиной открытую дверь и девицу без сознания в постели.

Ее взгляд прояснился, она облегченно вздохнула и снова расслабилась.

– Еще глоточек? – спросила она невинным голосом, словно невзначай сдвигая ножкой бокала юбку повыше.

Я не ответил и тотчас же прикоснулся к базису. Она опять вздрогнула и моментально одернула юбку. Понятно, присяжным все понятно, мы нащупали базис страха, тревоги. Какой же он у нее был большой. Отсюда и причины ее безудержного веселья под воздействием алкоголя. Пока она трезва как стеклышко, базис страха накрывает все прочие центры, заставляя ее быть в постоянном напряжении. Отсюда и сухость в общении, она постоянно ждет чего-то неприятного.

Для нее все чувства подкрашены страхом, в спектре любого ее настроения присутствует страх. Она смеется и опасается, что этот смех может кому-то навредить. Грустит и боится обидеть кого-либо своей грустью. Маленькая моя, какой же нужно быть сильной, чтобы жить с таким огромным страхом. Кто же заложил в тебя этот страх, откуда он к тебе прилепился? Неужели нужно быть в постоянном подпитии, чтобы по настоящему радоваться жизни?

Эвелина призывно хихикнула и поманила меня пальчиком.

– Эй, котик, твоя кошечка ждет тебя! Сколько можно заниматься этой ерундой? Прыгай ко мне, займемся делом! – ее юбка опять оказалась бесстыдно задранной, а руки ласкали грудь, словно приглашая меня присоединиться.

Из огня да в полымя, у нее есть промежуточные состояния? Если не боится, значит хочет! Я тихонечко ткнул в базис страха, чтобы охладить ее пыл. Она нахмурилась, потом помотала головой и, поставив бокал, решительно прыгнула ко мне – ну типичная кошка! Я едва увернулся и спрятался за креслом.

– Эвелина, охолонись! – я попытался урезонить ее, а сам тем временем еще сильнее вдавил на страх.

Она тихонько взвизгнула, и тотчас я увидал ее плутовскую мордашку, высовывающуюся из-за кресла – вот уж воистину «ему и страшно и смешно».

Интересные дела творились в ее сознании. Все базисы выстреливали свои сгусточки, кто больше, кто меньше, сплетая их в один разноцветный клубочек. Сгустки оставались связанными с исходными базисами, но все вместе они представляли собой какой-то новый объект.

Я забыл упомянуть, что сами базисы уже не выглядели для меня черными сгустками, каждый из них имел свой цвет, но столь насыщенный, что выглядел он в полутьме, как черный. Сексуальный переливался вспышками желтого и золотого цвета. Болевой светился темно-фиолетовым, а базис страха вспыхивал кроваво-красными всполохами. Слившись в новый объект, они породили новый цвет, как три основные цвета порождают все богатство цветовой палитры.

Что же это получается, товарищи психиатры? Страх, боль и секс для нас мыслящих и разумных стали теми самыми «основными цветами»? Даже для «шутки юмора» не нашлось отдельной категории?

Все это довольно быстро промелькивало в моем сознании, пока я пытался делать сразу несколько дел: удирать от Эвелины, удерживать ее сознание и думать, как мне из этой передряги выпутаться. Эвелина же, изображавшая из себя блудливую кошку, кралась за мной и призывно мяукала, самым бесстыдным образом намекая, что хочет меня сейчас и здесь.

Внезапно, посреди особенно протяжного мява, Эвелина странно всхлипнула и обмякла, уютно свернувшись калачиком на ковре. Она снова заснула. Ее страх еще не заполонил сознание, новый объект еще полыхал, но родители уже начинали втягивать свои частички, дергая за жгутики. Еще чуть-чуть и ее счастливый сон закончится. Как бы мне хотелось зафиксировать этот объект, чтобы она не возвращалась в мир своих страхов, но что для этого делать, я не знал.

По сути своей я грубый мясник, только и могу, что «тыкать» в объекты сознания или просто смотреть на них. Тоже мне суперчеловек, скорее уж инвалид безрукий, кустарь без мотора.

Я следил за распадом нового объекта и параллельно видел сны Эвелины, навеянные им. Она бежала по берегу моря радостная и счастливая. Бежала совершенно голая и ветер легко играл ее прекрасными волосами. Она вдыхала свежий морской ветер полной грудью и чувствовала себя чайкой, парящей над волнами. Берег был пуст, но она не чувствовала одиночества. Где-то, совсем рядом с ней, летела вторая чайка – ее любовь. Она бежала и ее силы не убывали, в ней росла уверенность, что вот-вот произойдет нечто ужасно прекрасное. Нужно только бежать вперед.

Шарик практически растаял, последние капельки потеряли связь и втянулись внутрь базисов.

Там во сне Эвелина выбежала на широкий скалистый уступ и с трудом остановилась на краю бездонной пропасти. Трудно связать берег моря и пропасть, но во сне нет препятствий для любых изображений и ситуаций. Она балансировала на краю, ветер толкал ее в спину, превратившись из друга в злейшего врага.

«Ты же птица! Прыгни вниз и ты полетишь!» – подзуживал ветер. Но страх, стремительно расширявший свои владения, уже бормотал бесстрастно: «Рожденный ползать, летать не может! Ты будешь падать, и твое сердце лопнет от страха раньше, чем тело ударится о камни внизу!»

Черное покрывало страха надежно укрыло все прочие базисы, притушив их исходные цвета. Эвелина вздрогнула и проснулась. Недоуменно оглянулась по сторонам, словно припоминая, как она тут оказалась и что это за парень прячется за ее кроватью? Потом в ее глазах появилось понимание, и она пришла в себя.

– Черт, голова раскалывается! Какая-нибудь польза была от моего пьянства? – спросила с плохо скрываемым раздражением.

– Была, только я не совсем понял, что мы от этого можем получить.

Я изложил ей свои впечатления, и она задумалась. Может быть, она сама не предполагала, сколько места в ее жизни занимал страх. Нелегко узнавать правду о себе, когда считаешь себя совсем другим человеком – сильным, волевым, решительным. Шагаешь легко по ступеням успеха, перешагивая через непреодолимые для многих препятствия. И вдруг узнаешь, что в основе всего этого лежит элементарный страх. Ты все время боишься что-то не сделать, куда-то опоздать, быть хуже кого-то. Ты не чайка – ты раб своего страха.

Как быстро меняется выражение ее лица, для нее переход из одного состояния в другое – как сделать шаг. Один шаг – одно состояние, другой – новое состояние. Только что смеялась и шутила и вот уже серьезная складка появилась между бровей, нахмурилась, погрустнела. Еще шаг и улыбка осветила лицо – верно вспомнила что-то приятное из прошлой жизни.

– Узнали мы полезное, только пользы нам от того тьфу и маленько, – резюмировала она свое недолгое размышление. – Твои умения не более, чем талант туземца-барабанщика – дубасишь по там-тамам и называешь это музыкой. На самом деле, вспомни, как он тебя атаковал, ты должен овладеть искусством игры на скрипке, чтобы стать настоящим мастером. Будь ты хоть семи пядей во лбу, у тебя для этого времени нет. Нужна спокойная обстановка, эксперименты и подопытные кролики. Согласен?

Я молча кивнул. Что говорить, когда это и мне понятно. Только пользы от моего понимания и согласия ноль.

***

– Так с чего начнем следующий раунд? – едва успел произнести я, как страшнейшая боль скрутила меня в жгут, перехватила дыхание, выбросила все мысли из сознания.

Только не это! Мы не успели, я не успел! Господи, как обидно! Это была моя последняя мысль, потому что потом я элементарно потерял сознание – на этот раз он подцепил меня совершенно внезапно и отправил в глубокий нокаут.

Сколько времени я пребывал в небытие сказать сложно, просто в какой то момент мне показалось, что прямо под нос мне сунули ужасно грязные и вонючие носки с дыркой на пятке. Почему на пятке? Откуда мне знать – так почудилось моему спящему сознанию. Мне стало жутко обидно, и я очнулся.

Сквозь муть во взоре просвечивала женская фигурка с бутылкой в руке и какой-то тряпкой. Эвелина, опять пьет, не могла потерпеть, зараза! В моей голове шевелились вялые и серые мысли, я тупо всплывал из болота, в котором меня утопили по самое дно.

– Эй, очнись, не помирай! Я даже не знаю, как тебя зовут, ну не помирай, пожалуйста, скажи как тебя зовут?

Господи, какая дура! Ну, какая разница, как меня зовут? Тебе от этого лучше станет, если я скажу, что меня зовут… Кстати, а как меня зовут? Эй, эге-гей, вы там, что с ума посходили? А ну-ка верните мне имя, сволочи!

Я с трудом вытолкнул из горла комок слизи, тяжело откашлялся, и сипло вдохнул воздух, пропитанный странным неприятным запахом.

– Кх-а-а-кх меня кх-зовут-кх? – с трудом выдохнул я. – Рваз… развра… блин, раз-ре-шшшитте, поцеловать ручку, мадам? – пьяно тараща глаза, шатнулся я в сторону Эвелины, присевшей рядом со мной на кровать.

Она недоуменно посмотрела на меня. А что, скажите, я могу сделать, если меня и-и-ик… напоили и соблазнили, да еще мотают перед носом короткой юбкой. Я попытался оторвать свою руку от уютного и теплого бедра Эвелины, но мне это не удалось. В чем дело, рука, я отдал приказ – подняться и похлопать ее по щечке, прыс… прыл… при-л-л-аскать мою и-и-к к-к-ошечку. Рука игнорировала мои приказы, ей было хорошо и приятно ощущать тепло женской ножки. Вот же гадина, – сокрушался я мысленно, – я ее растил, понимаешь, кормил, поил, а она развлекается.

Я сидел и хлопал глазами, как пьяный идиот. А кем я должен быть после поллитры водки, зайчиком-попрыгайчиком?

– Эй, на корабле, у тебя все в порядке? Ты соображать уже можешь? – встревожилась Эвелина и попыталась снова сунуть мне под нос вонючую тряпку.

– Сеня, меня зовут Сеня! – просипел я, понемногу приходя в себя, – И убери это от моего носа, где ты нашла эту мерзость?

Боже, что за гадость? Меня чуть не вывернуло наизнанку. Зато я сразу вспомнил свое имя.

– Это не мерзость, это нашатырный спирт, к твоему сведению! – еще больше радуясь, сообщила Эвелина, – Ты был такой пьяный, а я читала, что нашатырь может отрезвить, только я не читала как именно!

– Когда же я успел напиться, ничего не помню?

– А ты и не успел, это я тебя накачала, когда с тобой началось это. Я в кино видела. Там припадочный один упал и давай биться, а лекарств никаких нет и докторов тоже. Тогда ему водки влили в рот, и он в себя пришел, в смысле успокоился. А я в тебя полбутылки водки с перцем влила. Ты сперва чуть не задохнулся, а потом быстренько так все проглотил. Можно было бы и больше, но у меня всего полбутылки было! – она радостно тараторила, вытирая ладошками сопли и слезы со счастливого лица.

– И что было потом? – мне стало даже интересно.

– Ты сразу уснул, как младенец. Только дышать стал все реже и реже. Я… подумала… – ее губы дрогнули, – что ты умираешь, и схватила первое, что пришло в голову… и ты очнулся, – она снова шмыгнула носом.

– Ты молодец, боец Эвелина, награждаю тебя орденом… за сообразительность высшей степени, гип-гип-ура. Иди ко мне, я тебя поцелую!

Я поцеловал ее с огромным удовольствием. Никогда раньше не знал, что женские губы могут быть такими вкусными, такими притягательными и волнующими, что в них скрывается столько мягкости и силы. Она вложила в этот поцелуй такую страсть, что можно было оживить сотню полуживых любовников, а не только одного меня. Дай ей бог крепкого здоровья и долгих лет жизни.

Эй, волшебница, не перестарайся, а то снова задушишь едва ожившего! Я как мог деликатно высвободился из ее объятий и прислушался к своему состоянию. Трезвым меня назвать было сложно, еще бы – полбутылки водки на пустой желудок, да еще не пившему лет тридцать молодому организму. Организм от алкоголя с нашатырем находился в некотором пограничном состоянии. С одной стороны алкоголь доводил до рвотного уровня, с другой нашатырь светил в мозги зенитным прожектором.

Они бились меж собой, а меня мотыляло то в одну, то в другую сторону. Больше всего в эту минуту меня волновали не судьбы мира или нашей базы, а опасение, что меня вырвет прямо здесь в чистой спаленке Эвелины. Все-таки я герой-любовник, елы-палы, негоже мне валяться в собственных полупереваренных обедах. От позора меня спасала только звенящая пустота в желудке.

Как не крути, а в этот раз она меня выдернула, можно сказать, с того света. Ай да девка, ай да сила! Без великих затей и изысканий, старым дедовским способом – не можешь болезнь излечить, тогда забудь о ней! Залей ее вином крепким, задури травой-горькой.

– Это, конечно, классный способ защиты, но я так быстро сопьюсь, согласись!

Эвелина кивнула головой, как китайский болванчик. Перед лицом отступившей опасности она, похоже, готова была согласиться абсолютно со всем, что я говорю. Сейчас она была просто женщиной, которая только что чуть не потеряла своего мужика. Не мужа, а именно мужика, в дедовских понятиях этого слова. Связанного с ее сердцем не бумажкой и печатью, а узами страсти и любви. Хотя о любви может еще рановато говорить, но кто знает, может, это я опаздываю со своими прогнозами.

– Давай прикинем, какие опасности нас еще поджидают, когда я протрезвею. Во-первых…

– А ты можешь в себя заглянуть? – неожиданно прервала она мое рассуждение.

– В смысле? Я как бы и есть сам в себе, чего мне в себя заглядывать?

– Нет, не так, заглянуть как в чужого, со стороны?

– Никогда не пробовал. Не было необходимости, знаешь ли, – произнес я задумчиво, стараясь представить, как это могло бы происходить.

– Ты говорил, что вы научились шагать через сознания, используя их воспоминания, как основу для следующей синхронизации, – наталкивала она меня на мысль.

– И…?

– Господи, и этот человек должен спасти мир! Ты шагаешь в меня, потом через меня прыгаешь в себя – что тут непонятного? – она постучала меня согнутым пальцем по голове, – Мда-а-а, звук то деревянный!

– Понял, понял, – восхитился я простоте ее решения и тотчас же сделал предложенное.

Прыжок произошел моментально, я даже не ощутил, как сознание Эвелины промелькнуло мимо и я выскочил в собственной голове. Вау-у-у-у, вот это бурелом, а казалось, что я в полном порядке. Полезно все-таки взглянуть на себя со стороны. О базисах речи вообще не шло, разноцветные ошметки выплесков метались по сознанию, виляя жгутиками. В их движениях можно было угадать некое стремление к слиянию, объединению, попытка вновь стать единым и могучим. Но алкоголь напрочь сбивает их попытки целенаправленного движения. В сознании нет ни одной прямой дороги, какое-то королевство кривых зеркал.

– Ух ты! Вот это красота! И ты все это умеешь? – восхищенно выдохнула Эвелина.

– Что это? Ты о чем? – машинально спросил я, не отвлекаясь от ревизии собственных мозгов.

– Знаешь, я тебе, конечно, верила. Про все эти твои возможности и прочее, но как-то не до конца, как в сказку. А сейчас вижу сама, как это здорово. Р-р-раз и ты в чужой голове – любуйся картинками, читай как книжку, наслаждайся чужими секретами. Только, извини, у тебя тут как на помойке после бури.

– Стоп! Ты что сейчас вломилась в мою башку? – разозлился я, и тотчас же выскочил из цепочки синхронизаций. Одно дело, когда я сам в чужие мысли внедряюсь и совсем другое, когда кто-то копается в моих собственных мыслях.

– Получается, что так! Только я не сама, я же не умею! – она смешно округлила глаза.

– Странно! Давай еще разочек попробуем, если опять нырнешь в меня, то кивни головой.