Текст книги "Варяжский сокол"

– Я спрошу, – сухо отозвался сторож.

Отсутствовал он довольно долго. Ган Карочей поежился, не столько от холода, сколько от страха. Дело, что там ни говори, было нешуточное, и провернуть его предстояло практически в одиночку. И скиф отчасти сомневался, что ему это удастся. К сожалению, вчерашнее поражение не оставляло ему другого пути. Чтобы выжить, приходилось убивать. Нельзя сказать, что он не привык к подобным ситуациям, но никогда еще гану не противостояло столько расторопных противников.

– Рабби Зиновий ждет тебя, ган, – сказал, открывая ворота, сторож, и эти слова были последними в его жизни. Удар ножа, нанесенный твердой рукой графа Гийома, оборвал жизнь верного мечника рабби. Двое других мечников, на всякий случай вышедшие во двор, тоже рухнули, не издав ни звука. Надо признать, что подручные Сакса свое дело знали. И отточенные ножи в их руках порхали, как ночные бабочки. Во избежание сюрпризов граф Гийом закрыл за собой ворота и задвинул засов. В доме оставалось еще по меньшей мере семь мечников, способных оказать сопротивление, и их следовало устранить раньше, чем ор какого-нибудь челядина потревожит их ночной отдых. К счастью, ган Карочей легко ориентировался в чужом доме и верно определил дверь, за которой отдыхали люди, охранявшие жизнь богатого купца. Вскрикнуть успел только один из семерых, но и его крик был приглушен широкой ладонью графа Гийома. Та же участь постигла и рабов. Ни граф, ни ган не стали утруждать себя грязной работой, поручив ее мечникам.

– Рабби убьешь сам? – сверкнул зубами Сакс, ступая на лестницу, слабо освещенную чадящим светильником.

– Не хочу лишать тебя удовольствия, Гийом, – отозвался Карочей, вежливо уступая графу дорогу.

Уважаемый Зиновий успел лишь вскинуть на вошедших подслеповатые глаза. Через миг эти глаза уже закрылись навеки. Нож, брошенный графом, пробил рабби горло. Пособники Гийома еще возились внизу с челядинами. Случай для Карочея был самым подходящим.

– А где золото и серебро? – негромко спросил Гийом.

– В сундуке у стола.

Обрадованный граф неосторожно подставил гану спину, чем тот и не замедлил воспользоваться. Гийом растерянно хрюкнул, попытался обернуться, но был подхвачен расторопным Карочеем и переброшен в кресло, где и обрел наконец вечный покой. Ган, слабо разбирающийся в христианских догматах, сомневался, что душа Сакса отлетела в рай, но как раз этот вопрос волновал его меньше всего. На лестнице уже стучали сапогами подручные графа. Карочей обнажил меч и снес первую же голову, сунувшуюся в покои рабби Зиновия. А затем ударом в грудь он уложил второго мечника. Двое уцелевших были, видимо, настолько потрясены смертью товарищей, что бросились вниз с громкими воплями. Карочей в два прыжка настиг третьего головореза и взмахом меча оборвал его крик. Больше всего хлопот выпало с четвертым, который решил, видимо, подороже продать свою жизнь. Он оказался довольно неплохим рубакой, но ведь и ган Карочей с детства постиг все тайны ближнего боя. Его кривой меч сделал изящный полукруг, уклоняясь от встречи с мечом противника, а потом внезапно пал черной птицей на дурную голову. Ган, расправившись с последним своим противником, опустил меч и прислушался. Если предсмертные вопли головорезов графа Гийома и достигли чьих-то настороженных ушей, то их обладатель сделал из услышанного правильные выводы и поспешил покинуть опасное место. И в доме, и во дворе, и на улице царила тишина, ласкающая растревоженную душу гана Карочея. Скиф сунул меч в ножны и быстро поднялся по скрипучей деревянной лестнице в комнату рабби. Здесь за время его отсутствия ничего не изменилось, если не считать погасшего светильника. Лунного света, падающего из окна, было недостаточно для осмотра помещения. Поэтому Карочею пришлось вернуться на лестницу, чтобы прихватить оттуда чадящую лампадку, заправленную маслом. Первым делом Карочей заглянул в сундук, стоящий в углу. Увы, рабби Зиновий успел уже пустить в оборот большую часть серебра, присланную ему кудесником Гордоном. Тем не менее Карочей обнаружил на дне сундука довольно увесистый кожаный мешок с драгоценными камнями, при виде которых у скифа перехватило дух. Вот так навскидку он не мог сказать, сколько же эти камни стоят, но то, что они явятся хорошей компенсацией за утерянные денарии, он нисколько не сомневался. Кроме того, он прихватил из сундука несколько пергаментных свитков в надежде разобраться с ними на досуге. Далее задерживаться в этом доме не имело смысла. Некоторое время ган раздумывал, поджигать дом или нет, но в конечном итоге решил оставить все как есть и погасил чадящие светильники.

Улицы города, на счастье Карочея, в эту пору были абсолютно пустынны, и, если не считать надрывающихся от лая собак, никто не обратил внимания на выходящего из дома рабби Зиновия человека с увесистой ношей на плече. Удача сопутствовала гану и в дальнейшем. В дом князя Трасика он проник через тот же самый тайный ход, не потревожив при этом ни челядинов, ни мечников. После чего завалился на мягкое ложе и проспал до утра сном праведника.

Разбудила гана суматоха, поднявшаяся в тереме. Князь Трасик готовился предстать пред очи грозного Чернобога, и не где-нибудь, а на Калиновом мосту. И хотя Трасик был абсолютно уверен, что ничем существенным ему этот страшный обряд не грозит, тем не менее он сделал все от него зависящее, чтобы не ударить в грязь лицом. Поножи и наручи челядины начистили до зеркального блеска. Колонтарь искусной работы, со стальными бляхами как на груди, так и на спине, сидел на великом ободритском князе как влитой. Стальной шлем прикрывал голову, лоб и переносицу. Словом, Трасик выглядел в воинском облачении истинным витязем, грозой всех врагов славянского мира. Ган Карочей прищелкнул языком, разглядывая меч князя каролингской работы. По слухам, император Карл Великий запрещал продавать подобные мечи варягам, но то ли для Трасика было сделано исключение, то ли оружейники не слишком считались с императорскими указами, во всяком случае, ган Карочей сейчас держал в руках это почти совершенное орудие убийства.

– Прими мое восхищение, великий князь, – склонил голову в поклоне ган Карочей. – Думаю, что еще никогда на Калинов мост не выходил столь блистательный витязь.

Князь Трасик снял тяжелый шлем и горделиво тряхнул редеющими кудрями. Он придерживался того же мнения, что и ган, но из скромности не спешил его обнародовать. В любом случае, противника у него на Божьем суде сегодня не будет, а следовательно, некому будет проверять прочность его доспехов.

Приказный Бодря отвлек князя от размышлений. Трасик с удивлением глянул на вошедшего в зал мальчика лет двенадцати, которого сопровождал то ли слуга, то ли дядька. Мальчик был богато и чисто одет, а на его украшенном золотыми и серебряными бляхами поясе висел кинжал.

– Это Аскольд, – негромко произнес Бодря.

– Какой еще Аскольд? – сердито буркнул князь Трасик.

– Сын покойного кудесника Гордона, – тихо продолжал Бодря. – Дядька говорит, что кудесник приказал ему в случае несчастья передать мальчика в твои руки. Ты-де знаешь, кто его мать.

Лицо Трасика побагровело. Глаза сверкнули гневом, и он обрушился с руганью на ни в чем не повинного приказного:

– Не знаю я никакой матери. Пускаешь в дом всякую рвань. Гони их в шею, чтобы я больше не видел здесь ни этого сопляка, ни его лживого дядьку.

– Но как же так, великий князь, – вдруг неожиданно возвысил голос седой высокий мужчина, сопровождающий мальчика, – ведь ты одной с ним крови!

– Вон! – рявкнул князь Трасик. – Я сказал – вон! Щенок приблудный!

– Я не щенок, князь, – гордо вскинул голову мальчишка, – и тем более не приблудный. Ты обидел не меня, а славянских богов, прогнав от порога кровного родовича, и за это тебе воздастся сторицей.

Лицо Трасика стало почти синим, глаза буквально вылезли из орбит, а изо рта вместо слов вырвалось змеиное шипение. Карочею видеть ободритского князя в таком состоянии не доводилось, еще немного – и Трасика хватил бы удар. Испуганный Бодря метнулся к столу и поднес хозяину до краев наполненный кубок.

– Да ты Дракон, князь, – вдруг произнес испуганно Аскольд, – и ты умрешь сегодня на Калиновом мосту.

Трасик поперхнулся вином, и если бы не Карочей, без лишних церемоний хлопнувший князя по спине, то тому вряд ли удалось дожить до Божьего суда. Мечники взашей вытолкали из зала и мальчишку, и его седовласого дядьку. И только после этого Трасик немного пришел в себя.

– Каков наглец! – даже сумел выговорить он, с трудом переводя дыхание. – Его повесить мало!

– Успокойся, князь, – сказал Карочей. – У тебя Божий суд впереди.

Гану не составило труда догадаться, кем доводится Трасику двенадцатилетний Аскольд. Уж слишком велико оказалось их сходство. Этот мальчик был сыном не только Гордона, но и княгини Синильды. Между прочим, ребенок даже не заслужил названия бастарда, ибо он появился на свет с благословения богини Макоши и бога Велеса. Так что Трасик мог с чистым сердцем принять его в семью. На это, видимо, и рассчитывал кудесник Гордон, перепоручая князю заботу о своем сыне. Но у старшего сына княгини Синильды имелось свое мнение на этот счет. Скорее всего, он просто испугался. Испугался своей вины перед этим ребенком, ибо, что ни говори, а это именно он отравил его отца. Не каждый способен вынести постоянное напоминание о преступлении, совершенном когда-то.

– Ты допустил ошибку, князь, – тихо сказал Карочей. – Верни мальчишку. Боги бывают мстительны.

– Молчи, иудей, – надменно вскинул голову Трасик. – Не тебе толковать волю наших богов. Сегодня на твоих глазах избранник Макоши станет избранником Велеса, и взбаламученный мир вернется в свои естественные пределы.

– Тебе видней, – пожал плечами Карочей. – Мне остается только пожелать тебе успеха.

Глава 10
Калинов мост

Несмотря на ссору и взаимное охлаждение, связанное с ней, ган Карочей рискнул отправиться на Божий суд в свите Трасика. Свита была блестящей, ибо к мечникам прибавились князья и бояре с ободритских земель, решившие поучаствовать в торжестве великого князя. Карочея оттеснили от Трасика расторопные ободритские вожди, но он не сожалел об этом, довольствуясь скромным местом рядом со своим новым знакомцем, боярином Радомиром – человеком молодым, восторженным и глупым. Круглое курносое лицо Радомира сияло от счастья. Он был безмерно рад, что вырвался из-под опеки строгого отца и может наконец как равный среди равных проехать на коне в свите одного из самых могущественных в Варгии князей, которому еще ни разу не изменяла его удача. В свите Трасика вовсю судачили о смерти незадачливого княжича Сидрага. Из уст в уста передавались такие подробности его бесславной гибели, что Карочей просто диву давался, слушая ободритские сказки. Оказывается, князь Свентислав отправил к пепелищу группу бояр и мечников, которые без труда обнаружили там останки несчастного Сидрага и его непутевых братанов. Боярин Радомир сам видел шлем княжича Сидрага, помеченный трувером, родовым знаком ободритских князей. Никто в свите князя Трасика не сомневался, что смерть Сидрага – дело рук викингов, а вот направляла их, скорее всего, длань Чернобога, который не захотел, чтобы его избранник князь Трасик испачкался в крови сына проклятого им человека.

– А как же Калинов мост? – спросил Карочей у Радомира. – Может, его отменить за ненадобностью?

– Раз суд назначен, то он должен состояться, – строго посмотрел на скифа боярин. – С князя Трасика должно быть прилюдно снято обвинение, брошенное Сидрагом.

– И оно будет снято?

– А ты что, сомневаешься в этом, ган? – удивился Радомир.

– Я нет, – вздохнул ган, – но сегодня поутру у князя Трасика был мальчишка, который назвал его Драконом и предрек поражение на Калиновом мосту.

– Быть того не может! – ахнул боярин.

– Князь Трасик сильно разгневался на юного пророка и велел вытолкать его взашей.

– А как звали того мальчишку?

– Аскольд сын Гордона. Это все, что я о нем знаю.

Видимо, Радомир знал о загадочном мальчике больше, поскольку так и застыл с открытым ртом. Гану Карочею пришлось даже придержать боярского коня, чтобы тот не ломал установленный ряд. Долго хранить в себе столь важную тайну молодой Радомир просто не мог. Он тут же начал делиться ею с окружающими, и весть о проклятии маленького Аскольда стала распространяться среди ободритских вождей со скоростью степного пожара. Похоже, только князь Трасик так ничего и не узнал о сомнениях, одолевавших его свиту. Он горделиво скакал на вороном коне по мощеным городским улочкам, небрежным взмахом руки приветствуя собравшихся волынян. Те в ответ разражались приветственными криками, ибо в Волыни, пожалуй, не было человека, который бы не знал о предстоящем великому князю ободритов испытании. Многие слышали и о смерти княжича Сидрага, который осмелился бросить вызов родному дяде, но не сумел дожить до Божьего суда. Видимо, поэтому кроме криков приветственных частенько звучали и слова осуждения, пропускаемые, однако, князем Трасиком мимо ушей. Простые лужичи в священную рощу Велеса не допускались, ибо там должно было свершиться таинство, предназначенное только для глаз волхвов и вождей. Но, кажется, горожане не слишком печалились по этому поводу, разумно считая, что не дело простых смертных лезть в дела богов и их ближников. Зато знатные мужи, собравшиеся чуть ли не со всех концов варяжской земли, заполнили всю обширную поляну. Однако пред великим князем ободритов Трасиком и его свитой варяжские вожди расступались без споров. В виду священной рощи Трасик слез с коня и дальнейший путь проделал пешком, сопровождаемый лишь боярами и князьями. Простых мечников вместе с конями оттерли далеко в сторону. Ган Карочей, не отстававший от боярина Радомира, с удивлением разглядывал плетенный из прутьев мост, который был укреплен между двумя дубами, растущими чуть на отшибе от прочих. Расстояние между дубами составляло никак не менее пятнадцати шагов. А сам мост располагался на высоте примерно в три человеческих роста. Ширина же его вряд ли превышала пять шагов. Пройти по такому мосту, раскачивающемуся под порывами ветра, нелегко было даже в спокойной обстановке. Во всяком случае, ган Карочей без крайней нужды на такое хрупкое сооружение не полез бы, ибо падение оттуда означало практически верную смерть. А ведь испытуемому еще предстояло на этом мосту драться с человеком, жаждущим его гибели. Правда, князь Трасик был абсолютно уверен, что не встретит ныне препятствий на предназначенном ему богами пути. Что же касается окружающих ободритского князя людей, то здесь сомнения усиливались. Ибо слух о пророчестве юного Аскольда гулял уже по всей поляне и достиг ушей князя Свентислава. Встревоженный великий князь лужичей послал человека за ганом Карочеем. Карочей не заставил себя упрашивать и, сопровождаемый любопытным боярином Радомиром, немедленно предстал пред светлы очи князя Свентислава. С великим князем лужичей ган Карочей был уже знаком и даже успел обменяться дарами, а вот сидящего в кресле немолодого чисто выбритого варяга с длинной седой прядью, свисающей с гладкого черепа, он видел в первый раз. Удивляло то, что этот человек сидел, когда все остальные варяжские вожди, включая великого князя Свентислава, стояли.

– Каган, – едва слышно прошептал за спиной скифа боярин Радомир.

Кагана Славомира окружали закованные в сталь статные витязи, тоже бритые, с такими же свисающими на лоб чубами. Здесь уж Карочей без подсказки догадался, что перед ним знаменитые ротарии-руги, известные далеко за пределами Варгии. Именно эти люди держали в страхе морское побережье, проникая водными путями в глубь материка и чиня суд и расправу над людьми, прогневившими бога Световида и кагана. Именно этих людей боялся император Карл Великий, именно они могли одним своим появлением решить исход любой битвы в пользу славян.

– Было, – развел руками Карочей, отвечая на вопрос князя Свентислава, но глядя при этом на кагана Славомира и одновременно кланяясь ему.

– Найди мне этого мальчика, Родегаст, – обернулся каган к немолодому ротарию, стоящему рядом с его креслом. – Негоже бросать младенцев, рожденных под дланью славянских богов.

Слова кагана были встречены одобрительным гулом вождей, собравшихся пред священной рощей. Похоже, князь Трасик своим неразумным поступком заслужил осуждение не только кагана Славомира, но и многих князей и бояр. Среди славян не принято разбрасываться родовичами, пусть даже родство это по материнской линии. Князь Свентислав нахмурился: как-никак княгиня Синильда приходилась ему теткой, а следовательно, маленький Аскольд доводился ему братаном, тем не менее перечить кагану он не стал. Похоже, судьба юного Аскольда решилась, и теперь волею Славомира его путь лежал в стан доблестных воинов бога Световида. Возможно, этот рожденный под дланью Велеса ребенок послужит связующим звеном между Белобогом и Чернобогом.

– Ты слышал, ган, что купец-иудей Зиновий убит сегодня ночью? – строго спросил князь Свентислав у Карочея.

– Быть того не может! – ахнул Карочей.

– В доме Зиновия нашли и тело графа Гийома, пронзенное кинжалом, – продолжал Свентислав, довольный, видимо, тем, что отвлек внимание кагана и бояр от обсуждения некрасивого поступка князя Трасика. – Ты ведь был знаком с обоими?

– Конечно, – не стал отпираться Карочей. – Зиновия я навестил шесть дней назад, а с графом Гийомом мы вчера вечером пили вино за столом у князя Трасика.

– Гийом спрашивал тебя об иудее?

– Был разговор, – кивнул скиф. – Графу срочно понадобились деньги, а у кого же их еще взять в долг, как не у рахдонита.

– Дело ясное, – негромко произнес Родегаст. – Видимо, не сошлись, лихву исчисляя. Саксы изрядно скуповаты, а о рахдонитах я уже не говорю.

Никто пожилому ротарию не возразил, в том числе и князь Свентислав. Предположение, что там ни говори, выглядело разумным. Эти ростовщики совсем обнаглели и готовы догола раздеть человека, обратившегося к ним за поддержкой. Графа Гийома не осуждали, хотя и сочувствовать ему вроде было неловко. В любом случае и купец, и граф уже получили свое. Ган Карочей с удовлетворением отметил, что распутывать дело об убийстве рабби Зиновия никто не будет, и он с легким сердцем может изложить версию, высказанную Родегастом, как Людовику Тевтону, так и Ицхаку Жучину, не опасаясь быть обвиненным в обмане.

Заунывный звук рога возвестил о начале долгожданного обряда. Варяжские вожди, собравшиеся вокруг кагана, обратили свои взоры на процессию волхвов, торжественно шествующую сквозь почтительно расступающуюся толпу. Возглавлял процессию новый кудесник Завид, занявший место Гордона, ушедшего в страну Вырай. За волхвами следовали боготуры в рогатых шлемах и полном воинском облачении. Одному из них ныне предстояло подвести князя Трасика к Калиновому мосту. Из всех присутствующих на поляне только ган Карочей знал, какое нелегкое испытание предстоит сегодня выдержать великому князю ободритов. Что же касается вождей, включая кагана Славомира, то они не скрывали своего разочарования. Вместо интересного и поучительного зрелища им предстояло увидеть всего лишь жалкое подобие древнего магического обряда. Наверное, в эту минуту на поляне перед священной рощей не было человека, за исключением князя Трасика, разумеется, который не жалел бы о безвременной кончине княжича Сидрага. Карочей с любопытством наблюдал за всем происходящим, ибо впервые присутствовал на суде Чернобога. Благо место, где он стоял, позволяло видеть церемонию во всех подробностях.

Князь Трасик, выступивший из-за спин ободритских бояр, сначала поклонился белобородым волхвам, потом кагану Славомиру и лишь затем отвесил поклон всем присутствующим. Выбор боготура тоже не занял у князя много времени. Рослый и широкоплечий мечник бога Велеса вошел в очерченный прямо под плетеным мостом круг и поднес к губам турий рог. Трубный глас разнесся над поляной в первый раз. Увы, никто на этот вызов божьего быка не откликнулся. Князь Трасик, стоявший в шаге от роковой черты, презрительно усмехнулся. Боготур поднес к губам рог во второй раз. Результат был тот же самый. И только когда он протрубил в третий раз, с дальнего конца поляны ему ответили ревом, столь же воинственным и грозным. Боярин Радомир, стоявший рядом с Карочеем, потрясенно ахнул, а окружающие кагана Славомира вожди недоуменно переглянулись. Если это какой-то шутник вздумал поиздеваться над верой предков, то спрос с него будет жестокий. Однако витязи, выступившие в этот момент на поляну, менее всего напоминали шутников. На одном из них был рогатый шлем боготура, а лицо другого прикрывала стальная личина с прорезями для глаз.

– Это боготур Осташ, – негромко пояснил кагану Родегаст.

– Но ведь он же убит? – удивленно глянул на кусающего губы князя Свентислава каган.

– Его трупа никто не видел, – отозвался великий князь лужичей.

– А кто второй?

– Вероятно, это один из братьев Рериков. Только они имеют право заменить на Калиновом мосту княжича Сидрага.

– А может, это бог Велес воскресил Сидрага? – проговорил побелевшими губами боярин Радомир. И эти его слова прошелестели по всей поляне, повергнув в изумление и испуг большую часть собравшихся. Но, пожалуй, более всех был потрясен князь Трасик: он лихорадочно искал кого-то глазами в толпе, и наконец его взгляд остановился на гане Карочее. Скиф обворожительно улыбнулся великому князю и ободряюще помахал ему рукой.

– Пусть снимет личину, – твердо сказал стоявший в круге боготур Осташу.

– Он пройдет на Калинов мост с закрытым лицом, – спокойно отозвался радимич.

Все собравшиеся оценили слова пришлого боготура как вызов на поединок. Кудесник Завид торжественным шагом двинулся в круг, неся в руках шлем, украшенный искусно сделанным драконьим гребнем. Приблизившись к своему боготуру, он водрузил на его обнаженную голову шлем с гребнем и принял из его рук шлем с турьими рогами. Преображение состоялось. Теперь Осташ вступил с обнаженным мечом в круг, чтобы сразиться с Драконом. В случае победы Дракона над боготуром путь для княжича Сидрага или человека, который его заменял, к Калиновому мосту закрылся бы навечно. А князь Трасик был бы оправдан по всем статьям. Никто из собравшихся так и не понял, зачем пришлый боготур ввязался в драку, вместо того чтобы просто попросить своего товарища уступить дорогу. Тот обязан был это сделать, но только в том случае, если бы витязь, пришедший с радимичем, открыл бы собравшимся свое лицо.

– Это не княжич Сидраг, – сделал очевидный для всех вывод князь Свентислав. – Теперь в случае победы радимича князю Трасику придется драться с тенью.

– С какой еще тенью? – не понял Карочей.

– С выходцем из Навьего мира, – пояснил подрагивающим голосом боярин Радомир. – С самим князем Драговитом. И в случае поражения Трасика победителем объявят именно Драговита, кто бы сейчас ни держал его меч в руке.

– А зачем им это понадобилось? – растерянно спросил Карочей.

– А затем, что победа князя Драговита будет означать вину всех участников черного обряда, направленного против князей Драговита и Годлава, – спокойно отозвался каган Славомир. – Волхвы не имеют права так ошибаться в толковании воли своего бога. Тем более когда речь идет о боярах и князьях.

Слова кагана были произнесены довольно громко, и в наступившей мертвой тишине их услышали не только ближние, но и дальние. Князь Свентислав слегка побледнел, а среди волхвов началось шевеление. Судя по всему, почтенные Велесовы ближники слишком увлеклись, роя яму князьям Драговиту и Годлаву, и теперь для них наступил час расплаты. Кары кагана они могут не бояться, но есть ведь еще и кара бога. Кудесник Гордон уже предстал пред грозны очи Велеса, не исключено, что та же участь ждет Завида, Благовида и прочих старцев, вдруг решивших, что они могут, прикрывшись именем бога, менять князей в варяжских землях. Карочей оценил проведенную комбинацию и с восхищением глянул на кагана Славомира, который решил с помощью боготура Осташа поставить на место зарвавшихся Велесовых волхвов. Правда, риск был велик, ибо изображавший Дракона ведун не хлипкий отрок, с которым можно покончить одним ударом. К тому же он, видимо, уже сообразил, какая на нем лежит ответственность, а потому дрался с остервенением, демонстрируя все свое умение. Зрелище, что и говорить, получилось редкостное. Во всяком случае, ган Карочей раньше никогда не видел, как боготуры сводят счеты между собой, и даже не знал, что такое возможно. Надо отдать должное мечникам Велеса, они оказались достойны друг друга. Дракон уже успел отрубить божьему быку один рог, но на его противника, так же как, впрочем, и на зрителей, это не произвело большого впечатления. Рога, в конце концов, служили всего лишь украшением, и их потеря в реальном, а не ритуальном бою ничего, в сущности, не решала. Сначала Осташ попытался вытеснить Дракона из круга, что было бы равнозначно победе, но его противник обладал слишком большим опытом, чтобы поддаться на столь незамысловатую уловку.

– Убей его, – крикнул Дракону кудесник Завид, и собравшиеся расценили это как проявление слабости. Божий ближник в любой ситуации должен сохранять спокойствие. Тем более что окрик не столько помог Дракону, сколько помешал. Он отвлекся только на миг, но и этого оказалось достаточно Осташу, чтобы нанести противнику сокрушительный удар по голове, прикрытой чудесным шлемом. Шлем удар выдержал, а человек нет. Ноги Дракона подломились, и он упал на одно колено. Боготур имел право его добить, но не стал этого делать, а просто ударом ноги в плечо выбросил противника из круга. Удар этот был нанесен в прыжке и с разворота, и присутствующие оценили его точность и силу.

Путь покойному князю Драговиту к Калиновому мосту был открыт. Все ждали, что витязь, спокойно стоящий у черты, снимет наконец личину, но, увы. Лицо незнакомца по-прежнему оставалось скрыто от любопытных глаз, зато он обнажил меч, показывая тем самым, что готов к испытанию. И вновь гнусаво затрубил рог, призывая витязей к поединку. Боготур Осташ, нисколько не пострадавший во время сражения с Драконом, повел своего подопечного к хлипкой лестнице, ведущей на плетеный мост. Что же касается князя Трасика, то ему путь к славе или смерти показал сам кудесник Завид. Великий князь ободритов смертельно побледнел, но на ногах держался твердо. В сущности, он был искусным бойцом, хорошо обученным заботливыми дядьками, хотя и не выказывал пока особой доблести в битвах. Будь на том конце Калинового моста обычный воин, князь Трасик, вероятно, сумел бы его одолеть. А вот так сражаться непонятно с кем, возможно даже с выходцем из Навьего мира, – для этого нужно иметь железное сердце.

– А если витязь окажется самозванцем? – спросил ган Карочей.

– В этом случае боготур будет повешен, – любезно ответил на его вопрос каган Славомир, – а самозванец сожжен на костре. Что же касается князя Трасика, то он будет объявлен победителем и после смерти.

– Слабое утешение, – вздохнул ган Карочей и поднял глаза.

Оба витязя были уже наверху и делали первые неуверенные шаги по сплетенному из прутьев кустарника мосту. В какой-то момент гану даже показалось, что это хлипкое сооружение не выдержит тяжести закованных в железо людей, но мост хоть и трещал и раскачивался из стороны в сторону, однако и не думал рассыпаться. Князь Трасик двигался осторожно, проверяя ногой каждый прут, зато его прыткий противник шел по мосту уверенным шагом и успел уже преодолеть две трети расстояния, прежде чем витязи встретились. Первый же взмах меча едва не стоил незнакомцу жизни, он с трудом удержался на ногах и чуть не пропустил стремительный выпад князя Трасика, целившего противнику в горло. В этом странном поединке на качающемся мосту любой удар мог стать смертельным. Да что там удар – любое неосторожное движение. Видимо, витязь это наконец понял и изменил тактику. Он принялся вдруг раскачивать плетеный мост, бросая из стороны в сторону свое гибкое и сильное тело. Князь Трасик растерялся, он с трудом удерживался на ногах и все свои усилия направил на то, чтобы не упасть с громадной высоты. О мече он, кажется, и думать забыл. И как вскоре выяснилось – напрасно. Незнакомец вдруг стремительно прыгнул вперед, рискуя разрушить хрупкую опору, и нанес противнику удар острием в грудь. Трасик опрокинулся на спину, но на мосту удержался. Похоже, колонтарь все-таки спас ему жизнь. Добивать лежачего князя незнакомец не стал. Он спокойно отступил назад и ждал, когда Трасик обретет необходимое равновесие. После этого он вновь стал раскачивать мост. Создавалось впечатление, что ему доставляет удовольствие пугать несчастного князя.

– Готовится к удару, – спокойно сказал каган Славомир.

Карочей был того же мнения. Если бы поединок проходил на земле, то уже первый удар стал бы для Трасика смертельным. Но, видимо, его противнику помешало отсутствие твердой опоры. В любом случае, более слабому в ногах князю затягивание поединка не сулило ничего хорошего. Он рисковал свалиться с моста просто от усталости. Видимо, Трасик это понял, а потому и бросился вдруг вперед, целя мечом в личину витязя. Однако тот все-таки успел уклониться от удара, и меч князя угодил в пустоту. А следом в ту же пустоту рухнуло и тело Трасика. Князь потерял опору и стремительно полетел вниз. Его соприкосновение с землей Карочей не видел, просто отвел в последний момент глаза. Кудесник Завид подошел к распластанному телу Трасика и на мгновение склонился над ним.

– Дракон умер, – произнес он громко хриплым голосом. – Да здравствует князь Драговит. И да будет светлым в памяти живущих имя князя Годлава.

– Слава, слава, слава! – дружно откликнулись все князья и бояре, собравшиеся у священной рощи.

Витязь-победитель спустился с Калинового моста и, сопровождаемый боготуром Осташем, вновь ступил в священный круг. Личина наконец слетела с его лица, и стоящий рядом с Карочеем боярин Радомир радостно воскликнул:

– Сидраг!

И вслед за ним это имя с облегчением повторили сотни человек. Не то чтобы собравшиеся здесь варяжские вожди души не чаяли в опальном княжиче, но увидеть сейчас на его месте грозного князя Драговита было бы для многих тяжким испытанием.

– Да здравствует великий князь Сидраг сын Драговита! – торжественно произнес каган, поднимаясь с кресла. – И пребудут мир и покой на землях ободритов под его твердой дланью.

– Слава, слава, слава, – не очень охотно, но все же откликнулись князья и бояре.