Текст книги "На грани высоты и падения. Роман"

Отвечают:

– Вот ещё троих привезли, теперь уже тридцать девять.

Вопрос:

– А вам задание сколько, сорок два? Надо ещё троих!

Ответ:

– У нас ещё в деревне есть сын и отец: отец комбайнёр, а сын восемнадцати лет штурвальный, сейчас прямо поедем и с комбайна возьмём. А ещё одного здесь найдём, съездим попозже и привезём. Оказалось, что работали они по заданию и плану. И ничего не скрывали. Разговор вели в нашем присутствии, видимо, за людей нас уже не считали, а главное, ничего не боялись.

Пётр замолчал, поглядывая на остальных членов бригады. Видно было, что он сильно заволновался, отчего лицо его покрылось мелкими красными пятнышками.

Паузу заполнил Олег, сказав:

– Мрази, эти следователи, меня тоже били. Один, сидя, впереди допрашивал, а второй, такой здоровый мужик в форме, сзади за моей спиной дал мне со всего размаху такую оплеуху, что я, как сноп с вил, слетел, упав на пол. А потом пошло-поехало, времени счёт потерял. Чтобы прекратить побои и не остаться калекой, я подписал чистый лист бумаги, понимая, что на пустых строчках он напишет то, что ему нужно.

Пётр, успокоившись, стал продолжать свой рассказ:

– Вскоре, меня и ещё человек двадцать со мной привезли куда-то в лес, где я стал рабочим на строительстве нового посёлка. Дали инструмент – лопаты и тачки, топоры да пилы, знакомые мне с детства, и заставили строить дома. Жили под деревьями до тех пор, пока сами для себя не построили времянки. Было лето и тепло, но заедали мошки. Поначалу нормы не выполняли, поэтому пайка хлеба уменьшалась до трёхсот граммов плюс вода. Баланды переели столько, что даже привыкли к ней и на всю жизнь вкус запомнили. Потом меня назначили плотником, а ещё позже бригадиром, видно за хорошую работу. Арестованные мужики все были сибирские, вятские, уральские, нижегородские, сильные и работящие – просто молодцы. Четыре года трудились вместе, а когда посёлок построили, бригаду расформировали, Кто освободился, кого отправили ещё куда-то, а меня привезли в Красноярск.

Иван, чтобы не бередить души другими историями, предложил всем отойти ко сну, хотя видел по глазам, что и другим уже захотелось высвободить из своей души накопленные обиды.

На следующий день все были уже в лагере, и Иван докладывал главному специалисту о результатах их работы.

После окончания доклада тот попросил зайти его в кабинет начальника строительства.

– Почему его вызывал сам начальник строительства всего посёлка, которому тогда едва ли не подчинялся и сам лагерный начальник? – думал он.

Робко войдя в один из первых построенных деревянных бараков и открыв дверь приёмной, он увидел много людей. Сидевшая за столом женщина, по-видимому, секретарь, спросила:

– Вы кто?

Он назвал свою фамилию. Она попросила подождать, а сама вошла в кабинет. Через минуту возвратилась и попросила его зайти.

Иван открыл дверь. За круглым столом сидели двое мужчин, в одном из которых он узнал Енисея Петровича Красноярского.

Тот поднялся и сказал:

– Ну, здравствуйте, Иван. Вот мы и встретились снова, – и обнял его.

Иван был растроган, даже слеза выкатилась из его глаз.

Начальник строительства, Аркадий Григорьевич Андреев, тоже поздоровался с ним за руку, сказав:

– Каждый камень сам выбирает себе пару. Оставляю вас наедине. Я уезжаю по делам.

Когда они остались вместе, Енисей Петрович достал конверт и протянул его Ивану. На нём рукой Надежды Петровны, его мамы, было написан его красноярский адрес.

Иван сказал:

– Дорогой мой, Енисей Петрович, разве я думал тогда, на теплоходе, что вы выполните мою просьбу. Просто у меня не было другого выхода, поэтому я, не надеясь на успех, но, проникнувшись к вам уважением за то, что вы с большой любовью рассказывали о великой реке, о Сибири, попросил вас об одолжении. Тогда мои мысли были полностью солидарны с вашими. Мне хочется выразить вам благодарность и самое искреннее уважение.

Енисей сказал:

– Так читайте же скорее письмо от вашей мамы, а потом я всё расскажу, как мне удалось получить его.

Иван распечатал конверт, вытащил три листка бумаги. Исписанный маминым почерком был только средний лист, а другие два, сверху и снизу, оставались пустыми. Повернувшись вполоборота к Енисею, он стал читать.

«Дорогой мой сыночек, Ванечка! Глаза мои мокры от горя и бессилия, от того, что я не могу помочь тебе. Почти год не было от тебя известий. О чём только я не думала? У нас в Ленинграде ходят ужасные слухи о том, что многих арестованных расстреляли. Я верила, что ты жив. Плохие мысли я от себя отгоняла прочь. Ты жив, и это самое главное. Береги себя. Светлана также плачет и понять не может, что сделали с её мужем. Это же надо высоким властям так мучить людей. Папа Анатолия Дмитриевича не выдержал разлуки, он заболел и не поднимается с постели. Мама плачет, но держится, ухаживая за ним, она вместе со Светланой теперь стали моими самыми лучшими подругами.

Сыночек, Серёжа постоянно спрашивает, где ты? А что я ему скажу? Есть ещё одна печальная новость, но как тебе о ней сказать, не знаю: не стало Ростислава Викторовича. Не выдержало сердце. Прекрасный был человек. Твоя жена Маша с Ванечкой живёт в Златоусте. Видишь, в отсутствии тебя сколько новостей.

Скажи тому замечательному человеку, который принёс мне радостное известие о тебе, что он очень хороший. Есть на земле ещё такие люди.

Я работаю, убираю помещения в магазине рядом с домом. Ведь надо жить, одевать и обувать Серёжу, моего самого дорогого человечка. Живём скромно. Ванечка, напиши, где ты находишься? Ты наш, наш всегда, а мы, мама и сын Серёжа, всегда твои. Пиши нам. Целуем тебя».

Иван, прочитав письмо, с минуту сидел, словно отрешённый от настоящей жизни, и молча смотрел на окно барака.

Потом сознание вернулось к нему, и он произнёс:

– Мамочка… Моя дорогая мамочка… Сколько же ты перенесла страданий из – за своего сына. Только я остался таким же, как и был. Я очень тебя люблю.

Потом, повернувшись к Енисею, сказал:

– Мама у меня замечательная. Всю блокаду провела в Ленинграде и не потеряла мужества и самообладания. Отец погиб, а мама выжила ради меня и внука, моего сына Серёжи.

Енисей Петрович спокойно, так, чтобы не сбить настрой Ивана, спросил:

– Ваня, а сыну вашему сколько лет?

– Серёже первого октября будет двенадцать. Он у меня от первой жены Машеньки, погибшей в партизанском отряде. Я его очень люблю. Сейчас остался и без отца, с бабушкой живёт. Поверьте, Енисей Петрович, так сложились обстоятельства, что я всю войну служил в Челябинске на танковом заводе, а мама его погибла, когда ему было только полтора года. Это так трудно вспоминать.

– Да, понимаю. Иван. Это я написал о вас записку начальнику лагеря, узнав о вашем определении сюда. Моим хорошим другом является начальник стройки, он мой и сосед, живём рядом в Красноярске. Он каждый день ездит сюда на работу. Иногда может брать и меня. Поэтому, надеюсь, будем встречаться. А сейчас пишите письмо своей маме и сыну, о них мы ещё поговорим позже, – сказал он, подвинув к нему ручку с чернилами, лист чистой бумаги, добавив, что мешать не будет и вышел из кабинета.

Иван уселся за стол и начал писать.

«Здравствуй, моя дорогая, мамочка. Мой сыночек, Серёженька, здравствуй! Получил от вас письмо. Оно меня очень обрадовало», – написал он и задумался.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что в кабинете находится он один, заторопился, чтобы успеть написать самое главное.

«Скоро будет год, как я покинул вас, а это значит, что мне разрешат писать письма. О встречах пока говорить рано, потому что я нахожусь очень далеко от вас, где величественная природа и тысячекилометровые реки, правда, зимой очень холодно, но я не теряю силы духа, постоянно думаю о вас, – писал он.

Иван хотел было рассказать подробно о своей работе, но, зная, что его письмо могут проверить, написал следующее:

«Работаю я честно, надеюсь на то, что это сократит срок моего здесь пребывания. Постоянно вижу вас в своих снах. Очень жалко Ростислава Викторовича. Передавайте приветы Светлане и родителям Анатолия. Буду надеяться, что с ним всё будет хорошо. Мамочка, жди меня и надейся на лучшее, не беспокойся так обо мне, береги Серёжу. Целую Вас, ваш Иван».

Через полчаса пришёл Енисей Петрович. Он, взяв написанное Иваном письмо и письмо от Надежды Петровны, сказав, что в лагере их держать нельзя.

Потом они ещё почти целый час говорили о семье Ивана, о его прежней работе в геологическом институте, о Ленинграде.

Иван подробно рассказал о проделанной работе на линии будущей узкоколейки и о работоспособности членов его бригады. Чувствуя доброжелательное к нему расположение и понимая, что другого такого случая может и не представиться, он, выразив мнение членов бригады, сказал:

– Енисей Петрович, я благодарен вам за участие в моей судьбе, но у меня будет просьба. Попросите Аркадия Григорьевича не распускать нашу бригаду, а сохранить её, потому что вместе мы принесём гораздо больше пользы в строительстве будущего города.

Енисей Петрович пообещал сообщить об этом начальнику строительства.

Часа через два явился хозяин кабинета. Он был возбуждён и, сев за свой рабочий стол, в сердцах сказал:

– Покой нам только снится. Захотели спокойствия. Нам надо так много сделать. Ведь наша стройка необычная. Комбинат в скалах, новый город построить на необжитых местах, это не раз плюнуть. Народ прибывает, а поселить некуда. Медленно строятся дома.

А потом, обратившись к Енисею, произнёс:

– Понимаешь, столько нерешённых вопросов. А тут ещё вчера медведь завалил одного из рабочих. Что его подвигло одному пойти в тайгу, решил уединиться. Вот и результат. Пришлось дать наставление прорабу, не уберёг беднягу. Конечно, места здесь чудесные, но один на один быть с дикой природой – шутки плохи. Хотя до чего красиво, до чего просторно в тайге! Наш город будет очень красивым, хоть и жалко тайгу, но город нужно построить и как можно скорее. Сейчас нам надо подготовить условия для размещения первых строителей. Строим бараки. На лето установим палатки. В распоряжении строителей уже прибывают тридцать грузовиков и пятьдесят лошадей, для которых уже построили сараи. Вся наша стройка начинается с нуля. Нужно в кратчайший срок возвести важнейший промышленный объект и построить социалистический город. Он будет, конечно же, современным, никаких времянок, добротные каменные дома с водопроводом, канализацией и, возможно, и с горячей водой. Он должен быть красивым, улицы с покрытым асфальтом, создадим пруд-озеро. Да, планов-громадье! Рабочая сила есть. Прибывают военные, но многие из солдат не имеют строительных специальностей. Их будем обучать, для чего немедленно надо создавать учебные пункты. Постоянно прибывают и заключённые, среди которых всё больше специалистов, строителей. Они живут и содержатся в относительно хороших условиях. Кормят хорошо. Сегодня был там, так у бараков обнаружил бочку с горбушей. В реках рыбы много. Ешь-не хочу. Да и зарабатывают они неплохо. Хуже пока со строительными материалами. Страна ещё не оправилась от военной разрухи, поэтому будем ориентироваться и на собственные силы и ресурсы. Надо строить кирпичный завод, искать залежи песка, гравия. Будем строить дороги. Стройка набирает темп. Сейчас уже на строительстве занято несколько десятков тысяч человек. Вот такой размах!

А потом внимательно, словно испытывая, посмотрел на собеседников и произнёс:

– Вот таковы дела, мои дорогие, Иван и Енисей.

Иван, услышав известие о заработке заключённых, спросил:

– Аркадий Григорьевич, а все ли заключённые получают зарплату? Я спрашиваю об этом потому, что сейчас очень тяжело приходится моей маме в Ленинграде. Помочь ей, кроме меня, некому.

Начальник посмотрел на него, а потом с удивлением сказал:

– Вы из Ленинграда. Сколько дали и за что? Я лично проверю, почему вам об этом никто не сообщил. Да, зарплату получают все. Зайдите ко мне завтра утром после планёрки, я выясню подробности.

Иван ответил:

– Дали десять по пятьдесят восьмой, а вот за что, сам не знаю. Просто приехали ночью и забрали. Я ведь даже не член партии, но по просьбе друзей из Смольного принимал участие в организации ярмарки.

– Да, политика – жёсткая штука. Жду вас завтра, Иван, – сказал он и повернулся к Енисею Петровичу:

– Мой друг, нам пора уезжать.

Иван, удовлетворённый беседами и письмом от Надежды Петровны, попрощался и вышел из кабинета.

На следующий день утром он был уже в конторе, в ожидании окончания планёрки у начальника.

Вскоре секретарь пригласила его в кабинет, где за длинным столом ещё оставались люди, которым Аркадий Григорьевич отдавал разные распоряжения.

Иван сел на свободный стул и, когда в кабинете не осталось людей, на него было обращено внимание начальника.

– Здравствуйте, Иван. Сейчас разберёмся по вашему вопросу. Одну минуточку, – сказал он и куда-то позвонил.

Вскоре в кабинет вошёл пожилой человек в очках. Он сказал:

– Вызывали?

– Да.

И, обращаясь к Ивану, представил его:

– Владимир Николаевич, наш главный финансист.

А потом, обратившись к нему, дал указания:

– Пожалуйста, предоставьте мне все сведения по зарплате Шишкова Ивана. Сейчас.

– Хорошо, – ответил тот и вышел.

Аркадий Григорьевич продолжил:

– Енисей Петрович мне говорил о вашей просьбе сохранить вашу бригаду. Ну что ж, сохраним. Только укрупним её. Добавим вам ленинградцев, прибывших с вами с севера. Согласны?

– Да, конечно, – сказал Иван.

– Тогда мы даём вам право вместе с начальником лагеря подобрать кандидатуры для включения их в бригаду. Он уже об этом знает. Зайдите к нему сегодня и возьмите список.

Он спросил также о причине его ареста, и Иван рассказал обо всём, что произошло в Ленинграде, о его участии в оптовой ярмарке, о ленинградских друзьях, которые были осуждены вместе с ним, о противостоянии московских и ленинградских властей, о его полной невиновности.

Ему показалось, что разговор между ними был искренним. Он почему-то верил в порядочность Аркадия Григорьевича, хотя маленькая доля тревоги в его душе оставалась.

Через полчаса вошёл бухгалтер, принеся все письменные выписки из ведомостей. Оказалось, что зарплата Ивану начислялась ежемесячно. Мало того, всё, что было заработано на Севере, тоже передано им для учёта.

Аркадий Григорьевич сказал, что пятьдесят процентов его зарплаты можно переслать его матери, о чём и попросил Ивана написать заявление.

Иван выразил ему благодарность, на что тот ответил:

– Это моя обязанность разобраться во всём и указать своим подчинённым правильный курс их действий. После того как вы, Иван, определитесь со списком бригады, зайдите к главному специалисту для определения фронта работ. И вообще, держите меня в курсе всех дел. Мне приятно, что у вас сложились добрые отношения с Енисеем Петровичем, прекрасным человеком и крупным учёным Сибири. Я ему доверяю, как и себе, а теперь я верю и в вашу искренность.

Начальник строительства, крепко пожав Ивану руку и пожелав успехов в работе, простился с ним.

Уже через день количество членов бригады Ивана увеличилась втрое. Большинство новеньких были знакомы ему. Главный специалист предложил бригаде, по всей видимости, с разрешения начальника строительства, проживание в отдельно построенном бараке и определил фронт их работ. Их задачей отныне стало строительство домов в новом городе.

Глава 9
Город за колючей проволокой

Примерно через месяц вновь произошла встреча Ивана с Енисеем Петровичем. Он привёз новые письма: от мамы и от Ксении Григорьевны к ней, в котором та скорбела о Ростиславе Викторовиче. Было странно, что о Маше, его жене, не было сказано ни слова.

Прочитанные письма взволновали его, он как бы в эти минуты жил ими, отрешившись от казённой обстановки конторы и присутствия Енисея Петровича. Тут же написал ответное короткое письмо маме и Серёже.

И на этот раз встреча продолжалась до того момента, пока не вошёл в кабинет начальник строительства.

Тот как обычно был энергичен. Ещё за дверью был слышен громкий его голос. Когда же он открыл дверь в свой кабинет, то из его уст вырвался целый монолог, обращённый к ним:

– Конечно, строителям – первопроходцам приходится нелегко. Я понимаю, что у них не хватает транспорта, стройматериалов, механизмов. Да и они сами живут в землянках и деревянных бараках. Но медлить со строительством жилья нельзя. Лето пролетит незаметно, а там холода наступят. В палатках не проживёшь долго. Да ещё надо учесть, что люди постоянно прибывают к нам. Сейчас в дело включились военные, которые соорудили для себя палаточный городок и уже начали строить щитовые бараки. Стали прибывать и вольнонаёмные строители из самых различных областей и республик. Охотно идут в строители и крестьяне из близлежащих деревень. Они тоже для себя строят бараки. Вчера прибыли по этапу и новые заключённые. Они тоже ставят сами для себя палатки. Надо везде успеть, контролировать ход стройки. Наконец, пробурили первый колодец, чистая вода из него теперь добывается обычным поршневым насосом. Теперь встала задача строительства больницы. Как я мечтаю построить вместо деревянных бараков красивый каменный город, чтобы в домах были все удобства, а на улицах светились яркие фонари.

Задерживаться в кабинете Иван не стал и, поблагодарив Енисея Петровича и Аркадия Григорьевича за их внимание к нему, вышел из кабинета и пешком отправился на место работы бригады.

Быстро бежит время, когда человек занят делом. Каждый день Ивана плотно делился на отдельные отрезки времени, наполненными конкретными заданиями. Был подъём ровно в шесть часов и далее всё по распорядку: перекличка, уборка, завтрак, распределение членов бригады по объектам. Ивану и членам новой бригады осваивать профессию домостроителя пришлось заново, для чего в бригаду были введены специалисты – мастера своего дела. Работы делились на несколько операций: кладка стен, устройство перекрытий, устройство крыши, отделка помещений и другие. Обучались выполнению той или иной операции, осваивая «модули цикличности», как их называли специалисты, прямо на стройке.

– Время и дело – вот главные двигатели прогресса, – этими словами настраивал Иван своих подчинённых.

Прошло два года. За это время ожила линия узкоколейки, были уложены шпалы и даже рельсы. Появились железнодорожные тележки. Цокот копыт лошадей, а также постукивание колёс на стыках рельс разнообразили жизнь строившегося города. На этом пути были разработаны карьеры по добыче песка и гравия, построены кирпичный и лесопильный заводы, организованы лесоразработки, что укрепило производственную базу всего строительства.

Было радостно сознавать, что бригада Ивана успешно трудилась, строя по берегу реки новые дома. Иван уже хорошо, как он считал, освоил профессию строителя: кладку стен, устройство перекрытий и крыш, отделку помещений, чётко организуя членов бригады на выполнение той или иной операции. Он строго следил за сроками возведения каждого дома.

Почти каждый месяц он виделся с Енисеем Петровичем, который привозил ему весточки от мамы, благодарившая Ивана за переводы ей денег, а в одном из писем сообщила о смерти Дмитрия Леонтьевича, отца Анатолия Дмитриевича.

В другом письме она известила о неожиданной кончине Емельяна Ивановича и Прасковьи Ильиничны, отца и мамы его первой жены Машеньки, что его особенно опечалило.

В конце марта пятьдесят третьего года к нему вновь приехал Енисей Петрович, сообщивший о том, что в Москве умер Сталин.

В подтверждение этих своих слов он протянул ему две газеты «Правда», на страницах которых были изложены известия об этом. Иван развернул их и поразился обилием широких чёрных рамок с именем вождя, выделенных в верхние части газетных полос. На страницах были напечатаны многочисленные статьи.

Его особенно заинтересовала фотография, на которой возле лежавшего на постаменте с закрытыми глазами вождя несли почётный караул руководители страны.

Иван внимательно рассмотрел каждого из них. Ему показалось, что их глаза не выражали особой печали. Особенно его поразил Берия, который орлиным взором из-под очков, словно исподтишка, ощупывал остальных членов почётного караула.

Фигура Маленкова тоже вызвала у Ивана большее любопытство. Это о нём с сарказмом и даже гневом в Ленинграде говорил Анатолий Дмитриевич. Теперь же он сам имел возможность рассмотреть его огромный выпяченный вперёд живот и круглое налитое лицо, красовавшееся перед гробом.

Несмотря на то, что под фотографией был помещён заголовок статьи «Сталин вечно с нами», сама по себе возникла мысль: все эти лица вовсе не застыли в едином порыве, чтобы исполнять наказы вождя, каждый из них думал о своём.

Иван, отложив газету в сторону, сказал:

– Енисей Петрович, в газетах столько пафоса, что простой человек этого не переживёт. Пафос превалирует над печалью. Плохо это. А что будет после Сталина, как вы думаете?

– Да, интересно, кто займёт сейчас это место.

– Только бы не Маленков. Это будет крах всех наших надежд, – сказал Иван.

– Почему, вы так считаете?

– Потому, что именно Маленков затеял это чудовищное по своей жестокости дело. Столько безвинных людей загубил и отправил за колючую проволоку. Я – один из них.

Енисей Петрович неожиданно сменил тему, сказав:

– Иван, надо ждать амнистии. Ведь после смерти вождей всегда наступают определённые надежды. Вдруг и нам повезёт. Я просил вашу маму Надежду Петровну, чтобы она от своего имени написала в Верховный Совет просьбу о реабилитации вашего честного имени. Я тоже направил от вашего имени письмо. Будем ждать решения.

Вечером, придя в свой барак, Иван рассказал членам своей бригады новость о смерти Сталина. Каждый из них её воспринял по – своему, но ни радости, ни озлобления не было.

Ночью он долго не мог уснуть, думая о том, что в городах идёт другая жизнь, происходят события, о которых здесь за колючкой, они, лишённые всяческой информации, знать не могут.

В эту ночь ему снился неприятный сон, будто в бараке горела чугунная печь, возле которой собрались члены его бригады. Раскалённая докрасна, она щедро отдавала им свой жар. Но вместе с ними от холода пришли греться не только люди, но и крысы, пробиравшиеся к теплу изо всех щелей. Потом, отогревшись, они переползали в соседние помещения. Тут же в углу жила со своими щенятами рыжая мохнатая собачонка, рядом с которой стояла оставленная с вечера крысоловка с убитой крысой. Иван увидел, как собака, ловко высвободив крысу зубами, стала кормить ею своих щенят. Он увидел также, что в ответ изо всех щелей поползли новые крысы, нападая на беззащитных щенят и собаку. Крыс было так много, что пришлось за собачку вступиться всей бригаде. Однако зубастые твари нападали и на них. Одна из них прыгнула прямо на Ивана, отчего он проснулся весь в поту. Неприятная сцена крысиного присутствия потом несколько дней не покидала его.

Иван рассказал свой сон Петру, который вместо того, чтобы удивиться, успокоил его словами:

– Знаете, Иван, это добрый знак. Крысиное паломничество – это к выживанию, поверьте мне. Скоро выйдете на свободу.

Прошло несколько месяцев. Город с номером почтового ящика продолжал строиться. Уже появилась целая новая улица Строителей. Возникло здание в стиле сталинской архитектуры – кинотеатр «Родина», библиотека.

В городе появился свой узел связи. Ивану один раз в месяц разрешили писать письма самостоятельно, и он теперь свободно сам отправлял их по родным адресам.

В сентябре месяце пятьдесят третьего года вновь приехал Енисей Петрович, привёзший новое очень важное известие об избрании Первым секретарём Хрущёва. Иван видел его изображение у гроба Сталина, но тогда даже подумать не мог, что он примет на себя обязанности вождя. Новое имя обнадёживало, несмотря на то, что и Маленков остался в его окружении.

Время Хрущёва приносило перемены и в лагерной жизни. На возникшей первой площади установили радио, чёрную тарелку, из которой громко разносилась информацию на политические темы. Оттуда сверху много говорили об экономических изменениях стране, особенно в сельском хозяйстве. Было интересно и то, что привезли кинопередвижку и показали первое кино. Стали приносить газеты и журналы. Такого раньше здесь никогда не было. В один из дней всех зэков даже пригласили на лекцию о международном положении, из которой Ивана узнал о расстреле врага народа Лаврентии Берия.

Ивана поразил тот факт, что, как было написано в газете, оказывается, под самым носом у Сталина работал английский шпион Берия, желавший ликвидировать советский рабоче-крестьянский строй, восстановить господство буржуазии. Получалось, что это именно он злоупотреблял властью, организовывал незаконные репрессии в корыстных и вражеских целях. Вместе с ним обвинялись его ближайшие соратники из органов госбезопасности, названные «бандой Берия».

Но сюрпризы на этом не закончились. 30 апреля 1954 года Верховный суд пересмотрел «Ленинградское дело» и реабилитировал лиц, проходивших по нему. Стало известно о том, что «ленинградское дело было сфальсифицировано бывшим министром госбезопасности Абакумовым и его подручными по указанию врага народа Берия.

Ещё не легче, в декабре 1954 года в ленинградском окружном Доме офицеров на Литейном проспекте, где ранее проходил суд над ленинградскими руководителями, на скамье подсудимых оказались их обвинители, исполнявшие приказы Берии и Маленкова. Теперь уже за тяжкие преступления перед народом некоторые из них были приговорены к высшей мере наказания.

Вот теперь Иван совсем уж ничего не понимал. Те, кто ранее выносил решения и сурово карал всех, виновных и невинных, в том числе и его, теперь стали осуждёнными. Неужели Сталина окружали шпионы и вредители? Как вообще такое могло происходить под неусыпным оком великого вождя народов?

Енисей Петрович вселил в него пусть ещё слабую, но уверенность в том, что наступит день, когда он сможет стать свободным человеком.

Прошлось ждать ещё полгода, когда ему действительно в последний раз приказали явиться к начальнику лагеря, чтобы получить долгожданную справку об его освобождении.

С волнением явился Иван к Аркадию Григорьевичу, который, поднявшись из-за стола, протянул ему руку, приветствуя словами:

– Здравствуй, Иван. Вот и пришёл тот час, когда остались позади дни заключения. Понимаю, что это было ошибкой следствия, но против Москвы мы не властны были что-либо предпринять. Как хочешь распорядиться своей судьбой? Может, останешься у нас продолжить работу? Новый город будем строить вместе, а?

Иван, крепко пожимая руку своему начальнику, ответил:

– Я благодарю вас за предложение. Знаю, что оно искреннее, но меня ждёт Ленинград, моя мама, жена и дети. Они очень за меня переживают. Хочется продолжить свою работу геолога, думаю, что для меня ещё найдётся работа по специальности. Мне очень повезло, что судьба свела меня с вами, Аркадий Григорьевич, и с Енисеем Петровичем. Спасибо вам за оказанную мне поддержку.

Потом они сидели за столом напротив друг друга, а Иван рассказывал ему о делах бригады, особо отметив профессиональные и человеческие качества Петра, попросив назначить его на освободившееся место бригадира.

Анатолий Григорьевич на предложение Ивана ответил так:

– Иван, конечно, я выполню вашу просьбу. Но у меня сейчас двоякое чувство: мне и радостно, и грустно. Радостно от того, что вы теперь на свободе. Хорошие люди должны только на свободе приносить пользу родине. Грустно от того, что прощаться с хорошими людьми всегда тяжело. Вы должны помнить, что история нашего города связана и с вашим именем. Пройдёт десяток лет, и он станет совсем другим. Я уверен, что мы построим прекрасный город. Красивый и уютный. Вот тогда я приглашу вас в гости.

В конце беседы Иван высказал и ещё одну просьбу, сказав:

– Аркадий Григорьевич, на тридцатом километре линии узкоколейки, в строительстве которой мы принимали участие, нами забит самый высокий и последний столб, на котором по моему настоянию каждый член бригады оставил свои фамилии. Нельзя ли сохранить их для будущих поколений?

Аркадий Григорьевич это пожелание записал к себе в блокнот.

В тот же день Иван отправился прощаться с городом, с каждым домом, построенным его бригадой, с членами своей бригады.

На следующий день за Иваном приехал Енисей Петрович, который увёз его в Красноярск. Перед выездом из зоны, Иван попросил водителя остановить машину, подошёл к колючей проволоке ограды и, дотронувшись до неё, сказал:

– Вот и всё, слава богу, что, наконец, и эта страница моей жизни пройдена.