Текст книги "Ангелы террора"

– Поверьте, Софья Аркадьевна, в этом нет ничего чудесного, это что-то вроде переселения душ, только вместе с телом. Как это происходит, я и сам не знаю, но наука в мое время достигла многого, и это одно из ее чудес.

– Но все-таки, для меня это очень странно…

– Я вас понимаю, но думаю, что вы уже привыкли к электричеству, телефону и не считаете эти полезные изобретения чудом, хотя и не знаете, почему они действуют.

Софья Аркадьевна задумалась, а потом, просветлев лицом, подтвердила мою трактовку неизведанного:

– Действительно, и паровоз, и фотография, и фонограф…

– Абсолютно справедливо. Так вот, мое появление здесь – тоже одно из непонятных чудес науки.

– Это, правда, похоже на чудо, думаю, когда я расскажу своим знакомым, что встретилась с собственным правнуком, мне никто не поверит…

– Об этом, Софи, никому нельзя говорить, тем более твоим приятельницам, – вмешался в разговор Александр Иванович. – Эта наша семейная тайна.

– Но мне-то вы расскажете, как живут в будущем? Это так любопытно.

– Расскажу, – пообещал я, – как сумею… Однако, сразу же начать рассказ мне не удалось, в комнату вошла моя давешняя революционная подружка.

– Простите, я не знала, что вы здесь, – сказала она. – Я ищу рара…

– Вы, кажется, уже встречались, – светски непринужденно произнес Александр Иванович. – Наташа, это наш гость Алексей Григорьевич…

– Да? – излишне горячо откликнулась эмансипированная дочь. – Я знаю этого господина как Василия Терентьевича.

– Тимофеевича, – поправил я девушку. – Извините за невольный обман, мне пришлось воспользоваться чужими документами…

Революционерку такое признание, кажется, обрадовало. У нее появился «коллега» по правонарушениям, и на меня она взглянула мягче, чем раньше. Генерал же, смущенно откашлявшись, продолжил представлять меня дочери:

– Наташа, мы с maman не хотели тебя волновать, но дело в том, что Алексей Григорьевич – наш близкий родственник.

– Очень любопытно, – резко откликнулась агрессивная барышня, впрочем, безо всякого интереса в голосе. – И кем же он нам приходится?

– Вам, скорее всего, я прихожусь двоюродным правнуком, – по возможности вежливо ответил я. Меня начинала раздражать эта непокорная девица.

– Кем? – только и сумела переспросить Наталья Александровна, вытаращив на меня глаза.

– Дело в том, Наташа, – мягко вмешался чадотерпимый отец, – что Алексей Григорьевич прибыл к нам из будущего. Мы еще не выяснили степени родства, но он, скорее всего, прямой потомок Миши или Саши.

– Кого, кого?

– Да, mon cher, он правнук кого-то из твоих братьев. Судя по фамилии Алексея Григорьевича, он наш потомок по мужской линии…

– Но ведь Миша и Саша еще совсем дети! – удивилась девушка.

– Простите, Наталья Александровна, если не секрет, в каком году вы родились? – спросил я.

– Никакого секрета здесь нет, я не кисейная барышня, чтобы скрывать свой возраст, мне уже двадцать два года.

– Значит, вы родились в 1878 году, а я ста тридцатью с лишним годами позже, так что вы на много лет старше меня. За это время, я думаю, и Саша, и Миша успели повзрослеть.

– Рара, а вы уверены, что этот человек в своем уме и говорит правду? – не глядя на меня, сердито спросила Наталья Александровна.

– Натали, как ты можешь, что за моветон! – вмешалась Софья Аркадьевна. – Рара всегда уверен в том, что говорит!

– Да, Наташа, мы с Алексеем Григорьевичем объяснились и вполне удовлетворены друг другом. О том, что Алексей Григорьевич… существует и может навестить нас, я узнал еще от своего деда.

– Но, рара, вы никогда ничего подобного не рассказывали, я не представляю…

– К тому же тебе следует знать, – перебил дочь Александр Иванович, – что это наше имение куплено моим прадедом на деньги, полученные им от Алексея Григорьевича, так что он здесь у нас не столько гость, сколько хозяин.

– Это правда, Василий, извините, Алексей Григорьевич? Значит, вы не филер?

– Нет, я не филер.

– Извините, рара, можно, я еще спрошу? Алексей Григорьевич, если вы гость из будущего, ответьте, революция в России будет?

– Будет, – подтвердил я.

– Она победит, или ее зальют кровью невинных?!

– Натали, как ты можешь такое спрашивать! – опять вмешалась в разговор бдительная Софья Аркадьевна.

– Победит, – успокоил я революционерку, – и очень скоро, ровно через семнадцать лет.

Родители смутились и с вопросительной тревогой посмотрели на меня, пытаясь понять, шучу я или говорю серьезно. Только дочь поверила мне с первого слова.

– Ура! – закричала она. – Я знала, я предчувствовала! Сбудутся вековые чаянья народа! «Оковы рухнут, и свобода вас встретит радостно у входа, и братья меч вам отдадут!»

Я ее радости не разделил:

– Возможно, – продолжил я, – только лично вам я бы посоветовал к этому времени уехать из России.

– Почему?

– Потому что иначе вас расстреляют, как дворянку и дочь генерала. Как и всех ваших близких.

– Но позвольте, за что? – удивленно спросил Александр Иванович.

– За то, что вы пили народную кровь.

– Но я не пил ничьей крови, – запротестовал Александр Иванович, – напротив, всеми силами служил Отечеству! А Наташа, к тому же, увлечена этой глупой революционной борьбой!

– По мнению революционеров, вы служите не Отечеству, а кровавому царскому режиму, а Наталья Александровна, сколько я могу судить, революционерка-народница. Победит же другая революционная партия, которая уничтожит сначала всех конкурентов, а потом и своих активных членов.

– А народ, народ будет счастлив? – дрогнувшим голосом спросила Наталья.

– Да, будет, но не весь народ, а та его часть, которая не погибнет во время гражданской войны, не умрет от голода, выживет в лагерях, то есть на каторге. Лагеря – это будет такой вид каторжных работ для миллионов революционных рабов, – пояснил я ожидающие их перспективы.

– Значит, все-таки кто-то станет счастлив, – упрямо сказала революционерка.

– Да, те, кто научится беззаветно и преданно любить ставших вельможами бывших революционеров, эта часть народа будет счастлива.

– Но то, что вы говорите, совершенно немыслимо! – твердо сказал действительный статский советник. – В России такое просто невозможно.

– Ну, почему же, – хладнокровно парировал я. – У нас, к сожалению, возможно все. Позвольте привести вам простой пример из жизни?

– Извольте.

– Наталья Александровна, как вы попали к Еремею?

– Мы с ним немного знакомы, – недоумевая, к чему я клоню, ответила девушка. – Он у нас здесь бывал, и когда я решила посвятить себя просвещению и уйти в народ, я обратилась к нему с просьбой об убежище.

– Бесплатно?

– Нет, конечно, я ему заплатила за постой и еду.

– А, вы, Александр Иванович, от кого узнали, где искать дочь?

– Да-с, – смутился генерал, – от того же Еремея и тоже не даром…

– Вот и представьте, что этот Еремей после победы революции, как представитель народа, станет губернатором, что он предпримет?

– Как это возможно? – запротестовал Александр Иванович. – Он едва знает грамоту!

– Да, но когда падет царский режим и с ним все старое чиновничество, кто встанет на ваши места? Наиболее безнравственные и предприимчивые люди, вроде этого вашего слуги двух господ.

– Но ведь существуют же какие-то принципы! Как может существовать государство без правильного управления? Существуют определенные правила и законы…

– Думаю, что не для Еремея, – перебил я. – Они для него непонятная барская химера. Вот вы где служите?

– Я служу по министерству финансов, то есть служил. Я сейчас в бессрочном отпуске… по… по выяснении некоторых порочащих меня фактов, – не очень уверенно ответил хозяин.

– Вы под следствием? – самостоятельно догадался я.

– Не то, что бы под следствием, – неохотно ответил генерал, – но по моему поводу проводится расследование.

– Вас обвиняют в воровстве? – прямо спросил я.

Софья Аркадьевна вспыхнула и попыталась что-то сказать, но муж жестом ее остановил и ответил:

– Да, меня обвиняют в финансовых злоупотреблениях.

– Теперь позвольте мне это прокомментировать. То, что вы не присвоили себе мои деньги, о которых, кроме вас, никто не знал…

– Алекс, о каких деньгах идет речь? – вмешалась в разговор Софья Аркадьевна.

– О довольно больших, – ответил я за генерала и продолжил. – К тому же, если оценить обстановку вашего дома, можно предположить, что вы не очень богатый человек, следовательно, обвинения против вас, мягко говоря, надуманные.

– Алекс стал жертвой интриг, – опять не удержалась Софья Аркадьевна, а сама жертва только согласно кивнула.

– Интриг какого рода? – уточнил я. – К вам кто-то испытывает личную неприязнь?

– Я помешал незаконному перемещению больших сумм в связи с войной в Китае.

– И вас тогда подставили?

– Что со мной сделали? – не понял Александр Иванович.

– Подставили, – повторил я. – Так в наше время говорят о фабрикации ложных обвинений против неугодного человека.

– Очень точное и образное выражение, – похвалил генерал. – Действительно, меня, как вы говорите, подставили.

– Так вот, теперь возникает вопрос, кто более успешен и защищен: интриган, который вас «подставил», или вы. И чьи интересы вы своей принципиальностью ущемили. Император Николай, сколько я помню из истории, правитель плохой, он подвержен влиянию свиты и близких людей. Поэтому как ему ваше дело преподнесут, так он его и решит.

– А у вас в будущем все, конечно, по-другому?! – не найдя, как защитить своего царя, бросился в нападение Александр Иванович.

– Увы, нет. К сожалению, у нас все еще хуже, чем у вас. В мое время к большой власти приходят исключительно жулики и интриганы.

– Вы так в этом уверены? – не поверил он.

– Почти наверняка, судя по тому, что делается у нас в стране. Те, кто у власти, воруют практически все, а тех, кто не хочет или не может, подставляют и убирают. Могу вас научить еще одному яркому, образному слову: «откат». Это когда вы что-то по службе разрешаете только после того, как лично вам возвращают часть казенных средств. То есть вам их «откатывают» назад.

– Но это же прямое воровство и казнокрадство!

– Вот за противодействие этому вас и отстранили от службы.

– То, что случилось со мной, единичный и редкий случай, в котором, я надеюсь, министр финансов справедливо разберется. То же, что вы говорите о казнокрадстве, чудовищно!

– Блажен, кто верует… А все это результат святой деятельности Натальи Александровны и интриг вашего обидчика. Одни воруют, другие раскачивают государственность, а чубы трещат у всех, кто не имеет ни к борьбе, ни к воровству никакого отношения.

– Выходит, в будущем нас ждет только плохое?

– Почему же, люди живут, как и жили, во все времена: приспосабливаются, ловчат, мошенничают, работают, любят, ненавидят, растят детей. К тому же техника значительно облегчает существование и делает жизнь более комфортабельной. В наше время в Америку на аэроплане можно долететь за несколько часов, у многих людей есть собственные автомобили, на которых можно ездить со скоростью сто, а то и двести верст в час…

– Извините, я не понял, на чем можно долететь до Америки? – спросил Александр Иванович.

– А разве вы еще не знаете про аэропланы (то, что слово «самолет» появилось значительно позже, я помнил)? Вы слышали о летательном снаряде адмирала Можайского? О летательном аппарате братьев Райт?

– Можайского я знал лично, но он уже умер. Хотя, действительно, что-то о его снаряде в свое время писали в газетах, а что это за братья? Как вы их назвали, Рай?

– Райт. Это двое американцев, которые первыми сумели поднять в воздух летательный аппарат тяжелее воздуха, его назовут аэропланом. Я думал, что они уже прославились.

– А что в этом удивительного? На воздушных шарах, аэростатах и дирижаблях летают уже лет пятьдесят.

– Аэроплан нечто другое, он, как я сказал, тяжелее воздуха и летает не за счет легких газов, а при помощи двигателя, пропеллеров и крыльев. Так вот за сто лет эти летательные аппараты так усовершенствовали, что на них одновременно может лететь несколько сот человек.

– Что вы говорите! – воскликнула Софья Аркадьевна. – И в Петербург они летают или только в Америку?

– Везде летают, от Москвы до Петербурга аэроплан летит около часа, а до Парижа часа три. Я же говорил, что техника значительно облегчила людям жизнь. В наше время в больших города больше нет дров и печей, жилища обогреваются горячей водой или электричеством, почти везде на земле есть электрический свет, и у нас появилась масса всяких удобств. Жаль только, что от этого всего этого у людей не прибавилось счастья.

– А народ, каков в ваше время народ, – опять взялась за свое революционерка. – Ну, те люди, что выжили после войн.

– Народ как народ, «ленивый и равнодушный», как и во времена Пушкина. А вот грамоте бывшие революционеры научили всех. Тут мечта Натальи Александровны полностью сбылась. До последних лет у нас для всех детей было обязательным среднее десятилетнее образование.

– А теперь не обязательно? – тут же спросил генерал.

– Сейчас в России ничего не обязательно, у нас, наконец, победила контрреволюция, бывшие товарищи стали новыми господами, и настали новые смутные времена. Правда, без былой большой крови и эпидемий.

– Да, – задумчиво сказал Александр Иванович, – все, что вы говорите, так чудовищно и непонятно, что я даже не могу представить эту вашу новую Россию.

Глава 3

Барин, можноть войти, – раздался чей-то знакомый голос, и в кабинет без приглашения вошел слуга по имени Тихон, с которым я имел удовольствие быть знакомым ровно сто один год назад. За то время, что мы не виделись, он не очень изменился, только что сделал другую прическу, смазал волосы лампадным маслом и расчесал их на прямой пробор. У него была все та же полупьяная, наглая, с брезгливым выражением рожа. Я от удивления даже оторопел. Получалось, что не один я такой редкий «уникум», болтающийся по эпохам, есть и другие.

– Что вам, Максим? – повернулся в его сторону Александр Иванович.

Я с облегчением вздохнул – встретить через столько лет не изменившегося человека было для меня большой неожиданностью.

– Так что, тама варнаков привезли, мужики спрашивают, что с ими делать.

– Каких варнаков? – удивленно переспросил хозяин.

– А кто их знает каких, по всему видать, китайских, – равнодушно ответствовал слуга.

– Ничего не понимаю, ты можешь яснее выражаться?

– А чего здесь понимать, – наглым тоном, начиная раздражаться, ответил Максим. – Варнаки они и есть варнаки, хоть китайские, хоть какие. Мужики интересуются, в сарай их сажать или станового подождать?

– Извините, я пойду разберусь, кого там все-таки привезли, – извиняющимся голосом сказал подследственный либерал и вышел вслед за Максимом из комнаты.

– А что такое «варнаки» ? – риторически поинтересовалась Софья Аркадьевна.

– Варнак – значит разбойник, – объяснил я.

– Этого еще нам только не хватало, – не совсем тактично сказала хозяйка. – Идемте, посмотрим, что там случилось.

Мы с Натальей Александровной отправились вслед за маменькой в залу и подошли к окнам выходящим во двор. Не знаю, как на обитателей поместья, а на меня открывшееся зрелище произвело большое впечатление, Во дворе стояла обычная крестьянская телега, в которой связанными по рукам и ногам лежали Гутмахер и Ольга Дубова. Рядом, сняв шапки, стояли трое крестьян и что-то оживленно рассказывали Александру Ивановичу.

– Погодите, я сейчас! – нервно сказал я дамам и выскочил на крыльцо.

– Вы что, подлецы, наделали! – закричал я на крестьян. – Немедленно развязать!

Мое неожиданное появление смутило не только мужиков, но и хозяина, он от удивления даже дернул плечом, но потом все-таки нашелся:

– Действительно, братцы, вы это, того, развяжите, как можно…

– Так мы, барин, ничего, мы как их споймали, так Иван и говорит, давайте, мол, его превосходительству свезем, а так мы ничего…

– Хорошенькое дело «ничего», да вы их убили! – опять закричал я на крестьян.

Меня испугал Гутмахер, лежавший словно мертвый, Ольга была жива, но молчала и испугано таращила на меня глаза.

– А ну, развязать! – снова приказал я и сам начал помогать распутывать мочальные веревки.

– Так мы, вашблародь, хотели как лучше, вона и Максимка говорит, что оне какие-то кикайцы, – начал оправдываться второй мужик.

– Легче, придурок! – ругнулась на неловкое движение одного из крестьян ожившая Ольга. – Мало того, что напали как бандиты, еще и везли как картошку!

Судя по тому, как Дубова сбрасывала с себя остатки пут, она была зла, но в относительном порядке, а вот Аарон Моисеевич лежал молча и не подавал признаков жизни.

– Софья Аркадьевна, – безо всяких церемоний закричал я вышедшей на крыльцо хозяйке. – Здесь раненый, покажите, куда его можно отнести, и прикажите принести какое-нибудь покрывало или ковер.

Софья Аркадьевна что-то сказала выбежавшей вслед за нами на крики горничной, а сама спустилась во двор. Пока она подходила, я проверил у Гутмахера пульс. Он был без сознания, но, слава богу, жив.

– А кто это? – робко поинтересовалась хозяйка, видя мое волнение.

– Мои друзья, из нашего времени, – кратко ответил я. – Оля, что случилось?

– Да вот эти вахлаки на нас напали! – возмущенно сообщила девушка. – Набросились, как бандиты!

Дубова возмущенно тряхнула головой и разметала по плечам волосы. Крестьяне, как завороженные, уставились на нее.

– Никак баба?! – то ли испуганно, то ли восторженно произнес один из них, с удивлением рассматривая одетую в куртку и джинсы девушку.

– Точно баба, – оторопело подтвердил другой. – А мы-то думали варнаки или, – он с надеждой оглянулся на слугу Максима, брезгливо наблюдавшего за всем этим переполохом, и старательно произнес слышанное от того слово, – кикайцы.

Я не стал объясняться с деревенщиной, тем более, что к нам уже спешила кормившая меня завтраком горничная с гобеленом. Я вырвал у нее из рук полотно, расстелил его на дне телеги рядом с Гутмахером. По моей команде мы с крестьянами переложили ученого на материю.

– Берите за концы, – приказал я смущенным помощникам. – Подняли!

Аарон Моисеевич, пока мы несли его в дом, так и не пришел в себя. Судя по фингалам на лице, прежде чем взять в плен, крестьяне его сильно побили. Мы внесли его в комнату на первом этаже и осторожно переложили на широкий диван.

– Я сейчас пошлю за доктором, – взволнованно предложил Александр Иванович, растерявшийся от такого напора событий.

– Пока не нужно, – остановил я его, – попробую сам разобраться. Лучше распорядитесь, чтобы все вышли из комнаты, а вы, – строго приказал я мужикам, – чтобы не болтали лишнего!

Мужики согласно закивали головами.

– Да, да, конечно, никому ничего не говорите, – поддержал меня генерал. – Сейчас вам дадут на водку.

– Арик, что эти гады с тобой сделали! – вдруг вмешала в общий ор визгливый крик Ольга. – Куда они подевали наши вещи! – дополнила она вопль души меркантильными счетами.

– Все, вашство, в целости, вы не сумлевайтесь, – ответил один из мужиков. – Нечто мы без понятия, на тати какие…

– Да, в целости! А где, я тебя спрашиваю, мой чемодан! – уперла руки в бока Ольга.

– А ну все вон отсюда! – закричал я на распоясавшуюся компанию, выгоняя лишний народ из комнаты.

Гутмахер, между тем, неподвижно лежал на диване, не подавая признаков жизни. Я еще раз проверил у него пульс, вытянул над ним руки и начал сосредотачиваться.

За то время, что я не занимался экстрасенсорной практикой, кое-какие нюансы состояния больного я перестал чувствовать, но, в общем, навыки к лечению у меня сохранились. Судя по ощущениям, ничего страшного с Аароном Моисеевичем не произошло, во всяком случае, серьезных травм у него не было.

Я закрыл глаза и сосредоточил все внимания на ладонях. Через минуту меня начало трясти и, когда прошел пик нервного возбуждения, навалилась обычная после сеанса слабость. Я расслабился, немного отдохнул, а потом вновь сконцентрировал на руки всю свою нервную энергию. Напряжение сделалось непереносимым, и я начал терять чувство реальности. Вывел меня из транса голос Гутмахера:

– Алексей, это вы? Что со мной? Слава богу…

Я расслабился, несколько секунд отдыхал, и только тогда, когда нервное напряжение прошло, открыл глаза. Аарон Моисеевич лежал все в той же позе, но вполне осмысленно смотрел на меня.

– Что у вас болит? – спросил я, преодолевая подступившую к горлу тошноту.

– Голова, – членораздельно ответил больной. – Меня, кажется, стукнули чем-то тяжелым по голове.

– Закройте глаза и ни о чем не. думайте, – распорядился я и как бы обхватил его голову руками в сантиметре от волос.

Теперь мне было не так трудно. С головой у Аарона Моисеевича, за исключением здоровенной шишки, все было в порядке. Однако, вскоре силы опять меня оставили. Тогда я сел на диван рядом с больным и спросил:

– Как вы теперь?

– Прекрасно! – ответил Гутмахер своим прежним, напористым голосом. – Как это я раньше не додумался измерить ваше биополе! Что, собственно, произошло, и где Олюшка?

– Это я должен вас спросить, что произошло, как вы сюда попали?

– Что с Олюшкой? – повторил престарелый влюбленный.

– Она в соседней комнате, отбирает у мужиков свой чемодан. Так что, все-таки, с вами случилось?

– Собственно, ничего особенного, наша обычная российская безалаберность. Милиционеры нечаянно подожгли дом и нам, чтобы не сгореть, пришлось переместиться следом за вами.

– То есть как подожгли?

– Ну, как обычно бывает, не соразмерили силы, немного перепили и устроили сначала драку, а потом пожар.

– А вы куда смотрели? Вы же могли ими управлять?

– Что делать, – миролюбиво ответил Гутмахер, – в тот момент, был занят…

– Что значит, занят! Вам поджигают дом, а у вас нет времени это предотвратить!

– Вы зря возмущаетесь, Алексей, у каждого человека бывают такие возвышенные, интимные моменты…

– Все понятно, – перебил я. – У вас с Ольгой начался медовый месяц…

– Только давайте без пошлых намеков…

– Давайте, – согласился я, – заодно придумаем, что нам теперь делать. Если ваш дом сгорел, то как мы вернемся назад?

– Об этом я подумать не успел, все так быстро произошло, а потом на нас напали эти смешные крестьяне… Впрочем, выход всегда можно найти, что-нибудь придумаем… А где мы, собственно, находимся?

– К счастью, у моих предков, иначе…

– Да, я уже понял, что к чужой культуре без посторонней помощи сложно приспособиться, – легкомысленно произнес профессор и потер ушибленное место. – Надеюсь, ваши родственники приличные люди?

– Сейчас я вас с ними познакомлю. Вы уже можете встать, или вам лучше полежать?

– Попробую, – смиренно произнес Гутмахер и без большого усилия поднялся с дивана. – Кажется, со мной ничего страшного не произошло, хотя тело и побаливает.

– Когда вы посмотритесь в зеркало, вам так не покажется, – мстительно пообещал я.

Действительно, мужики так отделали предполагаемого китайца, что ему вряд ли скоро представится возможность начать нравиться девушкам.

– Вас, кстати, приняли за китайца..

– Почему?

– Понятия не имею, сейчас начнем разбираться. В этот момент в двери деликатно постучали, и послышался голос хозяина:

– Алексей Григорьевич, вам ничего не нужно, может быть, все-таки послать за доктором?

– Входите, Александр Иванович, я уже кончил.

Генерал не заставил себя просить дважды и тут же появился на пороге. Вид воспрянувшего к жизни Гутмахера его заметно успокоил. Вместе с тем в его глазах светилось любопытство, колоритный Аарон Моисеевич Александра Ивановича явно заинтриговал.

Я замешкался представить их друг другу, и хозяин взял инициативу на себя:

– Позвольте отрекомендоваться, Крылов Александр Иванович, предок… то есть, я хотел сказать, старший родственник Алексея Григорьевича.

Гутмахер так же церемонно назвал себя. Углубляться в перечисление должностей и накопленных за жизнь регалий они не стали.

– Все мы очень обеспокоены вашим здоровьем, надеюсь, мужички не причинили вам больших неудобств? – изысканно вежливо спросил хозяин.

– Какие там неудобства! – заразительно засмеялся Гутмахер. – Только слегка проломили голову.

– Я надеюсь, вы их правильно поймете и не будете в большой претензии, народ у нас еще темный, а вы так оригинально одеты, да еще волосы собраны в пучок, вот они по простоте душевной, видимо, и решили, что вы китаец.

– А почему именно китаец? – спросил я. – Откуда вообще крестьяне про китайцев знают?

– Сам удивляюсь, может быть, в Москве китайцев с косичками видели. Возможно, о них ходят слухи в связи с военными действиями в Поднебесной империи.

– А мы разве с Китам когда-нибудь воевали? – удивился я второй раз, услышав о неведомой мне войне.

– Там не вполне война, в Китае сейчас идет междоусобица, и в ней участвуют европейские страны и Россия.

– Что-нибудь делят? – поинтересовался Аарон Моисеевич.

– Как всегда, влияние. Притом Россия строит Китайско-Восточную железную дорогу, а в стране идет война между разными наследниками династии Цинь, которые пытаются втянуть европейцев в свои отношения.

Как часто бывает у нас в стране, разговор из частного грозил перерасти в политическую дискуссию, но этому помешала без стука влетевшая в комнату Ольга.

– Арик, Леша, чего вы здесь застряли, мы же волнуемся! Ну, хулиганье, как они тебя отделали! Пойдемте скорее, вас ждут Софья Аркадьевна и Наташа. Александр Иванович, у вас дочка просто отпадная, просто – суперовская, она мне уже все и про революцию рассказала, и про тяжелую судьбу народа! Я от нее просто тащусь!

Судя по выражению лица, генерал из того, что сказала ему Ольга, кроме упоминания о революции, ничего не понял и натянуто улыбнулся:

– Да, Наташа очень увлечена общественным благом. Вы этим тоже интересуетесь?

– Нет, мне по фигу, – призналась Ольга, – у меня и без того своих проблем хватает. Правда, Арик?

«Арик» вместо того, чтобы устыдиться приземленности своей молодой возлюбленной, счастливо улыбнулся и согласился:

– Конечно, конечно, Олюшка.

Действительный статский советник посмотрел на гостей странным взглядом и больше ничего не спросил. Мне сделалось неловко за представителей моего времени, но вмешиваться в разговор я не стал.

Обедали мои предки в небольшой столовой. Особых изысков в сервировке не было, но обставлено все было прилично и, как говорится, со вкусом. Мои ностальгические надежды на широкое, изобильное застолье восемнадцатого века не оправдались. Кухня была смешанная русско-французская, что, впрочем, имело свои вкусовые прелести.

Оля, впервые в жизни столкнувшись с полной сервировкой стола, не растерялась в избыточном количестве ножей, вилок, рюмок с фужерами и вела себя очень непосредственно. Единственно, кого коробили ее простецкие замашки, это революционерку-народницу. Когда перед обедом она очередной раз начала распинаться в своей любви к «простому народу», я порекомендовал Наталье Александровне присмотреться к его типичной представительнице, получившей не только среднее, но и незаконченное высшее образование, После этого революционерка слегка привяла и с повышенным вниманием слушала речения и суждения очаровательной «Олюшки» из народа.

Впрочем, в основном контакт поколений проходил доброжелательно. Генерал интересовался ближайшими историческими перспективами России. Софью Аркадьевну больше занимали семейные отношения в недалеком будущем и карьерные перспективы ее сыновей, которые учились в частной Поливановской гимназии на Пречистенке,

Мы с Гутмахером просвещали собравшихся на этот счет, а Ольга вносила в разговор элементы футуристической обреченности, которые пугали почтенную хозяйку.

После обеда дамы уединились в малой гостиной, а мы, мужчины, отправились курить сигары и пить кофей с ликером в диванную комнату. Аарон Моисеевич в барской обстановке чувствовал себя вполне комфортно и, пользуясь своей феноменальной памятью, довольно подробно пересказывал генералу исторические реалии начала двадцатого века.

Почти все из услышанного Александра Ивановича огорчало, особенно предстоящее поражение России в войне с Японией. Поначалу у него даже возникло желание как-то использовать полученную информацию и попытаться вмешаться в историю на стороне Отечества, но мы с Гутмахером довольно быстро сумели его убедить, что дело это совершенно бесперспективное, Когда начинают совершаться какие-нибудь значительные исторические события, в них задействуются многие силы и факторы, не подвластные воле одного человека, какое бы значительное место в социальной иерархии он не занимал.

– Но ведь можно попытаться объяснить все государю, как-никак, он имеет возможность влиять на внешнюю политику, – попытался найти контрдоводы генерал.

– А он вам поверит? Вы сможете его убедить? – не без насмешки поинтересовался я.

Александр Иванович подумал и удрученно махнул рукой.

– А вы знаете, что ваш прямой, непосредственный начальник граф Витте на днях получит из казны двести тысяч рублей в награду за успешные действия русских войск в Китае? – совершенно неожиданно спросил Гутмахер.

– С каких это пор Сергей Юльевич стал графом и про какие двести тысяч вы говорите? – не понял его действительный статский советник. – Тем более что в государственной казне сейчас шаром покати.

– А он разве не граф ? Даже я помню, что он граф, – вмешался я.

Гутмахер согласно кивнул:

– Про эти деньги я вспомнил случайно, где-то недавно читал. Такими суммами наградили генерала Куропаткина, Ламздорфа и Витте в самом конце девятисотого года.

– Ничего об этом не знаю, да и странно, Государь не очень жалует Куропаткина, хотя и вынужден был назначить его в позапрошлом году военным министром.

– А я, честно говоря, ни о каких Куропаткиных и Ламздорфах даже не слышал, – признался я. – Как и о войне в Китае.

– Ламздорф – наш министр иностранных дел, Куропаткин – военный министр, – машинально прокомментировал Александр Иванович. – Когда же Витте получит графский титул?

– Кажется, в то время, когда был, вернее сказать, будет, премьер-министром, – ответил Гутмахер.

– Он что, еще и премьер-министром станет! – поразился хозяин. – Ну, это уже ни в какие рамки…

– Так Витте вроде бы провел денежную реформу, укрепил рубль, – решил и я показать свою образованность.

– Сейчас у нас довольно часто поминают деятелей вашего времени, особенно его и Столыпина.

– Какого Столыпина?

– Петра Аркадьевича, – пояснил всезнающий Гутмахер. – Саратовского губернатора, в будущем премьера.

– Вообще-то род Столыпиных довольно известный, бабушка Лермонтова была урожденная Столыпина, но ни о каком Петре Аркадьевиче я не знаю. В Саратове сейчас совсем другой губернатор. Может быть, вы говорите о Гродненском предводителе дворянства? Про такого я слышал.

– Может быть, он еще не получил известность как выдающийся деятель, значит, у него еще все впереди, – успокоил я предка. – Вы не хотите присоединиться к дамам?

– Немного позже, мне еще кое-что хотелось бы узнать у Аарона Моисеевича, – сказал генерал.