Текст книги "Новая Зона. Кромешный свет"

Глава 10

Прапорщик Мареев Иван Андреевич скучал в окружном госпитале Московского округа. Рана уже практически затянулась, и только нудные и болезненные занятия лечебной физкультурой хоть как-то разнообразили тоскливое госпитальное бытие. За три недели лечения Иван Андреевич был знаком уже практически со всем младшим медицинским персоналом госпиталя и проникся глубоким уважением к главному хирургу, полковнику медслужбы Заманскому. Именно Заманский оперировал Мареева, когда его, израненного и потерявшего много крови, привезли из Кубинки. Уважал прапорщик хирурга еще за то, что тот, прочтя сопроводительные бумаги, поморщился, но ни разу не задал ни одного вопроса о том, где это Мареев ухитрился так пораниться. А то, что, ляпни Мареев правду, последствия будут самые непредсказуемые, прапорщик понимал очень хорошо и поэтому каждой санитарке, а особенно Верочке из урологии, подробно рассказывал, как зацепило его разлетевшимся в клочья ротором от «Крокодила», который после боя с террористами он еле дотянул до Кубинки.

Но сегодня к прапорщику пришел посетитель. Это был мужчина средних лет, в белом халате, наброшенном на офицерскую форму с медицинскими петлицами. Он представился майором центральной службы медицинского обеспечения. Мареев не стал особенно вдумываться, что это за должность такая. Гость сообщил, что по программе психологической реабилитации личного состава он должен провести беседу с больным, чтобы понять, что ранение не оставило никаких психических травм, а если оставило, провести простое лечение, которое может избавить Мареева в дальнейшем от многих проблем со здоровьем.

– Итак, товарищ прапорщик, – обратился майор к Марееву. – Можно, я вас буду называть Иваном Андреевичем? Расскажите, что случилось тогда на летном поле.

– Да можно, называйте по-граждански, я не против, – согласился Мареев. – Так я и не понял толком, что случилось.

– То есть, вы потеряли сознание?

– Я? Да нет, – сказал прапорщик и осекся. – То есть, конечно, я потерял сознание на мгновение, просто как шарахнуло, я вырубился и не помню, что случилось. А потом сразу в себя пришел, так уже вокруг суетились.

– А, да, такое бывает. Вроде нокаута в боксе, понимаю, понимаю, – закивал майор.

– Именно! – Мареев обрадовался. – Мужики молодцы, сразу помогли, кровь стали останавливать.

– Да, наши военные – это дружная семья, – торжественно сказал врач и, взяв в руки историю болезни прапорщика, лежавшую на тумбочке, стал читать вслух: – Множественные порезы в области широчайшей мышцы спины, сочетанная травма предплечья, трещина в левом пятом ребре… Я не пойму, они что, целую страницу потеряли? Ладно, я и сам разберусь. Скажите, где у вас после открытой ЧМТ шрамы остались?

– После чего? – встревожился Мареев.

– А, ну да. Я привык, что больные после черепно-мозговых травм моментально привыкают к аббревиатуре. Покажите, попросту говоря, где вас по голове приложило?

– А почему по голове? – Прапорщик забеспокоился еще больше. – С головой у меня все в порядке…

– А у вас в детстве не было эпилепсии или там… потери памяти?

– Нет, конечно! Я же медкомиссию прохожу регулярно.

– Но тогда очень сложно понять, что вы, военный с большим стажем, тренированный мужчина в расцвете лет, потеряли сознание после того, как вам чем-то порезало спину, порвало мышцу на руке и надавило на ребра. Потеряли сознание, да так, что ничего не помните? Амнезия происходит, как правило, при ударе по голове. Не от моментальной же потери крови? А у вас основное кровотечение произошло при транспортировке.

– Ну, я же не врач, я не знаю… – уныло ответил Мареев.

– Ладно, действительно… Не вы же в этом виноваты. Ну, потеряли и потеряли. Квалификационная комиссия пусть потом сама разбирается. Вам до пенсии сколько еще?

– 2842 дня, – не задумываясь, ответил прапорщик.

– Вот как! Ждете, небось, не дождетесь? – улыбнулся майор.

– Да нет… – Мареев смутился. – Просто так принято у нас.

– Скажите, вы алкоголя много потребляете?

– Я? Да как можно? – праведно возмутился Иван Андреевич. – Ни капли!

Майор сделал пометку в своей записной книжке. И как бы случайно повернул ее в руке так, чтобы прапорщик смог прочесть последнюю запись «Склонен ко лжи…».

– Нет, я имею в виду, – прапорщик сделал вид, что ничего не видел, – во время лечения, согласно рекомендациям… А так – не больше других. По праздникам, под хорошую закуску…

Прапорщик замялся, почему-то вспомнилась двадцатипятилитровая канистра с краденым спиртом, стоящая дома на кухне под умывальником.

Майор сделал еще одну пометку, но Мареев на всякий случай подглядывать не стал.

– Скажите, а вы записи для чего делаете? – набрался храбрости прапорщик. – Доклад какой потом или?..

– Ну, я ведь психолог, потом заключение напишу в вашу историю болезни. Вы ведь хотите вылечиться и вернуться на службу? Вам могут страховку заплатить и, может, даже к награде представить. Ведь нешуточное дело – закрыли собой личный состав от обломков ротора. Как написано в докладной вашего начальства.

– Ну да, – уныло протянул Мареев, чувствуя, что не верит ему майор ни на грамм.

– Ну, давайте поговорим о том, что случилось тогда. Я ставлю перед собой цель победить вашу ретроградную амнезию и вернуть вас в строй здоровым.

– Измену родины шьете? – сердито спросил прапорщик, смутно вспоминая, что слово «ретроград» – политически ругательное.

– Ну, во-первых, не родины, а родине, во-вторых, не шью, откуда только у вас такой жаргон блатной? А в-третьих, дорогой Иван Андреевич, сдается, что вы мне, вашим же словарем пользуясь, парите.

– Что парю, что парю! – Прапорщик с упавшим в глубины темного ужаса сердцем понимал, что майор никакой не врач и что сейчас его будут так потрошить, что рваные раны на спине покажутся лаской юной девы.

– Вот если окажется, что у вас не боевое ранение, а бытовое, то ничего страшного – в глобальном масштабе – не произойдет. А если выяснится, что ваше начальство что-то скрывает, то это уже совсем другая история. И сговор, и групповое преступление, должностное и уголовное.

– Ничего я не знаю, – беспомощно ответил Мареев.

– Впрочем, к психологии, которую я в данный момент представляю, это не имеет никакого отношения.

Прапорщик сердито зыркнул на гостя.

– Тогда расскажите мне, если, конечно, помните, что за борт сел за десять минут до того, как вы получили травму?

– Не знаю.

– Как же не знаете? Вы же его разгружали! – Майор достал из своей добротной выделки кожаной папки фотографию.

На ней был снимок вполне удовлетворительного качества, видимо, с камеры наблюдения. На фото прапорщик Мареев собственной персоной стоял у аппарели, причем номер борта хорошо читался. В углу снимка были дата и время.

– Вот видите, за три минуты до того, как вас травмировало.

– А вам зачем? Разве это медицинские показания? – не очень уверенно возмутился Мареев.

– Я просто выясняю степень вашей амнезии.

– Не было такого. – Иван Андреевич уставился в крашенную зеленой больничной краской стену.

– Это снято с дисков системы безопасности аэродрома. Вы же знаете, все мониторится. Во избежание.

– Не может такого быть!

– Почему вы с такой уверенностью заявляете? Или, может, хотите весь ролик посмотреть?

– Скажите, товарищ майор, вы точно из медицинской службы?

– Ну, как вам сказать, психология – вещь настолько всеобъемлющая… Так как, ролик показать или мы поговорим по душам? Я сразу могу вам обещать, если я узнаю всю правду о том, как вы получили травму, то дальше этой палаты ни одно слово не просочится. Ни одно слово. По крайней мере, вы останетесь чисты, со страховкой, наградой и, возможно, с премией. А может, и повышение получите.

– С каких пор врачи повышение дают? – вяло спросил Мареев.

– С тех пор, как психология стала наукой, мы, психологи, способны на многое. А вы ничего не слышали о пентотале натрия?

– Это от чего?

– О, вы сразу уловили, что это медицинский препарат. Это не от чего, а для чего. «Сыворотка правды».

– Колоть будете?

– Зачем сразу колоть? Я к тому, что правду-то я всегда узнаю.

Прапорщик замолчал. На его лице читалась настолько тяжелая работа мысли, что казалось, по палате пронесся явный скрип.

– А давайте так! – Идея Марееву пришла в голову внезапно. – Вы скажете, что укололи мне, а я вам все расскажу!

– Я лучше не буду ничего колоть, никому ничего не скажу, а вы все расскажете. – Майор покачал головой, словно укоряя непослушного ребенка.

– Мне сказали, что все ролики с камер вытрут, никто ничего, а если проболтаюсь…

– Если вы так боитесь, у нас есть программа защиты свидетелей. Вы никогда не увидите никого из тех, кто вам так приказал. И будете служить под другим именем. Где-нибудь в тихом гарнизоне.

– Ага, в знойном Магадане…

– А Черноморский флот не тихое место? И теща у вас из Крыма…

– Что, и вправду в Крым?

– Вот видите, вы уже торгуетесь. Можно и в Севастополь, но учтите, формально вы умрете в госпитале от ран.

– Формально? – испугался прапорщик.

– Не бойтесь. И расширяйте свой вокабуляр. Мы организуем так, что все будут думать, что вы умерли. Вас похоронят с почестями. Не бойтесь! Кремируют!

– Жена может расстроиться…

– Может, но не будет. Вы с ней побеседуете.

– Ну, хорошо. А фамилия какая будет?

– Придумаем. Иванов, Петров, Сидоров. Прапорщик Сидоров. Даже красиво.

– Лейтенант Сидоров даже лучше… – осторожно заметил прапорщик.

– Вот же люди! – Майор от удивления даже всплеснул руками. – Куда вам лейтенанта в вашем возрасте? Да и выражение лица у вас неподходящее.

– Ладно, – решил Мареев не упускать своей удачи. – В общем… У нас время от времени принимают коммерческие борта. Или груз, или там какие-то шишки на своих самолетах садятся. Я думаю, это чтобы в Москве не светиться. Ну, раньше в Москве, сейчас – чтобы не светиться на официальных терминалах, я даже и не знаю, где они теперь.

– На военном поле гражданские? – удивился майор.

– Да бросьте вы, со времен мебельщика все аэродромы вынуждены подрабатывать, а потом… ну, связи-то установлены, наверху кого надо подмазывают. Да и обслуге доплата. Кстати, а в Севасе доплаты есть? А, ну ладно… Так вот, обычно грузы там такие, вполне легальные. Но вот… В общем, последнее время стали нам зверей возить.

– Зверей? Каких? Кошек-собак? Бойцовых йорков?

– Да нет, судя по контейнерам, здоровые твари. Не знаю, где их только ловят и как. Может, снотворным стреляют? Ну, в общем, у нас уже особая бригада образовалась. Мы знаем, как надо аккуратно контейнер сгрузить, никто уже не шугается, когда тварь, что внутри, по стенке лапой или чем там шарахнет. Нам надо сгрузить на транспортную машину низкопрофильную и отвезти к двенадцатому ангару. Его, кстати, недавно построили, именно для этого зверья.

– Так вы ни разу не видели, что именно за животные находились в контейнерах?

– Видел раз, не приведи господь. – Прапорщик поднял перебинтованную руку. – И не только видел, но и на собственной шкуре почувствовал.

– Подробнее, пожалуйста.

– Так вот, когда контейнер к аппарели подтягивают тальрепом борта, то его надо перевязать крепежными лентами, затянуть крепко по периметру, а потом осторожно перетянуть на транспорт. А укреплять надо, потому что все может быть. Ну, упадет, разобьется, а тут страховка. Так вот этот урод, Малышев, не затянул как следует… Вернее, он думал, что затянул, а не проверил, что с обратной стороны он просто какую-то доску притянул к ящику. Вот контейнер сыграл на землю, доска выскочила, лента ослабла… Контейнер по шву, по угловому стыку, и разъехался… Я сказал, конечно, этому козлу, кто он такой, ну и решил затянуть ленту. Только стал храповик крутить, и вдруг… Блин, я, наверное, зря в щель глянул. Там глаз такой, как блюдце, и зрачок, как у козла, горизонтальный. Эта сука, как увидела меня, как заревет… Блин, не может земное творение так орать… И лапой как е…лки-палки! Щель разъехалась совсем, а лапа и тянется ко мне. А я стою, как удав перед гадюкой…

– Как?

– Не, как кролик перед удавом. И эта сволочь меня лапой за спину и дернула. Если бы не вышиванка…

– Если бы не что? – встревожился майор.

– Под бушлатом и формой я тогда надел вышиванку. Ну, теща-то из Украины, вы сами заметили, вот она и прислала. Крепкая, видать, вышиванка, теща говорила, что с вышиванкой мир покорить можно. В общем, я вывернулся, а эта тварь руку мою клыками прижала уже… Ну, вот и все, в общем… Я отскочил, вроде боли даже не почувствовал.

– Как зверь выглядел, рассмотрели?

– Ну да, глаз такой здоровый, а клыки, как у кабана, но не кабан точно. Лапы с когтями. А смердело от него… – прапорщик потянул носом, – то ли ипритом, то ли говном, ой, извините, каками.

– Ничего, продолжайте.

– Ну, я типа отскочил, а вдруг чувствую по жопе, – от волнения из-за нахлынувших воспоминаний прапорщик все больше переходил на обычный армейский лексикон. – Ой… ну, по гопе и дальше по ногам, чувствую, льется. Я сначала подумал, что все, позор до конца службы. А тут мужики подбежали, говорят, ложись, перевяжем. Кровь текла, не то, что я подумал.

– Каких размеров был зверь?

– Крупен был, ой, крупен. Точно не скажу, но глаз в глаз мне смотрел. То есть, с меня ростом.

– Шерсть?

– Что шерсть?

– Шерстью был покрыт?

– О, вы это с какой целью спросили? Ведь точно – лапа у него была не мохнатая, а такая, как чешуя, только… крупная и пупырчатая. Как сейчас вижу. – Мареева передернуло. – Ну а потом сомлел я немного. Было дело… Но не думайте, по голове не били.

– А что потом со зверем было?

– Да я, как оклемался, нашатыря в нос ткнули, фельдшер меня уже бинтовал, заметил – цепями ящик обвязали и повезли в ангар.

– А куда потом из ангара зверей увозили?

– Честно скажу, врать не буду. Никогда не видел, чтобы увозили. Завезут, ворота закроют, и все. То ли потом ночью забирали, когда никого не было, то ли… Нет, точно ночью забирали. А как еще?

– Вы никогда не видели, чтобы из того ангара что-либо вывозили? Внутри были когда-нибудь?

– Ну… – замялся Мареев, – бывал я там. Пусто там всегда. Вот только… Можно совсем между нами?

– Все, что вы говорите, – только между нами.

– Да? – с сомнением переспросил Мареев. – В общем, дежурил я как-то ночью на КПП. Ни один транспорт ночью не проезжал, а утром ангар был пустой. Только… я немного закемарил тогда, минут на пять. Срочник, который со мной был, заснул пацан, я думаю, дай поспит чуток, пацан же совсем. И, видимо, на минут двадцать и сам того… А утром иду – ангар нараспашку, пустой. А вечером туда грузили тварь одну. В общем, проспать я мог. Но никто ничего не говорил. Да и как откроешь шлагбаум? Ключ только у меня.

– Покажите на плане, где находится ангар номер двенадцать.

Майор достал спутниковое фото аэродрома, и Мареев, подумав, отметил ногтем таинственный ангар.

– И последний вопрос. Кто закрывает и открывает ангар? И вообще, вы можете назвать тех людей, кто руководит принятием бортов со зверями и переправкой в ангар?

– Хотите, чтобы я настучал? – Голос Мареева дрогнул, но когда его глаза встретили строгий, даже колючий взгляд майора, он просто ответил: – Главный в этом деле майор Варисков. Он и мне сказал: сболтнешь – убьют.

– Больше вопросов не имею, – сказал гость. – Завтра после перевязки вы умрете. Не вздрагивайте… Умрете в том смысле, что вам введут снотворное. Проснетесь в другом месте, прапорщик Сидоров.

– А как же жена?

– С ней еще вчера поговорили, она все поняла и будет безутешно рыдать.

– Так она сегодня у меня была и ни словом!

– Ваша супруга – надежный товарищ. До свидания, вернее, прощайте, вы меня больше не увидите.

Не дожидаясь от Мареева ответа, таинственный майор покинул палату.

Прапорщик тяжело вздохнул, достал из-под подушки фляжку и сделал большой глоток ароматного бурякового самогона.

Глава 11

– Фигня это, а не Зона, – заключил Рымжанов, когда машина остановилась у развалин Морозовского дома. – Пол-Москвы прошли, а словно не по Зоне ехали, а по пустому городу.

Легкий ветерок, поднявшийся к обеду, беззаботно гулял по развалинам некогда роскошного особняка. Меткие пыльные воронки вертелись на кучах битого кирпича, унося красную пыль на асфальт. Одна из оконных рам тонкой резной работы словно ждала, когда приедут люди, и изо всех сил цеплялась за свое место в разрушенной стене, скрипнула и с грохотом упала на землю, подняв в воздух ошметки мусора.

– Не забывай, кто вас ведет, я Москву как свой карман знаю, – важно сказал сталкер Тимуру и уже с меньшим пафосом добавил: – Но оно-то и тревожит. Видать, не боятся нас, а выжидают. Присматриваются. Спокойно так присматриваются.

– С этого момента поподробнее, – попросила Клава.

– Если бы боялись – уже сто раз какая-нибудь шестерка не выдержала и дернула бы первой. От страха лаем, воем, пулеметной очередью залилась. А вот так следить, чтобы ни слухом ни духом, – это надо выдержку иметь и страха не знать.

– Ишь ты, психолог прямо, – удивилась Клава. Бубо не знал, что Клава не просто лихой водитель в группе, а еще основной специалист по психологии. – Но ведь не только люди в Зоне, есть еще и твари. У них-то мотивы попроще. Жрать и…

– Зверь – он человека чует. И нас, и тех, кто тут, в Зоне, хозяйничает. Вот тоже нюхом чует, что выжидать надо… Кобылки-то, смотри, после того, как Малахов выстрелил, все попрятались, чуют за версту, понимают, что у нас радиус действия больше, чем у них.

– Ты еще скажи, что у них тут информационная сеть налажена, – хмыкнул Герман.

– Я так скажу, вот вы люди грамотные, подготовка у вас такая, что мама не горюй, – стал рассуждать Бубо. – Но вы понимаете, что такое Зона? Это же не куча битого кирпича и домов с выбитыми окнами, окруженная периметром. Это нечто другое. Это живой организм, который или принимает тебя, или давит, как вошь под мышкой.

– Ну и что нас ждет?

– Я думаю, если мы будем вежливы с Зоной, то, может, и примет. Вы сами знаете, какая она, Москва.

– Что-то ты, Бубо, в философию ударился, – остановил сталкера Вадим. – Ты лучше скажи, куда можно, куда нельзя.

– Ну, во-первых, – с расстановкой стал объяснять сталкер, – ваша техника показывает, что здесь на квартал вокруг ни одной живой души нет, так ведь?

– Да, теплокровных не наблюдается, допплеровский локатор молчит.

– Чего?

– Допплеровский локатор, вещь такая, на миллиметровом диапазоне электромагнитных волн работает и отслеживает любое движение. Даже сквозь стены, – объяснил ответственный за электронику Герман.

– Вот же… – поморщился Бубо. – Могли бы и раньше сказать. Ведь обещали все свои примочки открыть. Ну ладно. С тварями все понятно, вот только бы в ловушку не попасть. Сидите, я сейчас.

Сталкер открыл заднюю дверь, внимательно осмотрелся, не выпуская из рук пулемет, ступил на землю, сделал несколько шагов к развалинам знаменитого особняка и присел на корточки.

– Мне кажется, он изучает какую-то гигантскую кучу дерьма, – тихо проговорил Тимур.

– Пусть изучает, – сказал Вадим. – Лишь бы сюда не притащил.

Бубо и вправду склонился над бесформенным образованием, которое было похоже на результат дефекации очень крупного млекопитающего. Сталкер посидел несколько секунд над находкой, оглянулся и, подобрав с асфальта веточку, поворошил кучу. Потом долго и сосредоточенно принюхивался, поднеся ветку к носу.

– Если сейчас он попробует это на вкус, я его обратно в машину не пущу, – сказала Клава, не спуская глаз со сталкера.

– Мне кажется, что он нас классически троллит. Тоже мне Дерсу Узала. Следопыт, – вставил Герман.

Бубо, нанюхавшись, отбросил веточку в сторону и, не вставая с корточек, взглянул на небо, прищурив один глаз. Удовлетворенный, он поднялся и двинулся к машине.

– Значицца, так, – начал сталкер, устроившись на своем сиденье в заднем отсеке машины. – Место совсем мирное. Можно идти в развалины смело, конечно соблюдая технику безопасности.

– Это тебе куча дерьма сказала? – поинтересовался Герман.

– А если и куча, тебе-то что? Мое дело – определить степень риска, проложить путь. Ваше дело – слушать. Или не слушать, если жизнь недорога.

– Бубо, остынь, пожалуйста, – успокоил его Вадим. – Мы, конечно, верим тебе всецело, но хотелось бы все-таки знать, сугубо с образовательной целью, как ты определил степень безопасности.

– Во-первых, опасность я чую за версту, – многозначительно заявил сталкер. – А что касается… так все просто. Это помет беломора.

– И что?

– Что и что? Ты беломора видел? – спросил Германа Бубо.

– Канал – да, питерской фабрики.

– «Канал – да», – передразнил гнусным голосом сталкер. – Беломор – это тварь такая, с корову величиной. Жрет всякую гадость и потом просраться не может долго. Сидит часами в орлиной позе, пока кучу не наложит. Тварь безвредная и бесполезная. Мясо у нее несъедобное. Штукатурки много жрет.

– Ну а детали твоего исследования каковы?

– А таковы, что беломор где попало не сядет, ему надо очень спокойное место. В чем польза беломора? Он аномалии за версту чует и никогда, понимаешь, никогда не гадит рядом с ними. И помет свежий, часа полтора прошло, не больше. За такое время вряд ли даже «блуждающая жарка» или «гравилинза» могут образоваться. Так что вперед, и с песнями.

– Ты по запаху время вычисляешь?

– Нет, по консистенции и органолептическим свойствам! – Бубо произнес фразу, от которой у всех округлились глаза. – Чё уставились, не вы одни грамотные.

– А язык помыть не хочешь? – осторожно поинтересовался Тимур.

– Зачем это? Чего это я такого матерного сказал, чтобы язык мыть?

– Язык желательно мыть не только после матерных слов, но и после того, как дерьмо на вкус пробовал…

– Я – дерьмо? На вкус? – возмутился Бубо и даже сделал вид, что сейчас полезет в драку.

– Ладно, проехали, – остановил их Вадим. – Понятие органолептики, видимо, не у всех одинаковое. Гера, Тимур, берите микролабораторию, и вперед. Мы ждем здесь.

– Я бы посоветовал, чтобы вы и меня взяли. Мало ли что внутри. Доверять свою жизнь дерьму беломора – это как-то опрометчиво, – заявил сталкер.

– За что я тебя уважаю, – сказал Герман, – так это за редкие озарения здравым смыслом. Пойдем с нами. Твою фразу о недоверии дерьму я бы занес в цитатник.

Роскошный особняк Морозова, шедевр модерна, был похож на свалку строительного мусора. Хотя внешние стены в основном сохранились, внутри все выглядело так, будто здесь какой-то гигант вертел на цепи десятитонную чугунную грушу.

Хрустя битым хрустальным стеклом парадного входа, первым в здание вошел Бубо. И Гера, и Тимур про себя отметили, что сейчас сталкер не красовался, не изображал следопыта, а шел как профессионал, собранно, выверяя каждое движение и не упуская ни одной детали. Выйдя в центр полуразрушенного здания, все трое осмотрелись еще раз. Роскошное убранство, фантастические лестницы особняка, роспись на стенах сейчас лежали на земле кучей толченой трухи.

– Ну и что ты скажешь, Бубо, кто тут мог порезвиться? – спросил Тимур. – Ведь не вакуумную же бомбу сюда кинули?

– Вакуумную бомбу точно нет. Нет запаха бензина. Такое ощущение, что ломом ломали, а потом еще и взрывом добили, – ответил сталкер.

– Но ты учти, таких руин по городу уже с десяток. И все – исторические особняки.

– Я думаю, кто-то очень не любит Москву, – ответил Бубо. – Вот и крушит.

– Наша задача сначала выяснить как, а потом – кто, – пояснил Гера.

– Да понятно, – ответил сталкер, – говорили уже. Надо в обломках покопаться, может, что и найдем.

– Вы копайтесь с Тимуром, я попробую свою технику запустить.

Герман снял со спины рюкзак и, активировав анализатор, начал, как сапер, с помощью длинного зонда, сканировать уцелевшие стены. Тимур и Бубо, подобрав из горы обломков подходящие палки, стали ворошить ими труху в центре здания.

– Не очень научно, но действенно, – сказал Тимур. – Вот смотри, такое ощущение, что сначала перегородки снесли, потом по ним потоптались. Есть сейчас зверушки в Москве, способные на такое?

– Зверушки-то есть, но вот… – Бубо разгреб битую штукатурку и вытащил обломок фигурных дубовых перил. – Это что, по-твоему?

– Это застрявшая пуля, – спокойно ответил Тимур. – Значит, в этом помещении стреляли. Когда-то.

– Ребята, а тут интересные вещи наблюдаются! – раздался голос Германа. – Идите сюда.

Он рассматривал сложную комбинацию спектров и цифр на экране анализатора.

– Получается, что тут практически всюду по стенам органика. Больше всего похоже на кожные выделения. Грубо говоря, жир и пот. Но вот кто такой потный, высотой больше двух метров, о стены терся, сложно сказать. – Тимур говорил, не отрываясь от дисплея. – Ага, есть и следы крови, но кровь – человеческая. И высота расположения на стенах – вполне себе такая, тоже человеческая. Ясно…

– Вот кто тут терся! – крикнул издалека Бубо.

Он, не сильно заинтересовавшись картинками Германа, вернулся к мусору и выковырял из-под обломков еще один кусок перил. По нему пролегали четыре глубокие параллельные борозды.

– Вот вам тварь трех метров росту. Только одна тварь в Москве на это способна. Сам не видел. Мужики говорили. Да и то я не слыхал, чтобы в Москве ее видели. Она в других Зонах обитает, где лес есть, где медведь водится…

– А медведи тут при чем? – удивился Тимур.

– Ну, типа она их кушает, – объяснил Бубо. – Аппетит у нее о-го-го!

– Так, а это что? – воскликнул Тимур. Он заметил, как в куче, откуда Бубо вытащил обломок перил, блеснула стекляшка, разгреб мусор и достал на свет разбитую передающую видеокамеру. – Тут что, кино снимали? Гера, можешь перевести твой анализатор на поиск сигнала? Может, шоу еще не кончилось?

Поиски работающих камер увенчались успехом. Под самой крышей, там, где сохранилась часть потолочного перекрытия, аккуратно примостилась еще одна камера. И судя по сигналу, она все еще вела трансляцию. Тимур, примериваясь, подкинул в руке обломок кирпича, без особого труда сбил камеру и вторым ударом прекратил передачу сигнала.

– Кина больше не будет! – сказал он. – Пошли отсюда.

Вернувшись в машину, все почувствовали облегчение, словно после путешествия по таинственной пещере вернулись в родной безопасный дом.

– Ну что, проведем совещание? – Вадим развернулся на своем кресле лицом ко всем остальным. – Судя по вашим результатам, внутри здания снимали кино и всякая нечисть терлась спинами о стены.

– И люди тоже, – добавил Герман.

– И люди тоже. И пачкали стены кровью. А вот почему мы сразу не проверили на передатчики? Почему мы, судя по всему, попались на глаза кому-то очень любопытному?

– Ну, кто же знал, – протянул Гера, в обязанности которого и входил такой мониторинг.

– Да, пора привыкать, что в Зону приходят высокие технологии. Не все кровососам хоботы дергать, надо и за «жучками» следить. Отныне – полный и постоянный радиоконтроль. – Малахов был строг. – И надо ехать к другим развалинам, посмотреть. Будем собирать информацию.

– Я, конечно, понимаю, что мое мнение тут не особо учитывают, я у вас так, встроенный навигатор, не более, но я бы не торопился ехать куда-нибудь еще, – тихо сказал сталкер.

– Бубо, не пори чушь, мы к тебе еще как прислушиваемся, – резко сказала Клава. – А хочешь себя пожалеть – выйди, пожалей и возвращайся.

– Так что ты предлагаешь? – спросил Малахов.

– Да как что? Где вся информация собирается? Там, где местные тусуются. Надо в кафе сходить, – объяснил сталкер.

– Куда? – раздалось дружное удивление.

– Как куда, в кафе! Это в старой Зоне все барами называлось на ихний манер, а в Москве сталкерский народ в кафе ходит.

– Ты еще скажи, что здесь есть ночные клубы и дискотеки!

– Нет, дискотек точно нет, а ночные клубы – как же без них? Где «дури» прикупишь, где телку, ой, пардон, даму снимешь. Да и нам надо бы подумать о ночлеге. Вы же не говорили, что мы надолго застрянем.

– Что-то я не видела тут рекламы кафе, – заметила Клава.

– Так зачем рекламировать, все и так знают. Надо туда пойти, с народом побазарить, порасспрашивать. Многое узнать можно.

– Разумно, – согласился Малахов. – Ну, веди тогда.

– Да тут рядом есть одно заведение… – протянул сталкер. – Но есть проблемы.

– Какие? – поднял брови Вадим.

– Кто платить будет?

– Вот же зануда. Заплатим как надо. Нам командировочные выписали. Или, может, там кредитки принимают?

– Лучше, конечно, кредитки. Никто не хочет бабки из Зоны тащить, лишиться можно.

– Вот цивилизация что творит! – рассмеялся Тимур. – В Зоне кредитками можно рассчитываться.

– Ну, веди нас, – сказал Малахов. – С местным народонаселением тоже надо пообщаться.

– Да… – в голосе Бубо сквозило сомнение. – Не все так просто. Если мы…

– Если мы сейчас не предпримем мер, то у нас будут большие проблемы, – перебил Герман, который во время разговора неотрывно смотрел на свой монитор, изучая обстановку.

– Что еще?

– А то, что мне кажется, что два Ми-28, которые на крейсерской скорости идут к нам с запада, готовы устроить нам неприятности.

– Так прямо и к нам? – не поверил Тимур.

– Я радиообмен отслеживаю. На нас наводят.

– Клава, давай в подворотню! – Вадим, успев визуализировать объемную карту окрестностей, показал на арку в одном из ближайших домов.

Клава резко, словно это была не тяжелая боевая машина, а легкий двухместный «Смарт», пустила УАЗ в неудержимый бег по шоссе. Через несколько мгновений «Сталкер» уже стоял в арке старого дома, надежно скрывшей машину от посторонних глаз.

Тихо пожужжав электроприводом, съехала крышка с пусковой установки на крыше автомобиля, и готовые к бою ракеты высветились на системе управления огнем.

– Всем из машины, – скомандовал Малахов и переключил управление на очки-коммуникаторы. Не раздумывая, первым выскочил Бубо, за ним спокойно, уверенные в своей машине, вышли остальные.

Сначала боевые вертолеты выдавали себя только отметками в виртуальной реальности коммуникаторов. Они шли ровно, не сомневаясь в местоположении цели.

– Гера, можешь к их каналу подключиться? – тихо спросил Малахов.

– Момент. – Тельбиз жестами включил управление в своей виртуальной реальности, и через мгновение все услышали переговоры ведущего вертолетной двойки.

– База, подлетное время тридцать секунд, объект не вижу, – голос пилота был спокоен и деловит.

– Объект подвижен, может перемещаться, – это уже ответила неизвестная «База».

– Эй, на «вертушке», ты что, сбрендил? – включился в канал связи с вертолетами Малахов. – С какого такого хрена? «База», ты бы представилась, что ли?

– Ушел из эфира! Экипаж, получите координаты цели! – «База» отвечала как ни в чем не бывало.

– Так, Гера, чувствую, с ними не договоришься, – заключил Малахов. – Какие у нас варианты?

– «Вертушка» не опустится на этой улице, винты обломает. Так что пока особо волноваться нечего.

И словно в ответ на слова Тельбиза прогремел взрыв – здание напротив арки ухнуло и опустилось горой щебня.