Текст книги "Красный властелин"

Глава 5

Огромные поленья драгоценного кайенского белого дуба полыхали в камине, давая столь необходимое в вечном тумане столицы тепло. Горит благородное дерево, за одно полено которого пиктийскому виллану нужно было бы работать года три. Только зачем это обычному виллану? У говорящих животных, от темна до темна копошащихся в земле, нет чувства прекрасного. Быдло не способно оценить всю прелесть замысловатой игры язычков пламени и тонкий аромат древесины, впитавшей соль и солнце далёких островов.

На столике – игристое легойское в кубках тонкого стекла, оправленного в красное золото Гийони. Юный паж застыл в почтительном ожидании. Сколько ему? Десять? Двенадцать? Благородный неудачник из хорошей семьи – в его возрасте многие уже ведут дракона в атаку и упиваются могуществом боевых заклинаний, впервые испробованных на противнике. Этот бездарен. Так бывает – среди аристократов иногда рождаются лишённые дара уроды с древней, но бесполезной кровью в жилах. До эпохи Альбина Великого таких попросту убивали, но с тех пор милостью Благого Вестника общество стало добрее. Пусть живут и приносят хоть какую-то пользу.

– Прошу простить за дурные вести, великодушная мониа, – эрл Эрдалер склонил голову, не вставая с кресла.

Наедине можно пренебречь древней привилегией стоять в присутствии Повелительницы. Это всё ничего не значащие условности. Правда, называть императрицу по имени лорд-протектор не стал, хотя о помолвке было объявлено ещё во время Большого Смотра, ставшего прелюдией к вторжению в Родению.

– Говори, Филиорн, – в голосе усталость и шорох осыпающегося инея. Война дорого обходится Элизии Пиктийской. – Говори.

– Наши войска намертво застряли на подступах к роденийской столице, великодушная мониа, а мои источники в Цитадели сообщают, что Владыка справился с болезнью и постепенно набирает былую мощь.

– И что же? – тонкая бровь на бледном лице вопросительно изогнулась. Показательно – обычно императрица невозмутима. – Насколько я помню, шахты энергетических кристаллов захвачены в первые недели войны. Сейчас вам противостоит вооружённый копьями и мечами сброд. Разве не смешно – вилланы с палками и длинными ножами сдерживают напор имперских магов?

– Всё не так просто, – лорд-протектор говорил негромко, но решительно. – Роденийцы выходят из положения, заменяя энергию алхимией. Гэльский полк огневой поддержки потерял двадцать семь драконов, сбитых стрелами огромных арбалетов.

– Оружие голытьбы.

– Да, но если полый наконечник снаряжён гремучим студнем… А глорхийскую пехоту рвёт в клочья заложенными на дорогах минами, и мы не в состоянии их обнаружить. Там нет ни магии, ни энергии. Даже малой толики.

– Всегда можно послать вперёд других. С каких пор ты стал жалеть кочевников, Филиорн?

Эрдалер мысленно послал глупую бабу к Эрлиху Белоглазому, но вслух постарался объяснить предельно вежливо:

– Лето закончилось.

– Я знаю.

– Сезон штормов не позволит перебросить подкрепления не то что вовремя, а вообще. Захват части портов северного побережья Родении не принёс стратегической выгоды. От ста тридцати тысяч задействованных в войне глорхийцев осталась едва ли половина, и потери увеличиваются с каждым днём. Разбить противника в приграничных сражениях – мало, нужно ещё и контролировать его территорию. Кто из благородных д`оров добровольно согласится сидеть в тылу, когда с поднявшегося в небо дракона уже видны стены роденийской Цитадели?

– Отправь приказом.

– Ещё хуже.

– Почему?

Лорд-протектор нервно дёрнул щекой и горько усмехнулся:

– Потери среди дракониров в нашем тылу ещё больше. Вы думаете, великодушная мониа, я не приказывал? А теперь сам не хочу этого делать – они пропадают бесследно.

– Что, совсем?

– Бесследно и означает совсем. Причины пока не выяснены, но посланные на поиск звенья тоже не возвращаются.

– Сколько?

– Пятьдесят четыре.

– Восемнадцать троек?

– Да, великодушная мониа. И если учесть, что меньше шести драконов одновременно не вылетают, то мы имеем дело с чем-то мощным и страшным.

– Тёмные не могли изобрести новое оружие?

– Могли, – согласился Эрдалер. – Но они бы в первую очередь использовали его при обороне своей столицы, а не отправили в забытые Благим Вестником предгорья. Тем более они не смогут протащить его незаметно на занятую нашими войсками территорию – судя по результатам, это что-то огромное и внушительное, гораздо больше пресловутых «Левиафанов».

Теперь настала очередь Императрицы поморщиться – расположенные у границы бронеходы попортили немало крови наступающей пиктийской армии, и лишь недостаток боеприпасов и кристаллов для двигателей заставлял экипажи сжигать железных черепах и уходить с позиций. Тогда войска вторжения потеряли три с лишним сотни драконов, половину от общих потерь за всё прошедшее с начала войны время.

Позже это аукнулось и тем и другим – обозлённые имперцы не брали пленных, тем самым лишив себя возможности пополнять запасы энергии сразу после боёв. Пришлось вмешиваться и Высочайшим указом прерывать порочную практику, из-за чего до сих пор злобно косятся требующие мести родственники погибших. Какая им разница, если взятые в плен роденийцы умрут чуть позже, но послужат правому делу?

– Твои источники могут как-то объяснить ситуацию, Филиорн?

Лорд-канцлер развёл руками, что выдавало крайнюю степень раздражения:

– Они не Благой Вестник, чьё учение верно и потому всесильно. Мои источники – обычные люди, великодушная мониа, и не могут проникнуть в мысли Темного Властелина.

– Красного…

– Что?

– С некоторых пор он предпочитает называть себя Красным Властелином. Об этом твои источники не сообщили? – в голосе Элизии Пиктийской проскользнули нотки злорадства. – Что это может означать, Филиорн?

– Только одно – при очередном замещении у старика окончательно выбило остатки мозгов, – эрл предпочёл не заметить камня в свой огород, но не удержался от язвительности в адрес отсутствующего противника. – После этих замещений всегда что-то происходит. И в большинстве случаев очень неприятное для нас.

– Да, – согласилась императрица. – Я читала в «Хрониках Ильдара Безземельного» о временах, когда граница с тёмными проходила чуть ли не под окнами императорского дворца.

Лорд-протектор опять поморщился – в Пиктии не любили вспоминать о поражениях. Более того, упомянутые «Хроники» существовали в единственном экземпляре, и об их наличии в библиотеке Повелительницы знали не более пяти человек. Империя должна жить славой побед, тем более с появлением Благого Вестника, даровавшего Альбину Великому власть над драконами, дела удалось значительно поправить и выбить роденийцев с полуострова.

Что готовит это перерождение Тёмного Владыки? Какие беды принесёт он Империи? Собственно, уже принёс, если не лгать самому себе. И застрявшая в тот момент, когда всё предвещало победу, армия – наглядное тому подтверждение.

– Мы должны усилить бомбардировки Цитадели, великодушная мониа, – Эрдалер осторожно опустил сжатый кулак на столик, что обозначало сильный гнев. – Мы втопчем их в дикость!

– Разве имперские алхимики изобрели что-то похожее на гремучий студень, Филиорн? И почему я узнаю о таком важном событии в последнюю очередь?

– Нет, пока не придумали. Но разбрасываемые драконирами железные стрелки с ядом не такой уж плохой заменитель – гремучий студень производит разрушения, а нам всё достанется нетронутым.

Хорошая мина при отвратительной игре… Алхимией занимались лишённые дара неудачники вроде вот этого пажа, и, несмотря на щедро сыплющееся золото, успехами они похвастаться не могли. Потом летели головы с плеч шарлатанов, опять выделялись значительные средства… чтобы через какое-то время история повторилась. И всё меньше находилось желающих отправиться на площадь Седого Утра после всего лишь пары лет беззаботной жизни.

Несколько веков назад вроде бы повезло – удалось захватить роденийского мастера и с помощью некоторых не самых аппетитных мероприятий добиться согласия поделиться секретом. Он и поделился… приготовил зелье – много приготовил, кстати сказать – и подробно объяснил все действия внимательно записывающим ученикам. Но кто же знал, что получившееся вещество окажется настолько нестойким? Наверное, только сам мастер и знал… и злорадно хохотал, наблюдая с небес за разгребающими развалины императорского дворца пиктийцами.

Новый Повелитель построил новый дворец, а среди огороженных забором руин до сих пор светятся по ночам зловещие синие огни, напоминая о коварстве проклятых роденийцев.

– Значит, бомбардировки? – лицо императрицы стало задумчивым и отрешённым. – Владыка не захочет ответить чем-нибудь подобным?

– Это из области фантазий, дорогая! – Эрдалер наконец-то позволил себе вспомнить, что сидящая напротив красивая женщина в ближайшем будущем станет его женой. – Тёмные ничего не смогут сделать. Мы отрезали их от моря, а везти десант с южного побережья станет изощрённой попыткой самоубийства. В сезон штормов ни один корабль не обогнёт почти половину обитаемого мира.

В словах лорда-канцлера чувствовалась твёрдая убеждённость, и пиктийская повелительница с ним согласилась. Действительно, вытянувшейся на большую часть материка Родении требуется подождать полгода, прежде чем начать представлять хоть какую-то угрозу Империи с моря. Бешеные зимние ураганы надёжно защитят полуостров от нападения, а горы закроют от ветров патрулирующие небо и прибрежные воды драконьи тройки. Даже если среди тёмных найдутся безумцы… Нет, не найдутся.

– Ураганы не помешают штурму Цитадели?

– Нисколько. Дующие с осени до весны южные ветра упираются в Синский хребет, и почти над всей Роденийской равниной стоит хорошая погода. Проклятые отродья тьмы нашли удачное место для своей страны.

Императрица оценила шутку благосклонным взглядом.

– Тогда, может быть, стоит перебросить на подкрепление шесть полков из охраны побережья?

Эрдалер улыбнулся – щедрое предложение превосходило самые радужные его надежды. Тысяча двести драконов. Две тысячи четыреста боевых магов. И пусть многие из них ещё ни разу не принимали участия в штурме больших городов, а некоторые вообще не покидали пределов Пиктии, полки окажутся весьма неприятным сюрпризом для тёмных. Невелика наука – пролететь над Цитаделью вне досягаемости арбалетных стрел и высыпать маленькие, но от этого не ставшие менее смертоносными подарки. А с огневым налётом можно подождать. И с охраной побережья…

От кого охранять? От роденийцев, забери их Эрлих Белоглазый? Не смешите – загнанный в угол зверь если и сможет укусить, но не на таком громадном расстоянии. Как там они сами говорят – «Видит око, да зуб неймёт»? А тут и не видит, и не достаёт.

– В вас пропадает талант великого полководца, великодушная мониа! – эрл вновь перешёл на официальный тон. – Шести полков достаточно. Разрешите выполнять?

– Иди, Филиорн, – злая улыбка тронула холодные губы императрицы. – Иди и убей всех! Такова моя воля!

В Родении продолжалась жизнь. Жизнь, подчинённая одной цели – победить. Насчёт выжить уже никто не задумывался, особенно здесь, в военной школе, что на окраине городка с мирным названием Зелёный Мыс.

Утренняя пробежка только с точки зрения сотника должна была придать бодрость телу и твёрдость духу. И если с последним более чем в порядке, всё же здесь собрались добровольцы, то с бодростью командование немного прогадало. Забег на восемь вёрст под холодным дождём выматывает больше, чем остальные занятия за весь день, и к вечеру остаётся только одна мысль – спать, спать и ещё раз спать.

Ходят слухи, будто где-нибудь через месяц организм привыкнет и начнёт получать удовольствие от диких нагрузок, но в это верится с большим трудом. И главная тому причина – нереальность срока. Нет этого месяца. Не предусмотрено приказом. Три недели на подготовку – и вперёд, в небо!

Небо! Неужели на самом деле можно взмыть ввысь не на крылатой пиктийской твари, а вот на таком, хрупком на вид сооружении из тонких реек, проволоки и покрытой лаком ткани? Не верится… Вернее, хочется поверить! И хочется посмотреть на землю сверху, увидеть падающие на имперских колдунов бомбы, отомстить за тех, кто навечно остался лежать на роденийских полях. Месть стоит жизни!

Да, здесь собрали добровольцев, решивших рискнуть ради возможности нанести удар по пиктам. Командование предупредило честно – произойдёт чудо, если с задания вернётся хотя бы каждый двадцатый. И пусть! Какой смысл существовать, когда семьи остались на захваченной имперцами территории? И ещё никогда не было случая, чтобы… Их больше нет! С этим можно смириться, но жить с этим невозможно. Да и не нужно, если по правде сказать.

– Рядовой Кочик! – грозный рык проводящего занятие сотника вырвал добровольца из власти размышлений и воспоминаний.

– Я! – Михась подскочил с лавки и с некоторым недоумением посмотрел на преподавателя.

– Не спать, рядовой Кочик! – сам сотник выглядел свежим и бодрым, будто не месил вместе со всеми рыжую глину по периметру учебного лагеря. – Расскажи-ка мне, рядовой, о действиях по удержанию курса при сильном боковом ветре.

– А-а-а… – скорее всего, это изучали вчера, но Михася угораздило на сутки попасть в кухонный наряд. За дело, конечно, но зачем спрашивать о том, на что не получишь ответа? – Не знаю, товарищ сотник!

Обращение «товарищ» появилось совсем недавно, но прижилось в роденийской армии молниеносно.

– Правильный ответ. Этого вообще никто не знает, кроме учёных механиков, поэтому не будем забивать голову всякой ерундой. Если нам сказали, что на планере устанавливается некий «автопилот», то так оно и есть. Всё понятно?

– Да, то есть нет!

– Что ещё?

– Тогда зачем лететь людям, если этот, автопилот который, всё сделает сам?

– А вот это тема нашего сегодняшнего занятия. Садись, рядовой Кочик.

Преподаватель сдвинул в сторону занавеску, скрывавшую развешанные на стене плакаты, и взял указку. Михась вздохнул и достал из сумки толстую тетрадь с пронумерованными и прошнурованными листами. Их выдали секретчики каждому добровольцу в самом начале обучения и строго предупредили о последствиях утери или порчи. Потеряешь тут, как же – после занятий записи изымались и до утра складывались в железный шкаф со стенками толщиной в четыре пальца. Перестраховываются товарищи из конторы Всевидящего Ока.

Точно перестраховываются – сотник не раз со смехом говорил, что эти тетради не прятать нужно, а использовать как мощнейшее средство для введения противника в заблуждение. И в чём-то он прав – щедро разбросанные кляксы и торопливые сокращения не только великолепно зашифровывали текст, но и в некоторых случаях полностью меняли его смысл. А что делать, если руки привыкли не к письменным принадлежностям, а к рукояти меча или рычагам «Левиафана»?

– Ну, так вот, – указка упёрлась в планшет на стене. – Планер состоит из…

А схема больше напоминала разрезанного вдоль тюленя, чем летательное средство. И такие забавные причиндалы под хвостом… Самец, однако!

– Кочик, аблизьян эриванский, а ну повтори, что ты сказал?

– Что, товарищ сотник? – Михась подпрыгнул и застыл по стойке «смирно». Ну вот, опять подвела дурная привычка думать вслух.

– Кагул винторогий тебе товарищ! – рассвирепел преподаватель. – Два наряда на кухню!

– Есть два наряда!

– Отставить есть кухню! Три круга по периметру!

Доброволец вздрогнул, но нашёл в себе силы спросить:

– Разрешите выполнять?

– Не сейчас! – рявкнул сотник. – В свободное от занятий время! Садись, рядовой Кочик!

Михась плюхнулся на лавку и опять тяжело вздохнул – свободным временем называли короткий промежуток от отбоя до подъёма, пару раз за ночь прерываемый построением по тревоге. А три круга по восемь вёрст будет… очень грустно будет. И что этот кровопийца лютует? Разве так готовят людей к подвигу? Где торжественная музыка и напутствия прекрасных юных дев? Где речи и цветы? Нет, усиленный паёк никак не сможет всё это заменить.

Между тем злой дух, по недоразумению носящий высокое звание сотника роденийской армии, продолжал рассказывать об устройстве планера:

– Вот здесь под крыльями и в хвостовой части располагается вовсе не то, о чём подумали некоторые замученные длительным воздержанием рядовые, – злыдень сделал паузу. – Там закреплены ускорители, наличие которых даст вам шанс вернуться домой. Предупреждаю – после старта полёт осуществляется с попутными потоками воздуха, и лишь после выполнения задания нужно развернуться на обратный курс и включить эти самые ускорители. Понятно, что зелья в них не хватит на всю дорогу, но алхимическая тяга позволит преодолеть встречный ветер и перевалить через Пиктийский хребет. Всем понятно?

Ну что тут непонятного? Выходишь на цель, дёргаешь за маленький красный рычаг, разворачиваешься, дёргаешь за большой красный рычаг. А потом ждёшь, когда тебя сожгут патрульные драконы. Проще простого! Да и пусть сожгут. Что теперь, из-за такой малости не лететь?

Вот только бы поскорее закончились занятия в помещении. Надоело! В воздухе, когда не будет стоящего над душой сотника, вот тогда Михась себя покажет! Обещают дня через четыре… долго. А шесть планеров уже привезли! Ну что стоит командованию начать полёты прямо сейчас? Нет, чем выше звание, тем меньше в человеке человечности остаётся, однозначно.

Удивительно, но четыре дня промчались быстро. Обычно ждёшь-ждёшь чего-то, а оно всё никак не приходит, а тут… Утром подскочил по требовательному зову горна, после пробежки с трудом проснулся, посидел над раскрытой тетрадью, и вот уже обед, злонамеренно совмещённый с завтраком. А потом опять учёба, и до ужина рукой подать. После него ещё порция знаний, а там и долгожданный отбой. И ночных тревог совсем не стало. Это что, жизнь начала налаживаться?

В знаменательный день подъём протрубили намного позднее обычного, и слегка ошалевших от невиданной щедрости добровольцев строем повели в столовую. Жрать с утра? Немыслимое по нынешним временам, но очень приятное дело.

Едва расселись за столы, как всё тот же до тошноты надоевший сотник вышел в центр просторной залы и толкнул речь. Да, начальству без речей никуда…

– Товарищи курсанты! Да, не удивляйтесь, в приказе Владыки о переводе всех участников бомбардировки на вновь утверждённые нормы довольствия лётного состава вы названы именно так. Я не знаю, что это слово обозначает, но если хоть одна сволочь посмеет опозорить высокое звание… Да, высокое, товарищи! – тут преподаватель резко подобрел и добавил мягко и почти ласково: – Сегодня первые полёты. Не подведите, сынки…

Завтрак прошёл в сосредоточенном молчании. Говорить не хотелось, а вечный аппетит куда-то пропал. Когда просыпались, он был, причём зверский, но сейчас сбежал. Это аппетит боится первого подъёма в небо? Точно он, больше некому! Сидит где-то глубоко-глубоко, носа не показывает и дрожит так, что отдаётся в руках и коленях. Вот мерзавец!

Михась вяло ковырял ложкой в тарелке, куда подобревшие кашевары навалили целую гору безумно дразняще пахнущего мясного рагу, но через силу заставлял себя сначала жевать, а потом проглатывать. Еда – это сила, а сил сегодня потребуется много. Гораздо больше, чем на круги по периметру лагеря. Кстати, вчера их было уже четыре.

На лётном поле курсантов ждали. Их ждали хмурые механики у катапульт, шестёрка блестящих от падающей с небес воды планеров и потерявший случайную ласковость сотник.

– Пришли, орёлики? Всё, хватит ползать, настала пора отращивать крылья! – он окинул строй добровольцев многообещающим взглядом. – Рядовой Кочик!

– Я, товарищ сотник!

– К машине.

Глава 6

Чуть подрагивала в темноте стрелка, указывающая направление, и давно стих свист срывающегося с кончиков крыльев воздуха. Планер встал на курс, и можно чуточку расслабиться, совсем немного, а то заснёшь в звенящей тишине полёта и упустишь из виду парящий на расстоянии локтя от лица артефакт. Тогда всё… Он как-то завязан, нет, не завязан… настроен на состояние управляющего аппаратом лётчика и при потере сознания самоуничтожается. Глупый камень может и на сон отреагировать – глупый же, ему-то что.

О подобной возможности предупреждал преподаватель в последний день обучения. Голос сотника сразу стал каким-то виноватым, и не верить ему не было никаких оснований. Указатель обязательно самоуничтожится, причём, со всей вероятностью, прихватит с собой лётчика. Оно и к лучшему – пусть так, чем попасть живым в руки пиктийцев.

И всё равно сейчас легче, чем первые четыре часа полёта. Прекратилась жуткая болтанка над горным хребтом, с севера именуемым Пиктийским (имперцы от скромности никогда не страдали), а с южной, с роденийской стороны – Калейским, по имени древнего народа, жившего здесь когда-то. Вот в болтанке пришлось туго – рука сама собой тянулась к рычагу включения алхимических ускорителей, и большого труда стоило её удержать. Да, готов погибнуть, для того и вызвался добровольцем, но если есть шанс вернуться и продолжить бить врага… Ускорители тот шанс давали.

Здорово помог сюрприз, приготовленный на месте старта – вместо запуска катапультой им предложили использовать изобретение роденийских мануфактур. Вернее, вместе с катапультами, так как надоевший в учебном лагере сотник, вдруг оказавшийся младшим воеводой с весьма многообещающим знаком ока на форменной накидке, произвёл какие-то расчёты и посоветовал изобретателям отправиться в задницу к винторогому кагулу.

Так и взлетали – сначала по старинке, потом, удачно поймав поток восходящего воздуха, долго кружили с набором высоты и лишь на подходе к горам включили так называемые двигатели. Вроде простая хреновина, формой напоминающая выросшую в человеческий рост дыню и закрепленная под брюхом планера, а как выручила! Ощущения смешные – шипит, плюётся, пердит прямо под сиденьем… Чего мудрецы туда напихали? Не иначе отожравшихся гороховых слизней, предварительно вымоченных в уксусе.

Михась улыбнулся удачной шутке и плавно сдвинул ручку управления. Хитрый механизм послушно качнул крыльями, но указатель предупреждающе засветился красным – что, мол, делаешь, придурок? Или он не ругается? А чего это у нас внизу?

А внизу всё спокойно, то есть темно, как в желудке эриванского аблизьяна. Кое-где точки огоньков, наверное пиктийские вилланы при свете факелов воруют остатки урожая с господских полей. Или просто отрабатывают барщину. Они ведь эти… как их там… в школе ещё говорили… А, вспомнил, крепостные! Рабы, короче. Питаются лебедой, крапивой, брюквой и разваренным в воде овсом. А аристократы питаются ими. Тьфу, пакость!

Кстати, если плюнуть сверху, то можно в кого-нибудь попасть? Нет, не долетит… Значит, и не нужно, лучше песню спеть, тем более один, и отсутствие голоса со слухом не вызовет негодование неблагодарных слушателей.

 
Звёзды падали нам под ноги,
Мы ходили по ним босиком.
Звёздами выстланные дороги
Нас уведут далеко-далеко[1]1
  Стихи Матвея Барабаша, перевод с роденийского.


[Закрыть].
 

Артефакт способностей Кочика тоже не оценил и запульсировал ярко-алым. Михась спохватился – к Эрлиху песни, у драконов слух такой, что степные ушаны обзавидуются. Эти твари способны отличить писк мыши в норке от свиста суслика за восемь вёрст, а он орёт на всё небо в полной тишине. Ну не дурак ли? Пиктийские патрули наверняка в воздухе, и ночь для них не такая уж большая помеха. Пары-тройки звеньев хватит, чтобы от роденийского отряда оставить рожки да ножки. И это в лучшем случае, в худшем же вообще ничего не оставят – сядут и с аппетитом сожрут упавших. Нет, нам такие песни не нужны!

А внизу опять темно. Специально выбирали день, вернее ночь, когда не восходят обе луны. Такое бывает примерно раз в три месяца, и вот подгадали… Астрономия есть точная наука, как говорил оказавшийся младшим воеводой сотник.

Летящих где-то неподалёку товарищей тоже не видно и не слышно, хотя устройство дальней связи настроено на приём на общей волне, а кристалл повышенной ёмкости гарантирует бесперебойную работу в течение трёх недель. Командиры чудят… о каких неделях может идти речь? Наверное, по-другому не получилось – в Родении всё принято делать с запасом прочности. Даже если вот на этот планер посмотреть… С виду – плод свального греха воздушного змея со сковородкой и этажеркой, но пропитанная лаком ткань не боится огня, а тонкие планки силового набора изготовили из авивского дерева, по лёгкости спорящего с утренним туманом. И оно тоже не горит. Хорошее утешение! Как раз для запекаемого в глине гуся – не потеряешь ни одной капли питательного и полезного жира.

– Отставить смех, рядовой Кочик! – Михась одёрнул себя голосом преподавателя, которому за время обучения научился подражать, по мнению товарищей по несчастью, почти в совершенстве. – Молчать, я спрашиваю! Миллион нарядов вне очереди!

Удивительно, но самовнушение помогло и даже немного успокоило. За шуткой всегда можно спрятать страх. Спрятать и сделать вид, что его и не было никогда. Руки подрагивают? Не городите ерунды, это от напряжения. Сердце громко колотится? И опять вы неправы – на высоте просто трудно дышать, вот оно и торопится гонять кровь. И про бледность не надо, договорились?

Огромный город, вытянувшийся по обеим сторонам широкой реки, просыпался. До рассвета ещё далеко, если можно назвать рассветом сменяющие темноту вечные сумерки, но столица Империи потихоньку оживала. Пекари растапливали печи и осматривали замешенное с вечера тесто, чтобы утром на стол любого желающего попала тёплая булка с хрустящей корочкой, водовозы торопились заполнить бочки, чуть выше их по течению золотари сливали в Эмду содержимое своих бачков… Всё как всегда, порядок вещей установлен много веков назад, и нет смысла в его изменении. Чинно и благопристойно, как и подобает почитателям Благой Вести. Пусть тёмные бегают и суетятся, Эрлих их раздери.

Этот город давно не видел солнца. Настолько давно, что даже глубокие старики не помнят, хотя в столице есть люди, дожившие до сорока лет! Среди простых горожан, разумеется. Аристократов и тремя сотнями не удивишь, на то и маги, но и они вряд ли застали времена без Вечного Тумана. Императоры ещё при Альбине Великом благословили вилланов Пиктии, стянув в столицу всю непогоду, а вилланам предоставили возможность жить и работать под солнцем. Так говорят служители Благого Вестника, а уж кому знать правду, как не им?

В проклинаемой же Родении утверждают, будто бы светилу попросту противно смотреть на утопающие в жидкой грязи и пахнущие плесенью улицы. Врут! Тёмные всегда врут! От зависти! Ситэ настолько красив и великолепен… Особенно дворец императрицы! Вы просто не умеете смотреть в тумане, господа!

Михася красоты не интересовали, а вонь если и есть, то на высоте не чувствуется. И плевать на запахи, лучше бы кто подсказал, где тут этот питомник? Артефакт молчит, будто помер, лишь покачивается и постепенно наливается красным свечением, сперва малиновым, как меч перед закалкой, потом ярче и ярче. Просит приготовиться? Хорошо бы так…

За спиной полыхнуло молочно-белым. Туман не дал толком рассмотреть вспышку – сам озарился изнутри, скрывая работу ушедших на дворец лётчиков-добровольцев. Ещё… и ещё… Где четвёртый? Эх, ребята…

Неожиданно запищала стрелка. Михась не успел подивиться на издающий мерзкие звуки артефакт, как тот перевернулся и показал вниз. Цель! Вот момент, ради которого стоило вытерпеть мучения учебного лагеря и после которого жить уже необязательно. Хочется, но это второстепенно.

Щёлкнули замки, отправляя в недолгий полёт одну-единственную бомбу, спрятавшую внутри себя тысячи маленьких солнц. Ну что, милые маленькие твари, не желаете ли погреться? И кто сказал, будто роденийцы не любят драконов? В жареном виде – завсегда!

Планер подбросило поднявшимся почти на две версты воздушным кулаком, а на земле… Звено Кочика дошло до цели в полном составе, и четыре подарка упали почти одновременно. Огонь плавил стены старинной крепости, приютившей драконий питомник, растекался по ямам с самками, забирался в клетки с молодняком, съедал огромные кучи с дозревающими в навозном тепле яйцами…

Теперь уходить – взбесившийся артефакт уже указывает обратный курс, и остриё стрелки уткнулось чуть ли не в нос. Заложить вираж, благо бушующий пожар позволил сделать это со значительным набором высоты, и…

– Пиктийцы, Миха! – крик из переговорного устройства больно ударил по ушам, прокатился холодком по спине и провалился куда-то в пятки. – Одно звено сверху!

Пламя разогнало туман достаточно, чтобы Кочик увидел падающую с высоты тройку драконов. Твари сложили крылья и падали, падали, падали… с невероятной скоростью увеличиваясь в размерах.

– Я отвлеку, сматывайтесь! – Михась рванул ручку управления, уводя планер от огненных плевков, и выругался. Те, что пикируют на него, плеваться не могут, так как встречным потоком всё забьёт обратно в глотку. – Ребята, тут ещё есть!

Да, второе патрульное звено заходило снизу. Сейчас неторопливо выберут цели и попросту зажарят безоружных лётчиков. Артефакт почти почернел и начал опасно потрескивать… Реагирует на чуждую магию? А вот это, пожалуй, выход!

– Вот я вам ужо, ящерицы!

Не успел – планер с двойкой на хвостовом оперении рухнул на летящих в плотном строю пиктийцев и исчез в ослепительной беззвучной вспышке. Вот как она выглядит, самоликвидация указателя… Падающие сверху драконы захлопали крыльями, сбрасывая скорость, но им наперерез…

– Что ты делаешь, гад?

– Так надо, Миха! Живи!

Ослеплённый близким взрывом, Кочик прикрыл глаза ладонью. Горячее и мокрое обожгло пальцы… Слёзы тоже кровь войны. Мужчины не плачут, они проливают кровь… хотя бы вот так…

– Кто ещё живой?

– Частично… – голос из переговорника прозвучал еле слышно. – «Тройка» на месте, командир.

– Максим?

– Пока я, – лётчик с «тройки» застонал. – Но ещё недолго.

– Что случилось?

– Драконий плевок… всё дымится… больно… Извини, Михась, сил нет терпеть… больше не могу…

Тумана почти нет – уступил одновременной атаке огня и поднимающегося над горизонтом солнца. И вспыхнуло ещё одно, прямо в нагромождении зданий речного порта.

Много позже, уже после войны, младший сотник Михась Кочик узнал, что планер рядового Максима Лихолёта таранил центральные имперские склады с запасами хлеба нового урожая. Пожар перекинулся на неразгруженные баржи, на ледники с замороженным заклинаниями мясом, добрался до хранилищ древесного угля и земляного масла… И в ушах седого двадцатилетнего лётчика вновь зазвучали последние слова товарища:

– …больше не могу.

Это не так! Ты смог больше других! Вечная слава и вечная память…

Шесть часов полёта не проходят даром – руки болят, спина тоже болит. Ноги время от времени сводит судорогой. Сиденье уже не кажется мягким, а больше напоминает раскалённую сковородку. Хорошо ещё, что перед полётом и во время его запретили много пить – лучше ворочать во рту пересохшим языком, чем… Ладно, не будем о грустном, после посадки можно распотрошить неприкосновенный запас. А уж там найдётся вода. И жуткий холод донимает.