Текст книги "Не пустые слова. прозаические наброски"

Не пустые слова
прозаические наброски
Сергей Сметанин

© Сергей Сметанин, 2016

ISBN 978-5-4483-1932-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Статья
Романтик с Мелик-Карамова

Я познакомился с Георгием Карожановичем в 1997 году на одном из этажей редакции «Сургутской трибуны», что по ул. Маяковского. Ешимов прислал стихи, среди которых обращали на себя внимание следующие строки:

 
Шмеля ошалевшего веткой
Спешишь отогнать от виска.
Вот так же июньским рассветом
За Бугом гудели войска…
(Погранполоса)
 

В строфах о начале Великой отечественной войны, о молодых защитниках Брестской крепости хорошо прочитывалась аллитерация, выразительное звуковое сравнение поражало точностью. Короче, стихи показались интересными и я позвонил автору.

Лысоватый человек среднего роста, одетый в мягкий, серый пиджак и светлую рубашку с галстуком, доброжелательно щурил весёлые карие глаза. Смуглое лицо с выразительными бровями, с чуть загнутым книзу носом и улыбчивыми губами делало его слегка похожим на молдаванина. Манера общения Георгия Карожановича была совершенно интеллигентской, поэтому разговор у нас получился краткий, деловой. Договорились, что будем встречаться на заседаниях литературного объединения «Северный огонёк». Позднее он принёс рукопись, которую мы прочли и обсудили. Ешимов часто приходил со свежими, чем-то необычными произведениями.

К моменту нашего знакомства город уже знал такие имена, как Николай Шамсутдинов, Пётр Суханов, Сергей Сметанин, Никон Сочихин, Дмитрий Сергеев. Все – поэты, члены Союза писателей России. Но покровительством городской администрации пользовались в основном первые двое, благодаря статусу выпускников Литературного института. Сергеев, историк по образованию, почти полностью занятый журналистикой, держался особняком. ЛИТО «Северный огонёк» посещали Сочихин, Сидоров и я. Ешимов органично влился в нашу компанию.

До первой небольшой книжки, вышедшей на следующий год, Георгий Карожанович напечатал стихотворения «Песня кипчака» и «Витязь» в альманахе «Эринтур» да одну вещь в газете «Вестник». Прежние поэтические опыты Ешимова выпали на молодость. Учась в ленинградском горном институте, он занимался в студии Александра Городницкого.

Что побудило его вновь загореться поэзией на шестом десятке, прожив на Севере больше двенадцати лет? Семьянин и владелец дачного участка, состоявшийся ученый – кандидат технических наук, патентовед, автор множества изобретений, Ешимов, казалось, был самодостаточен. Может быть, причина в том, что, как говорила критик Алла Цукор: «…Север даёт потрясающие переживания, глубокие и сильные». А может быть, что-то иное возвысило Георгия Карожановича к духовным поискам. Будучи весьма одарённым, этот человек имел за плечами опыт и геолога, и нефтяника, и автомобилиста. Он утверждал, что с детства заражён морской романтикой.

 
Вновь надену тельняшечку рваную
И, поскольку душе моря хочется,
Пусть сургутская Мелик-Карамова
Надо мной парусами всполощется…
(Сухопутный моряк)
 

Вероятно, Ешимова освежала атмосфера творческого общения, раскрывшаяся на «субботах» литературного объединения, которое в те времена собиралось при редакции «Северо-Сибирского регионального книжного издательства». По его собственному признанию, коллектив «Северного огонька» – то редкое место, где умеют обходиться без сплетен и интриг, никто никого не «подсиживает». Для его деликатной натуры это был просто клад.

Часто Георгий Карожанович приносил тонкую папочку белой бумаги. На листах была распечатана подборка новых стихотворений. Он молча подкладывал рукопись на стол, готовый к творческому обсуждению. Рукопись в четырёх-пяти экземплярах тут же разлеталась по столу, где сидели авторы.

Не все легко и сразу воспринимали чрезвычайную для рядового сургутянина информативную насыщенность ешимовских рукописей. Мало того, что он насыщал тексты производственной лексикой нефтяных промыслов и геологических изысканий, мало географической широты его кругосветных интересов, он ещё пускался в исторические дебри векового становления российской государственности. Его занимали времена всех войн, тевтоны, турки-сельджуки и татарские ханы, куликовское сражение и грюнвальдская битва, новые трактовки восхождения на престол Петра Первого и кончины императора Павла, судьбы Кутузова, Брусилова, Жукова, Сталина, и бесконечное множество других тем.

 
«На штык!» – суровым был Суворов:
Пехотный Апешронский полк
Бесшумно вражьи сняв дозоры,
Сорвал турецких флагов шёлк.
(«На штык!» – суровым был Суворов…)
 

Конечно, это контрастировало с любовной, домашней или огородно-дачной тематикой стихотворений для детей, которые приносили скромные поэтессы. Помню скептично поджатые губки одной из них: «Сергей Егорович, но я ничего не понимаю в его стихах!» Что делать, порой мы точно так же ничего не понимаем всей хитросплетённой диалектики любовного сюжета, расписанного на добрые четверть авторского листа. А сколько баллад и сонетов о любви публиковалось и публикуется только оттого, что в них многозначительно говорится о неуловимом?

Энциклопедическая широта планетарных интересов Георгия Карожановича не мешала ему временами выводить мелодичные, выразительные и образные интонации.

 
Вдоль России кольцо проводов и дорог,
И за солнцем спешит поездной говорок:
Выбивают колеса простые слова:
Благовещенск – Москва,
Благовещенск – Москва.
(Поезд «Благовещенск – Москва»)
 

Ешимов постепенно увлек часть «огоньковцев», они стали общаться теснее, встречались у него дома, на даче, наладили дружеские отношения с поселками сургутского района. На мой взгляд это было только на пользу всему объединению. Мы много выступали в школах и библиотеках города, устраивали и общегородские мероприятия. Литературно-поэтический вечер в малом зале ДК «Энергетик» собрал большую аудиторию. Было время, когда Ешимов вёл передачу «Сургутский патефон» городской телестудии «Анонс». В телевизионных передачах принимали участие желающие авторы «Северного огонька».

 
Объятья детских рук,
молочный чистый запах:
«Любимый мой, родной,
не покидай меня!»
Но вновь дела зовут на Север и на Запад,
И снова кони ржут, и удила звенят.
(Зов)
 

Двадцать пять коротких произведений составили первую книжку Ешимова «Зов» иллюстрированную В. Довганом и отпечатанную в Сургутской городской типографии. Брошюра в мягкой обложке приятного зелёного цвета, карманного формата.

На следующий год четыре стихотворения обнародованы в еженедельнике «Литературная Россия». Появились подборки в газете «Нефть Приобья» и других. Заметил Георгия Карожановича и главный редактор газеты «Тюмень Литературная» Николай Денисов, представивший читателю его стихотворение «Витязь». Вторая и третья книги Ешимова вышли в 2000 году. Время настолько насыщенное событиями, что с трудом вспоминаю работу над редактированием его «Дикой вишни». Её, как и «Яблочный спас», издало Литературное агентство «Московский Парнас».

Предисловия к обеим написал Леонид Ханбеков, с которым сразу установились прочные отношения.

Помню стихотворение «Ледоход» с неожиданно символической концовкой, обещающей исчезновение житейских горестей вместе с уплывающими в половодье льдинами:

 
Народ в порту взволнованно шумит,
Свои заботы в море провожая,
И строг природы возрождённый вид,
И дышит речка, быстро оживая.
 
 
На дальнем берегу рябеет лес —
Прокуренными кажется усами…
И уплывают беды в синь небес —
Примерзшие ко льду, как чьи-то сани…
(Ледоход)
 

Бывало, задумаешься, что кроме творческой работы над стихами связывало нас, таких разных по возрасту, предпочтениям, убеждениям, интеллекту, мечтам? Ведь порой кроме зыбкого ощущения реализации себя как писателя, никакой платы мы за этот великий и самоотверженный труд не получали. Неужели нас сводило чувство социального сиротства, исподволь задевающее каждого: Север, вековая оторванность от «Большой земли»? Нет, точнее всё-таки назвать это чувством товарищества.

Насколько помню, излишества, пьянство, даже курение, как-то непроизвольно выталкивались из круга интересов. У членов «Северного огонька» привился своеобразный шероховатый, но беззлобный литературный юмор. Случайные посетители, которым не возбранялось присутствовать на встречах, обычно с большим интересом относились к происходящему. Но специфика пристрастного «буквоедства» нравилась далеко не всем. Оставались те, кого сплачивала потребность постоянного творческого роста. Оно и понятно, ведь всякий рост связан порой с не самыми приятными, даже, возможно, мучительными переживаниями. Их бывает трудно осилить в одиночку. А сообща болезнь роста воспринимается незаметно и преодолевается легче.

Георгий Карожанович на наших глазах стремительно превращался в известного югорского литератора. В 2002-м году его уже приняли в члены Ханты-Мансийской писательской организации. К этому времени в Москве вышли книжки «Открытые проливы», «Влюблённая Югра» и «Триумфальные арки». Кроме того, он постоянно приносил самиздатовские версии подборок, посвященных то Дню Победы, то пушкинскому юбилею, сделанные в двух-трёх экземплярах. Эти брошюрки мастерились, чтобы прочесть их вслух и подарить кому-нибудь.

Разумеется, Ешимов чувствовал, что его широкомасштабная поэтика вступает в противоречие с характером лирики большинства сургутских начинающих лириков. Иногда его творческие замечания носили мягкий, но несколько безапелляционный характер, это наталкивалось на непонимание. По высказыванию Георгия Карожановича «один раз покривив душой, можно многое потерять». Поэтому при обсуждении стихотворений на заседаниях клуба он порой воздерживался от детальных рецензий. Со временем замечания Георгия Карожановича делались ближе к индивидуальным свойствам каждого. Неутомимая деятельность приносила весомые плоды. Однажды я увидел, что предлагая изменения в произведения одной из поэтесс, он отметил без исключения все моменты, пришедшие в голову и мне. Подумалось: душа не будет болеть за «Северный огонёк», если оставить его на Ешимова.

Сургут не был обделен вниманием писательской организации, из столицы периодически приезжали известные поэты Анатолий Парпара, Юрий Кузнецов, несколько раз приезжал главный редактор «Литературной России» Вячеслав Огрызко. Но отношение серьёзной литературной критики к Сургуту оставалось противоречивым. Нашим стихам уделяли целые страницы и развороты в центральной прессе и в то же время заявляли, что в Сургуте нет поэтов.

Понятно, рассчитывать на успех среди всероссийской аудитории авторам Нефтяного Приобья не приходилось. Возможно из-за этого в творчестве Георгия Карожановича возникали нотки отрешенности:

 
Я сижу на станции «Юность Комсомольская»,
А вагон мой фирменный ждет и ждет меня…
(Юность Комсомольская)
 

Но томики Ешимова, хотя и скупыми тиражами в несколько сотен экземпляров, продолжали появляться («Купальские венки», «Ночной разговор» и другие), он принимал участие в составлении литературных сборников. В 2004-м году это «Бульвар писателей», затем литературно-художественный альманах «Эринтур», альманах «Сургут» и другие.

В 2006-м году вышла книга «Обитель души» (избранные стихотворения). Автор сознательно сгруппировал произведения по циклам, чтобы облегчить восприятие по-прежнему весьма содержательной лирики. На мой взгляд самым удачным оказался цикл «Запахи детства». В него вошли стихи «Кедр», Тополь и березка», «Речки» бесхитростные и светлые.

 
Лилий цветущих
белы и туги паруса,
Яхонты блещут —
кувшинок рассветных роса.
Омуты тянут нырнуть —
их таинственна тьма,
Плесы просторные
сводят мальчишек с ума.
(Речки)
 

Ешимов не знал возраста, стихи его становились всё живее, с упругой мелодикой и смелыми рифмами.

 
Пока они золото делят
Мы ищем его для страны
И верим, как добрая челядь,
Что кончится час Сатаны.
(Новые и старые)
 

После моего отъезда он возглавил литературное объединение и с успехом вёл заседания. Был частым гостем в Геронтологическом центре, в поселке Федоровский. При Ешимове выходили новые книжки Олега Никулина, Александры Лазаревой и Людмилы Премудрых, сам он выпустил в твёрдой обложке «Югорские строфы», много трудился над сборником «Медведица-Югра», оказавшимся его последней книгой. У Георгия Карожановича обнаружилась неизлечимая болезнь кишечника. Она за год свела его в могилу, несмотря на активное лечение самыми современными средствами. Вспоминаю последний телефонный разговор с ним, его бодрый, несмотря на серьёзное положение, голос, уверенный отказ от предложения приехать в Санкт-Петербург для обследования. Он, видимо, знал – никакое обследование уже не поможет.

С именем Георгия Карожановича Ешимова у большинства горожан связано только самое доброе. Наверное, пора обсудить вопрос о том, чтобы присвоить ему звание Почетного сургутянина. Столько пользы для экономики и культурной жизни Сургута, сколько он, не принёс никто из знакомых мне людей.

_{*Мелик-Карамова – улица названная в честь первооткрывателя сургутской нефти – знатного бурового мастера Николая Борисовича Мелик-Карамова.}

Рассказы

Лопата

Ваня задумал пойти на рыбалку. О, летний поход на речку за пескарями! И не беда, что вставать надо в четыре-пять часов утра, топать с удочками на речку почти четыре километра. Зато какая радость видеть над собой предутренние звёзды, любопытно посматривающие на тебя из синей темноты неба, дышать свежим, прохладным воздухом, идти потом по просёлку между полей, любоваться восходом солнца, прокладывать мокрые дорожки в росистом лугу, слушать перепёлок и жаворонков.

Дорога на речку проходила мимо автомобильной заправки, вела в поле, мимо небольшого озера заросшего камышом. Там Ваня в прошлый раз видел двух женщин, которые, прямо с берега, опустив белые ноги в воду, заросшую темно-зелёными тугими листьями кувшинок, приманивали пиявок. Так сказал Витька. Он рассказал, что пиявки присасываются к щиколоткам, а женщинам остаётся только вынуть ноги из воды и посыпать их солью, тогда пиявки сами отваливаются от ног и можно складывать их в стеклянную трехлитровую банку. А потом они сдают пиявок в аптеку. Но, может быть, и не было никакой банки, всё-таки до озера по меньшей мере шагов сто, на таком расстоянии блеск стекла мог и померещиться. Может быть, это вода в озере блеснула?

Сегодня надо было в первую очередь накопать червей. Где копать, Ваня знал: в овражке за старой баней. Для того чтобы попасть к оврагу достаточно пересечь поляну, слева от которой тянулась ограда парка, а справа – дорога, ведущая к северному выезду из колхоза.

Ваня взял в чулане заранее заготовленную пустую консервную жестянку, зашел в сарай, поискал штыковую лопату. Она стояла в углу между забором и стенкой сарайчика, слегка выпачканная навозом, вместе с вилами и скребком. Ваня стряхнул ошметки, постучав лопатой плашмя по жердине забора, полюбовался белым срезом заточки и скользнул за калитку.

Был обычный летний день с его милыми сердцу приятностями. Солнце стояло высоко. Под ноги попадались то белесый куст полыни, то розово-зелёная головка татарника, то белая кашка с ползущей по ней чёрной жужелицей. Ваня поиграл с лопатой, представляя её стрелецким бердышом с алой рукоятью, потом копьём австралийского папуаса из книги о Миклухо-Маклае. Он даже несколько раз попытался метнуть её, словно копьё, на дальность. Но инструмент не годился для спорта, дальность полета была невелика: полтора-два метра, не больше. Наконец, подойдя уже к самому краю парка, он нашёл центр тяжести на гладкой, приёмистой рукоятке и перестал размахивать лопатой.

Проходя мимо чёрной избушки, в которой когда-то находилась колхозная баня, он вспомнил, как с мальчиками залезал на её крышу, как порезал глубоко ногу, съезжая по доскам крыши. Он не уберёгся от ржавого треугольника загнутого куска жести возле печной трубы. Нога потом долго болела, опухла, ранка гноилась и не заживала до того дня, когда за околицей приземлился вертолёт. Это вертолёт санитарной авиации прилетал за больным, у которого был приступ аппендицита.

Ваня вспомнил, как он бежал вместе с ребятами через аллею парка, мимо кустов пахучей сирени, отставая, прихрамывая на больную ногу, как удивительно быстро забыл о ране после этого события. Вертолёт вблизи он видел тогда во второй раз в своей жизни. В первый раз винтокрылая машина прилетала год назад, тоже по какому-то медицинскому поводу.

Вот и овраг, который наметил Ваня для копания червей. Старая, перегнившая куча мусора, кизяка и соломы, коричневого цвета, в которой червяков было так много, будто они сползлись сюда со всего света. В прошлый раз достаточно было поковыряться в ней десять минут, чтобы набрать их столько сколько нужно. Ваня осмотрел внимательно старый раскоп и непрятное чувство досады, охватило его. Надо же, пришёл за червями, а чем копать не взял.

Ванюша повернул в сторону дома, перешёл большак и зашагал к сарайчику, размышляя о том, как плохо быть забывчивым. Он очень не любил, когда взрослые забывали что-нибудь важное: обещанный подарок или сказку перед сном. Дедушка частенько забывал, куда положил свои очки, Ване даже несколько раз доводилось находить их быстрее деда.

Луг, по которому возвращался домой Ваня, заросший сорной травой, уже не так радовал глаз. Пахло полынью и запах акации доносился из парка, сладко шевелясь в ноздрях. Над сарайчиком и выше вдали над домом неподвижно стояло облако, похожее на белого ватного медвежонка.

И тут взгляд Вани, опускаясь от облака и крыши сарая в степную траву, наткнулся на серую, торчащую в правой руке лопату. Равновесие, которое он нашёл для неё по дороге к овражку делало тяжесть её незаметной настолько, что Ваня забыл про свою ношу, так же, как дедушка иногда забывал и искал очки, которые находились у него же на голове.

Ваня усмехнулся, развернулся на пятках и снова пошёл к овражку.

Персиковый ангел

По небу полуночи ангел летел

М. Ю. Лермонтов

Левое плечо Константина озарило сияние. Он не стал оглядываться, шестым чувством понимая, что это ангел. Действительно, не прошло и минуты, как прошелестел акт материализации. Ангел воссел перед ним боком прямо на столе, прикрыв шелковистым крылом персиковую лодыжку.

– Хм-м! Я думал, что ангелы носят хитоны – не успел подумать Константин, как получил ответ:

– Нет, хитонов мы не носим. Это нам ни к чему. Мы ведь никогда не мерзнем. И жара нас по настоящему не волнует. Но крылья большие и это позволяет почти не стесняться.

Ангел освободил из под правого крыла руку, поднес ее к сверкающим перьям на левом плече и стряхнул на пол невидимую пылинку.

Константин почесал у себя за ухом и спросил:

– А как насчет резинок для волос?

– Нет, такого барахла не употребляем! – спокойно ответил ангел и, распустив густую светлорусую прядь, протянул сверкающую заколку из чистого золота.

– Тяжелая! – с восхищением покачал в ладони драгоценность Константин. Возвращать диковинную игрушку не хотелось, но с заколкой пришлось проститься. Ангел неуловимым движением собрал волосы в изящный локон и закрепил его на вновь возрожденной прическе.

– Да, что я хотел спросить, – продолжил Константин, – грех это что такое? С детства мучит неопределённость понятия. Добро. Зло. Вроде, все понятно. А грех?

– Греха нет! – спокойно возразил ангел.

– Как нет? – не понял Костя. Недоумение исказило его со вчерашнего утра небритую физиономию какой-то детской гримасой. То ли улыбнуться, то ли всплакнуть хочет – думаешь, глядя на такое лицо.

– Греха нет! – внятно и даже как бы торжественно заявил ангел. – Ты ведь, программист и, кажется, неплохой. Имеешь представление о современной науке. Разве тебе не приходило в голову, что раз уж все происходит по законам природы, то и нарушение этих законов невозможно. В принципе.

– Как это? – ошеломленно захлопал ресницами Константин. – А кровопролитие? А преступники? А переходящие улицу на красный свет, в конце концов!

– Они все поступают так по злой воле или по собственной ошибке. Но даже самое страшное преступление не нарушает ни одного из законов природы. Законы общества – да. Но закон гравитации или менделеевская периодическая таблица тут совершенно не при чем.

– А… нра… – Константин смешался было, но выговорил, почти не запнувшись, – а законы нравственности?! Законы религии, морали!!! Ведь и Ваше присутствие здесь неопровержимо доказывает, что это не пустые слова?

– Разумеется. Законы нравственности придуманы, чтобы утешить верующих выдуманной справедливостью, раз уж фактической так не хватает в любой цивилизации. Впрочем, верующие верят, а сомневающиеся… ну, отвлекаются чем-нибудь.

– А не…

– Нет, я не дьявол, а именно ангел. Ан-гел! – веско заметил, вновь безошибочно прочитавший мысль дрогнувшего Константина сверкающий собеседник. – В доказательство могу… скажем, продолжить мое доказательство.

– Ну!.. – не нашелся что на это сказать отчаявшийся молодой человек.

– Так я продолжу. – Ангел бесшумно переместил персиковую фигуру на правую сторону стола, не задев ни монитора, ни скрутившегося поверх системного блока серого кабеля новенькой мышки. – Мудрость и праведность заключаются в том, чтобы следовать законам природы. И я еще раз повторяю, что так называемое «нарушение законов природы» происходит не иначе, как по тем же самым законам. Строго говоря, нарушение законов природы кем-либо в принципе исключено. Как же можно назвать грешником человека, принципиально поступающего по законам природы? Другое дело, что это не освобождает его от ответственности перед церковью, государством и моралью. Но ты, как мыслящий человек, должен признать, что против законов природы, следовательно против нас – ангел многозначительно поднял брови, намекая на что-то находящееся значительно выше потолка и, возможно, крыши, – грех в этом случае отсутствует!

– Но как же так? – окончательно запутавшийся Константин попытался схватиться за соломинку оставшейся у него в голове логики. – Как же мне – он с ужасом представил, какую ответственность пытается на него взвалить сверкающий небесный посланник, – как же мне теперь рассудить, что хорошо и что плохо?

– Просто. – Ангел, не давая Константину расслабиться, продолжал мягко, но настойчиво вылепливать фразу за фразу одна диковинее другой. – Просто не надо нарушать законов природы в названиях. Не надо врать. Хочешь украсть парочку мегабайт информации на взломанном сайте, не называй это хакерством. Это враньё. Называя вещи чужими именами, ты способствуешь накоплению лжи, засорению информационного пространства. Должен пролить кровь, скажем, разбить нос пьяному хулигану, не называй это самообороной и вообще никак не называй. Врежь и беги! Законы природы на твоей стороне, пока ты никому и ни в чем не врешь. Впрочем, если будешь врать, ты законов тоже не уничтожишь, но грех останется на тебе.

– Бож-же мой! – застонал в ужасе, попытавшийся представить себя разбивающим нос хулиганистому соседу по подъезду, неспортивный Константин. – Боже мой! – схватился он за голову, чувствуя, как похолодела кожа у него на висках.

– Да-да! Именно так! – строгий ангел, казалось, хотел окончательно уничтожить своего взволнованного собеседника. – Есть один-единственный вид греха и грех этот ложь!

– Ложь! А я то, так часто лгу! – едва ли не взвыл в отчаянье донельзя расстроенный программист. Ему даже показалось, что он ощущает во рту привкус меди. Ему вспомнились и детский обычай прихвастнуть в разговорах с приятелями, отчаянные попытки скрыть школьные проказы от родителей. Он припомнил несколько случаев лжи на экзаменах, хроническое вранье на работе, по поводу не регулярных, но довольно частых опозданий. Затем ему явилось бесконечное вранье, которым он угощал подругу Наталью, старательно избегая её фантазий на тему, не пора ли кому-то, не будем говорить кому, замуж, а кому-то, не будем его называть, жениться. – А ники, под которыми мы выходим в интернет? Это ведь тоже ложь?

– Ну, что ж. Кто из вас… без… греха! – философски протянул ангел и скептически помолчал.

– А как насчет прощенья? Ми… милосердия и так далее? Или что, Страшный суд, это тоже не сказки?

– Не знаю. – холодно и почти равнодушно выдавил персиковый ангел и заторопился. – Ну, мне пора.

Так же таинственно, как в первый раз, преместившись пред глазами Константина на левую сторону стола, он влился, сияя, в проем вечереющего окна, полыхнул на прощанье бликом закатной фрамуги многоэтажного здания напротив и исчез.

Чувство легкой оторопи, с которой Константину удалось справиться только через час, запомнилось ему надолго.