Текст книги "Грозный эмир"

Ролана де Бове не было в Иерусалиме, он отправился в Антиохию, чтобы уладить там важные дела. Что это за дела, Этьен узнал у шевалье Рауля де Музона, человека уже немолодого, но так до сих пор и не избавившегося от недостатка, свойственного ему с молодости – излишней болтливости. Король получил сенешалю выяснить отношение благородной Констанции к браку ее сына Боэмунда с благородной Алисой. Этьен уже успел познакомиться с обеими дочерьми короля Иерусалимского и пришел к выводу, что у благородного Болдуина будет еще много хлопот с этими по виду благонравными девицами. Обе они, и Мелисинда, и Алиса, удались в мать-армянку, как внешностью, так и темпераментом. Обе обладали сильными характерами и уже сейчас, несмотря на нежный возраст, претендовали на то, чтобы командовать мужчинами. За короткий срок Этьен успел подружиться с Алисой и поссориться с Мелисиндой, вздумавшей в его присутствии расточать похвалы сенешалю де Бове.

– Ты слишком вспыльчив, друг мой, – укорил Этьена многоопытный Рауль. – Ты рискуешь нажить себе влиятельных врагов.

– Мелисинда уже забыла о нашей размолвке, – махнул рукой Гранье.

– Речь не о ней, а о сенешале ордена, – уточнил существенное шевалье. – Я тоже не люблю Ролана де Бове, но не кричу об этом на всех углах.

Этьен уже готов был ответить резкостью, но сдержался, и благородный Рауль это оценил. Во всяком случае, он поощрительно похлопал молодого Гранье по плечу и сказал, словно бы извиняясь за предыдущее нравоучение:

– Барон Андре де Водемон полагает, что в твоем лице король Болдуин нашел умного, отважного и преданного человека. Такое сочетание качеств встречается в благородных мужах гораздо реже, чем нам хотелось бы. Мы рассчитываем на тебя, Этьен, а потому вот тебе мой совет – осторожность и еще раз осторожность. Особенно когда речь идет о рыцарях Храма.

– Но ведь папа Калист еще не признал орден и не утвердил его устав? – нахмурился Этьен.

– Что, однако, не мешает королю Болдуину поручать его руководителям разрешение самых сложных дел. Ты всего шесть месяцев на Востоке, благородный Этьен, а Ролан де Бове прожил здесь всю жизнь. У него немало врагов, но и в друзьях он не испытывает недостатка. Не торопись с выводами, шевалье. Ты здесь не одинок. В свите благородного Болдуина немало людей, думающих сходно с тобой.

– Тогда почему король доверяет Ролану больше, чем тебе, благородный Рауль?

– Болдуин де Бурк всего пять лет назад стал королем Иерусалимским, а до этого он семнадцать лет был графом Эдесским. Мы поддержали его после смерти предшественника Болдуина Бульонского, но своими для него пока что не стали. А Ролан де Бове вытащил будущего короля из плена, когда все махнули на него рукой. Такое не забывается, дорогой Этьен, особенно здесь на Востоке.

– Де Бове – пособник дьявола!

– Возможно, – меланхолично заметил Музон, – но не в глазах короля.

Благородный Болдуин взял с собой в Антиохию пятьдесят шевалье и две сотни сержантов, ибо дороги в Святой Земле были отнюдь не безопасны. Этьен попал в число счастливчиков, которым выпала честь сопровождать короля и его младшую дочь, готовящуюся к самому важному в своей жизни шагу. Впрочем, четырнадцатилетняя Алиса не особенно волновалась по поводу предстоящего бракосочетания, зато охотно расточала улыбки молодым людям, роем кружившим вокруг ее кареты. Путешествие прошло без приключений, но в Антиохии король узнал весть, огорчившую его до глубины души. Старый друг и соратник Болдуина Жослен де Куртене попал в руки эмира Балака. Этьену так и не удалось перемолвиться словом с Роланом де Бове, ибо сенешаль храмовников сразу же покинул Антиохию. По слухам, дошедшим до Гранье, король поручил благородному Ролану выяснить, где содержится несчастный граф Эдесский. Зато Этьен познакомился с Владиславом де Русильоном, женихом своей сестры Кристины, занимающим в свите графини Констанции далеко не последнее место. Благородный Владислав отличался высоким ростом и статью, был русоволос и хорош собой, немудрено, что Кристина влюбилась в него без памяти. Девушкам в ее возрасте свойственно ошибаться в людях. Этьена же волновала не столько внешность молодого шевалье, сколько его внутренние качества. Двадцатидвухлетний Владислав, которого окружающие называли просто Владом, успел заслужить славу храброго рыцаря и отчаянного рубаки. Барон де Санлис, с которым Этьена познакомил Рауль де Музон, считал шевалье де Русильона жестоким, наглым и бесчестным головорезом, способным на любую гнусность. Пользуясь положением своего отца, расторопный Влад прибрал к рукам несколько замков, оставшихся без хозяев, после поражения крестоносцев на Кровавом поле, и не раз угрожал расправой своим соседям, в частности самому Санлису, человеку далеко уже немолодому и не склонному к авантюрам. Нельзя сказать, что Этьен сразу и во всем поверил благородному Ги, но его собственные впечатления от встречи с благородным Владом, скорее подтверждали, чем опровергали выводы старого барона.

– А ведь мы знакомы, – засмеялся Влад, небрежно хлопая Этьена по плечу. – Обрати внимание, благородный Рауль на этот шрам над бровью Гранье. Это моих рук дело. Мы с ним не поделили игрушку, а в три года я был очень вспыльчивым человеком.

Этьен, честно говоря, этого происшествия не помнил, хотя знал практически все, и о своем рождении во время осады Антиохии, и о первых годах жизни в Святой Земле. Благородная Эмилия подробно рассказывала сыну о людях, окружавших его отца в крестовом походе, и отзывалась о них только в превосходных степенях. Впрочем, матери Этьена свойственно было преувеличивать достоинства своих знакомых и скрывать их недостатки. Сам Гранье куда трезвее смотрел и на мир, и на людей, его населяющих.

– Я тебя не помню, шевалье, – честно признался Этьен. – Зато очень хорошо помню твою мать, благородную Адель. Надеюсь, она здорова?

– Моя мать погибла десять лет назад, во время осады замка, – неожиданно нахмурился Владислав.

– Прими мои запоздалые соболезнование, шевалье, – искренне огорчился Этьен.

В окружении благородной Констанции подавляющее большинство составляли молодые люди. Объяснялось это не столько юным возрастом наследника, сколько несчастьем, приключившимся в графстве четыре года назад. Почти все благородные рыцари Антиохии полегли в битве вместе с графом Рожером Анжерским. Вот почему так встревожились и благородная Констанция и ее советники, когда узнали о пленении Жослена. Воинственность нового эмира Мардина могла дорого обойтись не только Эдессе, но и Антиохии.

– Коннетабль де Руси отправился в Эдессу, чтобы не допустить там беспорядков до приезда короля, – пояснил Санлис. – Благородному Болдуину придется взять на себя заботу еще об одном графстве.

– Значит, свадьба не состоится, – печально констатировал де Музон. – Во всяком случае, до возвращения отца невесты.

Этьен с легким оттенком зависти отметил, что благородные шевалье из Антиохии одеты побогаче, чем рыцари из свиты короля. Но даже в этой, разодетой в шелка и сукна толпе выделялся Влад де Русильон, пелиссон которого богатством отделки вполне мог поспорить с королевской мантией.

– Земля в Сирии куда плодороднее, чем в Палестине, а здешние портовые города не уступают нашим, – согласился с выводами Гранье Рауль де Музон.

– Так мы отправляемся в Эдессу? – спросил Этьен.

– Ты да, – кивнул шевалье, – а я остаюсь в Антиохии, присматривать за Алисой. Благородный Ги любезно согласился занять мое место в свите короля.

– Я долгое время прожил в тех местах, – вздохнул Санлис. – И надеюсь быть полезным благородному Болдуину в его невеселом путешествии.

– Рад буду продолжить знакомство, барон, – вежливо отозвался Этьен. – А как зовут того рыжего шевалье, который сейчас беседует с Русильоном?

Гранье заинтересовал не столько рыжий громила в пелиссоне из зеленого каирского шелка, сколько черноволосая девушка, которую он нежно обнимал за плечи. Санлис перехватил взгляд собеседника и криво усмехнулся в седые усы:

– Гуго де Сабаль, барон Латтакии, собственной персоной. На редкость дерзкий и неприятный тип. По слухам, он силой принудил вдову Рожера Анжерского благородную Терезу к браку, дабы воспользоваться ее богатым приданным.

– И это сошло ему с рук? – нахмурился Этьен.

– У Гуго слишком высокие покровители, чтобы несчастная женщина сумела отстоять свою честь.

– А девушка? – уточнил.

– Это его единоутробная сестра, Милава, дочь благородного Алдара. О последнем я не могу сказать ничего худого, кроме того, что он печенег.

– А кто произвел его в рыцари?

– Кажется, сам Готфрид Бульонский, – пожал плечами Санлис.

– Благородный Алдар был среди тех, кто первыми поднялись на стены Иерусалима, – пояснил Рауль де Музон. – К тому же он сын бека и родился христианином. А девушка действительно хороша.

– Я не большой ценитель девичьей красоты, – вздохнул Санлис, намекая на свой почтенный возраст. – Но за ней дают очень хорошее приданное, что не может не смущать умы благородных юнцов.

– Я не гоняюсь за деньгами! – вспыхнул Гранье.

– Это заметно по твоему лицу, благородный Этьен, – не удержался от шутки Рауль де Музон. – Ты весь вечер не сводишь с нее глаз. По-моему, она тебя тоже заметила. Иди, шевалье, Русильон машет тебе рукой.

Рыжего Гуго Этьен почему-то помнил хорошо. Наверное потому, что это был очень капризный мальчишка, требовавший к себе внимания как от ближних, так и от дальних. За минувшие годы незаконнорожденный сын графа Вермондуа сильно изменился внешне, но привычка быть в центре внимания у него, похоже, осталась еще с детских лет. Ничего устрашающего в этом молодом человеке Этьен не заметил. Да и его жена, благородная Тереза, которой представили гостя, тоже отнюдь не выглядела раздавленной горем. Скорее уж наоборот, более веселой и счастливой женщины Гранье видеть еще не доводилось. Впрочем, в данную минуту его интересовала только девушка со странным именем Милава, и он с трепетом сердечным прикоснулся к ее руке.

– Проняло, – ехидно заметил Владислав, когда Милава с братом отошли, чтобы засвидетельствовать свое почтение королю Болдуину. – Боюсь, что эта девушка разобьет еще ни одно горячее сердце.

– В том числе и твое? – с вызовом спросил Этьен.

– Для меня она так и останется маленькой кудрявой девчонкой, которую мне приходилось таскать на руках. К тому же я уже обрел даму сердца, шевалье де Гранье.

– Ты забыл спросить разрешения у ее брата, – неожиданно резко отозвался Этьен.

– На любовь не спрашивают разрешения, – мягко урезонил его Владислав. – Что же касается брака, то о нем разговор впереди. А ты разве против?

– Мне просто не нравится, когда меня обходят в деле, касающемся близкого по крови человека.

– В этом ты прав, – легко согласился Русильон. – Я сам не отличаюсь покладистым нравом.

– Наслышан, – усмехнулся Этьен.

– От Санлиса? – мгновенно догадался Владислав. – Старый негодяй. Я бы на твоем месте, шевалье, не слишком ему доверял. Более коварного человека, чем благородный Ги, не найти не только в Антиохии, но и в Святой Земле.

– То же самое барон сказал о тебе, шевалье де Русильон.

– Я, конечно, не ангел, – задумчиво почесал затылок Владислав. – Но тягаться с Санлисом в подлости я бы не рискнул. Мой тебе совет, благородный Этьен, держись от него подальше.

– Друзей и врагов я выбираю сам, – холодно произнес Гранье.

– Как тебе угодно, шевалье.

Благородный Болдуин счел своим долгом посетить место, где пали доблестные рыцари и сержанты, многих из которых он знал лично. Барон де Санлис вызвался быть проводником к полю скорби. Переправа через Евфрат, сильно обмелевший в эту жаркую пору, не заняла много времени. Но само путешествие под палящими лучами июльского солнца, отняло много сил у далеко уже немолодого и тучного короля и повергло в уныние шевалье его свиты. К удивлению Этьена, лучше всех переносил тяготы пути благородный Ги. В седле он сидел словно влитой, а его жилистое тело, похоже, не ведало усталости. Болдуин не преминул отметить усердие и выдержку барона, глядя при этом с укором на своих куда более молодых спутников. Король Иерусалимский, несмотря на протесты Рауля де Музона, изрядно сократил численность своей свиты, захватив с собой всего десять рыцарей и три десятка сержантов. Это позволило ему обойтись без обоза, сильно замедляющего продвижение.

– Если Балак вздумает на нас напасть, то меня не спасет и тысяча рыцарей, – сказал король Музону. – А малым числом мы проскочим в Эдессу, не привлекая к себе внимания.

Похоже, расчет Болдуина оказался верным, его принимали за барона, отправившегося на охоту. Для отвода глаз король приказал прихватить с собой соколов. Во Франции эта забава еще не прижилась, и Этьен с изумлением смотрел на больших серых птиц, смирно сидевших в клетках.

– Дичи на этих болотах всегда было в достатке, – вскольз заметил Ги, кося глазами в сторону короля. – К тому же отдых нужен и людям, и лошадям.

– Убедил, – усмехнулся в седые усы Болдуин. – Может и неловко охотится там, где полегли доблестные шевалье. Но, думаю, они нас простят, ибо я не знаю рыцаря, который не был бы охотником в душе.

Небольшой по размерам шатер, раскинули только для короля, остальные расположились на открытом воздухе. Да и сам Болдуин, несмотря на усталость, не торопился под полотняный кров, хотя солнце уже клонилось к закату.

– Пускай, что ли, – обратился король к сокольничему, державшему большую хищную птицу на вытянутой руке.

Слуга ловко сдернул с головы сокола кожаный мешочек, и обрадованная птица мгновенно взмыла вверх. Взоры всех присутствующих обратились к небесам, и восхищенный гул почти заглушил чавканье чьих-то шагов. В самый последний момент, Этьен все-таки оглянулся, чтобы увидеть собственную смерть, летящую к нему из густых камышей. Стрела ударила шевалье в грудь и опрокинула его наземь. Он успел только вскрикнуть, а потом густая черная волна накрыла его с головой.

Он очнулся от прикосновения чьих-то бесцеремонных рук и с трудом приоткрыл тяжелые веки. Его слабый стон был услышан. Во всяком случае, чей-то удивленный голос пробормотал:

– Надо же, этот, оказывается, жив, хотя сутки пролежал без всякой помощи.

– Гвидо, что там у тебя? – прозвучал издалека чей-то грубый уверенный голос.

– Живой шевалье из свиты короля, – отозвался Гвидо. – Стрела угодила ему в правое плечо.

– Лекаря! – донесся до раненного протяжный крик, вновь погрузивший Этьена в небытие.

Глава 6. Выкуп.

Благородный Алдар полагал, что выздоровление шевалье де Гранье смело можно считать чудом. Гвидо де Шамбли, обнаруживший Этьена среди трупов его несчастных товарищей, был настроен более скептически. По его мнению, заслугу по спасению младшего Гранье следовало отнести на счет коннетабля. Благородный Глеб выехал навстречу королю из Эдессы, и если бы Болдуин не свернул к болотам, несчастья удалось бы избежать. Этьен сидел на бортике бассейна в замке Русильон и тупо смотрел в бурлящую воду. Шевалье тяжело переживал несчастье, приключившееся с королем Болдуином, и разговоры о собственном чудесном спасении не вызывали в нем иных чувств, кроме досады.

– Ты зря не купаешься, Этьен, – окликнул его из бассейна Алдар. – Эта вода обладает чудесными свойствами. Твоего отца она поставила на ноги в течение месяца. А его рана, полученная в битве при Акре, была не в пример тяжелее твоей. Сен-Валье с большим трудом вынес раненного Этьена с поля битвы на собственных плечах. Храбрым человеком был твой отец, шевалье, и благородным. За эти качества его до сих пор вспоминают добрым словом боевые товарищи. Истинный рыцарь и христианин. Да икнется в гробу тем, кто предательски его убил.

– Спасибо на добром слове, благородный Алдар, – кивнул Этьен. – А что слышно о короле Болдуине?

– Пока известно только то, что он жив. Так же как и Жослен де Куртене.

– Жив?! – резко выпрямился Этьен и тут же едва не рухнул в воду от прихлынувшей вдруг слабости.

– Осторожнее, шевалье, – крикнул Гвидо. – Не хватало тебе утонуть в бассейне после того, как мы вытащили тебя с того света. Рано или поздно, Ролан выяснит, где их прячет эмир Балак и тогда наступит наш черед, поквитаться с сельджуками.

– А откуда вы знаете, что Болдуин жив?

– От Санлиса, – пояснил Алдар, выбираясь из воды на бортик бассейна. – Барон собственными глазами видел, как сельджуки пленили короля и уцелевших шевалье его свиты.

– Но ведь барон был с нами!

– Благородный Ги успел укрыться в камышах раньше, чем град стрел обрушился на королевский лагерь. Везучий он человек, этот Санлис.

– Мне только одно непонятно, – задумчиво проговорил Гвидо, – зачем Ги вообще отправился в Эдессу?

– Хотел выслужиться перед Болдуином, – пожал плечами Алдар. – Но в этот раз ему крупно не повезло.

В замке Русильон, куда судьба забросила Этьена, жизнь била ключом. Здесь то и дело появлялись какие-то люди, явно не франки и не нурманы, и тут же, пошептавшись о чем-то с хозяином, исчезали. Сам хозяин почти целые дни проводил в воинских упражнениях, гоняя до седьмого пота своих сержантов. В Русильоне явно к чему-то готовились, но не торопились посвящать гостя в свои намерения.

– Эти люди армяне и сирийцы, – пояснил Этьену Алдар. – Им проще проникать в города, контролируемые сельджуками.

Шевалье де Гранье с душевным трепетом ждал приезда в Русильон благородной Милавы, но дочь печенега Алдара, не торопилась на встречу с отцом. А о несчастье, приключившемся с благородным Этьеном, она, скорее всего, не знала, да и не стремилась узнать. Гранье ничего другого не оставалось, как слоняться по замку, путаясь под ногами занятых людей. Опытным глазом он определил, что замок подвергался осаде, причем в недавние времена. Хозяевам удалось заделать бреши в стенах и вернуть Русильону прежнее великолепие, но скрыть его недавних ран они не смогли.

– Десять лет назад замок, который защищали тридцать сержантов во главе с шевалье де Сен-Валье, осаждали десять тысяч византийских пельтастов. Два дня гарнизон замка героически отбивал все их атаки. Византийцы вошли в Русильон, когда пал последний его защитник. Впрочем, ненадолго. В ту же ночь они были выбиты оттуда русами Венцелина фон Рюстова. Во время этой осады, шевалье, погибла моя мать, сражавшаяся на стенах, а мы спаслись только потому, что прыгнули со стен в озеро. Я, два моих младших брата, Гуго де Сабаль, Сесилия и раненный Понс. Это была самая страшная ночь в моей жизни.

Этьен посмотрел сначала на благородного Владислава, потом перевел глаза вниз, на озеро. Высота показалась ему чудовищной. Сам бы он не рискнул прыгнуть, хотя всегда слыл хорошим пловцом. А ведь шевалье де Русильону было тогда лет двенадцать-тринадцать не больше.

– Два сержанта сдерживали напор сельджуков, рвавшихся в эту башню, пока мы прыгали вниз. Одного из них звали Вузлев, другого Ростислав, это почти все, что я о них знаю. Они прошли с моим отцом путь от Константинополя до Иерусалима, чтобы пасть здесь, в этом замке от руки христиан. Я очень не люблю византийцев, благородный Этьен, гораздо больше, чем мусульман.

– Однако ты доверяешь армянам и сирийцам, – покосился на мрачного хозяина гость.

– Среди моих сержантов местные уроженцы действительно составляют большинство, и не было еще случая, чтобы они подвели меня в бою. А стычки здесь на границе бывают едва ли не каждый месяц. Туркмены стремятся проникнуть в долину, чтобы разграбить богатые села и с добычей уйти назад.

– Именно поэтому ты так усердно готовишь своих людей?

– Не только, – покачал головой Владислав. – Нам предстоит очень серьезное дело, и мне не хотелось бы ударить в грязь лицом.

– Это связано с освобождением короля?

– Да, – не стал скрывать шевалье де Русильон. – Мы ждем сигнала от Ролана де Бове.

– Я пойду вместе с вами.

– Ты еще не оправился от раны, – покачал головой Владислав. – Впрочем, время у тебя есть.

Шевалье де Русильон был искусным рубакой, это Этьен понял сразу же, как только сошелся с ним один на один во дворе замка. Владислав настолько быстро менял позицию и направление удара, что Гранье далеко не всегда успевал за ним. Меч то взлетал над головой Русильона, то уходил в бок, почти скрываясь за телом атакующего шевалье, но и в том и в другом случае, он разил практически без промаха. Дважды Владислав выбивал оружие из рук своего противника, и трижды касался клинком его плеча. Этьену мешала недавняя рана, но не это было главным, у самолюбивого француза хватило духу, чтобы признать превосходство своего противника.

– Я бы на твоем месте не слишком огорчался, благородный Этьен, – утешил гостя Гвидо де Шамбли. – Владислав заслуженно считается лучшим бойцом в Антиохии, что немудрено, поскольку его учителями были Бернар де Сен-Валье и Ролан де Бове. Не говоря уже о его отце, благородном Глебе. Разве что мой зять Драган фон Рюстов способен против него устоять.

Гвидо де Шамбли уже перевалило за сорок. Он доводился родным племянником коннетаблю де Руси и был произведен в рыцари прямо на поле битвы самим Болдуином Тарентским. Чем, кстати говоря, очень гордился. Это был добродушный, слегка располневший и облысевший человек, с голубыми глазами и круглым улыбчивым лицом. Этьен с удивлением узнал, что его новый знакомый женат на дочери сельджукского бека, принявшей христианство, и что он слегка побаивается своей жены. Во всяком случае, благородный Алдар не раз пошучивал по этому поводу, но благородный Гвидо только рукой махал в его сторону. В доблести шевалье де Шамбли, принявшего участие в десятках больших битв и сотнях мелких стычек, никто никогда не сомневался. Этьен насчитал на его теле шесть шрамов и слегка устыдился собственного уныния. Рана, полученная на берегу Евфрата была первой в его жизни.

– Я хотел бы поговорить о твоей дочери, благородный Алдар, – набрался, наконец, Этьен смелости для серьезного разговора.

– А разве вы знакомы? – спросил печенег, и на его смуглом сухощавом лице отразилось удивление.

– Я видел ее в Антиохии, – вздохнул Гранье. – Конечно, благородная Милава может отвергнуть мою любовь, но прежде чем заговорить с ней, я хотел бы услышать твое решение, благородный Алдар. Я человек не слишком богатый, но у меня есть два замка – один во Франции, другой здесь, в Святой Земле.

– Даже если у тебя за душой не было ни единого су, дорогой Этьен, я бы все равно счел за честь породниться с сыном своего друга. Я не могу и не хочу неволить свою дочь, но если она ответит тебе «да», то считай, что мое согласие у тебя уже есть.

Долго ожидаемое известие от Ролана де Бове пришло в тот момент, когда Гранье почувствовал себя совершенно здоровым. Единственным препятствием для участия Этьена в намечаемом предприятии было незнание языков и внешность, слишком уж откровенно выдававшая в нем франка. Зато Этьен знал в лицо всех шевалье из свиты короля Болдуина и мог быстро с ними договориться. На это обстоятельство указал Владиславу благородный Алдар.

– Все наши сержанты либо армяне, либо сирийцы. Благородные шевалье, чего доброго, сочтут их провокаторами и откажутся следовать за ними. Что же касается внешности, то ты, Влад, похож на турка еще меньше, чем благородный Этьен.

– Зато я говорю не только по-турецки, но и по-арабски, – возразил шевалье де Русильон.

– Поскольку окончательное решение остается за мной, то я беру Гранье с собой в качестве пленного франка, – подвел черту под спорами Алдар.

– А где находится благородный Болдуин? – спросил Этьен.

– В цитадели города Харапута, – вздохнул Владислав, примирившийся, видимо, с решением печенега. – Крепкий орешек, надо признать.

– А разве благородный Ролан не поедет с нами? – нахмурился Гранье.

– Сенешаль со своими людьми уже там, – пояснил Алдар и добавил, поднимаясь из-за стола. – Да поможет нам Бог в этом благородном деле.

Харапут оказался довольно большим городом, обнесенным к тому же крепкой и высокой стеной. По прикидкам Этьена здесь проживало никак не менее двадцати тысяч человек. И, надо полагать, торг в городе был оживленным. Во всяком случае, появление торгового обоза из десяти подвод с малочисленной охраной не могло вызвать у городских стражников никаких подозрений. Тем не менее, заминка у городских ворот Харапута все-таки возникла. Сельджукский бек посчитал себя куда более важной особой, чем какой-то там арабский купец, а потому потребовал освободить проезд для своего отряда. Эта внезапно вспыхнувшая перепалка позабавила скучающих стражников, но их веселое настроение разом испарилось, когда надменный бек предъявил пергамент, снабженный печатью эмира Балака, и кивнул головой на важного пленника, которого он препровождал в харапутскую цитадель. Этьен хотя и не знал языка тюрков, но все-таки сообразил, что сейчас кричит десятник самоуверенному арабу. Благородный Владислав, облаченный в белоснежную чалму и бурнус, изобразил на лице крайнюю степень испуга и мгновенно попятил коня, давая дорогу надменному беку. Зачем Алдару понадобилось привлекать к себе внимание, Этьен понял только тогда, когда они въехали по мосту в узкие ворота и оказались на площади, едва ли не сплошь заставленной торговыми рядами. Громкие вопли стражников, заставили обывателей подсуетиться, и они в мгновение ока очистили дорогу, ведущую к цитадели. Увидев каменную громаду, возвышающуюся на холме, Этьен невольно ужаснулся. Для того чтобы взять эту крепость штурмом, потребовалось бы несколько тысяч хорошо вооруженных рыцарей. Да и сам Харапут, населенный преимущественно сельджуками, тоже не следовало сбрасывать со счетов. Город был наполнен вооруженными людьми, готовыми грудью встать на пути врагов эмира Балака.

– Осиное гнездо, – процедил сквозь зубы Алдар на вполне понятном Этьену языке.

Ряженые сельджуками сирийцы не проехали и половину пути до цитадели, как дорогу им преградили надменные всадники. Этьен склонился к самой холке коня, благо руки у него не были связаны и нащупал за голенищем сапога рукоять длинного ножа, подаренного Владиславом. Сапоги были сельджукские, нож, а точнее короткий меч, сковали в далеком Киеве, зато гамбезон на шевалье де Гранье был сшит во Франции, что выделяло его в толпе сельджуков. Впрочем, присмотревшись попристальней к подъехавшим людям, Этьен выпрямился и перевел дух. Стражников, преградивших путь гордому беку, возглавлял ни кто иной, как Ролан де Бове, одетый в турецкий кафтан, зеленого цвета и вооруженный кривым мечом, который шевалье де Русильон называл саблей.

– В цитадели не менее шестидесяти сельджуков, – негромко произнес сенешаль. – Твоим людям с ними не справиться, Алдар. Я привел тебе подкрепление.

– Но это может вызвать подозрение, – покачал головой печенег.

– Мы будем держаться в стороне, – пояснил Ролан. – А вы постарайтесь сразу же перебить всех турок в приворотной башне.

– А как же Гвидо и Владислав – кто поможет им?

– Приходится рисковать, Алдар, – пожал плечами сенешаль. – Мы не могли привлечь больше людей, это сразу бы вызвало подозрение.

Печенег угрюмо кивнул головой и послал коня вперед. Люди Ролана де Бове расступились, давая ему дорогу. Этьену показалось, что он узнал среди них рослого нормандца из храмовников, которого звали Томасом де Марлем. Сероглазый нормандец хитро подмигнул Гранье и отвернулся.

Подъемный мост, ведущий в цитадель, был опущен, однако вход в приворотную башню перекрывала решетка. У этой решетки Алдар придержал коня и протянул сельджуку пергамент с эмирской печатью. Турок, если судить по отороченному мехом кафтану, являлся, по меньшей мере, десятником. Во всяком случае, грозный вид бека не произвел на него впечатления, и команду он отдал не раньше, чем ознакомился с содержимым послания. Решетка поползла вверх под бурчание чем-то недовольного сельджука, однако Этьену было недосуг вслушиваться в чужую непонятную речь. В проходе было темно, но шевалье все-таки разглядел за спиной десятника еще трех вооруженных пиками людей. Схватка под каменными сводами оказалась короткой, но кровавой. Четыре турка упали, даже не вскрикнув. Зато Этьен остался без оружия – рукоять длинного ножа торчала из горла несчастного, осмелившегося встать на его пути. Алдар первым послал своего коня во двор цитадели, Этьен устремился за ним, хотя над его головой слышался звон стали и крики. Это сирийцы Алдара расправлялись с сельджуками, засевшими на втором ярусе приворотной башни. Гранье на ходу подхватил свой меч, брошенный ему печенегом, и невольно прикрыл веки, спасаясь от солнечного света, больно резанувшего по глазам. К приворотной башне уже бежали люди с кривыми саблями в руках, и их крики быстро вернули растерявшегося шевалье к действительности. Он дважды взмахнул мечом и оба раза удачно. Два окровавленных тела рухнула под ноги его заплясавшего коня.

– Алдар, держи приворотную башню, Томас, выводи лошадей из конюшни, все остальные за мной – к паласу!

Почему Ролан де Бове решил, что пленники содержаться в этом малоприметном двухэтажном здании, Этьен не знал, но последовал за сенешалем без раздумий. Возможно, у храмовника были в цитадели осведомители. Во всяком случае, благородный Ролан почти сразу же нашел крутую лестницу, ведущую в подвал. Навстречу ему бросилось сразу четверо сельджуков. Но сенешаль лишь прочертил по воздуху и чужой плоти четыре кровавые черты кривой сельджукской саблей, и турки, мгновение назад полные сил, рухнули на каменные плиты, словно тряпичные куклы. А благородный Ролан продолжил свой путь к цели, даже не оглянувшись на тех, чьи жизни он оборвал бестрепетной рукой.

– Сбивайте запоры! – приказал сенешаль своим людям, вооруженным секирами. Тяжелые двери распахивались одна за другой, крики обретающих свободу людей становились все громче, а Этьен никак не мог обнаружить среди пленных короля Болдуина.

– Короля нет в этом подвале, – крикнул разъяренный неудачей Гранье благородному Ролану.

– Болдуина вчера ночью вывезли из цитадели, – откликнулся на крик Этьена человек, заросший бородой едва ли не по самые ноздри.

– Куда, благородный Жослен? – спросил сенешаль.

– Кажется в Халеб.

– Все наверх, – рявкнул Ролан. – С нами Бог, благородные шевалье.

Сельджуки, охранявшие цитадель, похоже, окончательно пришли в себя и густо полезли из всех щелей. Этьен убил, по меньшей мере, пятерых, пытавшихся помешать ему пробиться к коню. Рядом рубился, умело орудуя секирой, бородатый мужчина, которого Ролан назвал Жосленом.

– Коня графу, – крикнул Томас де Марль, чертом крутившийся посреди двора. Сирийцу, выполнившему приказ шевалье, эта услуга стоила жизни. Пушенная из ближайшей башни стрела выбросила его из седла и из жизни. Этьен придержал взбесившегося коня, и рывком за шиворот забросил графа в седло.

– Останусь жив – не забуду! – успел крикнуть Жослен де Куртене.