Текст книги "На Муромской дороге"

– Какие сейчас муровцы, – пренебрежительно махнул рукой Гонолупенко. – Сплошное недоразумение. Не зря же тебя на подмогу прислали.

– Из меня богатырь, как из собачьего хвоста сито, – вздохнул удрученно Балабанов.

– Инструктору виднее, – возразил Гонолупенко. – А наше с тобой дело – выполнять приказы.

– А какой приказ-то? – возмутился Балабанов. – Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.

– Хоть бы и так, – пожал плечами Гонолупенко. – Чем тебе не приказ?

Как уже успел понять Балабанов, сержант дураком не был. И знал он, пожалуй, поболее капитана относительно того, куда и зачем идти. Непонятным было другое, кто такой Инструктор и почему его появление переполошило всех этих людей.

Не смотря на поздний час, суматоха в Управлении не прекращалась. За инструкциями Балабанов обратился было к знакомому майору с оловянными глазами, но тот отмахнулся от назойливого провинциала, сославшись на крайнюю занятость. Расстроенный невниманием начальства Балабанов обернулся было к Гонолупенко, но сержант куда-то исчез.

В поисках Гонолупенко Балабанов поднялся на второй этаж и здесь едва не столкнулся нос к носу с Хромым, который торжественно шествовал по коридору в окружении милицейских начальников в генеральских мундирах. Генералитет оттёр с пути важной персоны капитана и прошествовал вместе с Хромым в один из дальних кабинетов. За генералитетом шли люди в штатском, которые втянули Балабанова в свои ряды чуть ли не против его воли. Капитан сопротивляться не стал, тем более что в Управлении внезапно погас свет, и был риск затеряться навек в его бесчисленных переходах.

Балабанову непонятно было одно, почему Хромой, личность во всех отношениях подозрительная, так привольно чувствует себя в цитадели общественного порядка. Удивление и смятение сибиряка оказалось столь велико, что он без приглашения влез вслед за генералитетом в помещение, где ему, возможно, вообще находиться не полагалось.

Балабанов, благо никто его не гнал, присел среди прочих у длинного стола и приготовился слушать докладчика. А докладчиком выступал Хромой. Его лицо, освещённое свечами, капитан видел очень хорошо, а вот лица генералов и людей в штатском тонули во мраке.

Хромой говорил о переменах: о свободе слова, о свободе предпринимательства, о правах человека. Сетовал на неспособность народа эти перемены переварить. И указывал в этой связи на задачи, стоящие перед правоохранительными органами. В принципе Балабанов был с докладчиком согласен и против прав и свобод возражать не собирался. Но когда Хромой закончил выступление и предложил задавать вопросы, Балабанов не удержался:

– Когда бригаду Рыжего брать будем, житья от него людям не стало?

Хромой этому вопросу страшно удивился, генералы и люди в штатском ошеломлённо уставились на Балабанова.

– Опять же с Бамутом Абрамовичем Сосновским что-то надо делать.

Изумлённое молчание сменилось негодующим гулом. На лицах всех присутствующих был написан один вопрос – кто пустил сюда этого придурка? Балабанов начальственного ропота не убоялся, решив, что двум смертям не бывать, а одной не миновать.

– Капитан Балабанов, – назвал он себя. – Прислан Инструктором для укрепления и укрупнения.

Хромой икнул, генералитет шумно вздохнул, люди в штатском бесшумно выдохнули и затаились. А атмосфера в помещении напоминала грозовую. Балабанов нисколько не сомневался, что если сверкнёт молния, то угодит она непременно в него. Но пока молния не сверкнула, следовало предпринять упреждающие действия.

К сожалению, Балабанов не знал, какими должны быть эти действия, а Инструктор почему-то забыл его проинструктировать. Капитану не оставалось ничего другого, как пускаться во все тяжкие на свой страх и риск. – Есть сведения, – твёрдым голосом произнёс он, – что в высшие наши сферы проникли люди крайне сомнительных моральных качеств, связанные как с потомакской разведкой так и с низовыми сферами. Наша задача: вычислить этих людей и изолировать в кратчайшие сроки.

– Но позвольте, – побагровел Хромой. – Причём здесь потомакская разведка? Всем известно, что господа с Потомака наши союзники. – У нас и приоритеты давно поменялись, – робко поддержал Хромого один из генералов.

– А как же наши финансовые обязательства перед заокеанскими партнёрами? – ласково улыбнулся Балабанову лысоватый худенький человек в очках, с лицом отличника и комсомольского активиста.

Балабанов такие лица терпеть не мог ещё со школьной поры. Работать эти активисты никогда не умели, зато умели писать отчёты, восхищавшие вышестоящих товарищей, а главное, всегда были в курсе генеральной линии. Балабанов же в генёральной линии путался и в годы школьные и после, когда вступил на трудовую стезю. За что и получал нередко выговоры, возможно даже заслуженные, но от того не менее обидные.

Сахарная улыбка бывшего комсомольского активиста подействовала на Балабанова, как красная тряпка на быка:

– Перед низовыми сферами у вас тоже есть финансовые обязательства? – Но это же бред, – возмутился Хромой. – Какие ещё низовые сферы? Кто пустил сюда этого человека?

Сидящие рядом с Балабановым люди в штатском отодвинулись в сторону. Генералитет выразил капитану шумное неодобрение.

– Да это псих какой-то, – сказал холёный кучерявый мужчина с нагловатыми глазами карточного шулера. – Гоните его в шею.

На счастье Балабанова в зале собрались сплошь начальственные особы, и не нашлось пары шестёрок, способных выполнить распоряжение. Сообразив это, капитан неспеша поднялся и столь же неспешно прошествовал к выходу. Вслед ему неслись выкрики и даже матерные ругательства. Сибиряк обернулся и от порога выдал генералитету свою порцию красочных определений, настолько шокировавших почтенную публику, что она прямо-таки онемела от изумления. Балабанов плотно прикрыл за собой дверь и расстроенный побрёл по коридору, где и столкнулся с довольно потирающим руки Гонолупенко.

– С кинологом я договорился, – сказал сержант. – Будет у нас завтра Джульбарс. Пусть трепещет вся столичная нечисть.

– Операцию придётся отменить, – вздохнул Балабанов и рассказал Гонолупенко о своих расхождениях с генералитетом по принципиальным вопросам. – Комсомольский активист – это Кукушенко Леонид Витальевич, по прозвищу Киндер, а холёный господин с наглыми глазами – это Михаил Ефимович Цыганков, по прозвищу Кучерявый, вхожий и к Самому, и к Сосновскому. А как ты на заседание попал? – Шёл мимо, – развёл руками Балабанов. – А почему Хромой всем в Управлении заправляет?

– Всем не всем, но влиятельный зараза. Инструктор тебя не вызывал? – Нет. Я спрашивал о нем у Оловянного, но тот не в курсе. – Значит, всё пока идет нормально, – бодро подвел итог Гонолупенко, – иначе Инструктор вызвал бы нас для объяснений.

Балабанов не был уверен, что всё идёт так уж нормально, но спорить с Гонолупенко не стал. Двое суток, проведённых в столице, здорово пошатнули Балабановский оптимизм. А главное, не поймёшь, не разберёшь – кто из ху. Да и вообще: как можно бороться с нечистой силой, если она угнездилась в Управлении, и кто же таком случае будет отдавать Балабанову приказы? Не исключено, правда, что Гонолупенко ошибается, и Хромой с Низом не связан, а что до его связей с чужими разведками, то может быть так оно и должно быть, и за всем этим стоит неведомый капитану государственный интерес. Недаром же тот генерал сказал, что у нас приоритеты поменялись. Балабанов и в прежних приоритетах не разбирался, а о нынешних и говорить нечего. Правда, благодаря новым приоритетам свет в Балабановской деревне всё-таки вырубили, колхоз разогнали и в горючке отказали. Странные какие-то приоритеты, но ведь не сельскому участковому инспектору судить о стратегических замыслах Самого и его ближайших помощников. В столице же пока свет есть. И люди вокруг бодренькие. Пока Балабанов шёл от Управления к Марианне, у него три раза спрашивали дозу и два раза дозу предлагали.

– Слышь, Коломбо, – шёпотом вдруг окликнули Балабанова из подворотни. – Найди правду.

Капитан, хоть и звали его иначе, всё-таки остановился. Уж больно просьба показалась ему странной. Из полумрака навстречу Балабанову выдвинулся худой, как жердь человек в поношенном плаще, подпоясанном шпагатом.

– А зачем тебе правда? – Как же без правды-то? – удивился худой, беря из рук капитана сигарету. – Без правды нам, брат Коломбо, ну никак нельзя.

– Ищи правду сам, – Балабанов прикурил и осветил спичкой лицо странного просителя.

Лицо было самым обыкновенным, разве что необычайно худым и заросшим недельной щетиной. Глаза тоже не казались безумными. Если перед Балабановым стоял псих, то псих явно не буйный.

– Гонят отовсюду, – пожаловался худой. – Как только заикнёшься о правде, так в лицо говорят – шёл бы ты к Кубовичу на «Поле чудес». А у Кубовича очередь большая. Но ты сам посуди, должна же быть правда в жизни?

– Должна, – нехотя согласился Балабанов, которому разговор уже изрядно надоел. – А её нет, – выдохнул со страстью псих. – И вот я думаю, что если правды нет и на «Поле чудес» Кубовича, то тогда нам всем хана. Потому как нельзя совсем без правды.

– Дался тебе этот Кубович, – отмахнулся Балабанов. – Смотри по телевизору, если на студию не пускают.

– Я много раз смотрел, – с горечью сказал псих. – Но так и не понял, где там правда зарыта. А дед Игнат говорит, что если зарыта, то непременно прорастёт. Мы уже который год ждём. Подарки людям дают, а жизнь лучше не становится. И выходит, что правда у нас не хочет расти даже на поле чудес.

Разговор с психом не на шутку расстроил Балабанова. Вод ведь народ, правду им подавай. И что людям, спрашивается, надо: есть свет, сиди и смотри телевизор. Ну, вот хотя бы как Хулио-Игнасио с Хулио-Альберто.

На громкое здравствование Балабанова оба Хулио обернулись, как по команде. – Опять порнуху смотрите.

– Ни-ни, – запротестовал Хулио-Игнасио. – Смотрим Васюковича. «И-го-го» называется передача.

– Тоже правду ищите? – усмехнулся Балабанов, присаживаясь к столу. – Правду Жердь ищет, – возразил старик. – А мы с Аликом – исключительно удовольствие. Вот заварит сейчас Марианночка чай, и будет нам и-го-го на целый вечер. А Жердя ты, Коломбо, не слушай. Он ведь этот, как ты его, Алик, давеча назвал? – Диссидент.

– Вот, – поднял палец к потолку старик. – Он, гад, Кубовичу не верит. А кому же тогда ещё верить. Кубович наш отец родной. Давеча старушке холодильник подарил. А Жердь ему – где правда? Правдоискатель. От таких диссидентов и пошла прахом русская земля. Дают – бери, бьют – беги. А эти всё ищут. Народ в смущение вводят. Ты его не слушай, Коломбо, мутный он человек. А как там наш Хуанито?

Вошедшая в этот момент с чаем Марианна порозовела под Балабановским взглядом. Капитан тоже пришёл в некоторое смущение и откашлялся.

– Будет Хуанито, – сказал он Игнасио. – В свой срок. Под ногами только не путайтесь. – Ну да, – сказал понятливый старик, поднимаясь с места и дергая за ворот Хулио-Альберто. – Большому кораблю, значится, большого плавания желаем.

– Это ты к чему сказал? – зарделась пуще прежнего Марианна. – Это я к тому, что совет вам да любовь, – хитренько подмигнул Игнасио. – А нам с Аликом выпадает дорога. Я так думаю, что Хуанито с глазу на глаз искать легче.

– Вот выдумщик, – томно сказала Марианна в спину уходящим Хулио. – Ну почему же, – возразил Балабанов. – Игнат долго жил и много знает.

Поисками Хуанито занимались весь вечер и половину ночи. Марианна оказалась женщиной на редкость расторопной и усердной. Балабанов соответствовал столь старательно, что едва не проспал на службу.

Гонолупенко, разглядывая утомившегося в ночных поисках капитана, только головой качал. Рядом с сержантом зевал во всю свою чудовищную пасть огромный пёс чёрного цвета. Зевать-то он зевал, но при этом ещё и косил на Балабанова настороженным взглядом.

– Свой, – сказал Джульбарсу Гонолупенко. – Хотя и слегка помятый жизнью.

Джульбарс лениво обнюхивал капитана и осмотром, видимо, остался доволен. Во всяком случае, вывалил на сторону большой розовый язык. Подлетевшие на забугорном белом лебеде Портсигаров и Коля разглядывали псину придирчиво, правда держась при этом на почтительном расстоянии.

– Редкостный кобель, – резюмировал Портсигаров. – Оборотень или не оборотень, но что-то в нём есть, согласитесь.

Свинью, однако, в это утро подложил озабоченным людям вовсе не пёс Джульбарс, а редактор «Комсомольского агитатора» Аристарх Журавлёв, разразившийся громадной статьёй под угрожающим заголовком «Заговор генералов».

– А при чём здесь генералы? – удивился Балабанов, с интересом разглядывая газету. – На Шамана намекает, – пояснил Портсигаров. – Есть такой среди генералитета.

– Так ведь наш шаман не из генералитета, – запротестовал Балабанов, – а с Каймановых островов. – Бог не выдаст, Аристарх не съест, – махнул рукой Портсигаров. – Наша задача: предъявить Джульбарса голосуям в лучшем виде, изъять цепь и познакомить Стингера с нечистой силой. – Берём собаку Баскервилей и едем к Примадонне, – предложил Коля.

Балабанову страсть как захотелось увидеть королеву шоу-бизнеса, а потому он горячо Колю поддержал. Гонолупенко выразил согласие извечным своим «иес». Джульбарс покладисто гавкнул, и только Портсигаров пребывал в сомнениях. – К Примадонне без Химкина лучше не соваться. Отопрётся она, скажет, что никакой цепи не видела.

После некоторых раздумий Коля согласился с Портсигаровым. Брать штурмом «Комсомольский агитатор»,однако, не рискнули, памятуя о вчерашней успешной операции. Сегодня Журавлёв конечно же держится настороже и готов отразить любой наскок противника. Химкина следовало выманить из цитадели порока хитростью, запугать с помощью Джульбарса и принудить к бескорыстному сотрудничеству.

План охмурения журналиста составили Коля с Портсигаровым, знавшие Химкина, как облупленного. Для затравки пришлось выдумать совсем уж дикую историю о готовящегося ограблении форта Нокс и изъятии всего американского золотого запаса в пользу банка отечественных аграриев.

– А зачем аграриям столько золота? – удивился Балабанов. – Пяти миллиардов зелеными за глаза хватит.

– Ну, ты охамел, провинциал, – возмутился Коля. – Пять миллиардов зелёными! Да у нас весь бюджет в двадцать миллиардов.

– Как пожрать, так вы все мастера, – обиделся за родню Балабанов. – А как выделить крестьянину лишнюю копейку, так сразу – много, жирно будет!

– Хороша копейка! – взвился Коля. – Пять миллиардов баксов! Уйдёт в дерьмо и не заметим. – А хлеб, по-твоему, на чем растет?! – заорал Балабанов. – Асфальтовая твоя душа. На дерьме и растет!

– Вы что, собственно, делите? – с интересом спросил Портсигаров. – Как что – бюджет.

– Бюджет без нас поделят, – остудил страсти Портсигаров. – Мы не в Думе. А форт Нокс мы ещё не ограбили.

– А будем грабить? – спросил Балабанов. – Пока такая задача не стоит. Наша цель: выманить Химкина из редакции. – Ах да, – спохватился Коля. – Ну, этот прибежит.

Удочку в сторону заполошного журналиста закидывал Балабанов. Его голос не был знаком Химкину. Коля стоял рядом и шепотом давал советы. Химкин на золотой запас клюнул и назначил встречу через пятнадцать минут в соседнем кафе. – Возьмем, – сказал, потирая руки, Коля. – Никуда он от нас не денется.

Балабанов слегка волновался. Сидел он за столиком пока что в одиночестве, посетителей в кафе было мало, и наверное поэтому ему здесь было неуютно и даже тоскливо. Столичный лоск был капитану чужд, хотелось назад в деревню, в родные места, где токуют глухари, а не заполошные журналюги. И вообще вся эта история с похищением золотого запаса показалась вдруг Балабанову дикой и несуразной. Если в голове у Химкина есть хоть одна извилина, то на встречу с информатором он, конечно, не явится, а Балабанов только здоровье себе подорвёт этим дурацким кофе.

Однако Балабановское предположение по поводу извилины у Химкина оказалось чрезмерно оптимистическим, и вышеназванный журналист возник на пороге кафе в точно назначенное время. Держался Химкин настороже, с опаской разглядывая посетителей подслеповатыми глазами. Мышиное личико его при этом выражало крайнюю степень любопытства. Тем не менее, подходил он к Балабанову боком, а носки его модных туфель всё время норовили развернуться к выходу.

– Надо чаще встречаться, – назвал Химкин оговоренный пароль. – Мы любим бывать у Нади, – не замедлил с отзывом Балабанов.

Химкин сел на предложенный стул и оглянулся на дверь. В общем, журналист являл собой живую иллюстрацию народной мудрости, которая гласит – охота пуще неволи.

– Проверенные сведения? – Компромат первосортный, – солидно заверил Балабанов. – Схемы, карты, отпечатки пальцев.

– Чьих пальцев? – уточнил Химкин. – Генералитета.

– Значит, всё-таки заговор, – ахнул журналист. – Он самый, – подтвердил Балабанов. – Воруем у американцев золотой запас, их госдеп шлёт нам ноту. Папа читает документ, шибко расстраивается и от огорчения подхватывает насморк. А генералитету только этого и надо. Берут золотишко, едут на Каймановы острова и гудят там по-чёрному. Я, главное, говорю, вы хоть аграриям дайте пяток миллиардов для выращивания закуски. Нет, говорят, всё сами пропьём, а для народа такие деньги – жирно будет. Ну у меня в груди всё, понимаешь заклокотало. Думаю, если генералы без народа пить будут, то я, как истинный патриот, такую свинью им подложу, что они захлебнутся этой водкой.

– Вы в каком чине? – Капитан, – не стал врать Балабанов, чтобы не запутаться. – Сколько вы хотите за информацию? – спросил Химкин, кося одним глазом на дверь, другим на окно.

– Информацию в обмен на цепь, – твёрдо сказал Балабанов. – Какую цепь? – насторожился Химкин и даже дёрнулся по направлению к выходу. – Сидеть, – свистящим шёпотом остановил его Балабанов. – Если жизнь тебе дорога.

Побелевшему от испуга Химкину жизнь была дорога, а потому он остался сидеть на стуле, как приклеенный и только косил глазами на чёрного пса, возникшего неведомо откуда. Пёс скалил в сторону впечатлительного журналиста зубы и даже, как показалось Балабанову, подмигнул ему. – Не пугайтесь, – успокоил Химкина капитан. – Я резидент каймановской разведки, и на вашего Шамана у нас есть свой шаман. Извините, что сейчас он в собачьем обличье, но этого требует конспирация и государственная необходимость.

– Я понимаю, – прошелестел посеревшими губами Химкин. – Очень хорошо, – похвалил его Балабанов. – План у нашего шамана такой: как только ваш генералитет разворачивает на Каймановых островах грандиозную пьянку, мы изымаем у них золотой американский запас плюс золото партии…

– Какой партии? – испуганно переспросил Химкин. – У нас же многопартийная система.

– Вот у всех и изымем, – твёрдо пообещал Балабанов. – Закупаем в Америке их шатлы и летим на Юпитер за белым золотом. Грузим его в шатлы, привозим на Землю и скупаем всю промышленность.

– А генералитет? – Ваш генералитет будет обеспечивать нашу безопасность, – пояснил Балабанов. – Не даром конечно. Для этого мы всеми Каймановыми островами войдём в состав СНГ.

– А кто будет президентом? – насторожился Химкин. – Александр Григорьевич? – Почему нет, – пожал плечами Балабанов. – Дельный мужик. – Цепь-то вам зачем? – Цепь – это пропуск в высшие Юпитерианские сферы, без неё нас на Юпитер не пустят.

– Я извиняюсь, – проблеял Химкин. – А этот Инструктор, о котором все говорят, случаем не с Юпитера?

– Всего я вам сказать не могу, – вздохнул Балабанов. – Но одно точно: юпитерский он.

– Да, – протянул Химкин. – А то у нас все говорят: питерский, питерский. А я думаю – при чём здесь Питер?

– Абсолютно не при чём, – авторитетно подтвердил Балабанов. – Так как же цепь? – Я, извиняюсь, никакой цепи не брал, – завилял Химкин. – Я вообще не беру чужого, a тем более с шеи зарубежного гостя. Но в поднявшейся суматохе мне эту цепь кто-то в карман сунул. Прихожу домой, батюшки светы, – цепь.

– И от удивления ты её сбагрил Примадонне? – прищурился Балабанов. – Не своей волей. Редактор послал.

– С Аристарха мы ещё спросим, – зловеще пообещал Балабанов. – Пройдемте, гражданин.

– В воронок? – обомлел Химкин. – Воронок ещё заслужить надо, – разочаровал его Балабанов.

Химкин хоть и был озабочен до посинения губ, но приказу каймановского резидента подчинился безропотно. Гордый оказанным доверием Джульбарс отконвоировал его к кастратову «Мерседесу». Балабанов очень даже понимал Джульбарса: всё-таки не мелкого воришку прихватили на кармане, а свернули в баранку видного столичного журналиста.

– Нашего полку прибыло! – радостно воскликнул Коля при виде арестованного.

Химкин глянул на оскалившего пасть Джульбарса, вздохнул и полез на заднее сидение «Мерседеса». Джульбарс запрыгнул следом и устроился справа от проштрафившегося журналиста. – Обманули, – сказал в пространство Химкин. – Заманили.

– Помолчите подследственный, – холодно оборвал оживившегося журналиста Балабанов, устроившийся на привычном месте рядом с Портсигаровым. – Никто вас не обманывал. Будете честно работать на каймановскую разведку, мы сохраним вам жизнь.

– Пароли, явки? – обернулся к насупившемуся Химкину Портсигаров. – Не знаю я ничего, – взбрыкнул враз охамевший при виде знакомых лиц журналист. – Будем бить? – спросил Коля.

– Иес, – сказал Гонолупенко. – Джульбарс!

Джульбарс глухо зарычал, и для Химкина этого было достаточно. – На дачу к Примадонне, – поспешно проговорил он. – Смотри, – предостерег Коля. – Каймановский шаман мужик серьёзный, ему всё равно: одним «комсомольцем» больше, одним меньше. По слухам, он человечиной питается.

– Ноу, – запротестовал Гонолупенко. – Жертва иес. – Понял, – перевёл пригорюнившемуся Химкину Коля. – Не просто человечиной, а жертвенным мясом. И не на тусовке тебя сожрут Химкин, а во время религиозной церемонии. Для посредственного журналиста, это большая честь. – Продались, – выдохнул в пространство Химкин.

– Мы не продались, – возразил Портсигаров. – Нас купили. К тому же действуем мы исключительно в интересах СНГ и военно-промышленного комплекса. С благословения Инструктора.

– Не надо его информировать о наших планах, – остановил шоумена Балабанов. – Человек он ненадёжный. Если много узнает, то придётся его изолировать. – Куда изолировать? – удивился Коля.

– Отправим на Юпитер, – твёрдо пообещал Балабанов. – Первым же шатлом.

Химкин настороженно засопел и покосился на вывалившего язык Джульбарса. Что там ни говори, а была в чёрном милицейском кобеле какая-то чертовщина. Работал он как часы, понимая команды с полуслова. И вид при этом имел солидный и даже значительный.

– Приехали, – сказал Портсигаров, когда сомлевший от долгой дороги Балабанов едва не впал в дрёму.

Время была уже достаточно позднее, во всяком случае, солнце клонилось к закату, окрашивая горизонт в багрово-кровавые тона. За забором загородного дома повизгивали его беспечные обитатели, не чуявшие беды. Обиженный чужой забубённой радостью Джульбарс поднял морду к жестяной крыше салона и завыл. Химкин вздрогнул и на всякий случай отодвинулся от черного оборотня.

– К покойнику, – прокомментировал собачий вой мистически настроенный Коля.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – оптимистично возразил Портсигаров.

Вперёд пропустили Химкина, как самого малоценного для страждущей Родины человека. Следом пошёл Стингёр – иностранца у нас в любом случае с порога бить не будут. За Гонолупенко послали Джульбарса – для устрашения и пресечения возможных эксцессов. Балабанов прикрывал левый фланг, Портсигаров – правый, Коля надёжно обеспечивал тыл.

– Шабаш вери гуд, – сказал Гонолупенко, прислушиваясь к воплям, несущимся из раскрытого окна.

– Какой там шабаш, – махнул рукой Портсигаров. – Так, небольшая тусовочка. Словно бы в опровержение Портсигаровских слов из окна особняка вылетел гражданин, сделал изящный пируэт над двором и рухнул вниз подстреленным селезнем. Ни Портсигаров, ни Коля подбитого селезня не опознали, а тот, слегка оклемавшись, попытался исполнить танец гор. Подвела координация, помешавшая селезню взмыть орлом. Пьян он был, как свинья.

– Химкин, ты кого привёл, паразит? – взвизгнули навстречу гостям от порога. Балабанов на всякий случай прикинул соотношение сил. В доме хоть и плавал сизый дым, но видимость была приличной. Гостей оказалось много, десятка полтора, но полноценными и готовыми к отпору можно было считать троих от силы: саму Примадонну, молодящуюся даму вышесредних лет, одетую в просторный балахон, тщательна скрывающий фигуру, кучерявого господина с глазами карточного шулера, уже виденного однажды Балабановым, и совершенно голого человека, который сидел задумчиво в углу и жевал квашенную капусту.

– Я тебя умоляю, дорогуша, – выступил вперёд Портсигаров. – В век бы к тебе не пришёл, старая мымра, кабы нужда не заела.

– Это я старая мымра! – взвилась хозяйка. – Убейте этого негодяя!

Никто, однако, не ринулся выполнять приказ рассерженной дамы: Цыганков Михаил Ефимович, он же Кучерявый, курил, пуская к потолку изящные кольца, голый господин всё так же лениво жевал кислую капусту. Правда, некий лежащий на полу субъект, заслышав голос Примадонны, попробовал было встать на четвереньки, но Джульбарс придавил его мощной лапой.

– Будь ты молодой и не мымрой, я бы тебе никогда Стингера не привёз, – продолжал как ни в чём не бывало Портсигаров. – Попала шлея под хвост иностранцу, вынь да положь ему русскую ведьму. Ну мы с Колей прикинули и решили, а кто у нас ещё ведьма если не ты.

Примадонна данной Портсигаровым характеристикой была польщена, хотя из природной, видимо, скромности пробовала протестовать:

– Какая я ведьма, скажешь тоже. – Есть проект, – доверительно поделился Портсигаров, присаживаясь рядом с ней на стул. – Финансирует его главный шаман Каймановых островов, некий мистер Джульбарс. Стингер-то у него в любимчиках ходит. Так вот этот Джульбарс задумал грандиозный сериал под названием «Вальпургиева ночь» и собирает под свои знамёна нечисть со всего света. Мы уже тут с Колей прикидывали. Подсветку дадим снизу. Под бой курантов выходит Стингер, в красной рубашоночке, хорошенький такой, одесную от него – ты, ошую – Лариска, вы обе, естественно, в одних волосах. По бокам ведьмы рангом поменьше, ну а далее русалки, кикиморы и прочая ерунда. Музыку мы уже заказали Крутому, слова – Дельфину.

– Мне только Наташки не хватало, – раздраженно бросила Примадонна. – Так, – перестроился Портсигаров. – Дельфина побоку, его Русалку в джунгли. Слова закажем на «Лесоповале».

– А что я буду петь? – нахмурилась Примадонна. – Что-нибудь простонародное, – подсказал Коля. – Вроде: на Муромской дороженьке стояли три сосны. Западная пипла ахнет.

– Надо подумать, – нервно закурила Примадонна. – Я тебя умоляю, дорогуша, – всплеснул руками Портсигаров. – Международный проект, солидные люди. С благословения Инструктора, вот Ефимыч не даст соврать. – Не знаю я никакого инструктора, – отбоярился доселе молчавший, но внимательно наблюдавший за гостями Цыганков. – Ты меня в это дело не путай.

– Ну вот, – обиделся Портсигаров. – Как международный культурный проект, так отечественный бизнес в кусты. А кто говорил – «мы люди не бедные?» А у кого выборы на носу?

– А при чём здесь выборы? – огрызнулся Кучерявый. – А при том, что Стингер – это миллионы голосов. – Сосновский в курсе ваших затей?

– Сосновский всегда в курсе.

Ефимыч задумчиво курил, примадонна нервно покусывала губы, голый мужик перестал жевать капусту и с интересом разглядывал Джульбарса. Джульбарс с не меньшим интересом смотрел на голого мужика. Балабанов нудистом тоже заинтересовался и даже не столько нудистом, сколько цепью, висевшей на его поросшей чахлой шерстью груди. Сомнений у капитана не осталось – цепь была Джульбарсова. Дабы не травмировать творческих людей, капитан решил уладить всё миром.

– Я извиняюсь, – сказал он тихо голому гражданину. – Цепочку не одолжите на пару минут. Собачку надо во двор вывести по нужде. А пёсик у нас до того привередливый, что без цепочки его во двор не вытащишь.

Нудист оказался настолько покладистым, что, не говоря лишнего слова, снял цепь. Балабанов уже готовился праздновать победу, как в чужой разговор встрял Химкин с совершенно идиотским заявлением:

– Арестуй их, Ефимыч, они агенты каймановской разведки.

Задумавшийся Цыганов от Химкинского визга даже вздрогнул и уронил сигарету на дремавшего у его ног субъекта. Субъект то ли пьян был недостаточно, то ли от природы был такой агрессивный, но ни с того, ни с сего взял да и тяпнул за ухо Джульбарса. Милицейская собака не вынесла оскорбления власти со стороны в стельку пьяного хулигана и в расстроенных чувствах отыгралась на подстрекателе-журналисте. Пришедший от укуса в невменяемое состояние Химкин запрыгнул на стол и принялся истошно вопить:

– Оборотень, оборотень!

Чем окончательно привёл в расстройство несчастного кобеля, который кусаться, правда, не стал, но зато завыл дурным голосом.

– К покойнику, – снова совершенно не к месту напророчил Коля.

Покойника, однако, не случилось, но пьяные очнулись и, как у нас это обычно водится, очнулись с чрезмерными претензиями друг к другу. Короче говоря, поднялся такой бедлам, что даже Примадонна вышла из задумчивости.

– Уймите пса, – сказала она сердито. – Пёс тут не при чём, – возразил Портсигаров. – Во всём виноват Химкин, бумажная душа.

– Так уймите журналиста, – поморщилась Примадонна.

Химкина сняли со стола и силой влили в него бутылку водки, после чего он обмяк и уснул.

– Что ещё за каймановская разведка? – спросил Цыганков. – Что ты Химкина не знаешь, – засмеялся Коля. – Всю дорогу нам талдычил про заговор генералов. Они там, в «Комсомольском агитаторе» все шизанутые.

– А об Инструкторе ты от кого узнал? – От Химкина и узнал, – сказал Коля, честно округлив глаза. – Прибыл-де он с Юпитера наводить у нас порядок. Бред сивой кобылы. – Действительно бред, – процедил сквозь зубы Кучерявый.

После чего чем-то сильно озабоченный покинул дом по-английски, не прощаясь с хозяйкой. К этой минуте утих и поднятый Химкиным шум. Кто-то принял ещё одну дозу на грудь и упал надорвавшись, кого-то выкинули из окна, иные выпали сами. Словам, всё улеглось и успокоилось само собой. Балабанов вздохнул с облегчением, но, как вскоре выяснилось, преждевременно. Джульбарсова цепь, которая, казалось, была совсем уже у него в руках, куда-то запропастилась, а её голый обладатель вернулся к своему занятию – поеданию капусты.

– А где цепь-то? – спросил у него удивлённо Балабанов.

В поисках цепи приняли участие не только гости, но и все способные стоять на ногах тусовщики. Больше всех усердствовал голый гражданин, который то и дело разводил руками и хлопал ладонями по ляжкам. Поиски не принесли результата, а в заключении выяснилось, что пропала не только цепь, но пропал и голый гражданин, который, кажется, только что был здесь и вдруг исчез, испарился, словно его не было вовсе.