Текст книги "Скриптер"

В туманной мгле едва светятся полудужья включенных автомобильных фар. А вот уже видна и сама оживленная городская магистраль; слышны – хотя и скрадено, приглушенно – звуки проносящихся по улице в слитном потоке машин!..

Если он, Сотник, не остановит это скольжение, – а их все еще несет, как по ледяному желобу – если не найдет способ затормозить, или свернуть, то управляемый им внедорожник будет смят, разметан в клочья этим несущимся бурлящим железным потоком!..

Сотник схватился за ручник!.. Но уже в следующее мгновение увидел, как обгоняя его – и тоже скользя недвижимыми колесами по какой-то гладкой скользкой поверхности – мимо пронесся знакомый микроавтобус! Он убрал руку с рычага ручного тормоза: не стал противиться тому, чему должно случиться.

По-видимому, он на какое-то время прикрыл глаза, подобно тому, как прикрывает, заплющивает их человек, который, находясь за рулем практически неуправляемой машины, несется навстречу неминуемой гибели.

По всем признакам, грядущего столкновения было уже не избежать…

В такие отчаянные драматичные мгновения Его величество инстинкт становится сильнее человека, его воли, его желания. И даже сильнее его любопытства.

Когда Сотник очнулся, когда он открыл глаза, то увидел нечто, что напомнило ему произошедшее днем ранее, когда он попытался настичь рванувший из Леонтьевского прямо под колеса военной техники транспорт.

Он обнаружил уже знакомый ему, уже виденный им однажды сдвоенный оранжевый след. Но сама картинка, надо сказать, во многом отличается…

Общим фоном к этой проложенной обогнавшим его «фольксвагеном» колее теперь служит не кромешный мрак, а несколько завуалированный, задрапированный, прикрытый кисеей тумана городской ландшафт. Как и в прошлый раз, он ощущал, – хотя бы по толчкам, по передаваемым пальцам рук, ладоням, лежащим на руле, вибрациям – что они не стоят на месте, что они – движутся. Свидетельством тому и смазанные, проносящиеся с большой скоростью за слегка запотевшими окнами силуэты, нечеткие контуры каких-то строений и городских кварталов… Глаз не успевает выхватывать при такой сумасшедшей скорости отдельные детали, какие-то подробности. В этом пространстве законы физики действуют, по-видимому, как-то иначе. Хотя нельзя исключать и того, что имеет место некая абберация – искажение реальной картины, ошибочность в ее отображении и восприятии из-за ограниченности, несовершенства оптической системы, коей, с известной долей условности, можно считать зрительную систему обычного homo sapiens.

Кстати, о глазах. Сотник вдруг ощутил жжение; на глазах навернулись слезы. Он достал из кармана носовой платок. Вытер глаза, поморгал, приноравливаясь к этим новым для него ощущениям…

Зимин, через грудь которого перехлестнут ремень безопасности, казалось, дремлет в своем кресле. Голова чуть свесилась, глаза хотя и приоткрыты, но, определенно, ничего не видят.

Сдвоенный огненно-золотистый след, оставляемый колесами «Фольксвагена», стал темнеть на глазах, истаивать, как тает, распадается, растворяется в воздухе струя пламени и дыма… А затем и вовсе пропал.

В туманной дымке проклюнулись, проявились темными гранями и округлостями очертания предметов. Видимость несколько улучшилась. Сотник, двигаясь в этой зеленовато-серой полумгле, успел даже выхватить взглядом кое-какие детали городского ландшафта.

Очертания, пусть и нечеткие, пусть и смазанные, городских кварталов по обе стороны магистрали, строго по осевой линии которой движутся синий микроавтобус и плотно севший ему на хвост внедорожник, совпадают с реальными очертаниями кварталов зданий по улице Лобачевского, за Мичуринским проспектом. Но… это ведь уже Западный округ?!

Сотник облизнул пересохшие губы. Ну и как прикажете это понимать? Как ему объяснить происходящее не только себе, – хотя себе прежде всего – но и вышестоящему начальству?..

В распоряжении Сотника не оказалось достаточного времени, чтобы хорошенько все обдумать. Впереди, всего в паре десятков метров, обнаружился синий микроавтобус. Мигнули кормовые огни; водитель включил левый поворот.

Сотник тоже показал поворот влево. Машина на этот раз вела себя послушно; временами – как сквозь вату – был даже слышен звук работающего двигателя.

«Фольксваген», миновав шлагбаум с поднятой стрелой, проехал по короткой асфальтированной дороге к не слишком заметному, – со стороны улицы его скрывают деревья – сравнительно небольшому и симпатичному двухэтажному зданию, имеющему центральную часть с треугольной мансардной крышей и два несколько выступающих крыла. Сотник притормозил; никак не мог решить, что ему дальше делать в этой быстро меняющейся ситуации. «Фолькгсваген», тем временем, миновал выложенную цветной шлифованной плиткой площадку перед зданием, часть которой занимает цветник. И свернул за другой, дальний, угол этого строения, скрывшись из поля зрения Сотника.

Как только Сотник принял решение двинуть вслед за синим вэном – им ведь с Зиминым приказано не спускать глаз с этого транспорта! – послышался секущий воздух свист.

Это опустилась – упала, обрушилась, как тысячекилограммовое лезвие промышленной гильотины, едва не разрубив подкативший слишком близко внедорожник! – некая преграда, которую он поначалу принял за стрелу самого обычного автоматического или управляемого дистанционно шлагбаума.

– Ну, тогда приехали, – сказал, обернувшись, Николай. – Эй, парень, да ты весь слезами изошел! Надеть на него повязку, Алексеич?

– Зачем же обижать нашего молодого друга, – сказал Редактор. – Мы ведь не какие-то кинднепперы, мы не занимаемся похищением людей. Так что в повязке, думается, нет необходимости.

Логинов провел ладонью по запотевшему стеклу. Зрение к нему еще не вполне вернулось; очертания предметов казались нечеткими, такими, словно он смотрел через расфокусированный объектив или ненастроенный бинокль. Но глаза щипало уже не так сильно, как еще каких-то пару минут назад…

– Куда это вы меня привезли?

– В некоторых компаниях кандидату на соискание должности предлагают пройти медкомиссию. Схожий порядок действует и у нас.

– С какой такой стати я должен проходить медкомиссию?! Мы так с вами, Павел Алексеевич, не договаривались!

– Формальность… но без нее не обойтись. Впрочем, касательно прохождения медкомиссии – это преувеличение. Вас осмотрит наш доктор. Думаю, этого будет достаточно.

Хлопнула передняя дверка. Николай обошел микроавтобус, сдвинул дверь бокового люка.

– Выходи из машины, парень! Давай руку!

– Я сам!

– Пригни голову… Давай свой ноут, я его пока подержу!

Логинов выбрался из вэна. Прижав чехол с лептопом к груди, уставился на щит, установленный ближе к торцу здания, метрах в пяти от того места, где они остановились. В глазах чуточку рябило, но он всё же смог прочесть надпись на этом рекламном щите: «Центр восстановления зрения». Выше – над этой надписью, сделанной золотистыми буквами на синем фоне – изображен уже знакомый Логинову символ – вписанный в треугольник глаз.

Редактор тоже покинул салон микроавтобуса, причем, без чьей-либо помощи.

– Иногда полезно побыть незрячим, – адресуясь непонятно кому, вполголоса сказал Павел Алексеевич. – Хотя бы несколько минут… чтобы было потом с чем сравнивать.

Они вошли в здание с черного входа. В небольшом светлом коридоре визитеров ожидал мужчина в белом халате и белой шапочке. Ему лет пятьдесят с небольшим. Аккуратная «профессорская» бородка, открытое с живыми умными глазами лицо, приятная, располагающая к себе манера общения. Врач поздоровался за руку со своим давним знакомым. Кивнул охраннику, придерживающему за локоть третьего из их компании. С интересом посмотрел на будущего пациента, парня лет двадцати с небольшим. Затем вновь перевел взгляд на человека в черном; улыбнувшись, сказал:

– Давненько что-то вы не захаживали ко мне, Павел Алексеевич!

– Не было повода, доктор. Вы человек занятой, у вас тут очередь расписана на годы вперед.

– Вы же знаете, что для вас я всегда доступен. В особенности – для вас.

– Не хотелось тревожить без веской причины.

– Обращайтесь в любое время дня и ночи.

– Спасибо доктор. Вы, как всегда, очень добры.

– Я в вашем полном распоряжении, Павел Алексеевич.

– Вы не могли бы осмотреть этого юношу?

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Дело моё… как и его – не терпит отлагательства. Или вам нужна дополнительная санкция?

– Меня проинформировали, что вы приедете не один. Также меня предуведомили, что вы привезете какого-то интересного молодого человека.

Доктор, немного помолчав, многозначительным тоном прибавил:

– Необходимые санкции получены.

– Очень хорошо…

– Эй… что происходит?! – подал голос Логинов. – Это вы обо мне, что ли, говорите? Я как бы тоже тут присутствую?!

Доктор повернул к нему голову.

– Вы что-то сказали, юноша?

– Куда меня привезли?! Это что… больница?

– Это частная клиника, голубчик. Не волнуйтесь, у нас имеются в наличии все необходимые лицензии и разрешения.

Доктор глядел на парня ласково, доброжелательно. Но, в то же время, и как-то пытливо, изучающее. «Наверное, – подумал Логинов – именно так смотрит ученый через окуляр микроскопа на объект своего исследования. Примеривается, как половчей сделать надрез скальпелем».

– На что жалуетесь? Глаза щиплет? Жжение? Резь?

– Спасибо, доктор, но мне уже лучше… Как рукой сняло! Знаете, пожалуй, я пойду… у вас и без меня, наверное, пациентов хватает.

Логинов попытался освободить локоть, прихваченный «Колей», но охранник не выпускал его из цепких объятий.

– Вместе пойдем, молодой человек, – мягко произнес мужчина в белом халате. – Здесь недалеко… подвал у нас под ногами.

Доктор запер дверь черного входа.

– Ну что ж, не будем терять времени. В здании, кроме моего охранника, сейчас никого нет. Следуйте за мной, господа.

Владелец клиники открыл своим ключом одну из дверей в дальнем конце коридора. Включив свет, он первым стал спускаться по каменным ступеням. О необходимости проявлять внимательность и осторожность хозяин гостей предупреждать не стал. Те двое, что привезли в Центр коррекции зрения молодого человека, не раз уже здесь бывали прежде. И они не те люди, что нуждаются в каких-либо дополнительных советах или предупреждениях.

«Коля» цепко придерживал Логинова за предплечье, страхуя, чтобы тот не споткнулся или не поскользнулся на этих довольно крутых ступенях. Дэн инстинктивно опустил голову; он стал смотреть под ноги. Ступени сделаны из какого-то пористого камня. Возможно, из известняка; там и сям видны следы скрепляющего раствора. И вот еще что странно. Интерьер наверху, в самой клинике, в коридоре, где они провели несколько минут, – во всяком случае, то, что он смог разглядеть – казался вполне современным. А вот ступени, по которым они спускаются, равно как и шершавые, с неровностями, с открытым, обнаженным сердцевинным рисунком камня стены, ассоциировались у Логинова с некоей стариной… Но и эти ассоциации имеют условный, умозрительный характер; ибо откуда Даниилу Логинову, современному молодому человеку, знать, как выглядит подлинная старина, а не та декорация, которую создали люди, назвав ее «всеобщей историей»…

Ступив на последнюю, тридцать вторую по счету ступень, доктор, шедший в их компании первым, оказался перед металлической сейфовой дверью. Воспользовавшись еще одним ключом из связки, которую держал в руке, – на этот раз длинным штыревым – отпер замок.

А следом, провернув ручку в форме штурвала, открыл и саму дверь.

Окулист, войдя в подвал первым, включил освещение. Логинов, перешагнув вслед за своим крепким поводырем невысокий порожек, на какое-то время застыл. Он был так удивлен, что даже слега приоткрыл рот.

Вот это да…

Местечко, в котором они оказались, здорово смахивает на старинные боярские палаты. Вернее, не на сами парадные «хоромы», но на хозяйственные или складские помещения (так называемые «нижние погреба», или же «погребные подвалы»). Пол выложен тем же материалом, что и ступени наклонного хода, по которым они сюда сошли. Он, этот гладкий каменный пол, как показалось, тоже имеет наклон, но небольшой, в несколько градусов всего – в противоположную от входа сторону. Сводчатые стены понизу, примерно до высоты человеческого роста, белокаменной кладки. А вот сами закругления-своды выложены темно-красным кирпичом, скрепленным желтоватым раствором.

Подвал, во всяком случае, его видимая часть, состоит из двух таких сводчатых камор. Такого же примерно рода помещения встречаются и в древних монастырях – рачительной братии всегда найдется что хранить в своих вместительных погребах, клетях, подземных кладовых.

Впрочем, такие или похожие подземные сооружения, подвалы, погреба, укрытия не были чем-то особенным, уникальным, встречающимся только на определенной территории. Наверное, нечто подобное тому, что сейчас видел Логинов, можно встретить и в других местах, где сохранились старые постройки или же возведены квазиисторические декорации, «новоделы», призванные подкрепить, удревлить историческую легенду государства либо служить приманкой для туристов.

– Странное место, – пробормотал Дэн. – Не очень-то похоже на медицинское учреждение… Скорее, на какой-то средневековый застенок.

Чуть повысив голос, он спросил:

– Доктор, а вы именно здесь принимаете своих пациентов?

– Только в исключительных случаях, молодой человек, – сказал Окулист. – Обычных пациентов, нуждающихся в коррекции зрения, я принимаю наверху, в своем врачебном кабинете.

Логинова ввели в другое, дальнее от входа помещение. Эта палата и вправду была оборудована как медицинский кабинет. Здесь имеются два кресла – одно регулируемое, для пациента, другое для медика. Между ними стол с аппаратурой. Доктор принялся включать дополнительные светильники. Охранник, тем временем, усадил «клиента» в кресло. Дэн настолько был огорошен происходящим, что даже не сопротивлялся.

Доктор направился к раковине – она оборудована в нишевом пространстве стены. Выпустил струйку воды; намылил руки, вытер их насухо одноразовым полотенцем, надел пару медицинских перчаток.

Закончив с приуготовлениями, переместился к усаженному охранником Николаем в офтальмологическое кресло молодому человеку.

– У меня все нормально со зрением, док, – торопливо произнес Логинов. – Даже эта фигня… жжение, то есть, прошла! А-атлично я себя чувствую! Да послушайте же!.. Я абсолютно здоров!!

– А вот мы сейчас проверим, – мягко произнес Доктор. – Если не возражаете, юноша, я приступлю к осмотру.

Павел Алексеевич устроился в белом пластиковом кресле, которое принес из ближней палаты Николай и поставил у одной из колонн. Сам же охранник стоял неподалеку, в пространстве между колоннами. Скрестив руки на груди, он хранил молчание, но был готов прийти на помощь Окулисту, если это потребуется.

Какое-то время, минут пятнадцать или немногим более, доктор потратил на предварительный осмотр. Окулист манипулировал светом; поочередно, в известной ему последовательности, под разными углами, он задействовал тот или иной источник – а в его распоряжении не менее десятка гибких светильников, похожих на металлических змей. Он то опускал со лба маску с окуляром и дополнительным светильником, одновременно регулируя положение как корпуса, так и головы пациента, вглядываясь через этот окуляр в глазное яблоко пациента, при том придерживая пальцем веки в нужном для осмотра положении, то придвигал вплотную шарнирный стол с микроскопом и заставлял юношу – фиксируя положение головы специальным устройством – смотреть в другую пару окуляров…

Здесь же, под рукой, офтальмологическая стойка с осветителем, фороптором и еще двумя приборами, закрепленными при помощи кронштейнов. Поначалу Окулист ограничивался лишь короткими командами, впрочем, отдаваемыми в вежливой и даже просительной форме. «Поверните, пожалуйста, голову чуть вправо…» «Будьте добры, выпрямьтесь, сядьте ровно…» «Смотрим в окуляры… стараемся не моргать…»

Но затем, в какой-то момент, – разглядывая сетчатку и прочие известные ему детали и подробности строения глаза через окуляры микроскопа – он вдруг произнес нечто, чего, возможно, и сам не предполагал говорить вслух:

– Не может быть… Гмгм… Просто не верю своим глазам!

Логинов все это время чувствовал себя чем-то вроде подопытного кролика. Но затем произошло то, что заставило его самого встрепенуться, заставило с интересом отнестись к происходящему.

Он смотрел – как доктор велел – в окуляры. Поначалу Дэн видел лишь нерезкое, несфокусированное световое пятно. Но в какой-то момент в том пространстве, в которое он вглядывался, – возможно, прямо у него на сетчатке, или же на кристаллике – появилось на фоне мягкого золотистого свечения нечто, что глядело прямо на него, заглядывало, казалось, в его душу, в самые сокровенные уголки.

Это нечто походило на человеческий глаз; но в нем было и что-то нечеловеческое, что-то такое, чему Логинов не мог дать определение, поскольку не все можно описать словами или символами.

Впрочем, если говорить о символах, то нечто, смотрящее – как он предполагал – на него, чем-то напоминает то изображение, которое он видел на найденном в почтовом ящике листке, а также на щите у входа в здание.

Но и это еще не все, если говорить о той картинке, которую он сейчас видит. Это всевидящее нечто, являя собой целое, в то же время – если внимательно присмотреться – состоит из неких ячеек, фрагментов. Каковые, в свою очередь, делятся на мелкие частицы, сохраняющие или же повторяющие, воспроизводящие форму, вид, род, особенности, базовые качества и характеристики. Ну а те, опять же, делятся, подобно живой клетке, на еще более мелкие модули в форме «ока»; настолько мелкие, что их уже и не разглядеть.

И так – до бесконечности, сколько способен видеть его, Логинова, несовершенный глаз. У него даже перехватило дыхание; в этом зрелище было нечто завораживающее, но и опасное, нечто влекущее, но и тревожащее…

И вот еще какая мысль промелькнула у него в голове, пока он вглядывался через окуляры в нечто такое, что само, в свою очередь, пристально и изучающего вглядывалось в него самого.

В каком-то смысле, то, что он видел, можно назвать пирамидой. Да, именно так, как это ни странно. Пирамида, состоящая из сотен, тысяч фрагментов, или модулей в форме треугольного глаза. Собственно, и сама вся эта живая, парящая в лазурном пространстве пирамида тоже была ничем иным, как единым треугольным оком.

– Гмгм… Так, так… Поистине уникальный случай!

На прозвучавшую из уст Окулиста реплику мгновенно среагировал сидящий в кресле человек в черных очках, не проронивший до того ни единого слова.

– Сколько у него, доктор?

Дэну тоже было интересно, что именно скажет окулист. Все же речь, как он понял, сейчас идет именно о нем. Но мужчина с профессорской бородкой и мягкими вежливыми манерами не стал оглашать вслух результаты проведенного им исследования… Он подошел к сидящему у колонны Редактору. Наклонившись к уху, прошептал несколько слов.

– Сколько, сколько? – переспросил Редактор. – Вы уверенны, доктор?

Тот вновь зашептал что-то на ухо внимательно слушающему его Павлу Алексеевичу.

– Отчего же, я вам верю… – задумчиво произнес Павел Алексеевич. – Просто нужно время, чтобы эту новость как-то переварить.

– А мне можно узнать, о чем вы там говорите? – подал реплику Логинов. – Я так понял, что речь обо мне?

Доктор спросил у человека в черном:

– Сказать ему, Павел Алексеевич?

– Я сам скажу. Но не сейчас… когда придет время.

Послышалась телефонная трель. Редактор вытащил из кармана трубку. Она у него несколько необычного дизайна – без экранчика и всего с тремя кнопками несколько больших размеров, чем у обычных мобильных телефонов.

– Редактор Третьего на связи!

В трубке прозвучал голос именно того человека, чьего звонка Павел Алексеевич ожидал с нетерпением, хотя и не без тревоги.

Звонивший, не теряя времени на приветствия и прочие формальности, перешел прямо к сути дела.

– Авакумов на линии! Сколько у него, Павел Алексеевич? Доктор уже определился?

– Две тысячи сто единиц!! Минус, естественно.

– Что?! Две тысячи сто в минусе, вы сказали?

– Это не я сказал, Михаил Андреевич, а доктор. Это тот уровень, что надежно установлен… Можете, кстати, сами с ним поговорить. Мы сейчас как раз у него.

– Поговорю. Обязательно побеседую с ним! Но не сейчас, чуть позже, когда закончим с вами.

На линии несколько секунд царило молчание.

– Итак, у нас возникли серьезные проблемы?

– Именно об этом я и хотел с вами поговорить, уважаемый Михаил Андреевич. Даже безотносительно того, что выяснилось уже здесь, на месте, ситуация мне представлялась тревожной… требующей повышенного внимания.

– Павел Андреевич, Часовщик мне передал вашу просьбу о встрече. Чтоб вы знали, я самым внимательным образом отслеживаю ту тему, которую вам поручено было отредактировать минувшей ночью…

На линии воцарилось молчание. По-видимому, Авакумов и сам не ожидал услышать того, что он только что услышал. Теперь уже ему требовалось время, чтобы принять правильное – единственно правильное – решение.

«Значит, сам Авакумов взялся курировать тему. Будь иначе, – подумал про себя Редактор, – не подключись к этой теме Хранитель в столь высоком статусе, мне бы и пальцем не дали пошевелить… Забрали бы тему на более высокий уровень, и там бы начали заново перебирать весь скрипт. Потому что у Третьего канала нет таких возможностей, – и полномочий! – чтобы развернуть скриптованное событие за пределами своего четко регламентированного временного диапазона…»

Редактор в такт своим мыслям слегка покачал головой. Интересный получается расклад. Авакумов, зная о произошедшем, зная также детали непростой биографии редактора Третьего, все же оставил на данной теме именно его, а не кого-то из вышестоящих редакторов.

Гмгм… Тут есть о чем подумать.

Павел Алексеевич поднялся из кресла и перебрался в самый дальний конец помещения. Не то, чтобы он не доверял присутствующим (про Логинова, кстати, он пока вообще мало что знает). Но не известно, о чем еще захочет поговорить с ним человек, только что прозвонивший ему, а затем взявший паузу на обдумывание.

Наконец в прикрепленной к уху Редактора гарнитуре прозвучал голос Авакумова. Голос спокойный, без ноток тревоги или еще каких-то ненужных сейчас эмоций.

– Павел Алексеевич?

– На связи.

– Что, по вашему мнению, мы должны сейчас делать? Как нам поступить? У вас уже имеются какие-то наметки?

– Ситуация очень динамичная, Михаил Андреевич. Просчитать заранее невозможно…

– Это понятно. И все же?

– Риск в таких случаях возрастает многократно. Но я бы сделал две вещи.

– Излагайте.

– Первое. Нужно пробить два события. По меньшей мере – два. Хотя, рискну предположить, мы пока ухватились лишь за кончик цепи событий.

– Первое событие?

– То, над которым я минувшей ночью колдовал…

– Несостоявшийся теракт в бизнес-центре по улице Орджоникидзе?

– Да, об этом и речь!

– Но… Данное событие ведь отредактировано? Причем, лично вами, Павел Алексеевич!

– Да, и это тоже верно. Но случай сложный… очень сложный! Редактура в том виде, как она была осуществлена… и как единственно могла быть осуществлена на тот момент, не решила всех проблем. О чем я и доложил Диспетчеру.

– Я ознакомлен с этим вашим докладом. Так что там не так, с тем событием?

– Представляется мне, что мы имеем дело с сложносоставным связанным стратегическим скриптом с элементами маскировки и даже дезинформации. Но это пока лишь предположение, которое следует проверить.

– Продолжайте.

– Проверить его досконально можно лишь в одном случае… Нужно вернуться к этой теме, развернуть скрипты, просветить, проанализировать, поискать другие концы и другие возможности.

– То есть, вы предлагаете действовать на более пространной временной шкале? И задействовать при том все имеющиеся у нас возможности?

– Да, Михаил Андреевич, именно так! Пока еще не поздно, пока еще не закрылось «окно» по этой теме!

– Ну что ж, разумная мысль.

– Тут вот ведь еще что… Если мы упустим время, если не среагируем оперативно, то будем потом попросту тащиться в хвосте событий. Ну а далее…

– Понимаю, – оборвал его Хранитель. – Вы сказали, что сделали бы «две вещи». С первым пунктом у меня имеется ясность. Что по второму?

– Второй пункт, это, собственно – Логинов.

– Так, так…

– Он ведь может исчезнуть в любой момент, в любую секунду! Вот то, что он здесь и сейчас, ровным счетом ничего не означает. Думаю, вы понимаете, о чем я, Михаил Андреевич.

– Если бы не понимал, то вы бы сейчас беседовали с кем-то другим.

– Чинимое нам неустановленными пока структурами противодействие, уверен, будет лишь нарастать! Хотя это тоже пока лишь мое предположение.

– Я понял ваш посыл. Но вернемся к сложившейся ситуации. Какое у вас предложение по этому молодому человеку? То есть, по Логинову?

Павел Алексеевич коротко изложил свои соображения и на этот счет. Авакумов, помолчав немного, сказал:

– Добро. Жду вас завтра в удобное время… Думаю, вы знаете, где меня можно найти.

– Знаю. Если, конечно, вы не поменяли служебную резиденцию.

– Не поменял. Ну что ж, Павел Алексеевич… Не буду отрывать вас от важного дела. Действуйте именно таким образом, как только что договорились.

Павел Алексеевич вернулся в «дальнюю» палату, где оборудован кабинет Окулиста. Туда, где в офтальмологическом кресле все еще восседает молодой человек, о существовании которого еще двадцать четыре часа назад редактор Третьего ровным счетом ничего не знал.

Он сел в пластиковое кресло у колонны. Затем, тем же спокойным тоном, что и обычно, произнес:

– Верните ему зрение, доктор. Необходимая санкция мною только что получена.

Доктор, не задавая лишних вопросов, открыл верхний ящичек своего стола. Достал оттуда бутылочку с каплями, а также коробочку со специальными линзами.

– Эй, господа, я не понял?! – подал реплику Логинов. – Что значит – «верните зрение»?! У меня что, обнаружился какой-то дефект? Близорукость? Или, наоборот, дальнозоркость?

– Ни то, и ни другое, – Окулист подкатил стол на колесиках ближе, так, чтобы было удобно работать. – Зрение у вас хорошее… Нормальное человеческое зрение.

– Вы сказали – «человеческое»? – переспросил Логинов. – Как вас понимать? А разве есть еще какое-нибудь другое зрение? И если у меня нормальное зрение, то на фига тогда… Эй, эй, полегче! Что вы собираетесь делать, я не понял?

– Сидите спокойно, – сказал Окулист, набирая в обычную глазную пипетку жидкость из небольшой непрозрачной бутылочки темного цвета без этикетки. – Даже если я не закапаю вам очищающий препарат, у вас все равно произойдет активация второго комплекта.

– Че-го?! Я не понял, доктор? Эй, Павел Алексеевич?! – крикнул Логинов, пытаясь увернуться от направленного в глаза света. – Какого «второго комплекта»?! Куда вы меня привезли? Здесь не глазная клиника… тут клиника кое у кого, в натуре! Настоящий дурдом!!

– Доверьтесь доктору, – сухо произнес Редактор. – Если он не введет вам препарат и не поставит временные линзы…

– То что в таком случае произойдет?

– Прозрение тогда будет довольно болезненным. Уж поверьте мне, Даниил, я знаю, о чем говорю.